Читать книгу У любви семь жизней - Галина БризЪ - Страница 14

Несмотря на уклончивый ответ Давида на Леркин ультиматум и понимание – она сильно лукавила перед собой. Её заигрывания со взрослым человеком могли завести в опасные дебри, но остановить химию было невозможно.

Они начали встречаться.

Первое время всё так же бродили по улицам. Иногда ходили в кино на дневные сеансы. Грелись, перекусывали в небольших кафе.

Постепенно встречи увеличивались во времени и затягивались до темноты. Всё чаще захаживали к его многочисленным друзьям, засиживаясь допоздна.

Давид с гордостью демонстрировал её своему кругу, что сильно озадачивало Лерку. За короткий период постарался представить, похоже, всем знакомым.

После того как впервые появлялись у очередных друзей, наблюдал за реакцией приятелей и её поведением. Будто постоянно анализировал и присматривался.

Заметив непонимающие взгляды, предвосхищая вопросы, хитро хохотнув, изрекал:

– Не смотрите на меня так! Лерочка давно не школьница. Она совершеннолетняя!

Посмеивался и удивлённо пожимал плечами, дескать: сам верю с трудом и каждый раз заново поражаюсь этому факту.

Мужчины критическим оком сканировали смущённую Светлову. Хмыкали, лукаво поглядывая на Давида, одобрительно кивали.

Польщённый Марков таял, гордо выпячивал грудь. С довольным видом обнимал Леру, целуя куда-то в висок.

Это выглядело умилительно забавным и по-детски кичливым. Будто счастливый малыш принёс в детский сад новую игрушку и хвастался перед товарищами.

Лера косилась на сияющего Давида и тихо улыбалась. Ну и кто из них ребёнок?

К себе никогда не приглашал.

Причина была понятна без слов. Это лишний раз подтверждало: жил не один.

Как бы ни врал, что бы ни выдумывал. Необязательно быть гением дедукции, сопоставить факты и сообразить – он семейный человек. Не свободен: с женой и, наверное, детьми.

Для себя, несмотря на романтические грёзы, сделала выводы с самого начала. Придерживалась обозначенной границы отношений.

И тоже никогда не звала его. Хотя Давид не единожды напирал, подлизывался, напрашиваясь в гости. Уж очень ему хотелось взглянуть и проконтролировать, где и с кем она обитает.

Но куда его пригласить? В вонючую коммуналку, где живёт в одной комнате с дядей?

«О-о! Сие зрелище не для него! – саркастически усмехалась Лера. – Он был бы шокирован».

У крайне неприхотливого дядюшки царил тихий ужас. Бедлам. Воистину мужская берлога, а не жильё: удочки, снасти, рюкзаки, палатки, рыбацкие костюмы, сапоги, отвратительные жестяные коробочки с шевелящимся бордовым мотылём для рыбалки.

В углу пылился, как бесполезный предмет мебели, древний чёрно-белый неработающий телевизор. Связки газет, журналов, книги.

Холодильник отсутствовал. Продукты хранились в комнате в закрученных пакетах, сумках со сломанными молниями и потрескавшимися ручками. Красовались в стеклянных банках на столе и старом буфете.

Скоропортящуюся еду с наступлением холодов выносили на лоджию и складывали в двадцатилитровый металлический бак.

В комнатушке между столом и продавленным диваном, на котором спал родственник, едва-едва умещалась кривенькая раскладушка для Лерки.

Роль согревающего матраса выполнял огромный мужской тулуп из овчины. Его толстые складки и грубые бугры жутко мешали спать. Неровности впивались в тело, оставляя красные следы на коже. На нём плохо держалась простыня: скручивалась, сползала. Но зато было тепло.

Между этим добром лавировать, лавировать и не вылавировать.

У Давида, наверное, глаза б на лоб вылезли, если бы увидел условия, в которых Лера жила, дожидаясь обещанного общежития.

Ему не понять.

Для неё главное – свобода. А самое страшное – вернуться в комфортную тюрьму под благозвучным названием «отчий дом».

Ко всему прочему, прагматичный родственник и наблюдательные соседи по квартире не поверят в невинную дружбу со взрослым гостем.

Ещё и грозным родителям нажалуются о том, с кем юная беглянка проводила время, злоупотребляя самостоятельностью.

Лера встречалась с Марковым и страдала от угрызений совести.

Да, она была юной и неопытной. Но не была дурочкой. Прекрасно понимала: как бы ни врала себе, как бы ни именовала собственное состояние – оно не являлось дружбой. Ни одной минуты.