Читать книгу Цвета индиго - Галина Маркус - Страница 2

– Скажи, дор Кетлерен, этот род безумства часто встречается у землян? Их корни таковы, или это больные отростки?

Кетл удивленно повернулся к дозорному, позабыв сделать привычное замечание. Он не хотел, чтобы его звали «дором» – теперь, когда их домом стали горы, он потерял на это всякое право.

– О чем ты?

– Говорили – но я не верил, будто некоторые из них сами подрубают свое дерево на корню, по своему желанию! Вот, вот, посмотрите туда!

Кетл уже и сам понял, о чем речь. Он напряженно вглядывался в две маленькие точки в небе. Точки быстро увеличивались в размере.

Что-то привело его сегодня сюда, на пост, хотя обычно он этого места избегал. Они стояли на дозорной скале – с такой головокружительной высоты им было видно все. Огромное синее плато под ними окружали острые, уходящие в небо пики. За пиками – глубочайший обрыв. Там, далеко внизу, остался оскверненный город. И оттуда, со стороны обрыва, кто-то летел к горам, вот уже восемь светил надежно укрывавшим остаток народа Илии.

– Они знают, что за чертой их ждет смерть, – мрачно продолжал дозорный. – Давно – пять или шесть оборотов вокруг Фатаза – они не подлетали так близко!

– Они сейчас повернут обратно, – неуверенно предположил Кетл.

Но он уже видел, что не повернут – те два маленьких летательных аппарата, вроде илианских куори, только примитивные, медленные и неуклюжие.

– Что будешь делать? – он снова обернулся к дозорному.

– Что я должен делать, дор Кетлерен? Земляне не попадут в проход. Если они не остановятся, то врежутся в невидимую им преграду, и их отбросит на скалы. Кому это знать как не тебе, дор? Кокон работает отлично. Мы неустанно благодарим тебя за…

– А если это не военные? – перебил его Кетл.

Ему стало не по себе – теперь он еще внимательнее уставился вдаль, подключая взгляд.

– Это могут быть разведчики, дор Кетлерен, или, что еще хуже – старатели. Какая разница? Защита сейчас сработает.

Кетл молчал. Кокон пока крепок и его держит вовсе не охрана, но дозорные должны сообщать о каждой попытке проникновения. Разумеется, они делают свое дело, но… Последнее время Кетлу все чаще казалось, что противник, от которого они отгородились в пространстве, проникает в души илле изнутри. Разве прежде они могли так спокойно воспринимать гибель разумных?

Конечно, они в состоянии войны, и этот случай – определенно самозащита. Попытка попасть в горы – нападение, так решил Лайдер. Даже безоружные, земляне представляют угрозу, особенно старатели. Но все-таки есть что-то неправильное в уничтожении того, кто тебя даже не видит.

Пока война шла внизу, Кетл видел много погибших захватчиков, но сегодня, когда это происходит у него на глазах… Он сам, Кетлерен, убивает вот в эти минуты, и это вовсе не образ, а точное слово. Большой Лайдер постановил сохранить последний островок жизни Илии, и Кетл выполнил свою часть работы. И сейчас он боялся спросить, сколько землян погибли, прежде чем поняли, что в горы им не попасть.

Кетл продолжал изучать неуклюжие куори, которые стали уже размером с зерно.

– Там двое разумных, – отметил он, – в каждом куори по одному.

– Да? – равнодушно откликнулся дежурный. – Ага, так и есть… Хороший у вас взгляд. А я стал больше полагаться на обычное зрение.

Куда же текут их воды, если уже и взгляд им не нужен? Не проще тогда просто спуститься с гор и раствориться среди завоевателей?

– В первом куори я вижу светло-серого, с примесью коричневого, – продолжил описывать Кетл, – его цвета простые, совсем без оттенков. Он не слишком умен, и сейчас ему страшно – становится больше темно-желтого. А во втором… Силы мои, посмотри сам!

Кетл замер, не в силах оторваться, теперь он «смотрел» с закрытыми глазами – так было четче.

– Быть не может… никогда не наблюдал среди них такого, – дозорный теперь тоже таращился на маленький кораблик землян. – Фиолетовый? И синий, много синего.

– Нет, это не фиолетовый… это… индиго… настоящий индиго… – чуть слышно проговорил Кетл. – И очень чистый синий, ты прав. И еще зеленый, хорошего насыщенного оттенка. Но главное, это…

– Но, дор Кетлерен, у землян не бывает индиго!

– Ты не веришь тому, что видишь?

В этот самый момент первый куори резко развернулся и стал уменьшаться в размерах. Однако второй продолжал стремительно приближаться.

– Силы, простите навеки! – дежурный растерянно оглянулся. – Он летит за черту! Вот неприкаянная душа! Защита… почему она не сработала?

– Это я пропустил, – быстро произнес Кетл.

Дозорный таращился на него, не понимая.

– Дор Кетлерен, – забормотал в панике он, – тогда мне придется его сбить. Вы же знаете, что проникновение – это акт агрессии, и… У меня не хватит энергии погрузить его в сон на таком расстоянии, разве только вы?.. Но нет… нет, никто не должен попасть в горы! Лайдер…

Он сделал едва заметное движение, и на его ладони оказался серебристый, блестящий под утренним светилом, шарик. Шарик приподнялся в воздухе и завис над ладонью дозорного в смертоносной готовности.

– Оружие?!

Кетл даже не знал, что оружие, сработанное креза, еще сохранилось в горах. Но и погрузить кого-либо в сон на такой высоте – означало то же самое, что взорвать.

– Ты не можешь! – всполошился Кетл. – Мы не можем убить индиго! Это все равно, что убить илле.

– Но это не илле! Земляне – наши враги.

– Наши враги – красные люди. Индиго не может быть нашим врагом. Но… если он и враг, мы обязаны его выслушать.

– Не мешайте мне, дор, иначе мы оба предстанем перед Лайдером! Я уважаю вас, но… Я не могу ослушаться.

– Тогда ты скажешь, что я помешал тебе, – Кетл уставился на дежурного.

Под его взглядом тот вздохнул и уронил руку. Крохотный серебристый шарик скользнул вниз и замер на уровне его колена.

– Что же вы делаете… я на посту… – он не в силах был даже стоять.

– Я должен защитить индиго, – виновато прошептал Кетл.

Дежурный неловко опустился на траву и свесил голову – он засыпал прямо на глазах. Шарик, послушный взгляду Кетла, вернулся в свое хранилище – маленькую сферу на поясе дозорного.

Кетл сам не знал, что делает. Оставалась надежда, что куори не доберется до прохода – покружит и улетит, ничего не увидев. Чтобы открыть проход, пилот должен быть отчаянно храбрым и невероятно ловким, ведь сперва ему придется пролететь по узкому ущелью, спрятанному между двумя острыми пиками и, рискуя врезаться в камень, ступенчатым проходом резко подняться к плато.

На несколько минут куори скрылся из глаз, однако Кетл продолжал внутренним взглядом видеть пилота. Несколько умопомрачительных для такого суденышка виражей – и… кораблик, миновав пики, появился снова, поднырнул, вновь пропал из глаз и тут же поднялся вверх. Итак, у него получилось. Некто проникнул в убежище, куда не попадал еще ни один землянин. И теперь он спускается вниз, на узкую площадку между двумя горными коронами, куда смотрел сейчас с высоты птичьего полета Кетл.

Он очнулся. Ему во что бы то ни стало надо попасть туда прежде, чем кто-либо что-то поймет. Кетл знал: последствия его действий могли быть ужасными. Что, если он ошибается? Вдруг такой цвет у землян означает нечто иное? Или они научились обманывать зрение илле? Старатели убивали разумных без колебаний, а потом… Что еще может ему здесь понадобиться?

Кетл круто развернулся на месте и бросился к своему куори. Через несколько минут он уже был внизу.

Но еще до того, как открылись двери маленького грязного суденышка, до того, как Кетл наложил на прибывшего слепоту, он уже знал, что не ошибся. Да и как он мог ошибиться? Землянин, разом лишившийся зрения, растерянно замер на пороге своего корабля. Он был на самом деле индиго – хоть и не чисто индиго, но индиго в очень большой степени. И еще Кетл уже знал, что это не землянин. А землянка.

***

Как часто какая-то мелочь, неумение отказать или другие, никчемные и пустые соображения, заводят нас столь далеко! Вот, казалось бы, чего проще: не отвечай на звонок, ты же спешила домой, отдохнуть и выспаться после тяжелого дня. Но ты ответила, и этот невинный поступок привел тебя – и куда же? На другую планету. В страшные и странные горы – к чуждому и, возможно, враждебному разуму.

Едва она успела спрыгнуть со ступеньки селиплана, если можно назвать так это корыто, как свет в ее глазах померк, и она оказалась в черном туннеле. Пора было испугаться, но страх почему-то не пришел. Слепота, накрывшая ее в один миг, оказалась не полной. Проблески света в ней меняли оттенки и направления, как лучи рекламы торгового центра. Однажды – в ее раннем детстве, случилась техногенная катастрофа, и в городе, в котором она родилась, полностью отключились все источники света. Тогда было очень жутко. Но сейчас один источник остался. Очень странный источник – свет «подавался» откуда-то изнутри, Патрисия будто сама его генерировала, словно включила внутренний фонарик. Надо же, а она и не знала, что так умеет… Впрочем, она многого, как оказалось, о себе не знала.

Так с чего же все началось? Позвонил старый приятель по их выпуску – они иногда встречались по университетским делам. Патрисия изучала языки на факультете межпланетной интеграции, считая себя скорее ученым, чем практиком, а в итоге все вылилось в преподавание лингводинамики в начальной школе. Зато примерно раз в два-три года она получала особый грант и могла вернуться к научной работе.

Конечно, после открытия Лезгинского многие бросились в эту тему. Автоперевод, чуть не убивший столетье назад лингводинамику, выходил из моды. На Земле он был и вовсе не нужен: все и так с детства говорили на одном из трех языков-посредников так же хорошо, как и на родных наречиях. Автоперевод, конечно, использовали для межпланетной связи, но только в начале контакта. С некоторыми языками он справлялся, мягко говоря, плохо. А главное, до людей, наконец, дошло, что они многое теряют в понимании культуры и традиций других цивилизаций. Учить инопланетные языки снова стало популярным.

Открытие Лезгинского помогало освоить на разговорном уровне до пятнадцати языков даже не самым одаренным студентам, а уж дети схватывали все налету. Но задача Патрисии была иной. Прежде чем создать эффективную систему обучения, да и заложить основы, а потом и тонкости, в тот же автопереводчик, кто-то должен был постичь глубинные основы языка. К этому и привлекали самых способных выпускников.

Язык Илии сперва очень долго находился в стадии освоения. Патрисия илинит не преподавала, а пока только изучала сама, получив специальный грант. Конкурс открыли лишь спустя четыре года после высадки землян на планету. Выиграть его оказалось несложно – конкурентов у нее не нашлось, никто активно илинитом не занимался. Видимо, тема зависла в планах научного руководства, а институту полагалось отработать выделенные средства. А так все удивлялись, зачем этот грант вообще: кому нужен язык планеты, на которой скоро не останется аборигенов?

Патрисия не обращала внимание на усмешки. Она любила процесс, и ни за что бы не отказалась от нового неизвестного языка. Тем более что все остальные конкурсы она в этом году, так получилось, упустила. А может, она просто услышала это слово: Илия. Ведь не проходило ни дня, чтобы она кое о ком не вспоминала…

Однако, как только Пат начала заниматься илинитом, она сразу же, следуя собственным правилам о чистоте научного эксперимента, отключилась от любых новостей с планеты. Она знала только, что война закончилась, и, кажется, сопротивление подавлено. Правительство вещало, что илянам были предложены самые гуманные условия, но те не захотели, как другие, покориться сильнейшему, а значит, сами выбрали свою судьбу. Вселенная постепенно превращалась в колонии крупных планет, в которых растворялись и теряли свою уникальность небольшие и малообитаемые миры. Впрочем, кто-то из местного населения, вероятно, начал сотрудничать – иначе откуда поступали данные по языку?

Патрисии все это, собственно, не касалось. Она давно постановила, что в чужом языке ее интересует только язык, и ничего больше. История, традиции – все это важно для его понимания, но на первом этапе должно быть лишь голое слово. Это был ее собственный метод: идти от слова, а не наоборот. Она не желала знать, на какой стадии развития находится их цивилизация – обо всем этом должен был рассказать ей язык. А вот потом уже можно будет отследить, как влияла история на изменения в речи. Многие называли эту позицию антинаучной, но руководитель кафедры всегда Пат поддерживал. Он тоже считал, что язык может рассказать о разумном очень многое, если не все. «Сначала было Слово», – повторял он, употребляя, видимо, древнюю поговорку – Пат слышала ее еще от бабушки. Патрисия усердно трудилась. Она смотрела цифровые выкладки по грамматике и структуре, слушала записи живой речи и отдельных слов (почему-то всегда звучал только женский голос), в общем, проделывала обычную работу.

Однако, начав корпеть над илинитом, она почти сразу оказалась в тупике. Похоже, открытие Лезгинского об общей основе всех, даже самых уникальных языков, здесь не работало. Точнее, работало, но не до конца справлялось с задачей. В илините жило что-то такое, что не было типичным ни для одного языка Вселенной. И дело вовсе не в налете высокопарности, вычурности оборотов и немного наивной образности. Патрисии мерещилось в нем то, что невозможно объяснить словами, только почувствовать. Если даже язык – всего лишь отражение, то она не находила того, что он отражал, ни в одной другой культуре.

