Читать книгу Психология сознания. Вопросы методологии, теории и прикладных исследований - Г. В. Акопов - Страница 4

Категория сознания, переживающая свое возрождение после пионерских работ В.Ф. Петренко по психосемантике сознания, не только определила новые точки роста отечественной психологии (В.М. Аллахвердов, В.П. Зинченко, О.В. Гордеева, Е.В. Субботский, Ю.М. Швалб, Н.Б. Шкопоров, Е.В. Улыбина и др.), но и позволила сформировать новую область научных исследований в США и Западной Европе (The Science of Consciousness).

Идеологической основой расширения интереса к проблеме сознания, несомненно, послужило также постсоветское «обновление» взгляда на методологию отечественной психологии, ее основные постулаты и принципы. Показательно, в частности, высказывание В.П. Зинченко в отношении незыблемого ранее принципа единства сознания и деятельности: во взаимодействии сознания и деятельности, единство – лишь момент, так как «сознание имеет большее число степеней свободы, чем деятельность, благодаря чему оно по отношению к ней может выполнять оценочные, рефлексивные, инициирующие или тормозящие функции». Это можно назвать принципом «асимметрии сознания и деятельности» (Зинченко, 2003).

Можно также согласиться с В.И. Молчановым, что вполне допустимая конструкция «сознание сознания деятельности» может и не быть «встроена в деятельность», если «в деятельности реализуется определенный тип сознания, определенное понимание сознания». Автор анализирует две концепции соотношения сознания и деятельности (встроенности сознания в деятельность и обусловленность сознания деятельностью), оставляя без внимания возможность инстаурации (конструирования, созидания, обогащения, самореализации, в частности эстетизации и т.д.) сознанием деятельности (Молчанов, 2007).

Сознание неотрывно от субъекта и не может существовать вне субъекта, в то же время формы проявлений сознания субъекта и субъекта осознания не тождественны. Факторами развития и проявления сознания в настоящей работе определены контакт (коммуникация, общение) и свобода (произвольность, творчество, созидание). Двухфакторная структура сознания обобщает и объясняет существующие описания функций, структуры, форм, видов и другие проявления сознания. Понятие психологической зависимости, в частности, можно определить как потерю (вынужденную утрату) тех или иных свобод ради сохранения хоть какого‐то контакта (минимальной формы обратной связи) с другими людьми или с самим собой; в противоположность зависимости «доверие» можно определить как добровольное, а не вынужденное ограничение своих свобод в пользу сохранения и расширения контактов, их превращения в смысловую коммуникацию, а не просто обмен информацией; «ответственность» также связана с самоограничением свобод, но не столько в связи с необходимостью решения собственных проблем, как в случаях зависимости и доверия, сколько с направленностью субъекта на позитивное взаимодействие с другими людьми.

К унитарным концепциям сознания в противовес комплексному (междисциплинарному) подходу (Н.П. Антонов, В.П. Велихов, В.П. Зинченко, В.А. Лекторский, А.М. Иваницкий, П.Я. Гальперин, А.Р. Лурия, А.Г. Спиркин, Н.И. Чуприкова и др.) можно отнести подходы В.Ф. Петренко (психосемантика сознания), В.М. Аллахвердова (теоретические и эмпирические исследования сознания), М.М. Бахтина (критика положения о единстве сознания, полифонический подход к проблеме), В.И. Слободчикова и Е.И. Исаева (психологическая антропология сознания), В.А. Лефевра (рефлексивные структуры сознания), Ю.М. Швалба (целеполагающее сознание), Н.Б. Шкопорова (ноэтическая психология сознания) и др. Характерно, что даже такой выдающийся и последовательный представитель междисциплинарного исследования психики и сознания, как Е.Д. Хомская, отмечает плюсы «феноменологического уровня» изучения сознания (Хомская, 1999).

Комплексный подход при желании можно развести с системным подходом (В.А. Барабанщиков, Б.С. Братусь, А.С. Горбатенко, Б.Ф. Ломов и др.), а также дополнить идеей синергетизма. Однако все это пока мало приближает решение проблемы. Весьма любопытен в этом плане вывод, к которому приходят авторы оригинального экспериментального исследования мозговых механизмов, сопутствующих проявлениям сознания: «Никакие сенсорные характеристики образа не меняются от того, осознается он или не осознается» (Измайлов, Шехтер, Зимичев, 2001).

