Читать книгу Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины - Галина Артемьева - Страница 29

Мне только исполнилось шесть лет. Каждое воскресенье мы с утра едем на троллейбусе на Кудринскую: выходной день положено семье собираться вместе.

На время обеда стол, в будние дни стоящий у стены, отодвигается, застилается красивой скатертью. Тетя Аня расставляет праздничную посуду. Я люблю ей помогать.

Иногда на Кудринскую даже гости приходят.

– Воскресный обед надо разделять с гостями, – говорят тети. – В тесноте, да не в обиде.

И правда – никто не обижается. Все едят, хвалят угощение, разговаривают о взрослых делах. Я очень люблю взрослые разговоры. И очень люблю гостей. Я убеждена, что понимаю все, что напрасно тети делают большие глаза, скашивают их в мою сторону и говорят:

– Только не при ребенке!

Скорее бы вырасти!

Один разговор я запомнила на всю жизнь. В то воскресенье отмечали мой день рождения. Я родилась 20 октября, но в будние дни праздник устроить не получилось бы никак. Значит, отмечался любой день рождения в воскресенье, которое следовало за датой. На мой и на Женечкин день рождения тетя Аня всегда пекла очень вкусный и красивый пирог с буквами из теста. В тот год надпись на пироге гласила: «Гале 6 лет». Я переживала, что день рождения отмечается в другой день, не двадцатого. И Анечка придумала утешение:

– Это почти твой день: у твоего числа на конце ноль, а сегодня на конце как будто два ноля, ведь цифра восемь похожа на два нолика, поставленные друг на друга.

Мне очень понравилось такое объяснение. И, конечно, сравнение восьмерки с двумя ноликами запомнилось на всю оставшуюся жизнь.

Стало быть, гости собрались 28 октября 1956 года.

Пришли только взрослые. Пообедали, попили чаю с моим деньрожденным пирогом. Принялись разговаривать. Я слушала с глубоким интересом.

Беседа шла особенная. Что-то произошло крайне важное. Уж очень серьезные лица были у гостей. И повторялось страшное слово, значение которого я точно не понимала:

– Резня! Резня!

Я конечно же знала слово «резать». Резать можно бумагу – ножницами… Например…

Но при слове «резня» я почему-то видела нож и кровь.

И еще гости говорили:

– Кто бы мог подумать… Кто бы мог подумать…

А тетя Стеллочка сказала:

– А что тут думать? Они против нас всю войну вместе с Гитлером сражались. И между прочим, венгры в войну зверствовали сильнее, чем немцы.

Значит – что? Где резня? У венгров? Там что-то страшное происходит?

– Бойня, бойня, – повторяют взрослые. – Фашисты недобитые людей на деревьях вешали.

Я страшно пугаюсь. И не понимаю: где же все это время прятались недобитые фашисты? Ведь столько лет после войны прошло. Я представляю себе пещеры, подземелья, где отсиживаются недобитые фашисты, ждут своего часа, чтобы снова начать зверствовать. А вдруг и у нас где-то затаились? И как выскочат? И начнут всех нас вешать на деревья.

Несколько ужасов своего детства я очень хорошо помню. Этот – один из них.

Взрослые тем временем начинают рассуждать, кто же настоящие друзья у Советского Союза. Самые верные, на все времена. Такие, что никогда не предадут, всегда будут вместе.

– Самые верные, – заявляет один очень солидный гость, к которому все прислушиваются с большим уважением, – самые верные – это, безусловно, чехи и китайцы.

Китайцев я и сама люблю. По многим причинам. Во-первых, Танюся все время говорит, что китайская фабрика «Дружба» выпускает самые качественные товары. У Танюси есть кофта этой фабрики – сносу кофте нет. Еще у нас есть шерстяное одеяло, на котором стоит значок «Дружба». Очень красивое. И даже у меня недавно появилось красивое китайское платье.

Но дело не в вещах. Дело в людях. К нам в детский сад пришла на практику студентка из Китая. Мы сначала все удивились: у нее совсем другое лицо, чем у всех вокруг. Но она оказалась такой доброй! Всегда нам улыбалась. Говорила тихим голосом. Никогда не ругалась. Вырезала из бумаги удивительной красоты узоры. Чик-чик-чик – и из обычного листа получаются кружева. Странно: она не кричит на нас, а мы ее слушаемся! И любим!

Она целый месяц к нам приходила, а потом ее практика кончилась. Мы плакали, когда с ней прощались! И она сказала, что мы очень хорошие дети, она будет нас вспоминать в Пекине.