За эти годы она добилась того, что ее словарный запас в илините практически соответствовал ее знаниям родного русского. Но при этом не могла перевести ни единой фразы, не упрощая и не сводя к плоским понятиям нечто объемное, земными словами непередаваемое. Находились там и отдельные слова, и целые построения, которые можно понять, только если знать, о чем они. Пат не знала. Она назвала эту составляющую словом «нечто». Почему-то хотелось писать это слово с большой буквы.

Она, правда, ни в чем не была уверена – она просто не понимала. Ей все казалось, что ключ к языку, а значит, и к особенностям илян, должен найтись. Но он не находился. Земляне уверили себя в том, что аборигены, покоренные сильнейшей цивилизацией Вселенной, априори уступают им по уровню интеллекта. Что побеждает всегда более развитая цивилизация, и так далее. А что если все наоборот, думала Пат, вчитываясь в странные, привезенные с Илии древние тексты – немногочисленные, созданные много веков назад (более современных книг ни в устаревшем бумажном, ни в цифровом виде, на планете не обнаружилось). Что, если мы, как дети, изучающие арифметику, смеемся над сложной алгебраической формулой, принимая ее за каракули?

И вот, где-то через год после получения гранта, начался этот мерзкий ажиотаж: у илян, оказывается, магические способности! Когда это обнаружилось, Пат не знала. То ли местные это умело скрывали,,то ли молчали власти, а может, слухи не сразу дошли до Земли, но не услышать про это теперь стало невозможным. Про далекую провинциальную колонию вспомнили все, кому не лень, а кое-кто даже рванул туда в поисках чудес – никакие достижения цивилизации, похоже, не изменили людей. Илинит приобрел популярность, но своих тайн так и не раскрыл. Хотя кому, кроме Пат и ее научного руководства, было до этого дело? Всех интересовало только практическое волшебство.

Кто-то называл это магией, кто-то – экстрасенсорными способностями. В современных записях речи, тех самых женских голосов, звучала некая загадочность, даже сказочность, когда речь шла о действиях с природой или с животными – и та, и другие якобы слушались говорящую. Пат приняла это скорее за фольклор. В древних же текстах ничего подобного не было, но говорилось то о силе, а то о знании, в зависимости от непонятных нюансов. Причем оба эти понятия иногда употреблялись в обычном смысле, а порой за ними стояло нечто иное, чем на Земле. Но даже эта разница в смыслах была едва уловима. Не связана ли загадка илинита, его таинственное «нечто» с этими сверхспособностями?

Может, поэтому – да, пожалуй, поэтому, она и ответила на звонок. Семен занимался разработкой Илии еще в университете, сразу после выпуска ушел в межпланетные дела, одним из первых, еще во время войны, высадился на планету и на тот момент трудился на ней уже лет семь, не меньше. Иногда он залетал ненадолго на Землю. Кажется, он и сказал Пат о гранте в одно из таких посещений.

А еще… еще он виделся на Илии с Артуром. Артур тоже оставил науку и давно работал на других планетах, а четыре года назад его пригласила на Илию частная фирма по разработке геопороды.

Пат знала о нем только от других. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала их последнюю ссору. Тогда он все-таки позвонил из космопорта, извинился за горячность, попрощались они тепло, но обоим было ясно – это расставание. А потом Пат скучала… очень-очень скучала, все эти годы. С Семеном они хотя бы перезванивались в его редкие визиты домой. Артур не звонил никогда. Бизнес у него, со слов Семена, шел хорошо – кажется, фирма взяла Артура в долю.

Получается, не так уж и случайно Пат сюда занесло…

Прежде она никогда не летала на планеты, языки которых изучала, раньше, чем сделает полноценное исследование. В случае с Илией до этого казалось еще далеко.

– Пат, выручай, – возбужденно заговорил Семен. – Я могу довериться только тебе… ни в коем случае нельзя, чтобы кто-то знал. Нам надо встретиться. Немедленно.

– Э-э… Я рада тебя слышать, но давай в другой раз? Если честно, я дико устала, лечу в сторону дома.

– Я знаю. Ты сейчас на Длинной набережной, а я у тебя на хвосте. Давай сядем на площадку шестьдесят три?

Она бросила взгляд на экран, отображающий задний вид, и увидела догоняющий ее селиплан. Пат только вздохнула – расслабиться пока не удастся. Она еще не знала, что расслабиться теперь не удастся вообще.

Она припарковала селиплан на крыше высотки. Вообще-то машина, которой пользовалась Патрисия, называлась «блони». Эта изящная и комфортная модель получила свое имя с легкой мужской руки как обидное прозвище – селиплан для блондинок. Специально Пат бы себе такой не купила, да и блондинкой быть не желала, но новый блони подарила ей на день рождения подруга. Пат не стала отказываться от более уютной и комфортной машины. К тому же, со временем покупать блони стали не одни только женщины.

По старинке многие еще называли селипланы вертолетами, хотя их единственным сходством с теми допотопными летательными аппаратами остался вертикальный взлет: селипланы и блони поднимались и садились исключительно вертикально. С того времени, как нашли способы бороться с силой земного притяжения (а вернее, как следует изучили все ее особенности и возможности и научились использовать в своих интересах), оторваться от земли перестало быть проблемой.

Пат любила летать, а в этом городе летать было удобно. Подавляющее количество зданий имело площадки на крышах – это решало проблему нехватки парковок, а также позволяло оставить много свободного пространства для пешеходов, парков и цветников, что, несомненно, украшало улицы. Плавающие дорожные знаки, станции подзарядки, ограничители эшелонов, регулирующее освещение и автоматические полицейские обеспечивали безопасность движения в воздухе. С парковок к этажам зданий вели открытые аппарели, позволявшие спускаться пешком, а также лифтовые платформы.

Следом за Пат на площадку дома шестьдесят девять сел догнавший ее селиплан, и Семен мигом перескочил в ее блони. Даже не поздоровавшись после солидной разлуки, он плюхнулся рядом и начал:

– Пат, ты единственная из моих друзей, кому я могу… и кто знает язык. К тому же – ты педагог, и…

– Стоп! – остановила его поток Патрисия. – Я очень спешу. Что у тебя стряслось?

– Мы привезли его…

– Кого привезли?

– Его… мальчика… – чуть слышно прошептал тот и зачем-то оглянулся. – Маль-чи-ка! Понимаешь, откуда? Это же невероятно. Ты изучала илинит, и ты…

– Мальчика с Илии? Ну и что? Не можете найти переводчика?

Его взгляд красноречиво поведал о том, что Семен сейчас сомневается в ее умственных способностях.

– Переводчика? Да ты с ума сошла. Ты вообще что-то знаешь об Илии? Ты ведь столько лет уже…

– Я сто раз тебе объясняла. Мне нужен минимум информации. Минимум! Иначе я не буду понимать, что откуда растет. Последний раз я слушала большую программу про Илию года три назад. Это было кошмаром – полная мешанина.

– О… затараторила! Новости-то ты слушаешь? Ты что, не знаешь даже, чем закончилась война?

– Ну… знаю. И что?

В новостях, кажется, говорилось, что иляне вели партизанскую войну. Но часть населения примирилась с экспансией и существовала с завоевателями вполне мирно – это был, помнится, репортаж со стройки новых городов и ресурсодобывающих предприятий. Что Земля несет, наконец, достижения цивилизации в отсталый мир Илии…

– Я говорю про мальчика! – Семен сделал упор на последнее слово. – Он скрывался у своей матери, его не успели забрать в горы. Правда, тогда он был еще маленьким, но, знаешь ли, способности у них проявляются, я думаю, сами. А мать могла…

– А почему он скрывался?

– Потому что он – мужчина!

– И что?

– Нет, это невозможно! Пат, все мужчины в горах. Все, кто выжил – все там. Никто добровольно не остался в городе!

– Ничего себе… а я думала, как всегда… часть повоевала, часть сдалась.

Она вспомнила женский – всегда женский – голос на записях иллийской речи.

– Да нет же! Они готовы были умереть, лишь бы не попасть в плен и не поделиться с человечеством своими возможностями! Собаки на сене!

– Подожди… а женщины?

– Не знаешь? Некоторые ушли, но большинство осталось. Им посулили…

– Я про другое… Мне говорили, что наши… в общем, многие специально едут туда… ну, связываются с илянками ради их магии… вроде как они могут передать способности…

Пат поморщилась и не стала продолжать. Эта тема была ей особенно неприятна. Она мысленно отрезала – так же, как недавно ответила одной подруге: Артур – геолог, ученый, он другого уровня человек. То, что его отправили на Илию как раз во время этого ажиотажа – обычное совпадение.

– В том-то и дело… – многозначительно протянул Семен. – Магия женщин примитивна и недостаточна.

– Ладно, не хочу этого знать. От меня-то чего сейчас надо?

Возможно, ее даже заинтересовал бы разговор, вопреки убеждениям о чистоте эксперимента. Но она слишком устала. Десять малышей ходили сегодня на головах и ничего не желали слушать – одним словом, начался май, какая уж там учеба!

– Ты должна взять на себя мальчишку! Сама понимаешь, мужчин он боится и не доверяет.

– Что я должна??

Она даже не знала, как на такое реагировать. Да он просто рехнулся.

– Да. Не представляешь, какое тебе оказывается доверие! Я уже все согласовал. Мы привезем его сельхозвертолетом, через область, тайно. Никто, кроме тебя и еще нескольких доверенных лиц не будет знать, что…

– Нет, – твердо сказала Пат. – У меня работа.

– Тебя освободят от работы.

– Насколько?

– Насколько понадобится. На три дня. На месяц… на полугодие… пока мы не добьемся от него…

– Добьетесь?! Что вы задумали? Я не хочу участвовать в этой гадости.

– Какой еще гадости, Пат? Это научное исследование! Это новые возможности землян!

– Я считаю, никакие цели не могут достигаться с помощью насилия, – отчеканила она.

– Твои вечные принципы, помню, помню. Пат, но на этот раз они тебе как раз пригодятся. Мы вот именно что отказываемся от насилия и защищаем его от тех, кто мог бы его применить. Твоя задача объяснить это мальчишке и уговорить передать магию добровольно – нам!

– С чего это вдруг вы проявили милосердие? – недоверчиво спросила Патрисия.

– Ну… понимаешь… ты попала в точку, когда сказала про цели и насилие. Сначала, когда планета только завоевывалась, наши… э-ээ… скажем так, экстрасенсы… здорово научились совершать обряд… то есть, разумеется, процедуру, отбора этих самых магических сил. Во время войны бывали захваты пленных в бессознательном состоянии.

– То есть земляне знали об этих способностях местных с самого начала?

– Ну… в общем, да. Правительство, конечно, больше озабочено недрами Илии. Но некоторым это тоже показалось интересным. Вот только допустили утечки, пустили тему на самотек, прости за тавтологию. Вместо того, чтобы разработать программу на научном, государственном уровне, ввести режим, пропустили туда мародеров! Вечная наша расхлябанность на других планетах. Правда, тогда еще никто ничего толком не знал. Те, кто отбирал у илян силы, потом куда-то скрывались, не спешили возвращаться на Землю. А государственная наука до сих пор топчется на одном месте! Из-за этих несознательных элементов мы долгое время были убеждены, что эти… э-ээ… нетрадиционные способности можно получить таким диким способом. Пытались захватить пленных, а то и осуществляли обряд прямо над ранеными, после сражения. Но видишь ли… избранные люди открыли, – Пат, ты сейчас окажешься в числе немногих, кто понял… – что обретенная сила ничем не отличается от той, которой готовы делиться с нами их женщины. К тому времени проходу не стало от этих… так называемых старателей, которые теперь кидаются на баб. Они вообще не в теме, пускают слюни от всякой магической чепухи. Но и то, что они получают добровольно от баб, и способности, полученные насильно – это, пойми, не то! Неполноценные они. Скажем так – какая-то десятая доля, если это можно вообще посчитать. Стоило ли огород городить…

– А женщины, которые остались… они что, все смирились с аннексией?

– Илянки… они, конечно, хороши во многих отношениях, да и мужчин наших очень любят, – усмехнулся Семен. – Но сама понимаешь, нам – которые в теме, – надо большего. А мужчин не осталось – ни одного. Открытая война закончилась много лет назад, и шансов найти мужика уже не было. И вдруг – мальчишка! Его выдала соседка – видать, из зависти. Нет совершенства и на других планетах, – вздохнул Семен.

– Кто бы говорил, – буркнула Пат. – Прости, а официальные власти знают о мальчике?

– Э-эээ… собственно, нет, – опомнившись, Семен снова заговорил еле слышно. – Никак нельзя, чтобы узнали, иначе… Понимаешь, один мужчина может передать силу только одному мужчине. Это будет избранный человек. Не я, конечно, – быстро замотал головой он. – Я сам не знаю, кто, это уже не наше с тобой дело.

– Погоди, погоди, – она даже откинулась назад, чтобы лучше его рассмотреть. – А как же все разговоры про государственную науку?

– Кто-то должен быть первым, Пат, нельзя отдать парня на растерзание этой своре шарлатанов и экстрасенсов. Если у нашего первого будет полноценная сила, он тоже сможет делиться! Но он действует в интересах всего человечества.

– Угу, – покачала головой она. – А позволь узнать, в чьих интересах действуешь ты?

– Да в этих же, Пат, в этих же! И еще в собственных денежных, разумеется. Поверь, нас с тобой не обидят. Мне доверяют, иначе я бы сейчас не говорил с тобой. Вот видишь, я откровенен.

– И ради этого ты втягиваешь меня в опасную историю? Просто класс! А что грозит ребенку, если добровольно он не захочет?