Определения сознания в отечественной психологии строятся через категории отражения (Б.В. Зейгарник, К.К. Платонов и др.), рефлексии (Е.А. Климов и др.), самосознания (В.В. Столин, И.И. Чеснокова и др.); посредством перечисления определенных признаков сознания (Ю.М. Орлов, Н.И. Чуприкова и др.) и интеграции психических новообразований (Л.И. Божович). Во множестве определений сознания отчасти отражено многообразие функций сознания: познание, отношение, целеполагание, регуляция и т.д. в сложной взаимосвязи субъекта (личности, Я) и окружающего предметно‐социального мира. В существующих определениях сознания не всегда осуществляется соотнесение, разведение или конструирование новых дефиниций сознания, соответствующих логике комплексного (междисциплинарного) либо унитарного подходов.

Различные подходы к определению и описанию уровней сознания представлены в концепциях В.М. Бехтерева, Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, В.П. Зинченко, Ф.Е. Василюка и др. В последние годы определенное распространение находит концепция В.П. Зинченко. Ее схематизация осуществляется В.И. Слободчиковым и Е.И. Исаевым, а также И.В. Петривней, И.В. Тугушевым и С.В. Маньковой.

Вопросы специфики и взаимосвязи понятий «сознание» и «рефлексия» (А.В. Карпов) исследуются в комплексной парадигме (экологическое сознание, экономическое сознание, правовое сознание, политическое сознание и т.д., т.е. в явлениях контакта и свободы, в системах связи: «Я и природа», «Я и закон», «Я и политическое устройство общества» и др.), а также в рамках унитарного подхода (этническое, нравственное сознание), т.е. в явлениях контакта и свободы в системах «Я и другие», «Я в своей общности», «Я в себе».

Лингвистическая точка зрения (сознание существует исключительно в словесном материале и языке) амплифицирована в концепции множественности языков сознания, где язык рассматривается как любой способ намеренного обращения одного «существа» к другому (О.А. Донских, В.М. Розин, Д.М. Туллер и др.). Сравниваются контакты взаимодействия, сотрудничества и эмоциональные контакты как факторы развития речи и сознания (М.И. Лисина). Различаются наглядно‐действенная, образная и словесная языковые составляющие сознания (А.Р. Лурия). Выделяются модальные (тактильные, обонятельные, вкусовые, зрительные и т.д.) и внемодальные (пространство, время, социальные объекты) формы; семантика и взаимопроекция в концепте «семантическое единство субъективного мира» Е.Ю. Артемьевой.

Оппозиция унитарного и комплексного подходов в проблеме языка и сознания снимается семиотическим подходом: язык – любая система знаков (Ю.С. Степанов). В контексте сознания рассматриваются различные семиотические системы (Г. Фреге, А.А. Абрамян, Р. Якобсон, Н.Г. Салмина и др.).

Сознание в связи общением исследуется в работах А.А. Бодалева, А.А. Леонтьева, Б.Ф. Ломова, В.Н. Мясищева, Б.Д. Парыгина и др. Весьма важным является положение П.В. Симонова о коммуникативном происхождении сознания (Симонов, 1996). Уровневый подход в определении структуры общения позволяет выделить в качестве одной из образующих сознания фактор контакта (коммуникация, смысловое общение). Другая образующая в своей метабиологической (метафизиологической) характеристике восходит к понятию «свобода» (А.А. Балл, Е.И. Кузьмина, Д.А. Леонтьев и др.).

В онтогенетическом плане важной, но малоисследованной категорией общей и тем более возрастной психологии является понятие «детское сознание». Важнейшие перемены в сознании ребенка происходят на грани 6‐летнего возраста, а именно переход от магического к естественнонаучному объяснению мира, разделение физического и психического и др. (Е.В. Субботский). Выявлена предметная специфика осознания в старшем дошкольном возрасте (Н.Г. Салмина). Исследовательское сознание в детском возрасте анализирует А.Н. Поддьяков. Особенности подросткового и юношеского сознания достаточно широко освещены в психологической литературе. Однако в отличие от проблемы развития психики в онтогенезе проблема развития сознания в онтогенезе мало концептуализирована после основополагающих работ Б.Г. Ананьева по этой проблеме. Крайне интересны новейшие теоретико‐экспериментальные исследования Е.А. Сергиенко по когнитивному развитию в раннем детстве и концепция развития субъектности (Я), а также обзоры изучения модели психического (Theory of Mind) (Сергиенко, 1996, 2002).

