Читать книгу На задворках вечности - Галина Раздельная - Страница 8

Слабая волновая дрожь в теле, вызванная раздавшимся поблизости взрывом, мимолётным эхом окатила Энлиля и Энки в центральном сенатском саду, прилегающем к главным постройкам сената Четырёх Канцлеров. Они не придали ей никакого значения, не удосужившись перекинуться и словом. Оба были погружены каждый в свои размышления, тоску и боль по умирающему другу. От волнения они даже забыли об оставленном возле больницы дежурном транспорте, и добирались к сенату теперь на своих двоих.

Путь занял у наёмников ещё около двадцати минут, и, подходя к центральному входу, оба успели застать лишь развязку недавних событий. Реагирующая автоматически спасательная спецтехника деловито шныряла взад-вперёд, не замечая собравшейся взволнованной толпы и хладнокровно действующих спецагентов из службы безопасности сената.

Но даже такое столпотворение не насторожило друзей. Чрезвычайные происшествия, пусть и редко, случались где угодно, даже в одном из пульсирующих сердец планеты – сенате Четырёх Канцлеров.

Миновав техпосты и отмахнувшись от пунктов проверки выданными им несколько часов назад пропусками первого доступа, Энлиль и Энки спешно направились в требуемый им комплекс, где размещались и личные покои ожидающего их Канцлера.

Толпа зевак, тянувшаяся с улицы в холл, не спешила редеть, напротив, чем дальше продвигались Энлиль и Энки, тем больше любопытных и встревоженных лиц встречали на своём пути. А позже и через их панцирь отчуждённости начали долетать обрывки тихих разговоров, то и дело переходящих на шёпот, при приближении кого-то из сотрудников безопасности. Энлиль совсем не собирался прислушиваться к этим пересудам, целенаправленно пробираясь к покоям Канцлера, но кем-то брошенная фраза заставила его резко остановиться.

Недоумевая от услышанного, он вплотную подошёл к тут же зардевшемуся и испуганно заморгавшему полноватому сотруднику, автору фразы. Энлиль не мог знать причины такой реакции у бедняги, да и Энки, также слышавший обрывки этого разговора, практически ничем не отличался от друга в этот момент. Но, будь они всезрячими, смогли бы увидеть себя не в лучшем свете. Оба, с неестественно горящими, налитыми кровью и влагой глазами, не мигая, смотрели на бедолагу, забывшего прикрыть рот.

Энлиль бесцветным голосом приказным тоном потребовал того повторить сказанное.

– В покоях Канцлера Эрида был взрыв, – пролепетал тот.

– Нет, – перебил его Энлиль, – повтори то, что сказал потом.

Стараясь справиться с дрожащей нижней губой, бедняга кое-как выговорил:

– Канцлера ра-разорвало…

Энлиль не стал слушать дальше, сорвавшись с места. Он быстро пробежал оставшийся холл и S-образный широкий коридор, ведущий к нужным покоям, уже на ходу невольно отмечая первые признаки взрыва, вдыхая вонь гари, вызывающую першение. Перед покосившимися на петлях, украшенными некогда искусной резьбой тяжёлыми дубовыми дверьми личного кабинета Канцлера, покорёженными взрывной волной, находились уже только спецагенты и вспомогательная техника. Энлиль с ходу врезался бы в них, не оттащи его вовремя назад крепкие руки Энки, успевшие остановить друга.

Энлиль порывался что-то крикнуть, но Энки, с трудом удерживая друга, на первом же звуке зажал тому рот, оттаскивая упирающегося командира.

– Заткнись, – стальным, кричащим шёпотом, проревел ему на ухо Энки. – Ты навлечёшь на нас все службы.

Отведя немного успокоившегося друга в ближайшее помещение покоев, где никого не было, Энки уже мягче добавил:

– Забыл? Нас здесь быть не должно!

Он продолжал повторять эти слова, медленно отпуская командира.

Энлиль порывисто дышал, блуждая глазами по интерьеру помещения, куда без выбора его втащил Энки, не зная, за что зацепиться взглядом. Энки, несмотря на собранность, был потрясён не меньше своего командира. Оба не успели ещё принять факт скорой кончины своего лучшего друга, но поверить в то, что на этом Смерть не остановится и заберёт ещё одного из тех, кто тебе важен и дорог, никто из них не решался.

Сквозь их опустошённые мысли долетали невнятные звуки. Энки неосознанно проследил их взглядом. Звуки, похожие на всхлипывание, вели в смежную с этим помещением комнату, где находились личные покои первого секретаря Канцлера. Потянув за собой уже не упирающегося командира, Энки без стука приоткрыл дверь.

