Читать книгу Измена. Уходя – уходи - Галина Милоградская - Страница 3

Аня

Дима возвращается сегодня. Надо найти в себе силы, чтобы улыбаться. Ради нашей семьи, которую не разрушит какая-то прошмандовка, решившая отнять у меня мужа! Все гуляют, мой не исключение. Да, надеялась, верила – больше веры нет. Но и без доверия как-то живут. У нас дети, быт, кредиты… Это связывает сильнее любви и страсти, теперь я это точно знаю. А вечные чувства пусть останутся для романов, там им самое место. Я раньше не была циничной, теперь надо учиться. Ставить семью превыше всего, уж тем более выше себя и своих интересов. Есть они у меня вообще? Раньше были, а теперь как-то кончились. Только дети и муж, муж и дети. Может, поэтому Дима решил налево пойти? Так же ради нас стараюсь, всё ради нас, от того так обидно и больно. Ради чего я всё это делаю? Кто оценит?

– Ма, я гулять, – крикнул сын из детской.

– До семи! Сядем ужинать, когда папа приедет.

Ужинать. Горько хмыкаю. Меню продумала, продукты в доставке заказала, весь вечер изображать радушную хозяюшку буду. Пусть видит, какая у него жена: умница, красавица, не то, что турагентша с подкаченными губами. Красивая. Ну, так и я ещё ого-го!

Глушу в себе обиду, душу её обеими руками, чтобы не вырвалась наружу. Дима заходит в квартиру с улыбкой на всё лицо. Лёгкий загар, запах свободы и луговых трав, и до боли родной и знакомый прищур синих глаз… Слёзы щиплют в носу, глотаю огромный комок и натягиваю улыбку. Отдохнул, нагулялся. Натрахался от души, да?

Волосы вверх уложила, платье надела, так Маша уже и причёску мне вытрепала, и подол кашей заляпала. Переодеться не успела, встречаю мужа растрёпанной и грязной. Как он вообще может мне в глаза смотреть, совести хватает?!

– А вот и мои самые любимые девочки, – говорит и обнимает одной рукой. Первый поцелуй – Маше, потом тянется ко мне. Отшатываюсь инстинктивно, вяло улыбаюсь и позволяю поцеловать в щёку.

– Устала без меня, да? – Дима – само сочувствие. Представляю, как впиваюсь в его волосы и с размаху ударяю смазливым личиком о стену. Желательно, об угол, чтобы потом шрам над бровью на всю жизнь остался. Становится немного легче. Дима забирает Машу, подбрасывает на руках, а из меня как будто дух выбивает – замечаю крохотные царапинки на его шее. От ногтей оставлены.

– Что это? – спрашиваю небрежно. Касаюсь кожи.

– А, это, – Дима пожимает плечами, улыбается. – По лесу ж гулял, поцарапался. Я столько фоток сделал! Ты должна заценить!

Заценю, ага. Так заценю, что мало не покажется… Стоп. Держи себя в руках, Ань, ты сама семью выбрала.

– А Китёныш где? – Дима останавливается посреди гостиной. Стол на кухне уже накрыт, в духовке томится утка, пюре укутано в плед, салатики – обязательно три, чтобы было разнообразие. Домашняя буженина, отварной язык: мужчинам нужно много мяса! Компот из последних летних фруктов и ягод, запотевшая бутылка вина. Всегда так из командировки встречала, сейчас на автомате готовила, потому что иначе, кроме склизкой холодной манки, ничего на столе Диму бы не ждало. Даже её он не заслужил.

– Гуляет Китёныш твой. Кашалотом давно стал, а ты всё ребёнком считаешь, – ворчу и смотрю на часы. Ну, конечно, уже половина восьмого, кто бы вспомнил о времени. Тянусь к телефону, но одёргиваю себя: ну, уж нет, не стану опять в плохого полицейского играть. Пусть любимый папа домой загоняет.

– Позвони, пусть домой идёт, – командует Дима, отправляясь в спальню: переодеться, принять душ после дороги.

– Сам звони, опять быть посланной за то, что не дала доиграть и сохраниться, не желаю.

– Даже так? – Дима высовывается из спальни. В одних трусах, от фигуры глаз не отвести. И его чужие руки касались. Гладили, целовали… Тошнота подкатывает к горлу. Отворачиваюсь.

– Хамить учится сыночек твой ненаглядный. На маме отрабатывает будущий мужской мудизм.

– Ладно тебе, не все мужики такие. Я у тебя другой.

– Конечно, милый. Ты – исключение из всех правил, – отвечаю с максимальным сарказмом. – Иди купайся, я уже есть хочу.

– Ань, что-то случилось? – Дима подходит и обнимает со спины. Руки горячие-горячие, а у меня внутри всё леденеет. Вся в камень превращаюсь, ни вздохнуть, ни пошевелиться. Предатель-предатель стучит в висках. Медленно выдыхаю, прикрываю глаза. Его дыхание тёплое, мятное, и губы прямо над ухом шепчут:

– Я тебя сегодня расслаблю, обещаю. Так соскучился…

Маша даёт понять, что о ней забыли. Так вовремя! Потому что после этих слов я реально могла бы воткнуть вилку в его руку, даже пальцы закололо. Соскучился. Через себя придётся переступить, переварить, простить, чтобы доступ к моему телу опять получил! Ведёт себя как ни в чём не бывало, вообще совести нет, даже на грамм? Насколько хорошо я знаю этого мужчину? Это он сейчас спалился, или раньше тоже налево ходил, а я хавала рассказы о загулявших друзьях, рыбалках и корпоративах?..