А я знала песню про Пекин. По радио передавали много раз, и я запомнила:

Еще в этой песне пели: «Русский с китайцем – братья навек!»

Поэтому конечно же наш гость говорит чистую правду, я могу это подтвердить, если меня спросят: китайцы наши самые верные друзья.

Про чехов я тоже не сомневаюсь. Когда в последний раз приезжал папа, у него была толстая желтая книга с очень смешными картинками. Папа читал и все время смеялся. Я, конечно, тоже хотела узнать, из-за чего он так смеется. Папа показал мне картинки и рассказал про бравого солдата Швейка. Как его хотели взять на войну, а он прикидывался сумасшедшим и очень смешно отвечал на вопросы. Я тоже смеялась от ответов Швейка.

Из-за этой книги я чувствую к чехам большую любовь.

Конечно, чехи – друзья. Как китайцы – навек.

А теперь, в качестве послесловия из сегодняшнего дня, хочу все-таки очень кратко поведать о событиях октября – ноября 1956 года, а именно: о венгерских событиях.

Говорят, самая запоминающаяся загадка та, на которую не нашел ответа. Слова о бойне и резне в Венгрии впечатались в детское сознание. Я интересовалась 1956-м годом и спрашивала всех, кто мог мне хоть что-то рассказать о том времени, благо находилась в военной среде. Встречались участники тех событий. И офицеры, и солдаты.

Если кратко суммировать то, что они отвечали на мои вопросы, получалось следующее: Венгрия участвовала во Второй мировой войне на стороне гитлеровской Германии. Венгерский диктатор Хорти был вернейшим союзником Гитлера. Однако в 1944 году Хорти был смещен. Венгрия вышла из игры. И ушла от ответственности. На Нюрнбергском процессе вопрос о военных преступлениях Венгрии, как союзницы нацистской Германии, не поднимался. Хортисты остались безнаказанными. Народ в целом их не поддерживал. Но и советская власть настроила многих против себя. Мятеж 1956 года тщательно готовился, вооружение поступало по всем каналам, в том числе и из нейтральной Австрии. Когда возникли беспорядки, начались чудовищные преступления: убивали полицейских, их жен, детей, мирных граждан (сводились и личные счеты), советских солдат, служивших в группе войск, членов семей работников советского посольства. Венгерская армия, кстати, не перешла на сторону повстанцев.

Люди были напуганы, растеряны. Наши войска не сражались с безоружными. Они помогли навести порядок. И вели себя достойно.

В целом в ходе событий погибло чуть более двух с половиной тысяч людей. Из них – зверски замученных «повстанцами» около восьмисот человек.

Ну, поскольку Советский Союз пугал всех своей мощью, ООН осудила действия нашей страны в Венгрии. Но! И это стоит помнить: осудила эта международная организация и действия повстанцев.

(И просто попутно: а что это международная общественность нынче у нас в таком благостном молчании по поводу Ирака, Афганистана, пыточных тюрем, устроенных США в Румынии, Польше? Счет нынешних жертв идет на сотни тысяч… Но чувствовать себя виноватыми положено только специально для этого подобранным народам – так получается?)

Тетя моя долгие годы работала на факультете, который готовил офицеров из стран Варшавского договора. Слушатели очень ценили ее, уезжая из Москвы, присылали письма. А если случалось возвращаться, обязательно навещали нас. Поздней весной 1973 года к нам в гости зашел полковник Венгерской народной армии. Он уже закончил академию, а тогда приехал на кратковременные курсы. По-русски говорил блестяще. Они с тетей посидели, повспоминали, попили чайку, а потом гость собрался уходить. Я пошла с ним – нам было по пути: я ехала в театр, он к себе в гостиницу. Путь до метро и несколько остановок на метро – вот время, которое я использовала, чтобы расспросить венгерского офицера о событиях 56-го года. Он отвечал честно.

И – опять же – передаю кратко то, что услышала тогда.

В 56-м году он уже был тридцатилетним офицером. Он тоже сказал мне о хортистах, не понесших наказание и затаившихся в ожидании удобного часа. Но, по его словам, и новая власть давала серьезные поводы для недовольства. Все так.

– Но представь себе, – сказал полковник, – ты идешь по родному городу (не идешь, а пробираешься незаметно, конечно, и видишь, что на деревьях вниз головами висят люди. И некоторых из них ты знаешь. Это твои соседи. Вы еще вчера разговаривали… Ты идешь, и сердце твое плачет). Скажи, тебе захочется остановить тех, кто вешал этих людей? Или будешь считать, что ради их идей можно позволить им делать такое и дальше?

– Остановить, – сказала я тогда.