Читать книгу Туман Луизианы - Галина Милоградская - Страница 6
Третья глава
ОглавлениеКорабль мерно покачивало. За иллюминатором тихо шелестел дождь. Чёрный скалистый берег Англии изредка освещали редкие огни. Забравшись в кровать с ногами, Луиза разложила перед собой записки отца. К её разочарованию, они шли не по порядку, и сначала ей пришлось разобрать листки по датам. Некоторые занимали полстраницы, а некоторые – два-три листа. Их объединяло лишь одно: записи велись в одно время и обрывались в конце 1794 года. Года, когда отец вернулся из путешествия за товаром. Насколько Луиза помнила семейную историю, в следующем году заболел дедушка и они переехали из Милана в Лондон. Лорд Грейсток занялся семейными делами и больше никогда не выходил в море.
Собрав наконец воедино разрозненные бумаги, Луиза взяла первый листок и глубоко вздохнула, прижав руку к горлу. Сердце билось яро и неистово, грозясь вот-вот выскочить. Медленно выдохнув, девушка склонилась над листком и вскоре ни дождь за окном, ни качка не могли её отвлечь от чтения.
15 апреля 1792 г. Борт «Святой Софии», Средиземное море
Мы находимся в плавании всего несколько часов, а я всё никак не могу унять восторга. Мне до сих пор не верится, что мы сделали это – рискнули и отправились наконец в путь! Поверить не могу, что ты поддержала меня, моя драгоценная София! Хотя почему не могу? Ты – мой ангел, по-другому и быть не могло! Я знаю, что эта экспедиция обернётся успехом!
17 апреля 1792 г. Борт «Святой Софии», Средиземное море
Вчера мы попали в шторм. И хотя капитан Бертуччи говорит, что это простой шквал, я до сих пор не могу отойти. Если честно, никогда не думал, что меня так напугает гроза на море. Вспоминать стыдно. Я молился, прося Господа позволить мне увидеть ещё хоть раз моих девочек: тебя, моя родная, и Луизу. Благодарение Богу, всё обошлось. Неужели я столь труслив?
20 апреля 1792 г. Борт «Святой Софии», Гибралтарский пролив
Кажется, я становлюсь настоящим моряком! Вчера весь день провёл на реях, изучая премудрости такелажа с юнгой Питом. Мальчишка знает больше меня, это уязвляет, право слово! Сегодня увидел себя в зеркале: должно быть, ты сильно удивишься, когда меня увидишь! Всё лицо покрыто веснушками, даже лоб и виски! Волосы отросли и выгорели на солнце и теперь кажутся совсем белыми. А лицо так загорело, что теперь меня почти не отличить от испанских мавров. Кстати, как говорит капитан Бертуччи, скоро мы увидим острова Мадейра. Зайдём туда пополнить запасы пресной воды. Отправлю оттуда письмо тебе, любимая моя.
3 мая 1792 г. Борт «Святой Софии», Атлантический океан
Вот уже третий день мы не видим ничего, кроме бескрайнего океана. Ослепляющая бирюза воды сливается с небом, а солнце посылает такие яркие блики, что больно глазам. К нашему небольшому каравану присоединилось ещё три корабля испанского купца. Они путешествуют в сопровождении двухпалубного галеона и, по слухам, плывут в колонии за золотом. Я их не осуждаю, конечно, но мне кажется, рабство – это дикий пережиток прошлого, от которого цивилизованным странам давно пора отказаться. Если бы к нам попросил присоединиться работорговец, я бы точно отказал!
Как там моя драгоценная Луиза? Думаю о ней каждый день. Мой ненаглядный ангел, как же я скучаю! А ведь мы ещё даже не в середине нашего пути! Как хочется стать птицей и полететь к берегам Италии, хотя бы одним глазком посмотреть на моих любимых девочек! Кто-то зовёт меня, кажется, Пит. Допишу, когда вернусь.
