Читать книгу Мойры не плачут - Галина Павловна Константинова - Страница 14

Статья о «невписавшихся в рынок» не клеилась. Алексей Шашерин, помощник Дорошина, дал несколько сводок по центральным районам. Из сводок выходило, что в принципе нет каких-то всплесков смертей. Варваре стало казаться, что у неё паранойя.

Предположим, что это насильственная смерть, способом, какой ещё не понятен до конца. Кто от этого выигрывает? Соседи? Соседи, конечно, выигрывают, никому не нравится, что кто-то ходит без денег и собирает бутылки.

В случае с Родионом Чесноковым было именно так. В случае с Надеждой – кому она мешала? Ведь неизвестно, кто будет жить потом. Квартира. Да, квартиры не очень, в обычных старых кирпичных домах. Но центр города, периодически они подскакивают в цене. Так. Кому достанутся эти квартиры? Надо позвонить Верочке.

– Верочка, привет. Слушай, вопрос о твоем отце. Ты говорила, мать его выселила?

– Ну, не совсем так, просто разменяла квартиру, но, чтобы он не пропил, наложила обременение. То есть, чтобы продать не смог.

– То есть, формально квартира на нём, а сейчас просто в наследство вступаете?

– Ну да, я и мать.

– Хорошо. А квартира какая?

– Тут получилось так, что на него оформили нашу квартиру, а его квартира на матери. Просто у него там какая-то льгота была, ещё несколько лет назад инвалидность оформлял, вот так выгоднее получилось.

– Ясно. Запутанно, но ясно. То есть, в принципе, получается, сейчас вы свою же квартиру будете в наследство получать.

– Как-то так.

– Хорошо. Пока я тут немного отвлеклась ещё на один случай, но случай с твоим отцом вписывается в эту общую историю.

Ночью совсем не спалось, а статья писалась и писалась. Варваре хотелось донести главную мысль – безвременно уходит поколение людей, которые смогли выжить в перестройку и сейчас неожиданно сломались. Но, несмотря на то, что они не «вписались в рынок», получается, что они имели хоть какую-то собственность, которая очень кстати наследуется родственниками. Нет ли в этом какого-то злого умысла, спрашивала Варвара в статье. И тут же одёргивала себя (или делала вид), что пока нет никаких доказательств, нельзя кого-то обвинить и вообще отнести случай смерти к преступлению. В общем, статья вышла не слишком весёлая, но со сплошными вопросительными знаками. Варвара позвонила Андрею, чтобы поделиться радостью, трубка долго молчала, затем сонный женский голос сказал «алло».

– Кто это, пупсик?

– Номер не определяется, может, ошиблись.

Понятно, подумала Варвара. Папик боится, даже в телефонную книгу меня не внёс. Странно всё-таки. Как-то он привязан к своей жене. Последнее время поёт дифирамбы почти. За глаза называет «хомячком», а в глаза «пупсиком». Да, он что-то говорил об этом…

«Понимаешь, – говорил Андрей, – я не могу вот так с ней расстаться. Даже не потому, что дети, на самом деле. Я её очень уважаю, ценю, даже люблю в какой-то степени, но она для меня не совсем женщина. Однако я ведь старше, поэтому лелею её, забочусь о ней. Ну, как мой хомячок без меня. Вот так привязалось – хомячок. Маленький, пушистый, вечно что-то грызущий. Пойми, она сама себя сделала – и диссертацию защитила, и всё время на тренинги носится, это помимо того, что преподаёт. Это, понимаешь, очень тяжело, и я, в общем-то, ей помогаю – в быту, например. Она ж сумасшедшая, то на научной конференции, то летит на край света». Зазвонил телефон.

– Барбара, что случилось? – прошептал испуганным голосом Андрей.

– А, привет. Да ничего, хотела статьёй похвастаться, на время не гляжу. Сам как, хомячок не укусил? – язвительно спросила она, чтобы немного ущипнуть престарелого любовника.

– Да нет, она спит, ничего не поняла, конечно. Хорошо, что наизусть твой телефон помню.

– Смотри, она ведь, наверняка, твои звонки изучает. – продолжала издеваться Варвара, в глубине души уже немного жалея Андрея.

– Да нет, хомячок занят только собой. Ладно, высылай статью, поправлю, сам Косте пришлю. Как вечер прошёл?

– Спасибо, милый! Да обычно, вот Женька забегал, грузил меня марксизмом.

– Марксизм – это хорошо, только в нашей стране для этого ещё условия не созрели. Сейчас в ходу либерализм. Ну да ладно. Что-то часто он там стал у тебя околачиваться.

– Смотри-ка, вы почти одни и те же вещи мне рассказывается, про невозможность революции. Нет, не часто он тут бывает, всё время занят своими революционными делами на рабочих окраинах. Просто в центре был, удобно, замёрз – прибежал погреться. Зима на дворе, однако, хотя скоро-скоро…