Читать книгу Ветер вересковых пустошей - Галина Евстифеева - Страница 5

Князь Фарлаф, в отличие от своего друга Торина, являлся счастливым отцом двух сыновей от водимой норманнской жены – княгини Силье, и ещё троих дочерей родила ему меньшая славянская жена. Именно наличие сыновей у Фарлафа являлось постоянной причиной зависти князя Торина, ничего он не желал так сильно, как передать свой град сыну. Но, увы, этому не суждено было сбыться.

У князя Торина было всего две дочери и ни одного сына, это обстоятельство являлось причиной тяжёлых дум князя, который прекрасно понимал, что он не вечен, и Торинград передать некому. Именно по этой горькой для князя Торина причине пришлось ему и заключить с князем Фарлафом уговор, сущность которого сводилась к тому, что дочь князя Торина выйдет замуж за наследника князя Фарлафа. Таким союзом князья договорились объединить земли и кровь.

Это решение далось князю Торину нелегко. Ещё бы, земля, в которую он вложил столько труда и сил, воздвигая свой град – и отдать всё это мальчишке, чужому сыну! Но выхода у Торина не было. После этого брака ему придётся объявить наследника Фарлафа – княжича Карна – и своим наследником. И после его смерти именно княжич Карн и дочь Торина будут княжить на объединённых землях Торинграда и Фарлафграда. И дочерью этой должна стать, конечно же, Прекраса.

Сама княжна Прекраса с нетерпением ждала сватовства княжича Карна и последующего брака. Ждала не для того, чтобы княжить вместе с супругом, нет, просто ей хотелось иметь свою семью. Как хотелось Прекрасе, чтобы у неё был муж, который будет любить её и только её, холить и баловать, исполнять все капризы и прихоти!

Прекраса… Уж, если кто на этом свете и соответствовал своему имени, так это именно она. Не было девицы краше княжны ни во дворе князя Торина, ни во дворе князя Фарлафа, а может, и во всей Руси никто не мог сравниться с ней в пригожести. Волосы Прекрасы были словно золото светлое, полированное, глаза голубые, как бирюза, щёки румяные, губы спелые, и вся фигура её округлая, статная, казалась высеченной из белого камня.

Но красота редко сопровождает ум, и, как это ни прискорбно, княжна Прекраса была легкомысленной и пустой особой, предающейся днями напролёт мечтам. Все наставления матери о ведении хозяйства, решении людских жалоб, влетали в одно красивое ушко, и, не задерживаясь, вылетали из другого. Да и зачем слушать эти неинтересные вещи, если можно песни петь да плясать, покуда ноги в расшитых сапожках не заболят.

Княгиню Марфу ничему не научил печальный опыт её супружества, свою единственную дочь она растила на сказках мамок-нянек о прекрасных и добрых молодцах, которые приедут на белом коне и спасут юную деву от любой напасти. И Прекраса свято верила, что когда встретится с княжичем Карном, тот немедленно воспылает к ней горячей любовью, и будет обожать всю жизнь. Марфа хотела сохранить в душе дочери надежду на любовь, на чудо, на счастье – ту, что сама потеряла так давно. Но на деле княгиня воспитала капризную и вздорную девицу.

А княжна так жаждала, чтобы встреча с Карном произошла скорее, ведь Прекраса хотела испытать любовь, настоящую мужскую любовь, о которой шепчутся девки теремные на посиделках. Ту любовь, которая заставляет мучительно краснеть и при этом сладко биться сердечко, словно птичку, пойманную в силки.

Про эту любовь рассказала княжне Прекрасе её лучшая подруженька – Агафья – девка теремная, выросшая вместе с княжной и развлекающая её. Хитрая Агафья знала, что её непостоянная госпожа легко увлекалась новыми людьми и их рассказами. Именно поэтому, дабы удержать расположение княжны, Агафья и рассказывала ей истории, услышав которые, княгиня Марфа оттаскала бы прислужницу за уши. Но княгиня этих историй не слышала и не ведала о влиянии рыжей Агафьи на юную княжну.

А Прекраса, сидя в богатых и тёплых покоях, мечтала, и придумывала княжичу Карну всё новые и новые качества, которыми он не обладал. В том, что её ждёт счастливая судьба, княжна не сомневалась, ведь нет никого пригожее неё, а значит, счастье неминуемо придёт к ней.

Прекраса не понимала, что красота редко является даром богов, чаще всего она есть первый признак их проклятия.

* * *

Две сестры от одного отца и одинаково покорных и молчаливых матерей, они должны были быть похожи, но боги решили иначе. Не было ничего, чтобы роднило между собой княжну Прекрасу и княжну Горлунг, и мечты, заботы, пути у них были разные.

Княжна Горлунг была на особом положении: чернавки и девки теремные не бросались со всех ног исполнять её прихоти, дружинники ей не подмигивали, мамки-няньки не рассказывали сказок и легенд. Её не любили во дворе, но уважали и ценили. Это была не привилегия, данная ей от рождения, нет, уважение людское Горлунг заслужила. Заработала тяжким трудом, ибо трудилась она, не покладая рук.

