Читать книгу Апостол Павел в свете Посланий - Г. Г. Феоктистов - Страница 8

Часть I
Послание Галатам
Глава 4

Оглавление

В ней Павел, несмотря на вроде бы завершённую аргументацию, не может остановиться: увлёкшись, он продолжает её развивать, пользуясь найденной аналогией с «наследником». Очевидно, что слушателем, по – существу, это не даёт ничего нового. Но тем не менее, Павел продолжает убеждать себя, оттачивая и развивая образы из третьей главы: «Ещё скажу: наследник, дотоле, в детстве, ничем не отличается от раба, хотя и господин всего; он подчинен попечителям и домоправителям до срока, отцом назначенного» (4:1–2). Здесь проглядывает жизненный опыт, связанный с взаимоотношениями в состоятельных семьях, возможно, собственной. Скорее, максимум среднего социального уровня. Человек, выросший в высоком социальном положении, или получивший систематическое образование богослова – толкователя Писания, использовал бы другой лексикон и другие грамматические обороты. Уровень цитирования Писания и навыки изложения позволяют предположить довольно невысокий начальный уровень, дополненный в дальнейшем опытом практического апостольства. Для сравнения, литературный уровень Евангелий и концептуальное содержание значительно выше. Но «Карфаген должен быть разрушен!» и Павел продолжает убеждать «неразумных галатов», повышая эмоциональность наполнения: «так и мы, доколь мы были в детстве, были порабощены вещественным началом мира» (4:3). Масштаб рассмотрения расширяется до вселенского уровня. Оппозиция «вещественному» миру у Павла непримирима, сочетаясь, правда, с признанием творца этого самого мира Бога Отца. Невольно возникает вопрос: когда и чем провинился «этот мир» перед Богом и Павлом, впав в «грех». Как мы увидим позднее, всё дело в материальности «плоти», которая изначально «греховна». Отсюда и обычный перенос «греховности» на мир, существующий в исходной материальности, хотя и по воле Бога.

Но продолжим:

Павел со всей его изначальной верой в Бога Отца стремится дистанцироваться от «этого мира», мира Бога, и приобщиться к высшему Божьему, постепенно склоняясь к уходу в мир небесного, божественного. Он почти не говорит о Царстве Божьем в духе Иисуса. Сам он почти «духовен» в понимании позднейших гностиков. Но, «когда пришла полнота времен, Бог послал Сына Своего (Единородного), который родился от жены[2], подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление» (4:4–5)[3]. Т. е. вновь, главная цель прихода Христа – получение усыновление обращенных. При этом, в своём сыновстве они, как бы, уравниваются с Христом. Без упоминания об Аврааме. И: «А как вы – сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа сына своего, вопиющего “Авва, Отче!”» (4:6). Дух является посланником только для «сердец ваших» – сердец принявших веру. Ещё раз: Дух есть ответ на проявленную веру. Т. е. типология сохраняется иудейская. В дальнейшем, то же утверждали и гностики с добавлением «знания». И лишь по сошествии Св, Духа верующие становятся свободными от рабства Закона: «Посему ты уже не раб, но сын, а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа» (4:7)[4]. Второй цикл аргументации замкнут. Уровень аргументации тот же, тот же и уровень страстности и убеждённости. Разница в деталях. Павел уже убеждён в собственной правоте, забыв о собеседниках. Почти забыв.

Ибо вдруг он обращается к ним напрямую, вроде уйдя от темы Закона. Он устыжает их, напоминая о недавнем их язычестве. Собственно, только теперь можно действительно удостовериться, что его адресатом были галаты. По крайней мере, в данном отрывке: «Но тогда, не знав Бога, вы служили богам, которые в существе не Боги. Ныне же, познав Бога, или, лучше, получив познание (вновь «знание», а не «веру») от Бога, для чего возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите ещё снова поработить себя им?» (4:9). Отметим, рутинный выпад в сторону «вещественных начал».