– Насилие. Все-таки насилие. С паршивой овцы хоть шерсти клок, не зря же его везли сюда через восемнадцать планет. Теперь понимаешь, что только ты можешь ему помочь?

– Угу… грубо работаешь, – прищурилась Пат, по-новому взглянув на старого приятеля. – Ну, и что становится с илянином, у которого силы отобраны против его желания?

– Он умирает, – коротко ответил Семен. – Поэтому ни одного мужика у нас и нет, включи мозги, Пат.

– Замечательно! – воскликнула она. – А вот что-то об этом наши новости ни разу и не обмолвились.

Ее просто распирало от гнева.

– Но ведь это их выбор, – возразил приятель. – Они могут отдать магию добровольно. Мало того, тогда их силы возрастают вдвое – ну, если они сами поделятся! Это выдали нам их женщины. Они-то пользуются этим направо и налево.

– Интересная арифметика, – изумилась Патрисия. – Ну и почему же тогда мужчины предпочитают смерть?

– Да гады, одним словом, – не сдержался Семен. – Теперь ты сама понимаешь. Готовы сдохнуть, лишь бы нам не помочь!

Он нетерпеливо заерзал в кресле.

– Возможно, у них есть на то основания… – задумчиво сказала Пат.

– Короче, скажи, ты согласна? Займешься мальчишкой? Надо сделать так, чтобы он тебе доверился. Объяснишь, что ему незачем умирать, что он может жить у нас в огромном почете, что силы его только возрастут, и так далее… не знаю, как воспитала его мать, но он не получил мужского влияния – так что у нас есть шанс, что этот окажется не настолько упертым.

– Ну и как ты станешь объяснять это ребенку? Может, он вообще не знает, как делиться силами? Может, еще не ощутил их в себе?

– Наши маги… то есть ученые – они ему помогут. А потом – он что, идиот, в четырнадцать-то лет?

– Во сколько?! – чуть не подпрыгнула Пат. – В четырнадцать?!

– С половиной.

– Нет, нет и нет. Да я никогда не работала с подростками! Я даже не знаю, как с ними разговаривать… не говоря уже про илян, которых и в глаза-то не видела.

– Разве ты мало видала зифлян, стиприсов, эльтов – все ж разумные существа, только со своими заморочками. Ну и эти такие же – люди, как люди, если можно так выразиться. Представь, что у тебя в гостях, к примеру, японец. Кстати, парнишка очень похож на японца. Кожа только не желтоватая, как у японцев, а такой красивый темный беж разных оттенков. Да, чтоб ты знала: на Илии две расы. Каким-то образом они уживались без конфликтов, хотя социальные роли у них обозначены четко. Одни, высокие, похожие на нас, эти главные. Техники у них особой нет, так, только для удобства перемещения. Прикинь, они пользовались вьючными, и это при том, что умеют летать в космос! У них даже был раньше космопорт. Не знаю, как это объяснить, может, им помогали соседние планеты, например, Оксандра? А эти чем занимались, не поймешь. Типа нашей интеллигенции. Может, магию свою развивали? А вторые – этакие маленькие обезьянки, внешне почти дикари. Эти – обслуживающий персонал. Знают свое место и не бастуют.

– Так у них расизм? – удивилась Патрисия.

– Как раз нет. Всех все устраивает – вот такое примитивное общество… Но, возможно, мы еще не разобрались во всем этом до конца.

«Долго же вы разбираетесь», – подумала Пат.

– Ну вот… – продолжал Семен, – Наш парень, конечно, из первых. Твой экземпляр очень симпатичный – увидишь.

– Ты говоришь так, словно я согласилась. А я же сказала тебе, что…

– Пат, – вздохнул Семен, – прости, но, если честно, у тебя нет выбора. Я не говорю про моральную сторону дела – хотя, конечно, жалко мальчишку, он-то ни в чем не виноват. Но… я рассказал тебе слишком много. Просто ни меня, ни тебя не оставят теперь в покое – так что ты со мной в одной связке.

Она даже задохнулась от возмущения.

– Вот спасибо тебе… – едва выдохнула она.

– Прости, – без особых сожалений повторил тот.

А она словно раздваивалась. С одной стороны, ее распирал гнев на Семена и его методы. А с другой… она чувствовала, что хочет пообщаться с мальчиком. Может, чтобы услышать его язык, оценить илинит в собственном исполнении. Бог с ней, с чистотой эксперимента. Это слишком интересно, чтобы сейчас о ней думать. Ну и еще… Пат почувствовала себя тайной соратницей незнакомого парня. Он будет один, в чужом и враждебном мире, жертва заговора и предательства. И она – единственный, кто сейчас на его стороне. Нельзя, чтобы ему причинили вред.

– И когда это будет? – спросила она, не глядя на бывшего однокурсника – сейчас он был ей, мягко говоря, неприятен.

– Завтра, Пат, завтра.

– Когда?!

– Насчет работы не беспокойся. Там предупредят. Утром я за тобой заеду.

***

– С чего вы взяли, что мальчик может довериться женщине? А если на Илии с женщинами вообще не считаются? – высказывала сомнения Пат.

Они минут десять как сели на крохотную пригородную стоянку и, не выходя из селиплана, внимательно вглядывались в пустое летное поле. С утра Семен прилетел за ней ни один, а в сопровождении маленького человечка с невыразительным лицом и белесыми глазками. В разговор тот не вмешивался, только дал краткие инструкции по безопасности и замолчал. «Не поворачиваться к объекту спиной, не смотреть в глаза – некоторые иляне владеют гипнозом, смотреть на точку на лбу чуть повыше переносицы, в случае физического нападения или подозрения, что подпадаешь под гипноз, немедленно нажать кнопку вызова на специальном пульте, который следует держать в руках всегда, даже при посещении туалетной комнаты».

Гостя поселят в ее квартире – «домашняя обстановка располагает к контакту и поможет наладить доверительные отношения». Да и Патрисии не надо тащиться куда-то с вещами. А главное, конспирация: кто станет искать илянина в безликом районе на окраине города? Говорил человечек скучным, негромким голосом, но Пат чувствовала исходящую от него опасность.

«Интересно, как можно наладить доверительные отношения, если не смотреть в глаза?» – думала она. Все указания она сочла идиотскими уже заранее. Кто будет откровенничать с человеком, который тебя боится и держит руку на кнопке? Тем более ребенок. Дети, будь они земными или инопланетными, сразу чувствуют ложь.

У нее дома вечером установили камеры наблюдения, а этажом ниже (владельцу квартиры сделали предложение, от которого нельзя отказаться) поселились еще четверо агентов – это не считая Семена и человека-невидимки, как она окрестила белесого. Всех сразу парень не загипнотизирует. Наверное.

– Ну, Пат, во-первых, он жил среди женщин. Из мужчин видел только землян. А во-вторых… Лучше, если ты будешь это знать. Пойми, это не от недоверия к тебе, просто мы не можем рисковать… В общем, женщины не способны получить магию илян – ни насильно, ни добровольно. Чего-то в вас не хватает, – добродушно усмехнулся Семен. – Ни у одной экстрасенсорши… то есть экстрасенсорки… ну, в общем ты поняла – ничего не вышло. Короче, в твоем лице все совпало. Нет, конечно же, твои достоинства, педагогические способности, знания языка никто не умоляет, но…

Возмутиться она не успела – на летное поле уже приземлялся маленький допотопный вертолетик. Семен и Невидимка проверили оружие – остальная охрана сидела в другом селиплане. «От сюрпризов», – пояснил Семен. Интересно, подумала Пат, что сейчас чувствует этот мальчик, похищенный из своего дома, вывезенный с родной планеты, без всякой защиты, помощи и сочувствия. Несомненно, он их всех боится и ненавидит.

***

В селиплане Патрисия не успела как следует его разглядеть. Да и специально не стала – начинать общение лучше без посторонних. И вот они, наконец, остались одни, если, конечно, забыть про наблюдение.

Парень застыл на месте, как только вошел. Одели и постригли его по-земному, и выглядел он намного старше своих земных ровесников. Да что там, он совсем не походил на подростка, скорее, на взрослого юношу, студента лет восемнадцати, и Пат испытала легкую панику: что она будет с ним делать, как обращаться?

Про «симпатичный экземпляр» Семен не соврал и описал его внешность довольно точно. За годы учебы и работы Патрисия насмотрелась на внеземных представителей, иногда очень странных и необычных. Но в случае с илянином удивляли как раз не отличия, а сходство. Его можно было спокойно принять за европейца с азиатскими корнями. Метис – очень красивый метис, не более того.

Вот только глаза. Не земные, а привыкшие видеть иное, и иначе. И сейчас он тоже ее изучал – очень внимательно, хотя и не угадаешь, что означает его взгляд. Про мимику Пат ничего сказать не могла – его лицо оставалось пока неподвижным, как и он сам.

Она смотрела на него очень спокойно, стараясь не отводить глаз. Пульт с тревожной кнопкой Патрисия демонстративно бросила на тумбочку в коридоре. Она не стала напоминать об этом Семену, но гипнозу она не поддавалась, хотя кто знает этих илян? Но мальчик и не пытался ее загипнотизировать – это она поняла.

– Давай знакомиться, – произнесла, наконец, она на илините, не выдержав долгой паузы. – Меня зовут Патрисия, можно Пат. А тебя?

Парень молчал. Она повела рукой в сторону комнаты и первая сделала туда шаг, наплевав на инструкции и повернувшись к гостю спиной. И только войдя, убедилась, что он последовал за ней – настолько неслышно он двигался.

– Ты можешь сесть, – Патрисия указала ему на диван.

Он подошел и сел – так же прямо, как и стоял.

«Интересно, насколько сильный у меня акцент?» – подумала она.

– Ты хорошо меня понимаешь?

Снова молчание в ответ. И неотступный изучающий взгляд черных, больших, по-японски раскосых глаз.

Ей стало не по себе, но она старалась держать марку.

– Наверное, ты голоден, – полуутвердила она. – Я не знаю, что ты любишь, и чем тебя здесь кормили. У меня есть картофельный рулет и салат. Будешь?

Снова тишина.

– Подожди меня здесь, я разогрею.

Она позорно сбежала на кухню, чтобы просто спокойно вдохнуть, и уже ставила в пневмопечку вчерашний ужин – другой еды она заказать все равно не успела бы, – как услышала вдруг четкий голос. Голос прозвучал не за спиной, а у нее в голове. Что это – она сходит с ума?

«Здравствуй, Патрисия», – негромко произнес голос на илините.

Она дернулась было, но голос тут же добавил:

«Не оборачивайся, пока я не заговорю вслух».

«Хорошо…» – мысленно ответила Пат и тут же изумилась, как это у нее получается.

– Я хочу есть, – это было произнесено вслух.

Он снова вошел неслышно, Патрисия обернулась, изобразив на лице радость и тут же пригласила гостя за стол. Мальчик сел, положив руки перед собой, и продолжил неотрывно смотреть на нее.

Она поставила перед ним тарелку.

– Ты такое когда-нибудь ел? Я могу заказать что-нибудь еще.

– Мне все равно, – был ответ.

Мимика у него при разговоре менялась – лицо оказалось подвижным, но все таким же суровым. Однако глаза жили собственной жизнью – продолжали изучать Патрисию.

– Как тебя зовут?

– Стар.

– Красивое имя. На одном из земных языков означает «звезда».

Парень спокойно взял вилку и нож, как знакомые инструменты, отрезал кусочек рулета и отправил в рот.

Приходилось так и разговаривать – не отводя от него глаз (вдруг это плохой признак у них, не смотреть в глаза?). Хотя для телепатии, как она могла только что убедиться, ему это не нужно.

А она-то сама? Как она ему отвечает? О таких своих способностях Пат и не догадывалась. Или это возможно только в его присутствии?

«Я буду говорить с тобой прямо, но ты не должна показывать, что мы говорим», – услышала у себя в голове Патрисия. Он знает о наблюдении, только теперь сообразила она. А парень явно не глуп.

«Хорошо», – снова «ответила» она, но невольно кивнула.

Пытаясь исправить оплошность, мелко закивала вдогонку:

– Ешь, а я положу тебе еще, если захочешь.

Дальше разговор пошел именно так – мысленно и вслух одновременно.

Общаться так оказалось непросто. Во-первых, Пат не знала, насколько понятен илинит в ее «мысленном» исполнении, а во-вторых, нельзя было перепутать, что произносить вслух, а что про себя. Несколько раз она чуть не сбилась, но у Стара все выходило четко. Хотя Пат и получила высший балл по работе в условиях многозадачности, сейчас она тормозила и запиналась вслух, надеясь, что те, кто подслушивали, относили ее огрехи на трудности перевода.

Раньше она представляла телепатию иначе – будто оба телепата понимают все, независимо от языка, достаточно только подумать о чем-либо. Оказалось, слова надо по-настоящему «произносить», четко и правильно, а несформулированное слово попросту не услышат. Может, это вовсе и не телепатия, а некий канал – но канал именно речевой, состоящий из букв, слов, предложений и даже отдельных звуков. И – да, она могла воспринимать даже интонации – заговори с ней так кто-то другой, и она различила бы голоса.

Вслух Патрисия расспрашивала его про еду, как он привык спать, и насколько жарче сейчас у него на планете. Невольно, по профессиональной привычке, отметила оттенки его произношения: куда более длинные паузы между словами, чем делала она, и ранее неизвестные ей паузы внутри длинных слов, а еще грассирующую «р», менее явную, чем у французов, и дополнительный интонационный подъем в середине фразы. Вслух он говорил сухо и равнодушно, зато его мысленный голос звучал искренне и взволнованно.