Подозрения жгут, желчью оседают на языке вместе с множеством вопросов и обвинений, от которых начинается изжога – слишком много их там, внутри. Протягиваю Маше резинового динозавра, руки дрожат.

– Не надо меня расслаблять, – говорю холодно. Знаю, надо играть, да только актриса из меня хреновая. После другой целовать, после того, как он член в неё засовывал, к себе пускать? Тошнит, как представлю. Всё равно что чужой зубной щёткой пользоваться.

– Ань? – Он разворачивает, держит за плечи, всматривается в глаза, а я в ответ посмотреть не могу. Мерзко так, будто я виновата. Я одна. Словно в дерьмо макнули, и теперь стыдно перед людьми за то, что от меня несёт.

– Я правда очень устала, – говорю, убирая его руки. – Школа ещё на носу… Уже мозг трахать начали, а до первого ещё полторы недели. Так что, прости, но я сейчас способна только чему-то одному отдаваться. Иди уже мойся, да давай ужинать.

Уходит наконец. Без сил опускаюсь на стул, беру дочку на руки, утыкаюсь подбородком в её макушку. Ради тебя справлюсь, солнышко. Буду сильной, переживу. У тебя столько всего впереди! Нам надо дом доделать, где у тебя своя просторная светлая детская будет. И огородик маленький заведём, будем сажать овощи, смотреть, как растут… И Никите сделаем небольшую игровую площадку, чтобы дурь выпускал.

Столько планов впереди! И что, ради одной прошмандовки всё в трубу спускать? Ну, нет. Самое грустное в этом то, что знаю – прощу. По-любому прощу, потому что люблю до сих пор. От того сердце натурально болит.

Дима выходит из ванной с мокрыми приглаженными волосами, в полотенце. Подмигивает Маше, а я смотрю на царапины на его спине. Так и хочется спросить, какие ветки так ровно царапают, но зачем? Чтобы снова унизил меня своей ложью? Обойдусь. И так уже нахлебалась, а ещё и часа не прошло, как он вернулся.

Кусок в горло не лезет. Кормлю Машу, которая сидит в стульчике рядом, и радуюсь, что можно отвлекаться на неё. Дима увлечённо рассказывает о поездке.

– И, прикинь, трое оказались из Нижнего!

– Трое? – приподнимаю бровь. Давай, добивай уже.

– Да. Саня, Костя и Давид.

Выдыхаю, чтобы перестать дышать после небрежного:

– Ещё Рита, но мы с ней почти не общались, так что…

– Я смотрела, у вас там немало красивых девушек было. – Отвечаю, подцепляя половинку помидора черри. Маша елозит в стульчике, приходится отложить свою вилку и взяться за её ложку. С утра я вообще толком не ела.

– Было, да, – хмыкает Дима. – Но зачем они мне? Я туда не романы крутить ехал.

– Конечно, – отвечаю ехидно.

– Эй, ты что, ревнуешь?

– Я? Да нет, ты что. Я же знаю, что ты у меня самый верный. – Елейно улыбаюсь, Он кивает, даже не моргнув!

– Я дома! – кричит Никита, хлопая дверью. Половина девятого. Отлично. Начинаю убирать тарелки со стола, время накрывать чай, хотя хочется допить вино. Желательно в одиночестве. Желательно, вообще на необитаемом острове.

– Руки сначала помой! – одёргиваю сына, когда он тянется к утиной ноге. Демонстративно выдохнув и закатив глаза, он идёт на кухню.

– Так, я не понял, это что за реакция? Тебе мама во сколько прийти сказала? Ты почему опоздал и не предупредил?

– Она уже нажаловалась, да? Ну, пришёл бы я вовремя, и что? Вы всё равно без меня поели!

– А если бы не ели? Если бы сидели и ждали? Как бы ты себя чувствовал, зная, что три человека голодные сидят?

– Но вы же поели.

Бессмысленный спор. Я отношу тарелки, пока Дима пытается играть в воспитателя. Увы и ах, милый, сын уже не прислушивается к нам. Сейчас мы для него кто угодно, только не авторитет…

Маша с трудом засыпает – к вечеру перевозбудилась, играя с папой. Тру висок, смотрю в окно, слушаю приглушённое бормотание планшета в спальне Никиты. Камень на груди к ночи стал огромным. Перед глазами плывёт, только бы не разрыдаться. Хочется задать один простой вопрос: почему? Почему ты меня предал? Нас обоих предал. Неужели вообще ничего не ёкнуло? Как ты так мог, Дим?..

Никто не зовёт меня лечь спать пораньше. Меня как будто не существует вовсе. Прихожу в спальню спустя час, не меньше. Надеюсь, что Дима спит. Нет. В телефоне. Переписывается с кем-то. Так обидно! Слеза скатывается по щеке, быстро её стираю, спрашиваю сипло:

– С кем это ты на ночь глядя переписываешься?

– А, да это Костян. Просит фотки прислать.

– Утром это сделать нельзя было? – ложусь как можно дальше от него, укрываюсь по плечи и отворачиваюсь к стене.

– Он жене хочет сейчас показать. Если я мешаю, могу пока в гостиной посидеть.

– Как хочешь, – отвечаю равнодушно. Глотаю комок: какой за сегодня? Если эта интрижка выйдет за пределы Валдая, где взять силы и делать вид, что ничего не происходит? Стоит ли наша семья таких жертв?..