Рассмотрение особых состояний сознания (В.Ф. Петренко, В.В. Кучеренко, О.В. Гордеева, В.В. Козлов и др.), расстройств и нарушений сознания позволяет лучше понять сам феномен человеческого сознания. С классической точки зрения (Б.В. Зейгарник), различные нарушения сознания рассматриваются как нарушения отдельных психических процессов, которые входят в многокомпонентную структуру сознания либо их комплексов, состояний и личностных проявлений этих состояний (нарушений). Другая точка зрения (Е.А. Климов) определяет нарушения как особенность ориентировки (во времени, месте, обстановке и т.д.), включая деперсонализацию и ложные восприятие и воспоминания. Структурный подход к проблеме нарушений сознания фиксирует гипертрофию в развитии той или иной образующей сознания. В русле структурного подхода психологические (унитарные) концепции нарушений сознания представлены в работах В.Н. Мясищева, Ф.Е .Василюка и др.

Таким образом, в процессе последовательного структурированного рассмотрения сознание выводится за пределы непроизвольных ограничений частной темы в рамках общей психологии и в широкой совокупности теоретических, прикладных и эмпирических изысканий отечественных психологов различных направлений и школ постреволюционной (после 1917 г.) эпохи обретает свою психологическую предметность, целостность и глубину.

В.М. Бехтерев и современные подходы к решению проблемы сознания

Более ста лет прошло после опубликования фундаментального труда В.М. Бехтерева «Психика и жизнь» (1903). Представленные в нем идеи, так же как и в более ранней психологической работе ученого «Сознание и его границы» (1888), носят новаторский характер и значительно опережают свое время. По своему замыслу уровневая структура сознания в концепции Бехтерева является не менее, если не более богатой, во всяком случае, сопоставимой со структурной концепцией самосознания У. Джемса. К сожалению, далеко не все выдвинутые Бехтеревым идеи получили продолжение в творчестве самого ученого и его последователей. И сегодня, как отмечают Б.Ф. Ломов, В.А. Кольцова, Е.И. Степанова, не раскрыто в должной мере конструктивное содержание идей Бехтерева, методологическая значимость многих выдвинутых им положений, ценность полученных конкретных фактов, остающихся актуальными для современной психологической теории и для решения практических задач (Ломов, Кольцова, Степанова, 1991).

Активный борец с субъективно‐идеалистическими воззрениями, подвергший их острой критике в своем труде «Объективная психология», Бехтерев уже на ранних этапах своего творчества самоопределился как ученый естественнонаучной ориентации. Это с очевидностью просматривается и в его работе «Психика и жизнь», относящейся хронологически к периоду общей психобиологии, согласно периодизации творчества Бехтерева, предложенной Е.В. Левченко (Левченко, 1999). Отметим, однако, что мы согласны с точкой зрения Б.Ф. Ломова, В.А. Кольцовой и Е.И. Степановой, что развитие научных взглядов Бехтерева «неверно было бы представлять в виде некой линейной хронологической последовательности, на одном из отрезков которой предметом исследования ученого выступала бы одна из сторон целостного объекта, на другом – следующая и т.д. … уникальность его состояла в том, что он был в состоянии одновременно подойти к исследуемому объекту и глубоко аналитически и в то же время комплексно охватить разные его стороны и уровни развития, выделить его существенные связи, имеющие место в целостном организме» (Ломов и др., 1991).

Многие ранние идеи и концептуальные построения Бехтерева не потеряли своего значения в современной отечественной психологии, переживающей очередной этап методологического переосмысления системы психологических знаний, вызванный сменой социально‐экономических условий жизни постсоветского общества, и приобрели новое звучание в зарубежной, особенно американской, психологии, в которой в связи со все большим преодолением бихевиорального подхода и распространением когнитивизма обостряются дискуссии по психофизической проблеме и проблеме сознания.