– Я не знаю, какая погода у меня на планете. Меня увезли оттуда еще в сезон низкой воды. («Я расскажу тебе все, что ты спросишь. И я буду просить тебя о помощи»).

– А обычно какой у вас климат? («Почему ты мне доверяешь? Ты видишь меня впервые»).

– Я не хочу говорить. Я устал. («В твоем цвете – индиго, – Стар произнес, то есть подумал, это с оттенком почтительного страха. – Я впервые вижу индиго среди землян»).

Индиго? Это слово из илинита? Или он произнес знакомое ей русское слово – название цвета? Если так, то оно даже не русское, вернее, не только, потому что звучит одинаково на большинстве языков Земли.

– Тогда ты поспишь немного? Я постелю тебе на диване в гостиной. Ты любишь высокую подушку? («Индиго – это цвет? Я не понимаю, что значит видеть чьи-то цвета?»).

– Да, я хочу спать. Мне не нужна подушка. («Конечно, цвет. Вы не видите цвета друг друга?!»).

– («Нет… не знаю…»). Тогда пойдем в комнату. Я постелю.

– («Цвет – это самое важное, что можно узнать о разумном. Значит, у вас совсем нет взгляда? Как же вы понимаете главное друг о друге?»).

Может, он имеет в виду ауру, подумала Пат. Она в эту чепуху никогда не верила. А может, это совсем о другом. Подумать только, «главное друг о друге»! Стань это возможным, люди не преподносили бы неприятных сюрпризов.

Они вышли из кухни и переместились в комнату, продолжая разговаривать.

– («А какого цвета, к примеру, тот человек, который был со мной, невысокий, полноватый, с русыми волосами?»)

– («Мне кажется, от рождения он был сиреневым, это цвет ученого, но от него почти ничего не осталось, только фон. Теперь у него много оттенков коричневого, и все эти цвета уже грязные. И еще он постоянно переливается и мерцает ядовито-желтым, это значит, он лжет или что-то скрывает. А за коричневым, я видел, скрывается красный, и он тоже грязный. Это очень плохо. Тому, у кого портятся цвета, нельзя доверять»).

– («А второй?»)

– («Очень плохой. Мама говорила, черные – самые последние»).

– («Хуже красных?»)

– («Красные агрессивные и любят власть. Черные – это кто потерял свой цвет совсем. У них не осталось ничего. Он пустой, почти весь уже черный, осталось только немного серого и темно-коричневого. Поверь, у меня точный взгляд. Мне достался такой от отца»).

– («А какие самые хорошие?»).

От любопытства Пат даже забыла продолжать разговор вслух.

Сейчас она устраивала ему постель на диване в гостиной – отрегулировала высоту и ширину, подголовник, положила плед и пару подушек. Почти такой же диван стоял у нее в спальне. Наверное, иляне спят как-то иначе, да и на Земле такими уже не пользуются, Пат просто не успела нормально обустроиться здесь. Квартиру она получила в наследство от бабушки, а та, как и многие старики, не хотела что-то менять.

Когда Патрисия въехала, дизайнер предлагал различные идеи: от эконом-варианта, то есть спальной капсулы с расслабляющей атмосферой-иллюзией, до модной, но дорогущей исторической спальни – даешь голосовую команду, и получаешь сегодня лежбище в античном стиле, а завтра средневековый альков или восточную кровать. Один из знакомых купил себе спальню-море – лежишь и качаешься себе на синтезированных волнах. Патрисии это понравилось, но она боялась, что быстро надоест, и колебалась между лесным вариантом и стилем «облака» (подвесной диван-облако, потолок, настраиваемый на любую погоду и время дня, шкафы в виде уютных домиков). Кабинет она решила обустроить в классическом стиле: три настенных и один ручной сенсорвизоры, картинная галерея и музыкальные роботы.

Но все почему-то медлила. Разрушишь бабушкин быт – и не останется прошлого. Взять хотя бы этот диван – как радовалась ее бабуля новомодной тогда функции несъемной стирки и озонирования!

В итоге Патрисия только купила живую библиотеку, предлагавшую на выбор книги, фильмы и музыку за любой период истории, и часто спала прямо здесь, в гостиной, проецируя себе перед сном книжку на потолок.

– («Каждый цвет может быть ярким, насыщенным и чистым, ответил ей Стар. – И каждый – грязным. Если красный ярок и чист – это истинное величие. Но такие разумные рождаются редко. Все коричневые и красные, которые я видел у землян – грязны»).

Потом он, если можно так выразиться, помолчал. А потом тихо – именно тихо, хотя и мысленно – добавил:

– («Я люблю синий цвет, он не бывает грязным. И в тебе есть яркий синий. Но главное – ты индиго»).

И снова та же странная интонация, заметила Пат.

– («А это что значит?») – с некоторой опаской спросила она.

– («Это очень редкий цвет даже у нас. Мой отец индиго. Мама говорит, что индиго можно доверять всегда. Это высший цвет. Его уважает Лайдер»).

– («Странно, – растерялась Пат и невольно обернулась. – Вот уж не замечала в себе ничего особо высокого. Уверяю тебя, я совсем не…»)

– («Только индиго может так ответить»), – произнес, словно привычную поговорку, Стар, и неожиданно улыбнулся.

Улыбка у него оказалась замечательной – ряд ровных зубов, ямочки на смуглых щеках.

– Спасибо за постель и обед, – вслух произнес он. – Я буду спать.

– Спи. Как только что понадобится – зови.

Она пыталась понять, что должна делать дальше, уйти или остаться.

– («Останься, мы будем говорить еще»), – мысленно приказал Стар.

– Я посижу здесь, если не возражаешь, – тут же вслух подхватила она.

– Мне все равно, – последовал ответ.

Интересно, подумала Пат, парень практически управляет ею, а она подчиняется. При этом он очень уважителен – особенно мысленно. А уж как трепетно он произносит это свое «индиго»…

Дальше разговаривать стало проще. Патрисия притворялась, что читает. Поскольку диван занял гость, она выбрала себе книжную дощечку – макет, создающий объемную иллюзию перелистывания старинной бумажной книги. Этот проектор ей тоже достался в наследство, точнее, Патрисия сама подарила его бабуле, вспомнив, как та мечтала о настоящих бумажных книгах из своего детства. Время от времени Патрисия переворачивала страницу.

Стар улегся, повернувшись к ней спиной, отодвинув, как ненужный, ее самый уютный плед. Для наблюдателей снизу воцарилась полная тишина.

– Почему ты говоришь со мной так свободно? Как ты узнал, что я тебе не враг? – снова уточнила Пат, не подымая головы от книги.

– Ты – индиго, – в который раз многозначительно повторил парень.

Пат попыталась припомнить, что приписывали мистики людям с такой аурой. Кажется, философское мышление… религиозность… нет, она не помнит. И ничего из этого ей не подходит. Может, она напутала с переводом, или он не так хорошо различает цвета, как хвалится.

– Что случилось с твоим отцом? Ты его помнишь?

– Отец ушел в горы после битвы – он вел людей и не смог забрать меня, он надеялся, что мать пойдет следом. Но она не ушла и прятала меня восемь светил подряд.

– Это она научила тебя всему?

– Сила дается разумному от рождения, а родители помогают извлекать знания из их источника и из мира вокруг. Разве у вас не так?

Ага, а вот и те самые «силы и знания», отметила Пат.

– У нас нет таких способностей, как у илян, но, если говорить об обычных вещах, то, наверное, так, – задумалась она. – Таланты и склонности в нас заложены, но родители воспитывают ребенка, объясняют ему что могут, а опыт человек приобретает сам. Значит, мать помогла тебе извлечь все эти знания?

– Часть знаний мог бы извлечь только отец… за те восемь светил, что мы не рядом…

Она даже мысленно услышала его горькие, совсем человеческие интонации.

– А силы – ты уже знаешь, как ими пользоваться?

– Ты бы научилась ходить, бегать и прыгать, если бы тебя не учили?

– Научилась бы… но гораздо позднее.

– Ты ответила.

Пат подумала, что расспрашивать его дальше о силе и знаниях, не затронув ее задание, не получится. Но это так неуместно сейчас, когда они говорят столь откровенно. Разве что рассказать ему правду? И Пат решилась.

– Ты знаешь, почему ты сейчас здесь? Знаешь, почему тебя до сих пор не убили?

– Ничего хорошего я не жду.

– Это правильно, но мне велено передать тебе: если ты добровольно поделишься своими способностями с указанным человеком – с кем, я не знаю, то… тогда тебя оставят в живых. Говорят, сил у тебя даже прибавится – это так? Мне кажется, сейчас это единственный для тебя выход. Пойми, я, и правда, так думаю, – горячо добавила она, – а не потому, что мне поручили…

– Нет, – ответ был краток.

– Но почему – объясни!

– Мы не должны отдавать Дар землянам.

– Дар? – Патрисия невольно подняла голову. – Что это значит?

– Мы не должны передавать силу и открывать знания землянам.

То есть совокупность своих способностей они называют «даром», отметила Пат. Что-то ей подсказало, что это крайне важно для понимания остального.

– Я знаю, Стар, мы вторглись на вашу планету, и вы не обязаны чем-то делиться с нами… Вы нас ненавидите, но…

– Нет, Патрисия, – он очень четко «произнес» ее имя, сделав лишь крошечную паузу посередине. – Дело не в этом. Бывает, что больной или раненый зверь бросает свой дом в лесу или в океане, и начинает охотиться за разумными. Мы защищаемся от него и можем убить, а он может убить нас. Но его не ненавидят, и ему не мстят. За что? Он ведь не способен понять того, что разрушает.

– Вот как? То есть вы видите свою расу высшей и лучшей? – Патрисия не захотела скрывать, что ее покоробило сравнение землян с животными.

– Не лучшей, а старшей. Вы еще очень молоды, и могли бы стать мудрее, но пока вы слушаете грязно-красных, вы никогда не станете старше, и ваше русло никуда вас не приведет. Илле не испытывают ненависти к землянам. Илле ненавидят зло, которое принесли красные люди. Но ведь красные – грязные красные – всегда несут зло. Мы можем это только принять, как принимаем грозу, метеорит, движение скал или нашествие водяных насекомых.

Ей вдруг стало мучительно стыдно, что она землянка.

– То есть земляне не виноваты, что они такие? – сказала Пат резко.

– Патрисия, я этого не говорил.

– Ну, вы же считаете, что цвет дается от рождения. А по-моему, каждый выбирает сам.

– Цвет дается от рождения. И каждый выбирает сам. Оба твои утверждения верные, зачем ты ставишь одно против другого, если они стоят рядом?

– Ладно, я глупа, как и все земляне, – немного обиделась Пат, – ну так объясни еще раз. Это для тебя все понятно, а я впервые об этом слышу.

– Я не говорил, что ты глупа, – удивился Стар, – я сказал, что…

– Ладно, ладно, забудь. Просто объясни еще раз про эти цвета, от чего это все зависит…

– Конечно, Патрисия, – спокойно согласился он. – У каждого разумного от рождения есть основной цвет, ты назвала его склонностью и характером, с которыми разумный рождается. И ты же сказала, что потом на его развитие влияет еще многое, иногда даже главным становится другой цвет. Ни один цвет не может быть плох сам по себе, кроме черного… или полной потери цвета. Мы всегда видим основные цвета друг друга. Если разумный не хочет или не может скрывать своих эмоций, мы видим и их тоже. Ты удивляешься – и в твоих цветах появляется сиреневый. Устала – и твой синий темнеет. Когда радуешься, все цвета блестят. Но то, что ты называешь выбором, это иное. От него зависит чистота твоих цветов. Если ты выбираешь неверное русло, цвета начинают портится. Если уйти по нему далеко – их будет трудно восстановить. В этом, действительно, виноват сам разумный.

Он задумался.

– Но красные – они почему-то редко остаются чисты… так говорила моя мать. Я вырастил новые ветки, размышляя об этом… Возможно, им сложнее других. Им надо либо подняться до самого высшего, ярчайшего алого, либо упасть в грязно-коричневый. Выбор начинается рано и не прекращается никогда, так гласит наша мудрость. Теперь я сам видел, среди землян есть разные цвета… Но к нам пришли только те… Испортив и разрушив себя, они разрушают все вокруг.

– И разве это не требует наказания?

– Право судить принадлежит только Силам. Мы не можем наказывать, мы вправе только защищаться. Иначе мы сами потеряем свои цвета.

Он произнес знакомое слово «силы» совсем по-другому, явно имея в виду нечто одушевленное – Пат словно услышала заглавную букву в этом слове. Это было то самое, что она уже находила в илините. Возможно, это некий контролирующий орган, вроде межгалактического правительства, которому планеты их системы адресуют свои жалобы? Надо будет потом уточнить.

А пока Патрисия пыталась переварить все, что говорит этот необычный мальчик… если он вообще ребенок – что они знают о возрастах на Илии? Речь шла о таких сложных материях! Она не могла не признать, что Стар гораздо умнее и глубже и своих сверстников на Земле, и ее самой.

Но надо вернуться к главному – как сохранить парню жизнь. Она попробовала зайти с другой стороны.

– А вам не приходит в голову, что земляне начнут становиться лучше от ваших знаний? Может, они все тогда сразу поймут, и всем будет только польза.

– Твои слова сейчас послушны твоему разуму? – вопросом на вопрос ответил Стар.

– Верю ли я в то, что говорю? – перевела она для себя. – Я не знаю… но есть же умные и достойные, совсем другие… Ты же сам видел, среди землян не только красные люди!

– Мой отец мог бы дать тебе точный ответ, а я лишь нащупываю его в темноте… – медленно произнес Стар. – Да, Патрисия, когда меня везли сюда, я видел других – их цвета не были грязны… И все равно они пока не могут воспринять наше знание и управлять силой. Им доступна лишь часть. Они…

– Недоразвиты?