Сутулый секретарь, поникший и ещё больше постаревший в этот момент, тихо всхлипывал, протирая дрожащей рукой глаза. Его левая рука от кисти до локтя покоилась в наложенном восстанавливающем приборе, заживляющем несложные переломы, вывихи или растяжения. Больше повреждений, по крайней мере, видимых, наёмники не заметили.

– Дидук, – тихо позвал того Энки.

Секретарь быстро поднял глаза, полные печали, затмевающей радость от встречи с его любимчиками.

– Мальчики мои, – отчего-то извиняющимся тоном произнёс он, – такое горе…

Приподнявшись на цыпочки, он ненадолго обнял обоих.

– Что произошло? – усаживая обратно старика, спросил Энлиль.

– Ничего мне они не говорят, – раздосадовано начал Дидук. – Я пришёл к твоему дяде утром. Он не спал всю ночь, но вы же знаете его, как всегда, чем-то обеспокоен, занят.

Секретарь тяжело перевёл дыхание, продолжая:

– Побыл у него недолго, а потом собрался вас встречать. Вышел от него, а он через час как давай меня звать. Я дверь приоткрыл только, и тут всё и случилось.

– Меня отшвырнуло, задело вот, – Дидук поднял закрытую в приборе руку, подтверждая свои слова. – А Канцлер, он-то внутри остался…

– Такое горе, – снова всхлипывая, запричитал он. – Выжил хоть…

– Стой! – и жестом, и выкриком перебил старика Энлиль. – Так Канцлер выжил?

Секретарь испуганно посмотрел на предводителя наёмников.

– Мне важный такой тип из медперсонала нашего сам сказал, что жить будет. Удивлялся ещё так, что не умер. А что? Соврал? – Энлиль и Энки поспешно замотали головами, отрицая сомнения старика.

– Слава небесам! – почти набожно выдохнул из себя Дидук. – Я-то, когда его увидел, сразу понял, что умрёт: обе ноги, рука оторваны, голова – месиво, а внутри, наверное, и того хуже.

Секретарь не видел, как эти его слова больно били Энлиля, представляющего дядю в таком виде. Дидук, не поднимая глаз, старался выговориться.

– Растерялся я совсем, – оправдываясь, тараторил он. – Прибежал к его кабинету и застыл как истукан, не могу шага сделать. А там внутри пыльно и темно как ночью… Я стоял так, не знаю сколько, не долго, наверное. Заметил, как передо мной кто-то шмыгнул вовнутрь, вот тогда и очнулся, сам следом пошёл.

– А там ногу сломать можно, всё побито, ничего не видать, – не делая паузы, продолжал Дидук. – Я сначала вошедшего увидел, а потом уже дядю твоего. Она над ним постояла, недолго, а потом убежала.

– Кто – она? – перебил его Энки.

Дидук ворчливо отмахнулся.

– Что, мне их всех знать? – справедливо возмутился он. – Высокая. Лица не разглядел, в длинной мантии, кажется, была, в капюшоне.

Помолчав, негодуя, секретарь силился вспомнить, на чём его прервали, недовольно косясь на Энки.

– Так я к нему подошёл, – после заминки продолжил он. – Наклонился. Думал, мёртв, а он хрипит. Я и остался с ним, пока помощь не подоспела.

Старик замолчал, не решаясь говорить дальше. Оба наёмника нетерпеливо ждали, зная, что Дидука лучше не торопить.

– Ещё кое-что было, – неуверенно начал он. – Не знаю, может и показалось мне…

– Не страшно. Говори! – подбодрил его Энлиль.

– Я, как дверь открыл, успел перед взрывом мельком увидеть твоего дядю. Может, показалось, – повторился старик, – но глаза у него странные какие-то были, как в крови, красные.

– Не думай об этом, – успокаивая, обратился к нему Энки, задумчиво переглянувшись с Энлилем. – Отдыхай.

Пробыв с ним около часа, наёмники тихо покинули сенат. Выходя из здания через западные ворота, где прохожих было куда меньше, Энки заметил нерешительность командира. Тот то и дело замедлял ход. Догадавшись, о чём он думает, второй предводитель наёмников бросил на ходу:

– Мы не можем к нему пойти.

Энки говорил спокойно:

– Одно дело – раненый военный, другое – Канцлер Республики. Нас задержат ещё на подходе к его корпусу, а как узнают, что наши пропуска липовые, то сам понимаешь, что потом ждёт.

– Он будет жить, и это главное, – ответил ему Энлиль. – Но, его глаза… – тихо добавил он.