Пит звал меня, чтобы показать огромные чёрные тучи, что надвигаются на нас со стороны Африки. Капитан Бертуччи хмурится, а это не добрый знак. Матросы закрепили паруса, сейчас привязывают все тяжёлые вещи. Если честно, мне жутко не по себе. Увижу ли я вас снова, мои дорогие девочки?
6 мая 1792 г. Борт «Святой Софии», где-то в Атлантическом океане
Мы пережили это. Мы смогли. После такого шторма ничего не страшно! Мне кажется, я даже поседел. И седины не видно исключительно по причине того, что волосы и так почти белые. Корабли разметало по океану, как щепки. Наша «Святая София» осталась совершенно одна. Почти сутки бушевал шторм, огромные волны крутили нас, как детскую игрушку. Я никогда не видел прежде такой стихии. Теперь-то я понимаю смех капитана Бертуччи по поводу моих страхов после того шквала в Средиземном море. Это безумие, самое настоящее. Как после такого моряки отваживаются вновь и вновь пускаться в путь?! Я несколько раз умирал, пока корабль нырял в пустоту. Сегодня наконец выглянуло солнце, и мы смогли оценить масштабы постигнувшей нас катастрофы. Грот-мачта сломана, её унесло в море. Четыре пушки, которые являлись гарантом нашей безопасности, тоже утонули. Корабль похож на нищего, долгое время плутавшего по улицам. Капитан Бертуччи и старпом пытаются определить наше месторасположение. Надеюсь, до суши недалеко.
8 мая 1792 г. Борт «Святой Софии», Атлантический океан
Страшно признавать это, но положение наше действительно бедственное. Оказывается, часть бочек с пресной водой стояли на палубе. Излишне говорить, что их смыло. Капитан Бертуччи сказал, что до суши несколько десятков миль. Морских, естественно. На океане установился штиль. Мне кажется, мы стоим на одном месте. Несколько матросов были ранены во время шторма и теперь слегли с лихорадкой. Любимая моя София, мне стыдно признаться, но, кажется, я впадаю в отчаяние.
15 мая 1792 г. Борт «Святой Софии», Атлантический океан
Мне кажется, скоро всё кончится. Воды осталось на два дня. Вокруг только океан, только вода, насколько хватает глаз. Как же дорого я сейчас бы заплатил за возможность увидеть хотя бы одно дерево! Хотя бы один камень! Три матроса умерли. Остальные четверо идут на поправку, но очень слабы. У нас нет даже весёл, чтобы двигаться хоть куда-то. Ветер дует еле-еле, и тот душный и сухой. Прости меня, моя драгоценная София. Прости, что потратил все твои деньги и оставил тебя и Луизу без средств к существованию. Я надеюсь, что, узнав о моей гибели, ты сможешь найти в себе силы и вернуться к своим родителям. Уверен, они примут вас с Луизой. Я люблю тебя, моя родная.
18 мая 1792 г. Борт «Святой Софии», Атлантический океан
О, Господи, ты действительно существуешь! Вчера, когда мы в отчаянии собрались на палубе и разделили последние глотки воды, я твёрдо решил застрелиться. Ты права, мой ангел, это был малодушный шаг слабого человека, но что поделать, я действительно дошёл до крайней степени отчаяния! Удалившись на нос корабля, я взвёл курок и попрощался с тобой и Луизой, как вдруг что-то привлекло моё внимание. Не только я заметил чёрную точку на горизонте – вскоре вся команда собралась у борта, крича и размахивая руками.
Это оказался французский корвет «Жозефина»! Его капитан поделился с нами водой и провизией и несказанно обрадовал: до земли всего четыре дня пути! Нас забросило немного южнее, чем планировалось изначально, но всё равно не так далеко, как мы боялись. «Жозефина» отбуксирует нас до порта Белена, где мы сможем починить корабль. Быть может, ещё не всё потеряно, моя любимая София. Если всё сложится хорошо, мы сможем вернуться домой до зимних штормов с грузом корицы и перца. Это сможет хотя бы окупить потери. О большем я сейчас и не мечтаю. Безмерно люблю тебя, мой ангел.