Как отмечает Бехтерев, «несмотря на необыкновенную по своим размерам затрату умственного труда со стороны наиболее видных мыслителей старого и нового времени, вопрос об отношении духовного или психического начала к физическому не продвинулся вперед ни на один шаг. Мы и теперь, как тысячу лет назад, останавливаемся перед неразрешимыми загадками мира, что такое дух и материя и какое их взаимное отношение друг к другу? Ошибка всех вышеуказанных воззрений состоит именно в том, что ими отыскивалась умозрительным путем сущность вещей, между тем как истинное знание не заключается в отыскании сущности вещей, а в разъяснении соотношений между теми и другими явлениями» (Бехтерев, 1999, с. 38).

Спустя столетие о трудности исследования проблемы сознания в современной науке заявляет Д. Чалмерс: «Сознание упорно сопротивляется научным попыткам решения», а «некоторые исследователи приходят к выводу, что проблема не имеет решения» (Chalmers, 1995). Согласно Чалмерсу, ключевой вопрос проблемы сознания – это вопрос о том, почему информационные процессы различения, обобщения и т.д. не свободны от внутренней чувствительности (субъективного опыта, переживания, сознания). Отсутствие ответа обозначается как «объяснительный пробел» между функциями и опытом сознания. Отсюда делается вывод, что необходим «объяснительный мост», материалы для которого еще предстоит найти. Чалмерс убежден, что для раскрытия природы сознания нужен новый подход, ибо традиционные объяснительные схемы когнитивной науки и нейронауки для этого недостаточны.

Оценивая редукционистские схемы описания и объяснения явлений высокого уровня (сознания) в понятиях фундаментальных физических процессов, Чалмерс заключает, что они хорошо рабо тают во многих областях научного знания, ибо то, что объясняется в этих областях,– это структуры и функции, т.е. явления такого рода, которые являются структурными компонентами физического устройства. Когда же редукционистские методы используются для объяснения «надструктурных» и «надфункциональных» образований, они обнаруживают свою беспомощность и бессилие. Исходя из этого, Чалмерс предлагает свой путь нередукционистского объяснения высших проявлений психики. По аналогии с физической наукой, в которой существует несколько базовых характеристик (масса, пространство, время), необъясняемых более простыми сущностями3, Чалмерс утверждает, что нередукционистская теория должна принять сознание в качестве фундаментальной характеристики не только известного ряда явлений – масса, заряд, пространство, время, но и всего окружающего мира в целом. Нередукционистская теория сознания оценивается им как направленная на обоснование принципа совместимости основных законов природы и тем самым открывающая новые возможности для объяснения сознания.

Конечно, признает Чалмерс, мы не получаем и в этом случае ответа на все вопросы, но это свойственно любой фундаментальной теории. Хотя физика до сих пор не нашла убедительного фактологического подтверждения первичности материи, это, однако, не рассматривается как аргумент против теории вещества, позволяющей объяснить все типы материальных явлений и показывающей, как они выводятся из базовых законов. Это положение может быть применено и для изучения и объяснения сознаваемого опыта, считает Чалмерс. Такая позиция определяется им как разновидность дуализма. Но эта, согласно Чалмерсу, «безвредная версия дуализма» всецело совместима с научным мировоззрением. Такой подход не противоречит физической теории; необходимо найти «соединительные принципы» для объяснения того, как сознание возникает из физических процессов. Нет в этой теории, по мнению автора, и ничего мистического, более того, она характеризуется как «естественный (научный) дуализм».

С этой точка зрения, теория сознания должна иметь больше общего с физической теорией, нежели с биологической. Биологические теории, согласно Чалмерсу, не содержат столь фундаментальных принципов, отличаются определенной комплексностью и вполне упорядочены. Физические же теории, располагая фундаментальными принципами, стремятся к простоте и элегантности, поэтому, как указывает Чалмерс, и теория сознания должна также отличаться простотой, элегантностью и красотой.

Подход Чалмерса, опирающийся на физические аналогии и кладущий в свою основу принципы «естественного (научного) дуализма», противоположен, как будет показано далее, биологическому монизму Бехтерева.

