Читать книгу Кое-что о жизни в мире фантомных болей - Галина Глембоцкая - Страница 4

3

Оглавление

«В сельве человек может выжить только

превратившись в зверя. Особенно беглец.[…] Главное – не

терять надежду, даже если от ощущения жуткого

одиночества перед глазами начнут танцевать призраки;

даже если после долгих дней тяжелого пути вновь придешь

туда, откуда отправился в свою дорогу».

Альфредо Варела.


Он сидел  на поваленном  дереве, пытаясь справиться с легкой  паникой, зашевелившейся  у него под  ложечкой. От жары  и внутреннего напряжения тело покрылось потом,  который струйками стекал по лицу и  спине.  Влажная одежда прилипла к телу.

 Гилберту  не хотелось думать о том, чем  может закончиться его необдуманная прогулка, но он понимал, что не может сидеть на этом бревне бесконечно. Нужно идти. Но куда? В никуда? Он, естественно, не имел малейшего понятия о том, где находится ближайший населенный пункт, и  не  знал,  на сколько километров протянулась сама сельва.  На десятки? Сотни? Или больше – тысячи? И у него нет пищи. Ее, наверное, можно раздобыть и здесь, например, какие-то фрукты. Но их нужно знать.

Его туфли, равно как и брюки от фрака, в которых он несколько дней назад пошел на тот злополучный прием, представляли собой жалкое зрелище. Как и он сам. Да, в детстве он был плохим скаутом. Ему всегда больше нравилось читать книжки, чем учиться премудростям выживания Робинзона. За это небрежение он сейчас и наказан.

 Однако  надо что-то предпринимать. Самым разумным было бы, наверное, попробовать  вернуться   на ранчо. Но с  чего начать?  Сориентироваться по солнцу? Гилберт вспомнил, что утром, когда он проснулся, солнце светило прямо в окна. Сколько прошло времени с того момента, как он пошел в сельву?  Часа два? Или три? Ощущение времени он утратил. Кроме того, он находился, похоже, в тропиках. Или в субтропиках. Как здесь ориентироваться по солнцу?  Гилберт этого не знал.

И тогда ему в голову пришла  идея.

  Гилберт  встал и подошел к ближайшему дереву. От него он мысленно провел прямую линию к другому дереву и двинулся  к нему, развешивая  на лианах переломленные листья папоротника. Линия  была, в общем-то,  условно прямой, потому  что пройти прямо  в переплетенном  лианами лесе было невозможно. Там, где нельзя  было пробраться даже ползком, он искал обходной путь.  Однако,  отклоняясь от  намеченной прямой линии  в сторону, Гилберт старался выдерживать основное направление.  Преодолев,  таким образом,  метров сто, он повернул, и  под прямым углом двинулся дальше. Приблизительно через двести метров, он вновь обозначил угол и пошел вперед. Через двести метров – еще один поворот, и Гилберт оказался  рядом с  тем поваленным  деревом, откуда он начал прокладывать свой первый квадрат. Пот заливал его лицо, липкий воздух с трудом проходил в легкие. Необычно большие комары, мухи   и разные  мошки, привлеченные запахом пота, кусали немилосердно не только открытые участки тела, но и умудрялись забраться под одежду в самые невероятные места. Отмахиваться было бесполезно, так как двух рук  попросту не хватало для этой цели.

«Меня  явно воспитали не для таких подвигов», – с отчаянием подумал Гилберт. И  все же  затея, кажется, удается. Он присел на   дерево, чтобы  немного восстановить силы. Настроение  немного улучшилось, так как появилась надежда  выбраться отсюда. Но очень хотелось курить, еще больше – пить. Чертовы  Хароны, переправившие его из Швейцарии в этот  ад, вычистили  карманы, экспроприировав  не только документы и деньги, но даже и сигареты. Напиться можно было бы, на худой конец, просто из лужи или подставить рот под тонкие струйки чего-то жидкого, стекающего  по ветвям и стволам деревьев. Из луж пить ему еще не приходилось, и естественная брезгливость удержала  Гилберта от этого способа утоления жажды. Сомнения насчет качества стекающей с деревьев жидкости заставила его отказаться и от этого варианта. Поэтому  он, несмотря на жажду и мучивших его насекомых, решил продолжить  эксперимент по собственному спасению. Он  встал, отошел на максимальное расстояние, с какого его метки были различимы,  и  начал метить следующий квадрат.

На втором квадрате Гилберт  набрел на  большой ручей. Он  несказанно обрадовался такому подарку судьбы

Гилберт долго пил из ручья, и вода казалась ему потрясающе вкусной. Потом стянул с себя  рубашку и начал мыться. Было чертовски приятно чувствовать прохладную воду на  воспаленной и  зудящей от укусов коже. Благодарное тело, омытое от пота и жары,  вдруг не к месту и не ко времени, ответило возбуждением. Оно не было  связано с мыслями о ком-то персонально, например  о Зизи.  Это был просто всплеск жизненных сил, шальная, иррациональная  вера в то, что  его приключения  в сельве, несмотря на трудности, в конце концов, закончатся благополучно.