Энки ничего не ответил, хоть и сам не мог прогнать из мыслей врезавшиеся туда воспоминания. Не проронив более ни слова, друзья добрались к оставленному рядом с больницей транспорту. Оба молчали. Слишком многое произошло за последние сутки, и Энлиль не представлял, с чего начать. Поразмыслив минуту, он выбрал курс на временное убежище. Там их ожидал оставленный в спешке экипаж. Сначала команда, остальное потом.

– Летим домой, – приказал он.

Энки принял управление. Через десять минут транспорт заходил на посадку.

Скрытое от чужого любопытства убежище находилось в полузаброшенном здании бывшего управления статистики на одиннадцатом этаже под землёй. Чуть ниже, на одной из подземных стоянок, переделанных под ангар, остывал от недавнего шального полета их маневренный малогабаритный корабль военного типа фрегат с поэтичным названием «Ласточка», а рядом с ним, весело переговариваясь, судачили четверо наёмников из их отряда, и трое забытых всеми экспертов во главе со смеющейся над чем-то Иннат. Позаботившись о благополучно доставленных дипломатах, те вынуждены были вернуться обратно, дожидаясь дальнейших распоряжений своих временных командиров. Никто из них ещё не знал о случившемся с Канцлером, напротив, после сложного задания все готовились к веселью, накрыли неказистый стол, достали из закромов хорошее вино, смеялись.

– Ну наконец-то, – увидев командиров, всплеснула руками Иннат, но, поравнявшись с ними, девушка сразу умолкла, уловила тень в глазах наёмников. Не став спрашивать о случившемся, она обернулась. Веселья на лице Иннат как ни бывало.

– А ну живо, давайте, собирайте. Вам бы только выпить! – как фурия, заругалась девушка, заставляя наёмников быстро сворачивать стол.

– Иннат, свет мой, что за зараза в тебе? – возмущались уже повеселевшие наёмники. – Хорошо же сидим.

– Давай, давай! – подталкивала тех эксперт, пока шумная гулянка не затихла вовсе, а недовольные мужики не разбрелись по своим каютам.

Энки с благодарностью улыбнулся девушке, и немного смутился, поспешно ретируясь, когда та неожиданно улыбнулась в ответ.

Не став вдаваться в подробности, Энлиль приказал техникам провести осмотр корабля перед уходом, а экспертам закончить всю бумажную волокиту по последнему заданию, возиться с которой сейчас у него не было ни сил, ни желания. Переговорив с остальной частью отряда, Энлиль распустил всё ещё бузивших наёмников по домам, выдав тем заслуженное вознаграждение. Случившееся с Видаром и Канцлером никак не касалось ребят, и впутывать их в эту историю он не собирался.

Покончив с неотложными обязанностями, Энлиль собирался незамедлительно вернуться в больницу, но заметив притихшего в дальнем углу ангара Энки и, направившись было к нему, резко повернул обратно. Ему и самому хотелось побыть одному. Хотя бы немного. Ноги вывели его к обжитым комнатам. Поднявшись на два пролёта выше подземной парковки, он нехотя переступил порог этажа, открывая тайный проход, ведущий напрямую из ангара к их комнатам. Находились они по соседству с давно изжившими себя техническими помещениями и складом, куда когда-то сбрасывалось всё подряд, от старых стульев до потрёпанных штор. На двери отдела красовалось: «Учёт инвентаря», к которому оба наёмника не имели ни малейшего отношения. В последний раз друзья останавливались здесь почти год назад и занятые ими помещения соскучились по ним не меньше их самих, грустно демонстрируя пыль и паутину во всех углах. Уныло осмотрев обветшалые комнаты, Энлиль запустил автономные устройства уборки, и те услужливо расползлись по всем углам.

Стараясь не мешать жужжащим и старательным уборщикам, Энлиль выскользнул из отдела. Свежая прохлада воздуха приятно бодрила, но не помогала сосредоточиться, да и недавнее ранение давало о себе знать, отзываясь ноющей болью в груди. Ему следовало завершить полный курс восстановления, не покидать капсулу так быстро. Теперь же организму приходилось обходиться своими силами.

Но он и не отгонял от себя эту боль, прячась за ней, как за ширмой. Ненадёжной ширмой, сквозь которую постоянно проталкивались воспоминания о Канцлере и умирающем друге. Злость путала мысли Энлиля. Известие о том, что его дядя будет жить, лишь на мгновение сбросило тяжесть с плеч, навалившись с новой силой, стоило ему только вспомнить, что одному из его близких всё же предстоит умереть. Как бывший военный и опытный наёмник, Энлиль давно научился воспринимать смерть отчуждённо, но как другу умирающего молодого парня ему было сложно примириться со всей безысходностью этого простого биологического процесса.

