Читать книгу Мой Париж – Гомель - Гала Науменко - Страница 8

МОЙ ПАРИЖ – ГОМЕЛЬ
ЛОДОЧНИК

Оглавление

Благодаря романтическим фильмам типа «Сумерки» мы хорошо относимся к вампирам, оборотням и прочим брутальным юношам.

Между тем возможность превращаться всю жизнь в одно и то же животное – так себе магическая способность.

То ли дело, когда к совершеннолетию мама научила тебя разбирать свое сознание на молекулы и собирать его мгновенно в теле любого зверя, птицы или кузнечика прямокрылого. Захотел ты, скажем, узнать, проснулась ли твоя возлюбленная. Можно, конечно, позвонить, узнать и даже бонусом получить адрес, куда тебе идти в это летнее утро. А вселился ты в птичку на веточке у ее окна и увидел сквозь шторки, что спит твоя милая. Переливчато сопит и даже говорит с тобой во сне: «Кто ты? Сережа? Миша?».

Любит тебя.

Или захотелось тебе на концерт «Депеш Мод» в НьюЙорк в сентябре. Где Нью-Йорк, а где ты! А тут раз – и ты в мухе. Сиди себе тихонечко перед носом Гаана, лапками притоптывай, крылышками прихлопывай.

Одна тонкость: где находится сознание животного, которого ты так меркантильно используешь. Большинство магов владели волшебным заклинанием: «Цыц!», и животное смирно сидело где-то в рептильном мозгу и не отсвечивало.

Отдельные мастера, относящиеся с буддистским сочувствием ко всем живым существам, отправляли сознание зверушки в свое собственное тело. Живое существо от неожиданности застывало, иногда бежало, реже балдело. В общем краткосрочный бартер.

Вернемся в город. А именно к скульптурной композиции «Лодочник» в центральном парке и истории, с ней связанной.

Жили в древнем Гомеле две богатые семьи – Радимичи и Дреговичи. Не то, чтоб сильно враждовали, но поделить мирно рынок меда как-то не могли.

В те дальние времена, кто владел медом, тот владел миром. Продукты питания, фармакология, косметология, стройматериалы, бытовая химия и еще ряд отраслей держались на меду. Кое-кто из новаторов пытался перевести на мед и животноводство, но не заладилось, кони дохли.

У Радимичей подрастала дочь Луша, красавица, косы в пол, характер любознательный, способности к ветеринарии. У Дреговичей, соответственно, сын Лукьян, с пламенным сердцем и ясным взглядом. Весь в маму-ведунью. Она и научила сына в птиц-зверей вселяться, высоко в небо соколом подниматься, по прохладной земле ужиком скользить. А чтоб маменькиным сынком не дразнили, носил колчан со стрелами, типа охотник крутой.

Случилась как-то по осени в городе ярмарка органической продукции, без ГМО, красителей и ароматизаторов. Само пахнет и всеми цветами радуги переливается. Взрослые затариваются на зиму, молодые веселятся.

Вот уже и вечер наступил. Прохладца близких заморозков. Красна девица Луша почти синяя. От того еще более хрупкая, прозрачная, неземная. Не каждый может оценить такую красоту. А Лукьян может. Такую, считай, всю свою жизнь и искал. Стоит как обухом по голове стукнутый, глаз от Луши отвести не может. Друзья заметили, ржут, на, говорят, флягу с медовухой, согрей девушку. Смешался Лукьян, а тут еще его отец подходит. Суровый мужчина.

– Увижу, что ты с Радимичами путаешься, наследства лишу, ноги вырву.

Тут подбежали к Луше подружки краснощекие, где-то котенка рыженького отыскали, играются с ним, хохочут, друг у друга отнимают. Взяла Луша котенка, гладит, приговаривает:

– Ты ж мой хороший, ты ж мой пушистый. Был бы ты мой, я б тебя холила, я б тебя лелеяла. Жил бы в моей комнате, спал бы на моей кроватке, на ночь сказки мурлыкал. Где-то на словах о сказках на ночь и комнате девичьей Лукьян свой план и придумал.

Надо проникнуть к Луше домой в облике какого-то животного.

Котики сразу отпали. Птички, бабочки, щеночки. Мимишность всякая. Лукьян задумал не умиление вызвать у девы, а впечатление произвести. Чтоб не разовое свидание устроить, а долгосрочные любовные отношения.

«Уси-пуси, какой зайчик» – не для настоящего мужчины. Волк, медведь – солидно. Но еще напугает Лушеньку. Лось, олень – гордо, величаво. Но неудобно как-то ни ему, ни с ним. Лукьян снова вспомнил, как Луша держала котенка, перебирала шерстку, терлась щекой о мордочку, и вдруг его осенило: «Рысь!» Та же кошка. Девочкам нравится. Мягкая, пушистая. Но кто-бы решил, что она «уси-пуси», пусть встретится с ней хотя бы взглядом. Рысь – настоящий мужчина!

Тем же вечером Луша, укладываясь спать, обнаружила в своей постели мурчащую рысь. Ей бы испугаться, да глаза рыси были такими умными, можно сказать, интеллигентными, с цитатами Сократа в радужке, что Луша ни на секунду не засомневалась – перед ней человек. Судя по бесконечной нежности мурчания – человечище. Коротко говоря, все у них сладилось. В редкие минуты свободы от надзора родительского влюбленные встречались безо всякой магии. Насыщенные были у них отношения. Насыщенные и разнообразные.

Да только хотелось Луше замуж. Официально. С кольцами и девичником. Так, мол, и так, засылай, Лукьян, сватов. Лукьян к папе. Тот в ярость: «Я ж предупреждал о наследстве и ногах!». Потом смягчился: «Есть у тебя уже невеста. Сегодня и познакомитесь». Ушел к себе Лукьян и рысью к Луше. Расстроилась Луша, виду не подает, за ушком чешет, успокаивает. То да се, забыл Лукьян о предстоящем семейном мероприятии. Уснул.

А где же в это время была недостающая часть рыси – сознание? Оно находилось в теле Лукьяна. Первый раз, попав в незнакомую обстановку, сознание удивилось, второй раз залюбопытничало, в третий раз – понравилось! Ух, как понравилось! Столько возможностей. Голубоглазых, кареглазых, ммм, зеленоглазых… Все неохотнее возвращалось сознание рыси домой. Все больше крепло у нее желание остаться в сладком теле юноши. Да Лукьян-то сильнее. Когда в сознании. Бодрствующем. Не спящем. Не как сейчас, когда спит Лукьян под теплыми ручками любимой.

Чудесную невесту нашел папа Лукьяну. Замечательную. Правда-правда. Все как нравится рыси: живые зеленые глаза, огненная копна волос, остренький язычок и ушки. Ткнул папа сына в бок: «Да?». Закивал радостно сын: «Да!». Вытащил папа из кармана колечко и незаметно отдал сыну. Впору пришлось колечко невесте. Не по нашим обычаям, но достала и невеста колечко. Одела жениху. Сговорились.

Проснулся Лукьян, тревожно на душе: «Дай-ка я, Лушенька, к себе ненадолго вернусь». Ан, нет никакого «к себе». 30 килограммов шерстяного мяса и есть отныне «к себе».

С тех пор эти трое «в одной лодке». Лукьян с рысью связан магией, Луша с Лукьяном – любовью. Что, собственно говоря, является самой что ни на есть магией. Высшей магией.

Мой Париж – Гомель

Подняться наверх