– Они еще молоды, – повторил свою странную формулировку Стар.

– Наши не считают себя глупее. Наоборот, им кажется, прости, что иляне крайне примитивны. Наша техника и технологии…

– У ребенка всегда больше игрушек, чем у взрослых. Раньше у нас тоже было много разной техники. Но молодость – еще не значит глупость. Ты же не станешь называть глупым младенца?

– А если дать младенцу силы и знания?

– Если дать младенцу силы поднять бревно, он поднимет, но разрушит свой дом и покалечит родителей. Если дать ему знание, когда он еще в колыбели и не видел мир и разумных – оно в него не проникнет. Чтобы пользоваться силами и знаниями, нужен еще и опыт. Дерево не даст плодов, прежде чем вырастит ствол, а на нем появится листва.

– Послушай… Значит, те способности, которые земляне получают от ваших женщин или насильно от мужчин – это как раз и есть та крохотная часть, минимально доступное нам количество? – осенило вдруг Пат.

Стар помрачнел, когда она упомянула женщин, но ответил про другое.

– Знания не измеряют в количестве. То, что вы получаете – это иное… для вас это доступно, но и оно не принесет вам настоящего блага. Потому что во благо идет только то, что Силы дают сами.

И опять эти «Силы» с большой буквы, заметила Пат. Но речь явно о чем-то, не имеющем отношения к земной власти. Высшие силы, боги? Они что – верят в сонмы богов, как самые отсталые племена? Но почему тогда эти боги все время действуют у них вместе – кажется, древние язычники обращались то к одному, то к другому божеству по мере надобности. А в устах Стара это звучит так, словно он называет множественным числом нечто единое.

Стоит ли тогда принимать всерьез все остальное, что он говорит? Но почему его слова звучат так убедительно, что веришь всему и сразу? Да и какая разница, что у них там за религия, способности-то у них реальные, иначе стали бы земляне за ними охотиться?

Она обдумала его последние слова и нашла лазейку для уговоров.

– Но ведь тогда вы все ничем не рискуете! – сказала Пат. – Смотри, землянин получит от тебя только то, что сможет воспринять. Ты ничего не нарушишь! Зачем умирать, жертвовать собой, если…

– Нет, Патрисия, Дар не бывает неполным или ущербным. Тот, с кем я поделюсь по своей воле, получит все целиком. Можно дать ребенку игрушечный куори, но нельзя посадить дитя управлять настоящим. Из всего механизма он воспримет только детали, но обладать будет отнюдь не игрушкой. Возможности его увеличатся. Он сможет задавить другого разумного. Сможет врезаться в дом. Сможет мчаться быстрее ветра. Но не сможет никуда добраться, да и не знает, куда и зачем летит. Что вы тогда натворите, одним Силам известно. Тот землянин с порчеными цветами говорил, что мы жадные. Однако мы никогда не храним то, что можно отдать. Передать же более, чем вместят ваши руки, означает принести вам и всем разумным… – он задумался в поисках выражения и нашел какое-то совсем корявое:

– Не-благо.

Удивительно… Пат смотрела на него в потрясении – откуда этот нравственный закон, заставляющий умирать, но не совершать «не-благо»? Вот же она, загадка илинита! А земляне… земляне ничегошеньки в них до сих пор не поняли.

– Если индиго – высший цвет, как ты говоришь, почему я ничего этого не знаю и не могу понять до конца? – Пат потерла обе щеки. – Может, я не индиго?

– Цвет ствола не изменится от высоты дерева и количества листьев на нем, – странно ответил Стар. – Ты – индиго.

– А ты… значит, все, что ты знаешь, кроме того, что тебе объяснила мама, ты понял сам?

– Мне кажется, я знаю голос отца, ведь наша связь не могла прерваться… – сказал парень, и добавил тревожно:

– Если только я не думал в несвойственном жизни направлении. Слышу ли я отца или только себя?

– На Земле многие думают в несвойственном жизни направлении, – проговорила Патрисия, восхитившись речевым оборотом.

Сегодня, всего за несколько часов, она пусть и немного, но приблизилась к разгадке илинита… того самого «нечто» в их языке. Приблизилась… и осталась от нее далека.

Стар повернулся на другой бок – сейчас он лежал лицом к ней, но глаз не открыл. Она оторвалась от книжки, выжидая, не скажет ли он что-нибудь вслух.

– Синее в тебе очень яркое, – неожиданно произнес мысленно Стар. – Очень… И зеленый тоже… красивый.

Ей показалось, что интонации у него были в этот момент смущенными, как у обычного подростка, впервые делающего комплимент женщине.

– Спасибо… – она крепче ухватилась за книжку, стараясь сохранить непроницаемое лицо, но улыбка все равно тронула кончики губ.

– Кстати, почему я тебя слышу? – спросила она, чтобы прервать неловкую паузу. – Я никогда раньше не говорила так… «прямо».

Она повторила это новое для себя слово из его лексикона.

– Ты – индиго, – в очередной раз, как заезженная пластинка, повторил Стар. – Индиго все умеют говорить прямо.

– Только индиго?

– Нет, не только. Ты же видишь: я – не индиго. Но индиго – умеют. Мама мне объясняла.

– А твоя мама индиго?

– Среди женщин, оставшихся с землянами, нет индиго, – помрачнел Стар и наморщил лоб, вспоминая. – И я не знаю про тех, что ушли в горы… мои ветки не росли в этом направлении. И я не говорю с мамой о тех, кто ушел…

– Подожди, получается, и не все иляне – телепаты?

– Конечно, нет. Мама не говорит прямо, и…

Патрисия внезапно встревожилась, вспомнив о наблюдателях снизу. Не демонстрировала ли она излишнюю заинтересованность, глядя на «спящего» парня?

– Знаешь, давай поговорим позже, – быстро проговорила она. – Нам надо изображать контакт. Тебе пора «проснуться», а ночью поговорим еще.

– Хорошо.

Стар одним плавным, но мгновенным движением сел на диване – она даже вздрогнула от неожиданности, – и уставился на нее.

– Ты проснулся? – произнесла она вслух, растерянно глядя на него.

– Да, я проснулся, – ответил он громко.

Она уже отвыкла от его голоса и такого пристального взгляда.

– Ужинать будешь?

– Нет. Покажи мне свой город.

– Город? – подняла брови Пат. – Я… я не знаю, можно ли нам выходить. Я должна спросить. Жди меня здесь.

***

– Что за ерунда, Пат? Ты только кормишь его и баюкаешь. Когда вы начнете общаться?

Пат стояла в коридоре квартиры этажом ниже, выслушивая справедливые упреки своего однокурсника. Стара тем временем сторожили наверху все четверо охранников.

– А как ты считаешь, надо входить в доверие? – огрызнулась она. – Сразу за грудки – вынь да положь? Пусть привыкнет ко мне, успокоится… Он хочет погулять, посмотреть город. Я могу…

– Нет! Ты с ума сошла, как можно с ним выходить?

– Но кто про него узнает? Он вылитый японец или китаец. Мы поднимемся сразу на крышу и полетим в центр.

– А если сбежит?

– Куда, сам подумай? Да его сразу найдут по чипу.

– Пат! – Семен смотрел на нее как на идиотку. – Ты видела чип у него в ухе?

– Ну… не помню…

Она попыталась представить ухо Стара, есть ли точка-контроллер на его мочке – такая, как у Семена, как у нее самой.

– Вот именно, – кивнул однокурсник. – Мы ввезли его контрабандно. И чипа на нем нет. Как ты себе представляешь – мы приводим его сейчас в Контроллер, и говорим: пометьте парня. Неизвестно, откуда он взялся, откуда прибыл. Это наш приятель из Японии или Индокитая, материализовался прямо из воздуха!

– Подожди… а перевозчик – что, никто не заметил отсутствие чипа?

– Перевозчик был из тех, кто вопросов не задает. Он один, без пересадок, провез нас через все восемнадцать планет. Не хватало еще отмечаться в каждом пункте Вселенной! Мы и останавливались только для того, чтобы заправиться. Хорошо, что у русских обособленное транспортное ведомство, все остальные централизованы через Всемирное Контролирующее. Парня нашли мы и… не стали об этом трубить, как ты понимаешь. А узнай ВКО, этот Всемирный Контроллер, мальчишку бы отобрали и отправили в Хельсинки.

– Но наши власти тоже не в курсе?

– Пат, я тебе уже говорил, конечно же, нет. Мы входим в ВКО, так что это один пень, только сбоку. И… не задавай лучше лишних вопросов, – он невольно оглянулся на неприкрытую комнатную дверь. – Потеряй мы парня – мало не покажется. Это он только выглядит таким ангелочком. Иляне и без гипноза способны на многое. А ты говоришь, гулять…

– На что, например?

– Мы можем только догадываться…

– Тогда как мы загнали их в горы? Взрослых вооруженных мужчин! Будь они всемогущими чародеями, нас бы ветром смело с этой Илии. Если мальчик настолько крут, что мешает ему сбежать прямо сейчас? Но он до сих пор здесь!

– По-моему, – забеспокоился одноклассник, – суть их способностей действительно в другом, но…

– Она права, – произнес тихий голос позади Семена, и перед ней возник Невидимка. – Они никогда не нападают первыми.

Глаза у Семена стали понимающими, и оба ее собеседника переглянулись, неприятно усмехнувшись. Похоже, Патрисия поспешила с выводами, что земляне не поняли нравственного закона илян. Еще как поняли, и… решили этим воспользоваться.

– А зачем же тогда столько охраны и пульт вызова? – поинтересовалась она.

– В основном защита от тех, кто может узнать про парня и похитить его. Ну и на всякий случай, конечно. Кто знает, вбила ли ему мамаша их принципы, или нет.

Нет, ну какие же гады! Гнев распирал ее, но она спрятала его как можно дальше, чтобы себя не выдать. Невидимка тем временем размышлял.

– Пусть погуляют, – наконец, дал отмашку он. – Никуда он от нас не денется. Попробует бежать – мы его парализуем. Надо только выбрать малолюдное место. Супермаркет на окраине. Какой-нибудь парк. Да и некуда ему бежать. Без чипа он даже на транспортный узел не попадет, не говоря уж про космодром. Бегать по стране, не зная правил и языка – голодная смерть.

– И я считаю, – как можно убедительнее сказала Патрисия, – если мы хотим помочь ему сделать нужный выбор, надо показать ему преимущества жизни здесь, то, как он может устроиться, если согласится. И это точно не должна быть тюрьма.

***

В селиплан они со Старом сели вдвоем, но следом за ними летели еще два неприметных корытца с охраной. Пат догадывалась, что в ее блони тоже установили камеры, поэтому летели молча. Стар смотрел вниз, на город, и ни разу к ней не повернулся. Так было даже проще разговаривать. Потому что напряженный, полный вопросов со стороны Пат, разговор, разумеется, продолжался.

– Меня приставили к тебе потому, что я женщина, – вспомнила Пат, – а женщины не могут получить способности от илян. А ваши женщины тоже? Нет, я знаю, что их возможности ограничены, но могут ли ваши мужчины помочь им… научить тому, что умеют сами?

Долгое молчание в ответ. Пат уже начала думать, что она разучилась слышать Стара, когда он очень медленно произнес.

– Женщины могут получить знание и обладать силой.

– Могут? – удивилась Пат. – А наши, похоже, не в курсе.

– Да. Знание может быть передано мужчиной один раз в жизни любому другому разумному. Когда-то, очень давно, оно передавалось даже друзьям с соседней планеты, и они были его достойны. Та планета погибла. Но обычно Дар передается именно женщине. Только не всегда и как правило не сразу… Моя мама… она так и не успела его получить.

– Она не смогла уйти вслед за отцом, да? – сочувственно спросила Пат.

– Уйти могли все, на некоторое время был обеспечен проход, и Силы защищали нас. Но многие не пошли, – чересчур ровным голосом вымолвил Стар. – Их дома оказались им дороже мужей, а страх сильнее верности. Они смирились с красными людьми, стали использовать их. Поэтому они уже не могли оставаться достойным вместилищем знания. Те, которые им уже обладали – лишились его. У них остались только те силы, которых они теперь достойны, возможно, даже меньше, чем были. Те, кто не успел получить Дар, уже никогда его не получат. Илле больше никогда с ними не поделятся. Но кроме того, они вредят землянам, отдавая им то, чем владеют, в надежде, что хоть так преумножат свои способности.

– А чем они все-таки владеют? Чем это отличается от вашего Дара – у вас больше возможностей?

– Я просто не знаю, как тебе сказать, чтобы ты поняла. Для этого есть другое слово в илините. У женщины не может быть Дара, если она не получит от илле. У них от рождения есть только гамес.

– Я не знаю, что это значит. Впервые слышу такое слово. Я изучала илинит… это были записи речей ваших женщин. Но они говорили про свои знания и силу.

– Я думаю, – нахмурился Стар, – наши женщины нарочно называют гамес знаниями и скрывают от землян его истинную сущность.

«Гамес»… чем-то похоже на слово «магия», которую употребляли новостные программы, рассказывая про способности илян. Похоже чисто по звучанию, но может, в этой схожести есть некий смысл?

– Странно… – сказала она. – Даже если они скрывают от землян, что обладают меньшими, чем мужчины, возможностями, для чего им избегать этого слова? Землянам все равно, как назвать: у нас говорят «магия», именно это и привлекает – волшебство, колдовство.