Осознание утраты давило на него, перерастая во вспышки гнева, короткие, но предельно меткие, спрятаться от которых он не мог. Энлиля раздражало и злило его бессилие, невозможность что-то изменить. И даже не зная о так и не озвученных мыслях Канцлера, он уже думал о том, чего хотел его дядя. Предводитель наёмников всё больше погружался в чувство, доселе ему неизвестное – жажду мести.

От неконтролируемой злости его отвлёк короткий сигнал браслета-устройства, принявшего сообщение. Что-то кольнуло внутри. Сердце забилось быстрее. Ещё не открыв послание, Энлиль уже знал, что там увидит. Запустив короткую запись, стараясь не смотреть на знакомое лицо доктора, предводитель наёмников выслушал короткий отчёт пожилого врача. В конце шло ещё более короткое соболезнование. Тихий сигнал. Конец.

Застыв в холодном порыве, Энлиль медленно сполз на колени. В область раны ворвалась боль, растекаясь по венам. Кровь бурлила. Но кругом, как ни в чём не бывало, запутавшись в листве деревьев, что-то ласковое насвистывал лёгкий ветерок, на иссиня-чёрном небе мерцанием самоцветов светили далекие звёзды, пели птицы. Их трель острыми иголками колола слух наёмника. Словно пытаясь заглушить счастливых безмятежных птиц, Энлиль громко взревел. Его крик на мгновение перекрыл всё вокруг, утонув в короткой тишине. Поднявшись, наёмник медленно поплёлся обратно.

Ветер – шептал, звёзды – светили, птицы – пели.

…

Антарес вертел в руках свой медальон, всматриваясь в крупицы звёзд, рассыпанных по его галактике. Он любовался небольшой красной сферой, ничем не выделяющейся, обычной звездой, мерцающей в хвосте самого широкого рукава галактики, огибающего её практически по всему внешнему периметру и уходящему завитком от её центра. Красная сфера легко могла затеряться в этой части галактики среди миллиардов себе подобных светил, если бы не скрывала за собой то, что не раз тянуло к себе мысли одного из высших обитателей Вселенных: её хозяйку.

– Значит, она отказала и тебе.

Холодный, полный металла голос заставил Антареса поёжиться. Он поспешно спрятал кулон под ворот мантии. Его гость как всегда пренебрегал приветствиями, не отказываясь от эффектных появлений, в особенности, когда его никто не ждал.

Не то чтобы Антарес боялся стоящего за его спиной гостя, хоть страх и порывался пробраться в его сознание, всё-таки личная встреча с могущественной сущностью, обладающей силой и властью, в сотни раз преобладающей его собственную, не могла не отразиться и на нём.

Меньше всего Антаресу сейчас хотелось оборачиваться и встречаться взглядом со своим гостем, не нуждающимся в чьём-либо разрешении, чтобы проникнуть в его реальность. Но он чувствовал въедливые глаза собеседника, пронизывающие его, и даже прикрыв веки, Антарес никуда не мог спрятаться от его чёрных зрачков, расширенных и хищных. Его гость и так прекрасно видел насквозь Владыку галактики.

– Ты говорил, она послушает тебя? – не нарушая тишины, вновь обращался к нему он. – И я поверил, теряя своё время…

Антарес внутренне ощущал исходящую силу от собеседника, способную смять даже Вселенную, и эта сила преображалась в злость. Его гость начинал злиться и терять терпение. Но что Антарес мог ему ответить? Он и сам не ожидал, что его милая Илтим откажет ему, и не примет его помощь. Но чего он уж точно не ожидал, так это её решения, того, на что она была готова пойти ради спасения этих ничтожных существ.

Антарес понимал, Илтим не играла с ним, она действительно выберет бессмысленное сражение, когда настанет для этого время, и его гость злился на него не без оснований. Он не оправдал его доверия, но что случится, когда он узнает, что Антарес ещё и подтолкнул Илтим своими словами к подобному решению, он даже не хотел думать, стараясь и без того сохранять барьер между своим разумом и напирающим со всех сторон сознанием гостя.

– Вскоре ты получишь то, что хочешь, – поспешно заговорил он. – Я знаю, ты могущественен, но я слышал, что ты и мудр. А мудрость ведёт если и не к терпению, то хотя бы к состраданию. Позволь всему свершиться без твоего прихода, не поглощай ни её, ни мой дом.