***
Луиза отложила письма и прикрыла уставшие глаза. Бедный отец, сколько всего ему пришлось выдержать! Ей вдруг подумалось, что она вполне может повторить судьбу лорда Грейстока и попасть в шторм, подобный тому, что разбил его корабли… Луиза опасливо выглянула в иллюминатор, но там по-прежнему было тихо и темно. Английский берег чернел на горизонте. Решив вернуться к чтению завтра, Луиза погасила ночник и легла, практически моментально провалившись в сон.
Миссис Пинс всё ещё нездоровилось, но избегать других пассажиров вечно было слишком не вежливо, и на завтрак леди Грейсток поднялась в кают-компанию. Там уже сидели капитан и офицеры, а также двое мужчин из числа пассажиров. Почтительно поднявшись при её появлении, мужчины галантно бросились помогать Луизе пройти, отодвинуть кресло, присесть за стол и подать салфетку. Они так старались ей угодить, что девушка не выдержала и улыбнулась.
– О, вы всё-таки решили к нам присоединиться! Правильно, я ещё вчера сказала – эта голубка не просидит в клетке больше одного вечера! – В каюту вплыла высокая леди, одетая в ярко-фиолетовое платье, совершенно не соответствующее времени дня. Высокую причёску её украшали пушистые перья незнакомых Луизе птиц.
– Франческа Бишоп, – представилась женщина, падая в предложенное офицером кресло. – Но вы можете называть меня просто Франческа, я не обижусь. Да что там, не обижусь – я буду рада! Я настаиваю – называйте меня Франческа!
Луиза во все глаза смотрела на сидевшую перед ней женщину, боясь вставить хоть слово в её бурный монолог. От Франчески волнами исходила яркая энергия, которой она заражала всё вокруг. Отвернувшись от Луизы, леди Бишоп достала портсигар и вытащила тонкую коричневую сигару, крикнув капитану, чтобы тот помог ей прикурить. К удивлению Луизы, капитан Четэм с готовностью бросился исполнять просьбу.
– Так куда вы направляетесь, леди Грейсток? – Франческа снова повернулась к оробевшей Луизе и выпустила тонкую струйку голубого дыма. – Не удивляйтесь, я не могла не узнать, как зовут ещё одну леди на корабле. Не считая наших горничных, мы тут единственные женщины на кучу миль вокруг! – И леди Бишоп разразилась громким грудным смехом, столь заразительным, что все мужчины заулыбались. – Можно сказать, почти королевы, не правда ли, Четэм? – Она подмигнула капитану, повергая Луизу в немое восхищение. Она столько читала о таких женщинах: сильных, независимых, вольных в обращении с мужчинами…
– Я еду в Новый Орлеан, к моему опекуну, сэру Уоррингтону, – вставила наконец Луиза. – Оттуда мы поедем к нему на плантацию «Святая Магдалена».
– Уоррингтон? Не знала, что у него есть подопечная, к тому же такая молоденькая и хорошенькая! – воскликнула Франческа, стряхивая пепел в подставленную старшим помощником пепельницу. – Томас – большой скрытник, из него и слова порой не вытянешь! Я не удивилась бы, узнай, что он держит гарем в подвале «Магдалены», но опекунство… Воистину, этот мир полон сюрпризов!
– Расскажите мне о нём, – попросила Луиза.
– После завтрака, моя дорогая, всё после завтрака.
– Леди Бишоп повернулась к стюарду, расставляющему тарелки: – Мне побольше мяса, дорогой. Да-да, не жалей, и подливы на пюре. Леди должна хорошо питаться! – Она подмигнула Луизе и принялась шустро орудовать приборами.
Луиза покосилась на два крохотных кусочка телятины в тарелке и несогласно качнула головой. От бабушки она привыкла слышать обратное, а вдовствующая графиня всегда была недостижимым примером для внучки.
Завтрак проходил оживлённо, взрывы смеха то и дело нарушали тишину. Франческа Бишоп, будто яркая экзотическая птичка, привлекала всеобщее внимание и вызывала неустанный интерес. Капитан Чэтем так и вовсе практически ел с её рук. Надумай она посетить по пути Африку, он едва ли посмел бы ей отказать!