– Значит, я не зря говорил, что вы еще очень молоды. Но наши женщины хорошо знают разницу между Даром и гамесом. Только думают, видимо, что это известно и вам. Знаешь, некоторые женщины, говорит мама, продают ткань из лихры, а говорят, что она из зутры. Это разные растения, из разных лесов, зутра очень ценна и редка. Цвета многих женщин, которые остались внизу, становились с каждым днем все грязнее, и обман уже не считается у них преступлением. Они оправдывают себя тем, что обманывают землян, а не илле. Ваши мужчины думают, что женщины делятся с ними силой и знанием, но это всего лишь гамес.

– Некоторые уже поняли разницу, поэтому ты и здесь. Значит, гамес – это и есть то малое, что могут воспринять земляне?

– Думаю, да. Вы можете подчинить себе гамес. Но даже гамес несет вам вред.

– Почему? Что такое вообще этот гамес, что можно делать с его помощью?

– Наши женщины использовали его для лечения небольших ран, облегчения боли, выращивания растений, ухода за детьми… Они умели улучшать свою внешность и омолаживать организм, хотя моя мама рассказывала, что отец это не одобрял. Управляли некоторыми животными… Поддерживали дом в порядке, и еще очень многое. Но земляне почему-то используют гамес только во зло…

– А если гамес получат не красные люди? А те, кого вы сочли бы достойными?

Прежде чем ответить, Стар снова долго молчал, и, хотя не глядел на нее, Патрисии казалось, что он в нее всматривается. Она даже смутилась.

– Я… не уверен, что те, кто достоин и жаждет настоящего знания, захотел бы один только гамес. Гамес хотят только красные… – наконец, «произнес» парень, но Патрисии показалось, что он сказал не совсем то, что собирался.

Но ей не терпелось получить законченную картинку, и она продолжала расспрашивать.

– Значит, мужчина получает силы и знание от рождения? А женщина – только от мужчины, так?

– Да.

– По-моему, это дискриминация. Разве они не достойны?.. Странно, что природа решила все именно так.

– Природа не умеет решать. Это воля Сил. И я не понимаю, что значит, достоин или не достоин.

– Но вот тебе самому это кажется справедливым?

– Справедливым? Все, что дают нам Силы, справедливо и точно. Но мне кажется это еще и прекрасным, как утренний Фатаз, озаряющий океан. Подумай сама, разве это не чудо: когда один может отдать, а другой получить от него Дар?

– Это… Любовь, да? Дар получает жена? – догадалась Патрисия.

– Как правило. Иногда не сразу. У любви много ипостасей. Эта – самая высшая. Ничего не может быть выше, чем получить Дар в знак Любви, это как если две реки вливаются в один океан! Ничего важнее для илле в этой жизни уже не будет. Многие жены, если они оказались не готовы, так и умирают с тем, с чем родились. И многие мужчины не передают знания никому. Это большая ответственность, ведь надо быть уверенным, что Дар принесет благо.

– Значит, ваши женщины, пока не получили Дар от мужчины, не больше и не меньше землян? Ведь земляне тоже способны овладеть гамесом.

– Я не понимаю, что значит больше или меньше. На цвет это не влияет. У наших женщин были красивые цвета. И многие готовились получить Дар. Поэтому цвета их теперь испорчены. Они не были юны, как земляне. Цвет предательства хуже цвета агрессии.

– Значит, ты бы не смог отдать знания маме?

– Нет. И отец уже никогда не отдаст. Она осталась. Она должна была уйти хотя бы ради меня, но сделала так, как ей удобно. Она не отдавала никому гамес, и не связалась с землянами, но… она осталась… Она не знала, что мужчин станут преследовать, и думала, что сможет растить меня открыто. Но вовремя поняла, что меня надо прятать. И не успела никому рассказать обо мне, кроме самых близких и верных. Мы живем далеко от города, далеко от других домов.

– А те, которые ушли? Вы что-нибудь про них знаете?

– Мы не знаем, что с ними стало.

– Жизнь в горах наверняка нелегка для детей и женщин… Может, она берегла тебя, а не себя?

– Конечно. Но то, что она сделала для меня – это не-благо. Мои корни оторваны от корней отца.

– Но ведь ты… ты простил ее? Ведь ты ее любишь?

– Как можно спрашивать? – изумился Стар. – Кто без любви выходит из дома матери, тот без любви войдет в дом жены. Она сама знает, что поступила неверно. Но даже если бы она совсем потеряла цвет – я бы любил свою мать.

Патрисия решила не развивать тему. Ее отношения с матерью заслуживали, наверное, осуждения с точки зрения Стара. Хотя до этого момента Пат казалось, что мать, отдавшая так мало любви, заслуженно лишена привязанности детей. Поэтому выполняла перед ней свой долг, но не более того.

– Стар… я приземляюсь. Пожалуйста, не отходи от меня ни на шаг. Мы должны показать, что ты не собираешься бежать. Иначе они просто тебя ликвидируют, но сперва парализуют и отберут… все, что смогут.

Она уже парковала блони на крыше огромного торгового центра. Но прежде чем она открыла дверцы, Стар повернул к ней голову.

– А живая планета у вас где-нибудь есть? – спросил он вслух.

– Живая? – растерялась она. – Ты имеешь в виду природу, леса-моря? Есть, конечно, просто это – большой город, столица.

– Как можно жить среди мертвых камней и искусственных тел… Ведь они ничего не отдают, кроме своего холода, – произнес Стар, впрочем, ответа он, кажется, не ждал.

Он по-прежнему смотрел на нее. И Пат снова услышала его мысленный голос:

– Пожалуйста, будь сейчас открыта к тому, что я скажу.

Ей показалось, он на что-то решился.

– Хорошо… я слушаю…

Они уже вышли из блони и вступили на лифтовую платформу торгового центра. Вместе с ними на платформу ступили трое охранников и стояли теперь к ним почти вплотную, держа связь с остальными – еще один охранник, Семен и Невидимка отправились вниз пешком, она видела их сквозь прозрачную перегородку. Пат нажала кнопку самого нижнего этажа, и платформа медленно заскользила вниз, позволяя разглядеть нужные вывески.

– Грязные реки не вливаются в чистый океан, и тот, кто посылает за Даром черных и порченых, не может нести благо. Я не передам ему знания никогда. Но я… я мог бы передать их тебе, – произнес Стар.

– Что? – растерялась она.

На секунду ей пришла в голову безумная мысль – что он там говорил, про наивысший знак любви?

– Знание можно передавать друзьям, – быстро добавил он. – Ты индиго. Может быть, ты воспримешь не только гамес. И ты не станешь использовать Дар неразумно.

Фу ты. Пат с облегчением выдохнула – видимо, подобная глупость могла прийти в голову только ей. Вот бы он посмеялся над тетенькой.

Платформа остановилась на промежуточном этаже, впустив еще несколько человек.

– Ой, нет, – Пат невольно замотала головой, поймав удивленный взгляд одного из охранников.

– Мы так будем долго спускаться! – сказала она вслух недовольным голосом, чтобы исправить оплошность.

– Не знаю, индиго я или нет, но я самая настоящая землянка, – торопливо заговорила она мысленно. – Я даже не способна понять всего, что ты мне говоришь. Уверена, на Земле найдутся люди куда достойней. И вообще, зачем…

– Останови поток своих мыслей – они ни о чем, – прервал ее Стар. – Мне больно говорить это тебе. Но это… это не бескорыстно. Я уже говорил, что мне нужна твоя помощь. Но это не обмен, обменивать Дар нельзя, я отдам тебе его искренне!

В его «голосе» прозвучали виноватые нотки.

– Да что я могу сделать?

– Я должен уйти отсюда. Мои корни засохнут здесь еще до того, как их подрубят.

– Я знаю, но… отсюда невозможно сбежать! – она по-настоящему испугалась.

– Я смогу уйти, если ты мне поможешь.

Пат не знала, что отвечать. Она понимала, что надеяться ему здесь не на что, а от своих принципов он не откажется. К тому же нет никакой гарантии, что его не убьют потом, согласись он на их предложение – Стар прав, от этих людей ничего хорошего ожидать не приходится. Но… как она может помочь? Они ведь под присмотром. А главное – что будет с ней, если парень сбежит? Да если и не сбежит… Семен верно сказал: она слишком много знает.

Патрисия только сейчас поняла, в какую переделку попала. Платформа, наконец-то, спустилась вниз, они ступили на движущийся пол и медленно поехали вдоль рекламных щитов. Как только гость, выбрав магазин, сходил с ленты, он попадал в зал просмотра – здесь торговали по старинке, это называлось «ретро-фишкой». Многим надоедало сидеть дома и тыкать в коммуникатор, и люди шли сюда – трогать, выбирать и разглядывать остальных. В некоторых магазинах даже еще имелись продавцы.

Охранники не отставали, но держались чуть поодаль, чтобы выглядеть обычными покупателями.

– Ты мне поможешь? – прозвучал в ее голове настойчивый голос Стара.

«А что будет со мной, ты не подумал?» – хотелось закричать Пат. Но она спрятала эти мысли подальше и вздохнула.

– Да, – неожиданно для самой себя ответила она. – Помогу. Но только не вздумай бежать сейчас. Пусть они пока надеются, что я тебя уговорю… Нам нужно выиграть время.

– Подожди… еще несколько веток от дерева моей мысли… Я не просто отдам тебе знание. Я смогу тогда остаться с тобой на волне наших слов. Мы не сможем говорить на больших расстояниях, но мы сохраним связь. Я буду думать о тебе, а ты обращаться ко мне мысленно и искать правильные ответы. И тогда ты лучше поймешь, чем обладаешь, даже если освоишь это не сразу.

– Стар, – решительно прервала его Пат. – Останови свои ветки, а то они вырастут до небес. Я не буду принимать от тебя этот Дар. Знания ты сохранишь для той, что станет твоей женой. Мне они, если честно, вообще ни к чему. Я даже не спрашиваю, что дает тебе этот Дар, все равно не пойму, или пойму так, как понимают это все земляне. Если я тебе помогу, если смогу помочь, то сделаю это просто так. Ты сам говорил, что Дар должен быть даром, а не платой и не предметом обмена. И больше мы не станем обсуждать это, иначе… Иначе волна наших слов уйдет в песок.

– Ты хорошо говоришь на илините, – как-то смущенно произнес Стар. – Но… как ты узнала о моей невесте? Тебе сказали порченые люди? Но они не могли знать, что я испытываю огонь…

Стар горестно умолк, а Пат в недоумении повернула к нему голову и даже не нашлась, что ответить.

– Я не знаю, смогу ли увидеть ее когда-либо, – продолжал сетовать парень. – Не знаю, что с ней сталось после того, как меня поймали. И не знаю, могу ли отдать ей знание… Ведь она не ушла в горы, они с матерью остались внизу. Ее зовут Яли Нел.

Невеста? В четырнадцать лет? Может, просто подружка? Поскольку она невольно остановилась, пришлось это снова обыгрывать.

– Давай зайдем вот сюда, – сказала она вслух, – посмотри, здесь много полезного! («Ты хочешь сказать, у тебя уже есть невеста? Но… тебе ведь всего четырнадцать…»)

Парень быстро и ловко, словно делал это не в первый раз, спрыгнул с дорожки и двинулся за Патрисией в магазин. Охранники от неожиданности проехали мимо, но сошли на следующем же спуске.

– Я не понимаю, что значит «всего», – отвечал он ей мысленно. – На Илии мужчина заводит семью, пока еще молод, иначе все его костры будут гореть впустую. Зачем зажигать огонь, когда ветки уже сырые?

– Э-эээ… – Патрисия даже растерялась от такого урока половой грамоты. – Не обижайся, но у нас на планете этот возраст считается еще… как тебе сказать… непригодным к браку. У нас нельзя жениться раньше двадцати одного года.

Тема была не из приятных – воспоминания заставили помрачнеть и ее тоже.

– Мой отец выбрал мою мать, когда был на год моложе меня, – сообщил Стар, – и Силы соединили их через год. Его имя Кеунвен.

– Сколько же ему лет сейчас?

– Ему еще девять лет до возраста воды, но он уже сейчас разжигает костер мудрости.

– Возраст воды – это сколько же?

– Тридцать восемь светил.

Это была краткая форма обозначения года на Илии, Патрисия уточняла, изучая язык. И с земным измерением это почти совпадало. Ну ничего же себе: если мерить их мерками, она пустила к себе в квартиру взрослого мужчину! Этого Семена надо убить, наверняка он все знал. Хотя… если его отцу двадцать семь, то и она в свои двадцать девять ему как мать.

Патрисия вдруг сообразила:

– Поэтому тебя и поймали, да? Ты не смог бы дружить с этой девушкой, если сидел бы дома…

– Да…

– Она ведь твоя ровесница?

– Она старше меня всего на сезон цветения.

– Когда ее мать сделала выбор, оставшись внизу, Яли была, как и ты, ребенком. А кстати, сколько тогда тебе было?

– Восемь.

– Твоя мать сделала выбор за тебя, а ее мать – за нее. Значит, девочка ни в чем не виновата. Она никого не предала, верно? Я думаю, ты мог бы отдать ей Дар.

– Я тоже так полагаю, Патрисия. Ее цвет ничем не испорчен… еще не испорчен. Но мне надо забрать ее с собой в горы. Как я смогу пить из чистого родника, зная, что она насыщается грязной водой?

Патрисия едва сдержалась, чтобы за голову не схватиться, и только усилием воли продолжала кивать продавцу, приглашающему примерить шляпу-шампунь. Судя по внешнему виду Стара, его заинтересовали в магазине только женские рейтузы-эпиляторы. Впрочем, продавец уже переключился на других посетителей – в его магазинчике сегодня был редкий аншлаг. Трое охранников рассеялись по залу, присматриваясь к женскому белью, еще один прогуливался снаружи, а Семен с Невидимкой любовались косметической люстрой.