Биологизм концепции Бехтерева заключается в том, что жизнь и психика рассматриваются автором как «неразрывное целое». Психика определяется как «продукт огромного запаса энергии» организма (Бехтерев, 1999, с. 178), т.е. вопрос о ее природе ставится в тесную связь с вопросом о природе энергии и условиях, приводящих к ее особому напряжению (Бехтерев, 1999, с. 196). Не случайно А.В. Брушлинский и В.А. Кольцова отмечают важное место энергетической концепции в системе научных взглядов Бехтерева (Брушлинский, Кольцова, 1994). Монизм концепции Бехтерева заключается также в попытке обоснования единого универсального отношения источника движения (активности) в неживых и живых объектах с явлениями энергетизма. Как считает автор, «ни одно внешнее явление, ни одно тело в природе не могло бы существовать, если бы за ним не скрывался тот или иной вид энергии. Словом, все внешние тела и явления в природе суть проявления энергии, видоизменяющей среду». И далее: «Точно так же и все внутренние факты и явления, которые мы открываем в нас самих путем самонаблюдения, а равно и все сопутствующие им материальные изменения нервных центров обязаны своим происхождением скрывающейся за ними энергии» (Бехтерев, 1999, с. 61).

Анализируя с естественнонаучных позиций антиномию «монизм–дуализм» в отношении материи и духа (сознания), Бехтерев не принимает ни монистического спиритуализма (идеализм), ни вульгарно‐материалистического объяснения психики. Автор разделяет позиции «монизма», утверждающего не противоположность или параллелизм материи и духа, а их единство (там же, с. 30). Материя и дух (душа и тело) рассматриваются как «два вида одного и того же факта, как субъективное и объективное проявление одного и того же процесса, как формы одного и того же вещества, которые нам кажутся другими только потому, что мы их познаем различно» (там же, с. 35). Предвосхищая Чалмерса, Бехтерев пишет: «… мы держимся также идеи параллелизма как научного факта, но признаем, что психическое и физическое суть два несоизмеримых между собой явления, не допускающих никаких непосредственных переходов одно в другое» (там же, с. 60). Это вынужденная позиция, связанная с тем, что «все попытки пойти дальше параллелизма в объяснении существующих соотношений между физическими и психическими явлениями наталкивались до сих пор на непреодолимые препятствия» (там же). Бехтерев считает, что физиологические процессы мозга и мысль «суть лишь две стороны одного и того же явления». Различие лишь в том, что «одно и то же явление рассматривается нами с двух различных точек зрения: с внутренней и внешней». Автор подтверждает свою точку зрения мнением Фехнера и примером существования текста на двух языках, «каждый из них представляет собой как бы подстрочный перевод другого…», и «мы не можем одновременно воспринимать и физическое и психическое как одно целое, а можем воспринимать его лишь поочередно с двух сторон – внутренней и внешней» (там же, с. 43–44). Бехтерев объясняет одновременность их протекания «одной общей, скрытой от нас причиной, которую мы пока условно назовем скрытой энергией», которая представляет собой не только физическую величину, но и содержит в себе психическое, как бы в потенциальном состоянии (там же, с. 61).

Вместе с тем Бехтерев призывает к осторожности в определении проблемы причинности психического, указывает на часто неверное толкование самого слова «причина». Анализируя положения: «Психическое порождается физическим», «Материальные процессы являются причиной психических процессов», «Психическое есть продукт деятельности мозга» и т.д. – он поясняет, что «постоянство соотношения между двумя явлениями еще не значит, что мы открыли причинное соотношение между обоими явлениями» (там же, с. 42).

Созвучное с бехтеревской биологической трактовкой понимание сознания представлено в работе Серла (Searl, 1997), хотя по ряду принципиальных позиций взгляды ученых расходятся. Отвергая в решении проблемы сознания как материализм, так и дуализм, Серл определяет его как качественно особый «естественный биологический феномен» (ibid., р. xiii). Поясняя свою позицию, он пишет:

«Мы не замечаем естественной, биологической характеристики сознания и других психических феноменов в связи с философской традицией, рассматривающей “психическое” и “физическое” как взаимно исключающие категории. Выход состоит в признании непригодности как дуализма, так и материализма и принятии сознания как “качественного”, субъективного “психического” феномена и в то же время естественной части физического мира» (ibid., р. xiv). Серл предельно последователен в своем мнении, считая, что «мы поймем сознание, когда определим в биологических деталях, как мозг производит его … как нейробиологические процессы в мозге вызывают сознание» (ibid., р. xv). По сути, автор, несмотря на декларативное отрицание материализма, в определении сознания стоит на материалистических позициях. Причина такого рассогласования кроется, по‐видимому, в специфике понимания им самого термина «материализм». Более того, Серл допускает, что сознание есть обычный биологический феномен, сопоставимый с произрастанием, пищеварением или секрецией желчи (ibid., р. 6), тем самым вставая на позиции биологического редукционизма. Следует отметить, что Бехтерев критически оценивал вульгарно‐материалистические трактовки сознания.