Гилберт выполоскал в ручье рубашку, надел ее мокрую на себя и отправился завершать свой второй квадрат.

Третий квадрат оказался физически и эмоционально самым сложным. Гилберт  устал. Ладони рук от жестких  листьев папоротника, которые он ломал на протяжении уже не одного часа, покрылись рваными кровавыми волдырями. Чтобы хоть как-то смягчить боль, он оборвал низ своей сорочки и  кусками материи обмотал руки. Ноги в туфлях,  не приспособленных для таких переходов, жгли, делая мучительным каждый его шаг. Здесь же, на третьем квадрате, он буквально наткнулся на останки человека, доедаемые, копошившимися  в них насекомыми, похожими  на муравьев, но размером  почти с человеческий палец. Гилберт застыл,  как  загипнотизированный, не в силах  отвести  взгляд в сторону. Сюрреалистическое зрелище,  как из кошмарного сновидения, демонстрировало  наглядный пример того, что могло случиться и с ним. Наконец, он все же заставил себя  повернуться, сделать несколько шагов в сторону и идти дальше по намеченному маршруту. Но еще долгое время  картина  с жуткими насекомыми на белеющих человеческих костях стояла у него перед глазами, в который раз наглядно давая понять, что нынешняя, спонтанно предпринятая им  прогулка   была не более чем  авантюрой дилетанта.  Гилберту стало стыдно за себя.

Приблизительно в середине четвертого квадрата  он  набрел  на проход с обрубленными лианами, по которому  зашел в сельву.

Радоваться уже не было сил.


В течение последующих трех дней Гилберт залечивал свои растертые в кровь руки, ноги и искусанное насекомыми тело.

В тот  вечер, когда он, вернувшись из сельвы, снял свою вконец испорченную одежду и раздумывал о том, как ему  продезинфицировать свои раны, перед ним призраком  возник  Ромуло. Гилберт молча показал ему свои истерзанные ладони. Ромуло вышел и минут через пять возвратился с двумя пригоршнями каких-то листьев. Он велел их  хорошо разжевать и полученную массу приложить к ранам. Пока Гилберт перемалывал зубами листья, между ними произошел  любопытный разговор. Вернее, это был монолог Ромуло, потому что Гилберт со ртом, набитым жвачкой, говорить не мог. Суть этого монолога сводилось  к следующему:  незачем сеньору  Рудольфо ходить в сельву, потому что ничего хорошего из этих прогулок выйти не может.  Сельва опасна, она не любит чужаков и жестоко с ними расправляется.  Сеньор  ведь не знает как нужно себя вести в сельве, иначе он никогда не довел бы свои руки и ноги до такого состояния.  Это чудо, что ему вообще удалось вернуться,  и  если он собирается  убежать, то у него из этого ничего не выйдет, потому что через день-два  после побега  он просто погибнет в сельве.

Гилберт чувствовал себя глупо. Наверное, следовало бы поддержать разговор, что-то спросить или возразить. Он ни слова не мог  сказать ему в ответ, во-первых, потому что у него был полный рот, а во-вторых, –  все, что  говорил Ромуло,  было, вероятно, правдой. Поэтому Гилберт жестом спросил, что ему делать с разжеванными листьями.  С помощью  Ромуло лиственная масса была равномерно распределена по ранам и перебинтована полосками материи.

Такой необычный способ лечения, как ни странно, помог, и уже на второй день раны начали затягиваться. Однако ладони продолжали болеть,  и  ходить он мог только босиком. Заняться было нечем. Лежать ему надоело, смотреть в окно  и постоянно думать о  постигших его событиях – тоже.  Пытаясь найти себе занятие, Гилберт решил обследовать  дом  изнутри.

В  доме  было шесть разного размера  комнат, не считая помещения, приспособленного для приготовления пищи. Несмотря на внешнее запустение, царившее вокруг ранчо, внутри все находилось в относительном порядке. Обстановка комнат была более чем скромная, но чувствовалось, что совсем недавно здесь убирали: окна были вымыты, полы выметены. Более того, Гилберт кое-где увидел следы мелкого ремонта. Вряд   ли  комнаты  приводились в порядок   для него одного. Здесь определенно  кого-то ожидают. Интересно, кого?  Будут ли это люди как-то связанные с его похищением?  Кто бы они ни были, их появление, решил Гилберт, должно пролить хоть немного света  на его таинственное перемещение  с дипломатического приема сюда в сельву.

Кое-что о жизни в мире фантомных болей

Подняться наверх