По существу, Павел в этом отрывке предвосхищает гностиков с их: «познание», «вещественные начала», «поработить». Но не забывает о необходимости отдаления от Закона и, хотя и завуалировано, приравнивает впадение в грех язычества возвращению к Закону, отказу от истинного Бога, усугубляя глубину возможного падения. О том, что «вещественный мир», язычество и Закон почти синонимы, уже звучало. И, заранее, несколько нарочито, сокрушается: «Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас». Но возможно и возникновение реальных сомнений, связанных с лежащими в глубине души его комплексами, и болезнями, которые он то скрывает, то демонстрирует в качестве стигматов своей избранности.

Но, желая отогнать от себя такие сомнения, сняв, по возможности, внутреннее напряжение в ходе пространных рассуждений, он стремиться снизить накал страстей, переходя на более спокойный, почти извиняющийся, примирительный тон: «Прошу вас, братия, будьте, как я, потому что и я, как вы. Вы ничем не обидели меня» (4:12). «Ибо все мы – братья» – всеобщий призыв ораторов. Чтобы победить мои и ваши сомнения, «будем вместе». И тогда они развеются. Тем более, что в прошлом у нас были прекрасные примеры для подражания, для продолжения нашего дружеского общения: «что, хотя в немощи плоти благовествовал вам в первый раз, но вы не презрели искушения моего во плоти моей и не погнушались им[5], а приняли меня, как Ангела Божия, как Иисуса Христа. Как вы были Блаженны! Свидетельствую о вас, что если бы возможно было, вы бы и исторгли бы очи свои и отдали мне» (4:14–15). (очевидно, речь идёт о болезни глаз у Павла.) Заметим, что Павел вспоминает о необращенных язычниках, «закоренелых во всяческих грехах плоти», которых он обличал с таким негодованием выше. Но здесь ситуация иная. И Павел, отдавая им должное, тем не менее, приравнивает их к отступникам, хотя не в язычество, но в закон. Что, очевидно, не одно и тоже. Но?..

И предаваясь воспоминаниям, он стремится воссоздать атмосферу былой благости и доверия, в которой проходило их обращение в истинную веру. Использовав и чувство сострадания, которое столь явственно, по его словам, они проявили. Было это или нет, но слышать о себе такое всегда приятно. И Павел это учитывает. А потому и не грех вспомнить о своих немощах. Как всегда, в подобных ситуациях он взывает к слабости, но никогда проявлению силы. Для него сила – в силе духа. А тело предназначено для мученичества. Как у Иисуса.

Вспомним, что завершает Павел этот фрагмент страстным пафосным панегириком: «Свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгнули бы очи свои и отдали мне»(4:15). После такого признания разве можно было вспоминать о каких-либо разногласиях? Чтобы не говорили о Павле, он был, если не выдающимся ритором, но психологом определённо. Уже невозможно было сомневаться в его искренности: «Итак, неужели я сделался врагом вашим, говоря истину?» (4:16). Лишь ваши враги «Ревнуют по вас нечисто, а хотят вас получить, чтобы вы ревновали о вас» (4:17). И деликатная укоризна в адрес собеседников: «Хорошо ревновать в добром всегда, а не в моем только присутствии у вас». И призыв к возвращению: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (4:19). Он переходит на доверительный язык семьи, жаждущей возвращения заблудших сыновей, на язык традиции, положенной Иисусом. И продолжает в той же родственной тональности: «Хотел бы я теперь быть у вас и изменить голос мой, потому что я в недоумении о вас» (4:20). Собственно, Павел немного лукавит: его, голос, он непрерывно меняет. Но Павел, несмотря на всю красочность своего стиля метафоры рождения, безусловно искренен. Он физически испытывает боль за рождение каждой общины, он болеет и готов их «лечить» и пестовать до «изображения в них Христа». Но дети так часто бывают неблагодарными и непослушными. И забывают своих родителей, как показали дальнейшая история тех же церквей в отношении Павла. А воздействовать на них можно разве что «изменением голоса». И остаётся быть в вечном «недоумении».

Весь этот абзац носит необычный, даже для Павла, личный характер, почти лирический, напоминая, скорее, беседу старого учителя с отбившимися от света «истины» подростками. Он не может уже негодовать, сердиться, заставлять. Ему остаётся только «недоумевать» и задумываться, всё ли правильно он сделал.