Всё началось давно – шесть солнцеворотов назад, когда она была привезена на эту землю. С первого мгновения, как только княжна спустилась с драккары, всем, кто встречал князя Торина, стало ясно, что не люба она князю, да и княгине. Это и не скрывалось. Горлунг тогда была изгоем в княжеском дворе, даже с нянькой её – Инхульд (привезённой ещё из Норэйг) не разговаривали девки теремные. Но больше всего люди Торинграда невзлюбили княжну тогда, когда князь приставил к ней рынду, который охранял людей от неё. Вот с тех пор и пошла молва среди жителей Торинграда о ребёнке-ведьме, в след которой волхвы грозили посохами.

Но после болезни князя многое изменилось, люди сами к ней потянулись. Горлунг начала лечить сначала раны дружинников, полученные при ежедневных упражнениях в ратном деле, потом простуды, а вскоре жители Торинграда начали обращаться только к ней, чем вызвали гнев волхвов. Последние не могли смириться с тем, что ребёнок заменил их, волхвы прокляли дочь князя и ушли с земель близь Торинграда. А причина популярности Горлунг была простой: она не заставляла молиться, приносить жертвы богам, нет, она просто давала мазь или настой и делала перевязки, чертила вокруг больного знаки разные, непонятные, иногда в тяжёлых случаях делала обереги. И ни слова упрёка, ни одного нравоучения не слетало с её плотно сомкнутых губ, лишь головой иногда покачает, и всё.

Покои Горлунг, самые большие и холодные во дворе Торина, состояли из двух комнат: просторной с широкими лавками и столом, в ней раскладывались и сушились травы, лежали тяжёлые больные, и спал Эврар (рында княжны), к ней примыкала маленькая спаленка княжны с широкими полатями для сна Горлунг и лавкой для её няньки – Инхульд.

Угрюмая и молчаливая Горлунг редко бывала на женской половине, бабы славянские, открытые и дружелюбные, любившие посплетничать, терялись в её присутствии, как-то само собой выходило, что при появлении старшей княжны смолкали разговоры. А та считала это знаком ещё большей ненависти отца и Марфы, поэтому невзлюбила княжна женщин торинградских.

Лето напролёт собирала и заготавливала Горлунг травы, все леса близлежащие знала она, как свои персты, и всегда на шаг позади неё шёл верный Эврар. Никто уже не боялся, что старшая дочь Торина сведёт к Морене княжеских людей, но рында так и остался при Горлунг. И ни для кого не было дивом, когда с первыми петухами княжна шла в лес, а за ней плёлся с лукошком и кинжалом Эврар.

Эврар – старый вояка, приставленный рындой к княжне, изначально получил строгий наказ от князя Торина «охранять людей от Горлунг, не давать ей чинить зло беспрепятственно». Но со временем воин полюбил княжну всем сердцем, она была единственным человеком на этой чужой земле, который заботился о нём. Для Эврара было непостижимым то, что дочь князя так печётся о нём, простом воине. Она готовила ему лекарства от боли в костях, которые со временем мучили его всё сильнее, лечила его простуды, чинила рваные рубахи. Горлунг не нуждалась теперь в его защите, да и, по правде сказать, Эврар не мог защитить её от какой-нибудь реальной угрозы, это рында нуждался в ней. Княжна давала Эврару почувствовать себя нужным, причастным к судьбе других людей, она и Инхульд стали для него семьей.

Сам же Эврар был, пожалуй, единственным человеком, которого любила Горлунг: немногословный воин своей преданностью, ненавистью к недоброжелателям княжны заслужил её тёплые чувства. Эврар почти так же люто ненавидел Торина, Марфу и Прекрасу, как и сама Горлунг. Именно он научил княжну жестокой философии викингов, благодаря своему рынде Горлунг поняла, что не дорожит жизнью и не боится её потерять, она осознала, что кровь и слёзы вражеские, словно водица дождевая, бегут и не трогают сердце.

Примерно этому же учила Горлунг и Суль. В те редкие минуты, когда они разговаривали не о травах и зельях, бабка внушала внучке именно жестокость и жажду власти.

В дружинной избе почти все воины хотя бы однажды лечили раны у Горлунг. Иногда самые отчаянные пытались заигрывать с ней, но, кроме хмурого взгляда, ничего не получали в ответ. Горлунг за лечение никогда ничего не просила, но зачастую исцелённые дружинники привозили княжне из походов ткани и различные безделушки, она принимала их с благодарностью. Ибо князь и княгиня её подарками не жаловали.

Люди же Торинграда завидев худенькую фигурку, кланялись издали, и невольно смотрели вслед. Нет, она не была так потрясающе красива, как младшая сестра, но было в её осанке что-то поистине княжеское: спина – прямая, словно стрела, выпущенная из тугого лука, особая статность, смолёная коса, перекинутая через плечо, бледное лицо с густыми выразительными бровями, глаза чёрные, словно агаты, и очень редко её лицо посещала улыбка, тёплая, словно лучик весеннего солнца.

В те редкие минуты, когда князь Торин вспоминал о старшей дочери, ему казалось, что в последний раз он видел её во время болезни, много лет назад. Так оно и было: и дочь и отец старательно избегали друг друга, и также старательно взращивали в сердцах обиду друг к другу.