– Стар! Как это можно осуществить? Даже если тебе удастся покинуть Землю, в лучшем случае ты сможешь прятаться на другой планете. Но оказаться вновь на Илии! Да еще забрать невесту… а потом попасть в горы! Все космопорты на Илии подконтрольны землянам.

– Теперь река твоих мыслей снова течет в нужном русле. Я знаю, Патрисия, что ты хочешь помочь мне бескорыстно, ведь ты индиго. Но ты ничего не сможешь без помощи Сил. Теперь мне открылось новое знание: Силы сами отвели меня от того, чтобы отдать свой Дар Яли Нел.

– Ты хочешь лишить ее Дара навсегда?

– Это будет ее выбор. Я должен спасти ее от жизни среди красных людей, увести в горы. Но там… там она сможет предпочесть другого, того, кто сможет поделиться с ней Даром. Дважды я этого сделать не смогу.

– Почему? Ты же его не лишишься. Разве твои силы и знания не умножатся вдвое?

– Ты полагаешь, Патрисия, что знание может измеряться количеством? – удивленно спросил Стар. – Но для него нет измерения. Преумножится совсем другое. Я не знаю, как это объяснить тому, кто им не обладает.

– Просто ответь, почему нельзя делиться им снова и снова?

– Но чем будет Дар, если не станет единственным для обоих – дарующего и принимающего, если не свяжет в себе навсегда двух разумных? Это все равно как если бы ты отдала себя в жены дважды, сначала одному, а потом другому мужчине.

– Ты хочешь сказать, что вы можете заключать союз только единожды? – поразилась Пат.

Теперь уже Стар казался изумленным – он даже отвел взгляд от рейтуз, и Патрисии пришлось сделать круг по магазину, чтобы охранники не поняли, что они общаются.

– Как можно создать семью дважды? – «воскликнул» он. – Как можно стать одним целым с разными женщинами? Это же река без истока и русла. Из раздавленного кокона уже никогда не выйдет заур! Вот так же и с Даром. Отдаешь ли ты его другу, знакомому, чужому человеку – он станет Даром только однажды. Второй раз будет украден у первого, и значит, перестанет быть Даром. На свете много других радостей, которыми можно делиться сколько угодно раз. Учитель может разделить любовь на всех учеников, мать – на нескольких детей, друг – на многих друзей. Но Дар, как любовь и верность супругов, – всегда остается лишь между двумя, и никак не делится! Неужели можно думать иначе?

– Угу, – саркастически произнесла пораженная Пат. – Скажи это землянам – про брак и один раз…

– Они и этого не понимают? – изумился Стар. – И ты не понимаешь?

– Возможно, кое-кто бы и понял… – буркнула она, не отвечая на его вопрос прямо. – И потом, у нас есть законы… обязанности перед государством. У нас тоже нельзя вступать в отношения просто так, без уведомления Контроллера, иначе мы бы не победили вирусов и сиротства. Мы должны фиксировать все изменения в своей жизни, если мы с кем-то сходимся, по определенным градациям, и…

– Тебе сейчас больно? Прости, у нас не принято спрашивать, но ты не скрыла своих эмоций, и твой синий цвет потемнел, почему?

– Если у вас не принято… зачем же ты спрашиваешь? – нахмурилась она.

– Не сердись. Давай вернем воды наших мыслей в прежнее русло. Я предложил тебе принять от меня Дар.

– Стар, – покачала головой Пат. – Я ничего не возьму. Лучше подумаем, как я смогу помочь тебе иначе.

– Не руби мое дерево на корню, – он подошел к ней и уставился на нее своими черными, бездонными глазами, забыв про то, что за ними следят. – Иначе нельзя. Я…

– Ты… у вас на планете есть магазины? – быстро произнесла она вслух, судорожно сочиняя тему для разговора.

Стар, кажется, опомнился.

– Если ты спрашиваешь, есть ли у нас каменное здание, набитое ненужными предметами, то такого у нас нет, – скучным, однотонным голосом ответил он.

– Ну, где-то же вы покупаете одежду или продукты?

– Да, у мастеров. Этот человек, – Стар указал на продавца, который, потеряв надежду, уже отошел от «покупателей» и с помощью панели управления менял местами товар на полках, – создал все это сам?

– Нет, он продает то, что создали другие. («Сделай, наконец, вид, что тебе здесь что-нибудь интересно! Поговорим позже»).

«Река не может отразить то, что не показывает небо», – продолжил он мысленный разговор.

«Знаешь что, – рассердилась Пат, – или твоя река отражает то, что я говорю, или ищи себе другую… неразумную, которая станет тебе помогать».

Она не знала как перевести на илинит слово «дура».

«Хорошо», – внезапно улыбнулся Стар, и лицо его снова ожило подвижностью.

– Я хочу вот это! – сказал он вслух и к радости продавца ткнул пальцем в первую попавшуюся вещь.

– Отлично! – ответила Пат, глядя на старческое пальто-самогрев. – Мы это берем.

***

Пальто она отдала в тот же вечер.

Стар действительно уснул – очень крепко. Патрисия устроила ему постель в гостиной. Против белья он не возражал, она только немного опасалась, не принято ли у илян спать нагишом, поэтому заранее предупредила, что утром, когда она постучится к нему, он должен будет одеться. Запасную одежду, приготовленную Семеном, она положила рядом. Ответа она не получила – ни мысленно, ни вслух, но ей показалось, он даже не понял, о чем она.

Перед тем, как выйти из комнаты, она решила проявить дружеское участие и легонько дотронулась до его руки, желая спокойной ночи. И тотчас пожалела об этом: рука у него дернулась так, словно ее коснулись раскаленным утюгом, а взгляд стал изумленно-испуганным. «Наверное, телесный контакт для них недопустим», – с запоздалым сожалением подумала Пат. Она ждала, что парень выразит недовольство, но тот промолчал, только уставился на нее очень странно. Пат поскорее сбежала, испугавшись, что могла что-то разрушить в их – как она уже полагала – дружбе. Но откуда ей вообще знать, что у них принято, а что нет?

Она спустилась на наблюдательный пункт, но Семена не застала, так что ей пришлось объясняться с Невидимкой, неприятно удивив его своим намерением подняться к соседу сверху. По реакции этого типа Пат заключила, что камеры установлены только в ее квартире.

– Чего вы боитесь? – пожала плечами она. – Это одинокий старик, я навещаю его дважды в неделю. Ему не нужны сверхспособности, уж поверьте. А если я не приду, он поднимет шум.

– Помните, болтать не в ваших интересах, – сдался, но предупредил Невидимка.

Она усмехнулась.

– Он ничего не слышит и едва понимает, какое сейчас время года.

Вообще-то она лукавила. Леонид, или Леон, как он себя называл, действительно глубокий старик, передвигался в инвалидной коляске, и даже современная медицина уже не могла помочь ему встать. Но дух его оставался бодрым, а разум ясным. В прошлом, о котором он так любил ей рассказывать, Леон слыл авантюристом. Активный путешественник, он участвовал в нескольких космических экспедициях и едва не женился на инопланетной принцессе. Романтичная история их любви и насильственного разлучения (отношения с планетой были прерваны) даже стала основой для популярной мелодрамы, снятой еще до рождения Пат.

Конечно, все у него в квартире было приспособлено для его удобства, и он мог сам себя обслуживать, но общения ему не хватало. При виде соседки старый ловелас всякий раз озорно подмигивал и норовил поцеловать ей ручку. Сегодня, однако, Леон выглядел скучным.

– И что это у нас с настроением? – спросила Патрисия. – А я к вам с подарком.

Она положила пальто на диван и огляделась: шторы задернуты, в комнате – затхлая духота, сенсорвизор молчит. Она быстро отладила температурный режим и установила на стены любимые декорации старика. Теперь казалось, что они смотрят в окно звездолета и видят нескончаемые космические пространства.

– Пенсия, – коротко буркнул Леон.

Ах да, она и забыла, как он ненавидит день, когда надо получать пенсию и заказывать продукты на месяц. Ненавидит сам процесс общения с любым государственным учреждением и с «этой долбаной панелькой». В эти дни Патрисия особенно была ему нужна. Вот и сейчас она извлекла из-под его кресла засунутый туда коммуникатор устаревшей модели. Поднесла его к старику на расстояние вытянутой руки и несколько секунд подождала. Однако экран не отозвался.

– Не поняла?..

– Там! – небрежно махнул рукой Леон в сторону подоконника.

– Что – там?

– Чип. Там. Он мне надоел, и я его снял, – проворчал сосед.

Ах, да. Старик уже много лет противился уговорам агента госслужбы и отказывался от мини-операции по вживлению чипа. Уже более чем полвека это проделывали с каждым новорожденным, но тем, кто старше семидесяти, разрешали пользоваться допотопной съемной моделью – их чип напоминал клипсу. А без чипа уже не заплатить за проезд в транспорте, не совершить покупку, не отправить виртуальные деньги. Хотя Леону чип-то почти и не нужен – только получить пенсию да заказать раз в месяц еду по личной программе питания.

– Мы так окольцовывали льва в саванне, – завел Леон свою привычную песню. – Ходить, не снимая! Что я им – собачка, что ли? А раньше у людей, говорят, были даже не коды, как при отце, а бумажные паспорта. Хочешь, убери, хочешь, сожги. И деньги. Ты хоть знаешь, что такое деньги? Нет, не отвечай, ты не знаешь, это вовсе не пустота в воздухе, как у вас. Это или красивая бумага, или монеты, такие кругленькие, приятные на ощупь. Потом все перевели на пластик, а потом и вовсе – фьють, и нечего в руках подержать! Подожди… я покажу! Мне прадед оставил такую монетку… вон там, в шкатулке – только обязательно положи потом на место!

Он показывал ей эту монетку всякий раз, как она приходила.

– Потом посмотрю, Леон, – вздохнула Патрисия. – Сначала сделаем дело.

Она с трудом откопала на подоконнике среди всяческого хлама крохотный чип и поднесла его к экрану. Леон не проявил к ее действиям никакого интереса. Пока Патрисия выводила на чип его ежемесячное пособие и подтверждала заказ на приготовление и доставку готовой еды с точностью до дня и минуты, старик скучающе изучал потолок.

Внезапно Патрисии пришла в голову мысль.

– Послушайте, а что будет, если вы его потеряете? – она помахала чипом перед его глазами. – Ну вот, к примеру, пойдем мы гулять в парк, и…

– Придут и проткнут ухо, – злобно буркнул Леон.

– Но разве они не отследят, где он остался?

– Охота им искать… просто отключат старый и подключат новый. Дырка в ухе, это кто же придумал…

Патрисия продолжала соображать.

– А что если… что если вы потеряете, но не сразу об этом сообщите? Смотрите, на этот месяц у вас уже есть все, что надо. Да и я тут под боком, я все вам куплю, если что. А потом, когда… позже… тогда можно будет заявить о пропаже. Я знаю, Леон, что тогда вам проткнут ухо… но если я очень вас попрошу? Понимаете, вы можете спасти одного парня, его тут решили угробить. Он… он с другой планеты. Я не могу рассказать, но… И мне нужны будут деньги. То есть я все вам отдам, но сейчас мне нужны средства на вашем счету, чтобы…

Скучающее лицо старика тут же преобразилось. В почти бесцветных глазах появилось озорное выражение, он с интересом ее разглядывал.

– Ты что-то задумала? – живо спросил Леон.

– Да. Только тихо… Вы могли бы мне очень помочь. Скажем так… в память о той принцессе, которую у вас отняли…

По виду Леона она уже поняла, что сама идея нарушить хоть что-то в заведенном порядке, совершить нечто назло «этим», как называл он Контроллер, вдохновляет старика и без всякой памяти о принцессе.

Так что когда Пат спускалась к себе вниз, в руке она сжимала крохотный чип.

Стар еще спал. Помня, что она снова под камерами, Патрисия подошла к зеркалу и раскрыла косметичку, чтобы припудрить нос. Маленькая клипса незаметно скользнула в одно из отделений. Патрисия поправила несуществующий макияж, захлопнула косметичку и небрежно бросила ее на полку.

***

Главное препятствие, как ни странно, заключалось в самом Старе. Обсуждение вариантов побега зашло, прямо сказать, в тупик. Патрисия уже начинала злиться – они искали не просто удачный вариант, а морально приемлемый для него вариант.

Засада заключалась в том, что его способности нельзя было использовать для насилия. Невидимка об этом и говорил, когда утверждал, что иляне не нападают первыми, а могут только защищаться. Но ведь нападать на Стара никто не собирался. В частности, оказалось, что…

– Гипнотизировать нельзя. Ударить нельзя. Погрузить в сон нельзя.

– А если, к примеру, у охранника схватит живот?

– Нет, нельзя. Силу нельзя применять во зло.

– Почему – она иссякает?

– Она перестает быть собой.

– Но это же совсем-совсем маленькое зло.

– Черное не станет белым от того, что это точка, а не море.

– Так вот почему вы проиграли войну! – сердилась Патрисия, при этом, однако, изображая, что спит – разговор происходил ночью, а они со Старом находились в разных комнатах. Они все лучше и лучше слышали друг друга, и расстояние, на котором они могли беседовать, с каждым разом увеличивалось.

– Мы ее не проиграли. Мы закончили ее по своей воле, перестав защищаться.

– Как, вы и защищаться даже перестали? Но почему?