Но это минутная слабость. И уже в следующем абзаце Павел вновь возвращается к волнующей его теме. То, что было ранее, в предыдущем абзаце, уже не существует. Дело ещё не закончено и Павел продолжает свои убеждения, ему пришли на ум новые аргументы: «Скажите мне вы, желающие быть под законом: разве вы не слушаете закона?» (4:21). Павел вновь изменил адресат своего обращения. Вряд ли галатов можно отнести к вдумчивым толкователям Закона. Но продолжим: «Ибо написано, Авраам имел двух сыновей, одного от рабы, второго от свободной. Но тот, который от рабы, тот рожден по плоти, а который от свободной, тот по обетованию» (4:23). Рефрен «рабство =плоть» неизменен. Но следующее «иносказание» выглядит достаточно странным: «Это два завета: один от горы Синайской, рождающей в рабстве, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве, а высший Иерусалим свободен; он – матерь всем нам» (4:24–26). Аналогия весьма смелая и искусственная. И вряд ли убедительная для его слушателей: какое им дело до неведомой Агари и горы Синайской в далёкой Аравии? Всё это имеет значение только для Павла (?).

Но тем не менее, отметим используемые символы зла – Закон, Синай и особенно «Иерусалим нынешний», который в качестве сосредоточения зла (Закона) предвосхищает Будущий «Вавилон» – Рим. Неожиданно появляется здесь и антитеза: «вышний Иерусалим» в качестве символа свободы – предтеча «Града Небесного» св. Августина. Всё эти аналогии даже для Павла необычны. Но, если это так, то он могут свидетельствовать о возрастающем интересе его к Небу в качестве олицетворения Царства Небесного, что характерно для несколько более позднего христианства. Надежды на Землю остаётся все меньше. Даже на город Храма – Иерусалим, в котором пребывают апостолы, но с которыми у Павла непримиримая борьба. Там не может быть Храм «истины»! А вышний Иерусалим свободен, так как ни с чем земным не связан, «он – матерь всем нам» в свободе нашего Духа, Духа Христа сына Отца нашего Небесного.

И далее следует странное для иудея восклицание: «Ибо написано: веселись, неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, не мучичившаяся родами, потому что оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа» (4:27). – с их культом семьи и сыновничества. Собственно, это вставка из Ветхого Завета (Ис. 54.1). Но необходимость её и связь с остальным текстом сомнительна. Возможно, здесь проявились отзвуки личного свойства с его неприятием сексуальности?

Но иметь «духовных потомков» для Павла было великой радостью, которую он с упоением высказывает, утверждая в очередной раз желаемое: «Мы, братие, дети обетования по Исааку» (4: 28). Не по Аврааму, получившему обетование, но бывшим отцом не только Исаака – плода обетования по вере, но и Измаила – потомка «плоти». И противостояние рождённых «по духу» и «по плоти» было предначертано свыше. И замыкает цепь рассуждений возврат, не слишком изящный, к теме наследника с ссылкой на Писание: «Что же говорит Писание? Изгони рабу и сына её, ибо сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной». (4:30). При этом, как бы уходит в небытие еще недавний восторг по поводу всеобщего равенства: «нет раба, нет свободного», главой выше. Скорее, вспоминаются сцены из Ветхого Завета очищения Земли обетованной от излишних аборигенов.

Внутренняя обусловленность рассуждений Павла его культурной установкой вновь проявляется, возможно, вопреки благости его намерений. Она проявляется как в выборе примера аналогии, так и тональностью самого обсуждения. Терпимость в принципиальных вопросов для Павла не свойственна. Он готов её демонстрировать в тактических целях, но не более. И в данном Послании в проявляемых эмоциях он последователен в своих конечных устремлениях.

2

Т. е. имел человеческое происхождение. К тому же «подчинялся закону».

3

Вновь рудимент иудейства: Павел забыл, к кому обращается – к язычникам, но не к «подзаконным».

4

Заметим, что по римскому праву усыновлённый получал статус независимого человека, свободного от долгов. В данном случае: освобождался от долгов «грехов своих».

5

Болезнь Павла могла выглядеть в глазах язычников как наказание Божие. Сам Павел её воспринимал как ниспосланное ему испытание, подобное Христовым.

Апостол Павел в свете Посланий

Подняться наверх