Поясняя свое понимание природы сознания, Бехтерев отмечает, что «скрытая энергия при посредстве производимых ею субъективных образов дает возможность качественной оценки явлений внешнего мира по отношению к субъективным потребностям организма как проявлению той же скрытой энергии. В этом отношении субъективные показатели играют роль знаков, обозначающих пройденный энергией путь, что дает нам возможность субъективно оценивать значение явлений внешнего мира для организма и делать выбор между приятным, полезным и пригодным, с одной стороны, и неприятным, вредным и враждебным – с другой» (Бехтерев, 1999, с. 63).

Таким образом, согласно Бехтереву, «субъективное», или сознание как особый вид энергии («скрытая» энергия), выступает мостом, связывающим внутренний мир человека с окружающим его физическим миром. Энергия, скапливающаяся в организмах – преобразованная внешняя энергия природы (там же, с. 101). У высших животных носительницей скрытой энергии является нервная система, у низших животных – весь организм в его жизнедеятельности (там же, с. 74).

В своей работе Бехтерев использует понятие сознания в различных смыслах. Так, в частности, он пишет: «Если мы придадим ему (сознанию.– Г.А.) возможно широкое толкование и будем понимать под сознанием все то, что вызывает внутреннюю или субъективную реакцию как в форме самого элементарного и общего, т.е. недифференцированного самоощущения, так и в форме сложных внутренних состояний, открываемых в нас путем самоанализа и называемых нами представлениями, понятиями, суждениями и т.п., то мы, без сомнения, не можем отказать в элементарных проявлениях сознания в форме хотя бы общего недифференцированного самоощущения самым низшим из животных и даже растениям» (там же, с. 78). В столь же широком смысле Бехтерев определяет сознательность, состоящую «в личном или самостоятельном выборе движений. Если движение носит самостоятельный характер, т.е. не определяется ближайшими внешними воздействиями, иначе говоря, непосредственно не зависит от какого‐либо внешнего воздействия, а обусловливается внутренними импульсами, возникающими в самом организме, то это доказывает присутствие психики в той или иной форме» (там же, с. 85). Однако понятие «сознание» используется Бехтеревым и в узком смысле слова. В контексте его энергетической концепции важное значение приобретают такие переменные, как величина (сила, уровень, напряжение и т.д.) энергии и внешние или внутренние препятствия. Препятствие к движению скрытой энергии рассматривается Бехтеревым как необходимое условие проявления сознательной деятельности (там же, с. 74). Как считает автор, «… сознание проявляется лишь в том случае, когда скрытая энергия центров достигает наибольшего напряжения… большее или меньшее напряжение скрытой энергии стоит, как надо думать, в прямой зависимости не только от силы внешних воздействий, но и от развития препятствий в нервной системе» (там же, с. 62). Конечно, Бехтерев был знаком с работами И.М. Сеченова.

В связи с поставленным Бехтеревым вопросом о «препятствиях» вызывает интерес «концепция барьеров», развиваемая Р.Х. Шакуровым. Он полагает, что «весь драматизм жизни, апофеоз психической активности, радости и трагедии, взлеты и падения – все они связаны с перипетиями процесса преодоления различных препятствий. Не ради отражения окружающего мира действуют люди, а ради преодоления сопротивления среды своими устремлениями». Согласно теории Р.Х. Шакурова, преодоление – «не только главная форма отношения индивида с миром, но и ведущий механизм становления личности. Невозможно стать человеком, не преодолевая внешние и внутренние барьеры» (Шакуров, 2003, с. 6). Барьер, обладая «энергетическим потенциалом, проявляющимся в ограничении какого‐то движения», выступает тем самым причиной «динамизации психики» (там же, с. 12).

