Читать книгу Баба ягодка опять - Галина Балабанова - Страница 5

Владимир Николаевич проснулся на следующий день позже обычного. Перевернулся с бока на спину, облизнул пересохшие губы и, приоткрыв глаза, задумчиво уставился в потолок. Смутные воспоминания лениво поползли в гудевшую голову.

Он зажмурился и попытался заснуть, в надежде проснуться с ясной головой и новыми силами. Но попытка не возымела успеха. Перед глазами стоял Машкин образ, в ушах звенел ее колокольчатый смех, в воздухе активно пахло ее духами.

Владимир Николаевич пошмыгал носом и, откинув в сторону одеяло, спустил ноги с кровати. Сладковатый запах, пощекотав ноздри, ударил в голову.

Попасть в тапки с первого раза не удалось, со второго тоже… он со злостью швырнул их под кровать и босиком направился в кухню.

Машка нравилась Гнедышеву всегда, даже тогда, когда он был женат на Агриппине Семеновне. Он часто поглядывал на нее исподтишка, представляя, какое у нее должно быть тело, рисовал в воображении эротические картинки, мечтал… но дальше этих мечт не заходил, ведь он женатый мужчина.

После развода Владимир Николаевич несколько осмелел, но зависимость от социума, страх перед коллективом и присутствие бывшей жены, работавшей в соседнем отделе, продолжали держать его от Машки на расстоянии.

Распахнув форточку, Владимир Николаевич вдохнул прохладный утренний воздух и, опустившись на табурет, погрузился в воспоминания. Покачиваясь в такт льющейся из радиоприемника музыке, он мысленно ощупывал глазами пышную грудь, плечи, талию, чуть полноватые точеные ноги… «А что, если пригласить ее в театр или в какой-нибудь недорогой ресторан? – подумал он и, вытянув губы, поцеловал ее в плечико. – А если откажет? А еще хуже – расскажет Агриппине. Нет, надо хорошенько подумать. Я столько раз обжигался».

Увлечь женщину для Владимира Николаевича не составляло большого труда. Он был по-своему красив, статен, с виду интеллигентен, умел держать марку и спину и в пору ухаживаний был остроумен и красноречив, что в повседневной жизни ему было несвойственно. Юмор как таковой был ему недоступен.

Женщины слетались на такую фактуру, как мотыльки на огонь, но так же быстро и разлетались, с поникшими, но необожженными крыльями. Огня во Владимире Ивановиче было разве что на лампаду.

К пятидесяти годам, имея за спиной три брака, он очередной раз развелся. Чтобы не впасть в депрессию от вопиющей несправедливости, а каждый свой неудавшийся брак Владимир Николаевич считал несправедливостью, он занялся восточными практиками, направленными на оздоровление тела и укрепление души.

В таком режиме он прожил около трех лет. За то время, пока он «ремонтировал» душу, его и без того запущенная квартира окончательно пришла в упадок: паркетные полы вытерлись, потолок облупился, обои отклеились и клочьями свисали со стен, плитка в ванной расшаталась и грозила обвалиться в любую минуту, унитаз с лопнувшей крышкой напоминал фрагмент коммунальной квартиры пятидесятых годов. Техника тоже понемногу выходила из строя. Особенно плачевно выглядел старенький холодильник с разболтавшейся ручкой и морозильником, похожим на ледяную пещеру, с треснутой и обмотанной изоляционной лентой дверцей, удерживаемой засохшей веткой багульника. Вы спросите, почему веткой? Ответ простой – это дешевле, чем купить другой холодильник. Хотя денег у Владимира Николаевич хватило бы на сто таких холодильников, и на новые шторы, и на стиральную машину, и на прочие предметы домашнего обихода. Но Владимиру Николаевичу было не до бытовухи. Духовность и здоровье – вот что главное в жизни. А то, что духовность, пыль и разруха – вещи несовместимые… об этом он как-то не думал. Так и жил не тужил… в медитации, пыли и мыслях о вечном. И тут вдруг Машка со своими сапфировыми глазами.

Владимир Николаевич пошел на кухню, налил в чайник воды. Запах Машкиных духов легкой волной пролетел над головой. Он сел на табурет, глаза сами собою закрылись. Машка опустилась перед ним на колени и поцеловала в мизинец. Владимир Николаевич не ожидал от себя подобных фантазий. Он поднес палец к носу. Мизинец не просто пах, он благоухал Машкиными духами.

Какая-то сила подняла его с табуретки и повела к телефону. Позвонить он осмелился только на следующий день.