Читать книгу Горькое одиночество - Галина Одинцова - Страница 5

Утро, семь часов двадцать минут. А в городе темно, тихо, пусто. Нет привычной будничной суеты: ни торопящихся на работу людей, ни полусонно плачущих детей, которых мамочки тянут за руку в детский сад, ни учеников, грустно плетущихся в школу. Нет и машин, и никакого другого транспорта тоже не предвидится. Марина Петровна, как первопроходец, торопливо протаптывает дорожку по свежему снегу, который шёл всю ночь и сейчас порхает, кружится, садится на шубку, щекочет лицо, путается в ресницах. Снег сегодня особенный – праздничный, новогодний. Второй день Нового года! Город спит. А она торопится на дежурство в поликлинику. Марина Петровна – врач-терапевт, молодой специалист. В этом небольшом городке она всего полгода. Ни друзей, ни подруг близких у неё нет. Новый год в чужом городе девушка встретила одна, у телевизора. И на дежурство в праздничный день согласилась с радостью, чтобы не сидеть опять целый день дома, просматривая все программы подряд. Одна, в съёмной квартире.

Дверь в поликлинику открыта. Охранники громко смеются, обсуждая прошедший новогодний праздник. У них пересмена. Они веселы и беспечны, у них столько новостей – есть о чём рассказать, над чем посмеяться.

– С праздником, Марина Петровна! Как встретили Новый год? – в один голос приветствуют её весёлые охранники.

– И вас тоже! Всё замечательно! Рада вас видеть! – Марина, топала у порога, стряхивая снег с подошвы сапожек, сметая его рукавичкой с шубки, с шапочки. Немолодой охранник поспешил к Марине, помог снять шубку и, стряхнув снег, подал её хозяйке.

– Мариночка, а какое самое надёжное средство, чтобы голова после праздника не болела?

– Меньше пить! – засмеялась Марина и поспешила к кабинету дежурного врача. В поликлинике тихо и пусто. Нет привычной суеты, толкотни у регистратуры.

– Мариночка, у меня чай поспел! – Голова тёти Маши, медсестры, показалась из окошка регистратуры. Тётя Маша смешно вертела ею, привычно, по-хозяйски, осматривая пустой коридор. – А тише нельзя? Ржёте на всю больницу! – беззлобно прикрикнула на охранников и скрылась.

– Хорошо, тётя Маша! Сейчас прибегу!

Марина повесила шубку в шкаф, надела белый халатик, подошла к окну. За окном темно. В доме напротив ещё спали. Светилось только одно окно, в котором маячил силуэт. Человек тоже смотрел в окно. Марина приветливо помахала рукой, рассмеялась, достала из сумки пачку печенья, чтобы идти к тёте Маше пить чай. Но тут в дверь тихо постучали.

– Войдите, – ответила дежурный врач, убирая пачку печенья обратно в сумку.

Дверь медленно открылась, и на пороге появилась старушка с пальто в руках.

– Прости, дочка, гвардеропа не работает, вот пальтецо с собой прихватила, за дверью не стала оставлять, сопрут ведь, там два амбала так хохочуть, что уши заложило!

– Ничего, ничего, давайте ваше пальто, я его вот здесь, на стуле, пристрою.

Пальто было тяжёлым, очень потрёпанным, с цигейковым вытертым воротником. Оно пахло сыростью, валерьянкой и одиночеством. Марина знала эти запахи одиночества. Так пахли вещи её бабушки, которая жила в деревне совсем одна. И, приезжая изредка в гости, Марина их ощущала. Бабушка была упрямой и никак не хотела переезжать к дочке в город, как бы её ни уговаривали дочка с внучкой.

– Что у вас случилось? Рассказывайте.

Марина помогла бабуле развязать платок, которым та была обвязана вокруг пояса. Пододвинула стул поближе к столу, помогла присесть.

– Ой, доча, давит меня! Так давит вот тута, в груди. Дышать не можно! Особенно по ночам. Не сплю, боюся чевойто всё!

Бабуля достала из кармана вязаной кофточки платочек, вытерла навернувшиеся слёзы и дрожащей рукой засунула скомканный платок опять в кармашек.

– Не надо волноваться, давайте-ка всё по порядку. Но сначала померим давление, послушаем сердечко, поговорим…. Давно у вас так?

– Давно, детка, давно…

– А раньше к врачам обращались?

– Обращалась. Лекарствов навыписывают, а они ничё не помогают! Вот у людей праздник, Новый год, а я места себе не нахожу.

Открылась дверь. Тётя Маша шумно вошла в кабинет, положила на стол карточку пациентки и неприветливо зыркнула на старушку, пробурчав:

– И в праздники не сидится им дома! Дали бы врачам отдохнуть! Марина Петровна, чай там стынет! Я жду вас! – И вышла, громко захлопнув дверь.