– Я могу знать только то, что поведала мне мама. Но ее слова вливаются в реку моей мысли и остаются в ней. На этой войне мы – я говорю о моем отце и других, я еще был слишком мал – не позволяли забирать наши жизни, если могли. Защищаться мы право имели, и могли убивать красных людей в момент их нападения. Но нас было очень мало по сравнению с ними, а они все прибывали и прибывали. Иляне начали погибать в неравных боях, не успевая защищаться. У наших раненых отбирали силы, оставляя умирать. Вскоре мы встали перед выбором: или уничтожить землян полностью, за один раз – мы это сумели бы, либо позволить красным людям захватить нас.

– Значит, надо было уничтожить! – жестко сказала Пат.

– Но тогда мы нарушили бы закон, ведь на нас не нападали все вместе единомоментно, а среди землян могли оказаться не только военные. И тогда Силы покинули бы нас.

Патрисия вдруг вспомнила Артура и промолчала.

– И тогда мы ушли, – продолжал Стар. – То есть ушли отец и другие, и многие женщины и дети.

– По своей воле оставить свой дом… отдать всю планету, и кому?.. – сетовала Пат.

– Да. Но мы сохранили свой Дар. Если бы мы использовали его для насилия, он превратился бы в гамес.

Патрисия на какое-то время умолкла, так что парень даже спросил, не заснула ли она. Философские споры со Старом сильно выматывали. Скорее бы уж он сбежал!

Она никогда не задумывалась о подобных вещах. Вот и сейчас, хоть и раздражалась, но хорошо понимала: то, как мыслят иляне – это не наивность, а, наоборот, мудрость, что ли… Так взрослый обращается с младенцем, который царапается и кусается. Малыша надо остановить, но нельзя сделать ему по-настоящему больно.

А с другой стороны, если это тупое чужое дитя выталкивает к примеру, из селиплана? Тогда что? А тогда – получается настоящее самопожертвование, но ради кого? Не ради ребенка ведь на самом-то деле, а ради врага, который ведет себя не по-взрослому.

– Но вы… те, кто в горах… если вы там не выживете… если земляне найдут способ до вас добраться – а они найдут! – никого из вас больше не останется.

– Патрисия, но мы же еще не погибли, а только ушли в горы. Мы растим ствол из корня, а не корень из веток. Это будущее, о котором ты говоришь, еще не наступило, и, возможно, никогда не наступит. Как же оно может влиять на наши решения?

– А если оно наступит?

– Тогда илле примут решение, стоит ли сохранять жизнь илле такой ценой.

– Но… разве жизнь – это не благо, которое надо защищать любой ценой?

– Жизнь, несомненно, благо. Но не абсолютное. Любая вещь берется и сравнивается с другой, только тогда будет видна ее истинная ценность. Жизнь это благо, но есть благо важнее и ценнее. Если жизнь сравнивается с ним – то ею приходится пожертвовать.

– И что, так рассуждают все? Или это только твои мысли?

– Мое дерево росло отдельно от других деревьев, и я не знаю, куда тянутся их ветви. Это ветви моего ствола, но я думаю, мой отец ответил бы так же. За остальных я говорить не берусь.

– Но подумай сам: ведь вы хранители своей силы и этих вот знаний, а они уйдут вместе с вами, это благо пропадет навсегда.

– Ничего не умирает, Патрисия. Есть простые законы, которые ты, наверное, знаешь. Любая энергия превращается во что-то. Чем выше и лучше были наши силы и знания, тем выше и лучше будет то, во что они преобразуются. Но, конечно, – грустно добавил он, – если бы можно было плыть по реке жизни, не изменяя Силам, это было бы настоящим благом. Однако мы его лишены. И все же я надеюсь, что воды вынесут нас к новому благу, иначе зачем бы они текли…

– Все, хватит! – взмолилась Патрисия. – Оставь свои воды… реки и ветки! Дай мне подумать.

Надо просто найти практический выход, повторяла она себе. Некоторое время оба молчали.

– Если ты поможешь мне бежать, – неожиданно услышала она у себя в голове, – они тебе отомстят?

«Наконец-то дошло!» – хотела съязвить она, но не стала. За ее жизнь уже и сейчас не дать и монетки – той самой, которую показывал Леон.

Хотя – не совсем так. Если бы Стар согласился отдать Дар – то да, лишние свидетели будут не нужны, дело-то уникальное. А вот если парень откажется, его просто убьют и забудут. И тогда… тогда у нее появляются шансы. И Семен за нее похлопочет, все-таки не чужая, он у них там не последний человек… да и тайна уже потеряет смысл, подумаешь, кто-то получит всего лишь гамес, таких на Илии пруд пруди. В какую-то долю секунды у нее мелькнула мысль, что можно еще передумать, ведь она действительно не знает, как помочь ему сбежать.

Пат скривилась, словно дотронулась до чего-то мерзкого.

Мать как-то недовольно сказала о ней: «Рассудок у Патрисии есть, беда в том, что она слушается не его, а только своих желаний». Пат усмехнулась – вот и продолжим в том же духе.

– Они не догадаются, – как можно увереннее сказала она. – Никто не поймет, что я в этом замешана.

– Поэтому твой зеленый так пожелтел сейчас, а синий стал белым? – тихо спросил Стар.

– Прекрати следить за моими цветами! – рявкнула Пат. – Когда хочу, тогда и желтею! Вот, смотри лучше, что я придумала…

***

Действовать надо было быстро. Заговорщики начинали беспокоиться: никаких результатов Пат им не демонстрировала. Внешне ее общение с парнем происходило так: они завтракали, беседовали о разных земных понятиях – вроде как она его обучала, потом она начинала «уговаривать» его отдать Дар, он обещал подумать, а потом якобы спал по полдня – так было проще разговаривать мысленно. Правда, этому у нее находилось объяснение: светлая часть суток на Илии гораздо короче, и у Стара сбился режим дня.

У парня оказалась феноменальная память и потрясающее пространственное мышление. Уже после первого их визита в торговый центр он смог восстановить мысленно все, что осталось за пределами его зрения, в точности описал Патрисии все входы и выходы. А через неделю они уже знали, что мужской туалет на самом верхнем этаже окнами выходит на площадку для селипланов. Стар на глаз определил материал, из которого сделано окно и заявил, что сможет легко открыть или пробить его. Но одного его в туалет не отпустят, кто-нибудь с ним да пойдет.

Планы они строили долго, разговаривали много, а про сам побег теперь и вспомнить-то было нечего. Тем более что Патрисия в нем практически и не участвовала.

В очередной визит в торговый центр – Стару удалось, наконец, изобразить свой интерес к покупкам земных предметов, – он попросился в туалет, и с ним отправился сам Невидимка. В то время как Патрисия отвлекала остальных, рассказывая Семену, как устала от этого бестолкового парня, в туалете, судя по всему, все пошло по намеченному плану (рассказ Невидимки потом это подтвердил).

Стар обратился к нему и тихо сказал, что уходит. Потом повернулся и, не притрагиваясь, одной силой мысли выдавил стекло. Позвать на помощь Невидимка не успевал и сразу кинулся на мальчишку, выхватив оружие, но Стар оказался быстрее – он защищался. В тот же момент Невидимка осел на пол и просто заснул.

Выйдя через окно, Стар не побежал к парковкам, как подумали, опомнившись, его охранники. Они разделились: одни бросились прочесывать крышу, другие взлетели в попытке найти и догнать угнанный, возможно, селиплан. Стар к тому времени уже спустился на лифте вниз, а оттуда – в городскую подземку. Клипса с самого начала была у него в кармане. Система, разумеется, отреагировала так, словно в подземку зашел Леон.

В точности выполняя указания Патрисии, Стар, отлично представляя карту города, доехал до старого вокзала и сел в обычный робот-автобус. До этого момента ему удалось несколько раз связаться с Патрисией, но где-то посередине его поездки, как они и предполагали, их связь прервалась. Но Пат очень надеялась, что и дальше все прошло гладко.

Парню предстояло пересесть на поезд-виджетор, а потом – денег на карте Леона хватило бы на сотню таких путешествий, – в обычный пассажирский самолет. Затем перелететь через океан, а там перебраться на любой общественный селиплан, следующий до местного космопорта.

Страну назначения Патрисия выбрала из трех соображений. Во-первых, она недавно летала по этому маршруту, и могла описать его в подробностях. Она хотела даже преподать Стару основу местного языка, но не успела. Впрочем, парень заверил ее, что с языком он разберется сам – Патрисия поняла, что это как-то связано с его способностями, и решила не удивляться.

Во-вторых, страна эта оставалась одной из нескольких «темных зон», не спешащих подключаться к Всемирному Контроллеру, а значит, после пересечения ее границы чип из всемогущего средства обнаружения превращался в простое удостоверение личности и обычный кошелек. Космопорт там тоже функционировал обособленно от всеобщей системы безопасности, до сих пор осуществляя собственные вылеты. Проверить несоответствие данных пассажира, к примеру, указанному в чипе возрасту, мог только «живой» сотрудник полиции, и то, если человек чем-то вызвал его подозрения. Патрисия как раз недавно читала про эти несостыковки – как это мешает мировому порядку.

Ну и главное, Стар со своей азиатской внешностью мог легко там раствориться. Патрисия долго внушала ему, что любая попытка его задержать должна быть воспринята им как нападение, и взяла с него слово, что он сразу воспользуется гипнозом. И только потом вспомнила, что забыла спросить парня, как же его вообще смогли поймать на Илии, если он мог защищаться? Видимо, это останется для нее тайной.

Самые большие опасения Пат были связаны с пересечением границы в сторону страны «темной зоны». Пересечение это фиксировалось аркой-датчиком при посадке в самолет одновременно с проверкой билета, вся информация о пассажире передавалась на коммуникатор таможни, и с этого момента все зависело от того, выявит ли программа расхождение между фото Леона и внешностью Стара. Патрисия в своих путешествиях прошла столько арок, что в точности указала парню, в какой момент он должен «чихнуть», наклониться и прикрыть лицо руками. В этом случае программа тоже могла указать на несоответствие и отправить на проверку сотрудника таможни. Но на памяти Пат такой сотрудник явился в самолет лишь единожды – старушка пересекала границу в лечебной маске, – и был многократно обруган командой и всеми опаздывающими пассажирами. После того, как чипы стали вживлять, подобные проверки стали пустой формальностью.

В любом случае, пересечь границу страны было бы проще, чем вылететь из центрального космопорта, так что приходилось рисковать – лучшего варианта она не придумала.

Как она и рассчитывала, заговорщики тем временем организовали поиски в центральном космопорту. К службе государственной охраны они обратиться не могли, но прочесали все, что было в их силах. Разумеется, их старания ни к чему не привели.

По расчету Патрисии к концу дня Стар уже должен был вылететь на пересадочную планету, откуда ему предстояло сложным путем добраться на Оксандру, расположенную всего в неделе полета от Илии. При разработке космического маршрута пришлось пользоваться только собственной памятью – ведь начни она работать с коммуникатором, ее тотчас бы засекли. По счастью, в ее распоряжении имелись знания Стара, который, хоть никогда и нигде не обучался, отлично знал космографию. Расспросить об источнике его информации она не успела и решила, что его научила образованная мать.

Патрисия знала, что Оксандра – огромная планета с независимым от землян правительством, транспортный узел для многих космопутей, этакая большая гостиница – среди разнообразия ее жителей и постояльцев легко затеряться. Помнится, Пат еще раньше удивлялась, что землян заинтересовала не Оксандра, а ее крохотная соседка Илия.

Договора о транспортном сотрудничестве с Оксандрой было явно недостаточно, чтобы земные парни потребовали кого-нибудь там разыскать. Не говоря уже о том, что заговорщики не являлись официальными представителями Земли.

Ну а дальше… Патрисия уговорила парня оставаться на Оксандре в надежде, что ей удастся осуществить нереальную миссию по переправке туда его матери и невесты. А если не удастся, то она прилетит на Оксандру и сообщит ему об этом. Если, конечно, побег Стара завершится благополучно, и он будет там.

Узнает она об этом, видимо, уже только на Оксандре (интересно, как?). Но если он останется жив, несколько условных знаков и договоренностей плюс установленная между ними связь помогут его отыскать.

Обещание абсолютно сумасшедшее, при том, что Патрисия даже не могла гарантировать, что будет к тому моменту жива.

***

Про чип и Леона заговорщики, правда, не догадались. А если бы и прознали о самозванце, то, не имея доступа к Контроллеру, все равно не смогли, да и не успели бы его отследить. Они не нашли что предъявить Патрисии после побега Стара, но она прожила несколько месяцев в страхе, вздрагивая по ночам. Однако никто не явился – вся команда заговорщиков словно испарилась.

Семен нарисовался единственный раз, через неделю, предупредил, что болтать не в ее интересах, и тоже исчез. Ей показалось, что у него серьезные неприятности, и заговорщики сами залегли на дно. Возможно, об их нелегальной деятельности узнали в ВКО, но скорее всего они прятались от собственного заказчика. О ней этот заказчик мог и не знать, тешила себя надеждой Пат.

А Леону так и не пришлось протыкать ухо. Он умер через три недели после побега Стара. Врач, констатировав смерть, отправил сигнал в Контроллер на отключение чипа – чтобы никто не смог получать пенсию старика. Все свои сбережения сосед, к удивлению Пат, завещал ей. К отчету о расходах Леона у нее доступа не было, но, судя по сумме, пополнившей ее счет, Стар по крайней мере купил билет до пересадочной планеты и поменял деньги для дальнейшего путешествия. После отлета с Земли чип ему становился не нужен.

На похороны Леона Патрисия пришла одна – других друзей у него не осталось. Прежде, чем капсула навсегда забрала его тело, она успела вложить ему в руку его любимую металлическую монетку.