Луиза не перестала думать об этом и после, когда переоделась и вышла на палубу, чтобы прогуляться. С берега дул лёгкий ветерок, донося запах цветущего вереска, играя с широкими голубыми лентами на шляпке. Бабушка уговорила Луизу снять траур, мотивируя это тем, что скорби место в душе, а на корабле мрачный траур будет мешать завязать знакомства. В глубине души девушка была с ней согласна, хотя всё же чувствовала себя смущённой тем, что слишком быстро перестала носить чёрное.
– Самое неприятное в путешествии между континентами – это его продолжительность. – Леди Бишоп подошла и встала рядом, облокотившись о перила. – Почти месяц в море – есть от чего сойти с ума, не так ли?
– Я никогда не путешествовала так далеко, – пожала плечами Луиза.
– Поверьте мне, это безумно утомительно, – томно вздохнула Франческа и тут же лукаво прищурилась: – Если, конечно, поблизости нет галантных кавалеров, способных скрасить долгий путь.
– Как капитан Чэтем? – Луиза склонила голову на бок.
– И как он тоже. – Леди Бишоп бросила быстрый взгляд в сторону мостика. – В этот раз с нами едет немало достойных джентльменов.
– Вы любите путешествовать, не так ли?
– Приходится, моя дорогая, приходится. – Франческа вздохнула и посмотрела на проплывающий за бортом берег. – Сын учится в Оксфорде. Мой муж категорически отказался отдавать его учиться в Америке! Вот я и разрываюсь между Англией и Новым Светом, раз в году пускаясь в плавание, чтобы увидеть Найджела. Ещё целый год до новой встречи. – На глазах леди Бишоп блеснули слёзы, и она отвернулась, стремительно поднося платок к лицу. Повернулась Франческа уже с непринуждённой улыбкой: – А дома меня ждёт дочь, Виктория. Она ещё слишком мала для путешествий и на моё счастье родилась девочкой.
Леди Бишоп горько усмехнулась и замолчала, задумчиво глядя на туманные скалы.
– Вы обещали рассказать мне о мистере Уоррингтоне, – попросила девушка. Франческа встрепенулась, выныривая из тяжёлых мыслей.
– На самом деле рассказать о нём много я не могу. – Она пожала плечами. – Мы на плантациях знаем друг друга, изредка собираемся на пикниках или балах. Томас Уоррингтон посещает нас крайне редко, и подозреваю, его визиты носят скорее деловой характер, нежели светский. Он почти никогда не остаётся даже на ужин, не говоря уж о танцах, ограничиваясь разговорами с владельцами других плантаций. Он чрезвычайно закрытый человек, в «Святой Магдалене» гостей не любят. Нет, не прогоняют, конечно, – поспешила сказать Франческа, глядя, как испуганно расширяются глаза Луизы. – Я была там пару раз. Прекрасное место. Прекрасное и очень печальное. Быть может, ты сможешь принести туда жизнь?
Луиза грустно кивнула. Мысль о том, что ей придётся жить с угрюмым затворником, внушала страх. Но он не долго владел юной девушкой. Улыбнувшись сама себе, она пообещала, что обязательно растормошит сэра Уоррингтона. Она станет его отрадой и утешением. Будет следить за приготовлением еды, ведь он наверняка не заботится об этом и ест всё подряд! У отца была строгая диета, связанная со слабым желудком. Скорее всего, мистер Уоррингтон питается неправильно, а в его-то возрасте болезни уже выходят из-за угла и проявляют себя. Перед глазами возник трещащий камин и она, подносящая чашку лёгкого бульона и поправляющая клетчатый плед на коленях опекуна. Он полюбит её как дочь, а она станет его утешением. И быть может, она даже уговорит его выезжать в общество, дружить с остальными плантаторами… Да, пожилой мистер Уоррингтон явно нуждается в опеке не меньше, чем сама Луиза нуждается в опекуне. Ведь ему наверняка не меньше, чем папе, а тридцать восемь лет – немалый срок. И он точно уже обзавёлся подагрой…