– С кем живёте? Никто не обижает вас?

– Не-е-е! Кому ж обижать-то. Одна я одинёшенька, никого нет у меня, – всхлипнула старушка.

– И детей нет?

– Есть! Сынок! В Москве живёт. Граматна-а-ай! Служба у него высокая! – Старушка повеселела, глаза заблестели, щёки зарумянились, она заулыбалась щербатым ртом, приосанилась. – Квартира большая у него. Рассказывал, что и для гостей комнатка имеется, во!

– Давно одна-то живёте, Лидия Михайловна?

– Давно! Годков десять уже. Сынок как уехал в Москву, так однажды только и прилетал, вещички свои кое-какие подсобрал, денег дал на новый холодильник. Так и лежат денюжки его. Зачем он мне новый – одной-то! Туды и класть нечего. Чё мне надо? Молочка немного да колбаски чуток. А денюжки внучку берегу. Вот как приедет в гости, так и подарю ему. С пенсии добавляю по сотенке, вот и копится подарочек! Обрадовается внучок! Он уже в школу пошёл! Ни разочку так и не видела его. Фоту прислали – такой красавец, копия мой сынок!

Старушка опустила голову, достала платочек из кармана старенькой залатанной кофтёнки, протёрла глаза и, зажав платочек в кулачке, покачала головой.

– Так. Лидия Михайловна, давление у вас неплохое для ваших лет. Кардиограмму давно делали?

– Да не, недавно. В том месяце была у квардиолога.

Марина полистала карточку больной. Почти каждую неделю – посещение какого-нибудь «узкого» специалиста. Анализы все в норме, кардиограмма соответствует возрасту. Невропатолог тоже отписался, назначив лечение транквилизаторами. Всё так, как и бывает у бабушек в такие годы.

– Квардиолог так и сказала: покой нужен и отдых… – Старушка всё тараторила и тараторила, рассказывая о своих болезнях, о своём одиночестве, о своих походах к врачам, которые так невнимательны к ней и лекарства не те прописывают, и слова не те говорят. Дежурный терапевт слушала, кивая головой в такт словам старой женщины. Сделала записи в карточке пациентки, выписала рецепт. Тётя Маша ворвалась в кабинет:

– На каждого пациента положено пятнадцать минут, а вы тут уже больше часа, больная! На очереди следующий пациент, – гаркнула медсестра и бросила карточку очередного больного на стол.

Марина подала бабушке рецепт на поливитамины, посоветовала ей пропить их курсом, чтобы укрепить иммунитет, и продолжила приём больных. Все они были людьми старыми, одинокими, разговорчивыми. Через пару часов зашла к тёте Маше со своей пачкой печенья, чтобы наконец-то попить чайку.

– Ну что ты с ними возишься, Мариночка! Они из больниц не вылазят, всё ходят и ходят! Делать им нечего!

– Тётя Маша, они такие одинокие! Им дома и поговорить-

то не с кем…

– Вот именно – не с кем. Вот и идут по врачам. Ох, Марина! Все мы одиноки. Все! Даже если с нами кто-то рядом, который не любит нас, мы тоже одиноки! Без любви все одиноки! Всех не пожалеешь. Тут уже ничего не поделать.

Марина возвращалась домой, когда совсем стемнело. На улице по-прежнему пусто. В окнах загорается свет. За окнами шумно и весело. А в её квартире пусто и одиноко.

– Мамочка, ты как там? – в очередной раз за этот день Марина звонила маме, которая находилась так далеко от неё.

– Маришка! Всё хорошо! Вот соседка Лена пришла, испекли пирог с капустой, чай пьём. С Новым годом, дочка! Всё у меня хорошо, не переживай…

Марина легла на диван, закуталась в тёплый плед. Слёзы катились градом, подушка намокла. Марина резко перевернула её, и лёгкий ветерок коснулся лица. Запах. Знакомый запах одиночества витал рядом с ней. До боли в сердце он был знаком ей, этот чуть уловимый горький запах… В чувство девушку привёл звонок в дверь. Марина машинально подскочила и открыла её, даже не спросив, кто там.

– Маринка, Маринка! Я не смог взять билет на тридцать первое число. Я – новогодний подарок для тебя! Я – сюрпри-и-из!.. Маринка!..

Марина стояла на пороге и ничего не понимала. Её любимый примчался из далёкого города, а она, как дура, стояла на пороге съёмной квартиры и плакала. Вдруг она почувствовала, как тонкая струйка лёгкого ветерка с терпким запахом выскользнула из комнаты за дверь и улетела. Улетела, унося этот скверный, мучительный запах одиночества. Наконец-то у Марины начинался праздник. Новый год.