Определенное объяснение в энергетической концепции Бехтерева находит и противоположный сознанию полюс психики – бессознательное. Согласно Бехтереву, «высшая сознательная деятельность, развивающаяся лишь при особом напряжении скрытой энергии, возможна у высших животных лишь при существовании высших центров нервной системы, именно – головного мозга, тогда как в более низших организмах сравнительно элементарные субъективные явления обнаруживаются уже при действии скрытой энергии в низших центрах нервной системы, в простейших же организмах, лишенных нервной системы, имеющиеся зачатки субъективности, вероятно, совершенно неотделимы от жизненных процессов» (Бехтерев, 1999, с. 81). Таким образом, сознательное и бессознательное обусловлены филогенетически. В актуалгенезе «скрытая энергия охватывает собой не один только порядок сознательных явлений, но и бессознательные процессы психической деятельности» (там же, с. 62). Бехтерев описывает один из путей перехода сознательных процессов в бессознательные: «Каждый раз, когда какое‐либо сложное движение, требующее от нас большего напряжения умственных сил, будет нами производиться достаточно часто, оно сделается уже привычным для нас и, следовательно, совершающимся без особого с нашей стороны напряжения. С этим облегчением движения скрытой энергии происходит и потухание сознания, от чего, впрочем, самый характер процесса нисколько не нарушается» (там же, с. 74). Здесь фактически описывается механизм автоматизации движения.

Таким образом, анализ работ Бехтерева показывает, что характерные черты его исследовательского подхода: естественнонаучная ориентированность, комплексный и системный подходы – нашли отражение не только в разработке отдельных прикладных научных или практических проблем физиологии, неврологии, медицины и т.д., но и в фундаментальных теоретических изысканиях ученого в области изучения психических явлений, начатых еще на первом этапе «анализа возможностей и ограничений субъективной психологии» и построения уровневой структуры сознания в «дорефлексологический период научной деятельности» (Ломов и др., 1991).

Возрождение интереса к проблеме сознания, связанное с работами В.Ф. Петренко по психосемантике сознания, определяется новыми точками роста и развития отечественных исследований в этой области (В.М. Аллахвердов, В.П. Зинченко, О.В. Гордеева, Е.В. Субботский, Ю.М. Швалб, Н.Б. Шкопоров, Е.В. Улыбина и др.). В западноевропейской и американской психологии оформилась новая область научных исследований – наука сознания (The Science of Consciousness).

Современный анализ различных подходов к определению и структурации сознания, включающий их соотнесение с той или иной методологической установкой (междисциплинарной или комплексной, унитарной, системной), обнаруживает связь различных структурных схем сознания с двухфакторной моделью безгранично развивающегося сознания: фактор контакта (коммуникации, смыслового общения) и фактор свободы (выбора, творчества) (Акопов, 2002а).

К унитарным концепциям сознания, т.е. исследованиям сознания, не привлекающим понятийный, фактологический, теоретический материал смежных и других непсихологических дисциплин (в противовес междисциплинарным: Н.П. Антонов, В.П. Велихов, В.П. Зинченко, В.А. Лекторский, П.Я. Гальперин, А.Р. Лурия, А.Г. Спиркин, Н.И. Чуприкова и др.), можно отнести подходы В.М. Аллахвердова (теоретические и эмпирические исследования сознания), М.М. Бахтина (критика положения о единстве сознания, полифонический подход к проблеме), А.В. Карпова (рефлексивное сознание), В.Ф. Петренко (психосемантика сознания), Ю.М. Швалба (изучение целеполагающего сознания), А.Ю. Агафонова (смысловое сознание) и др. Традиционный комплексный подход, объединяющий внутрипсихологическое комплексирование (по отраслям психологии) с междисциплинарным, достаточно успешно вытесняется системным (полисистемным) подходом (В.А. Барабанщиков, Б.С. Братусь, А.С. Горбатенко, Б.Ф. Ломов, А.О. Прохоров и др.).

Двухфакторная модель функционирования сознания отчетливо обнаруживается также в «энергетической» теории Бехтерева. Психика (скрытая энергия по Бехтереву) и ее различные уровни сопоставимы с фактором свободы (творчество, созидание). У Бехтерева встречается словосочетание «свободная энергия». Фактор контактов (информационно‐содержательный аспект) может быть соотнесен с двумя моментами в концепции Бехтерева: а) энергия определенным образом структурирована и содержит в себе не только силовой, но и информационный потенциал; б) препятствие как объект прохождения энергии в силу своего определенного устройства (структуры) определяет специфику явлений сознания.