Гость не спешил отвечать. Медленными шагами он приближался к своему собеседнику. Антарес чувствовал его мерзкое дыхание у себя на затылке, ему чудилась повисшая в воздухе вонь, исходящая изо рта Тёмного Кочевника. Мерзкий сладковатый запах разложений щекотал его ноздри и вызывал тошноту. Своим сознанием Антарес не мог укрыться от своего гостя и против воли видел его дряхлое, ссутулившееся, покрытое грязными обносками тело, застывшее всего в нескольких сантиметрах рядом.

– Я стар? – спросил его гость, обнажая в улыбке гнилые зубы. – И поэтому ты ищешь во мне мудрость?

Антарес не нашёлся, что ответить. Он едва заставлял себя стоять на месте и не отшатнуться от нависшего рядом с ним старика. Его гость тем временем продолжил свой бессловесный разговор.

– Тебе противна эта вонь? – с нескрываемым наслаждением спросил он. – Ты знаешь, откуда она?

Антарес отрицательно взмахнул головой.

– А я думаю, что знаешь, – всё так же ехидно улыбаясь, продолжил гость. – Я ведь падальщик. Так вы называете меня за спиной, когда думаете, что рядом никого нет.

Гость немного помолчал, трогательно всматриваясь своим сознанием в глаза Антареса.

– А есть и ещё одно имя, – обходя Антареса и становясь напротив, заговорил вновь он. – Напомни мне его, мой друг.

– Тёмный Кочевник, – нехотя произнёс Антарес.

– Да, да, Кочевник, – театрально всплеснув костлявыми руками, улыбнулся он. – Откуда только в вас столько тяги к эпичному? Ну да ладно, о чём мы мило беседовали с тобой до этого? (Кочевник изобразил задумчивость) Зловонье, ах да! Тебе не нравится мой запах.

Старик понимающе закивал.

– Я не виню тебя за брезгливость, любезнейший мой друг. Ты неплохо держишься. Поверь мне, многих выворачивает, когда я появляюсь рядом в этом обличии.

Антарес молчал, зная, что стоит ему открыть рот, и содержимое его желудка окажется на красивом мраморном полу его веранды.

– Ты слышишь необычную вонь, мой друг, – тем временем продолжил Кочевник. – Это вонь разлагающихся миров, уничтоженных мною, вонь душ тех, кто оказался в моём плену, вонь их страха и отчаянья.

– Ты считаешь меня Злом, – говорил дальше Кочевник, не обращая внимания на побелевшее лицо собеседника. – Но, видишь ли, мой юный, наивный юный друг, кому-то досталась роль созидателя, роль Добра. Мне – нет. Я навожу порядок, другими словами – разрушаю, и в этом нет мудрости, на которую ты уповаешь. А знаешь, что есть?

Антарес вновь промолчал.

– Скука, – коротко ответил Тёмный Кочевник. – Сплошная скука. С чего мне опять давать тебе время? С чего лишать себя такого развлечения? Лишать себя такого общества? – Кочевник заметил, что попал в цель. – Лишать себя общества твоей подружки? – ехидно повторил он.

Наблюдая за рвотными позывами, изводящими спазмами лицо Антареса, Кочевник наконец-то сжалился над собеседником, позволив своему настоящему обличью вновь уйти вовнутрь. Теперь вместо дряхлого старика, расправив гордые широкие плечи, рядом с хозяином галактики ступал молодой мужчина, статный, волевой, красивый, но и за его внешностью Антарес угадывал черты того, кто ещё секунду назад дышал ему в лицо мертвечиной.

– Нет, мой друг, – говорил ему Тёмный Кочевник, – я устал ждать.

Антарес, восстановив дыхание, собирался что-то сказать, но его гость властно поднял руку.

– Я знаю, – просто ответил ему он.

Кочевник вновь приблизился к Антаресу.

– Серьёзную игру ты затеял, мой друг, – продолжил он. – Ты хочешь помочь своей прекрасной Красной Звезде, уничтожив то, что является для неё смыслом жизни? А она знает о твоём благородстве, о том, что ты уже делаешь для меня? – Кочевник дружески приобнял Антареса, изображая сочувствие. – Бедняга, ты обрекаешь себя на вечную ненависть с её стороны, – печально произнёс он. – Зачем?

Кочевник вновь прервал Антареса, когда тот собирался ответить.

– Хотя, нет, не отвечай! Я догадываюсь, что здесь не обошлось без глупых чувств и, видимо, невзаимных.

Антарес спокойно встретил взгляд угольно-чёрных, мерцающих глаз. Тёмный Кочевник улыбался красивой, жизнерадостной, почти доброй улыбкой, и она походила бы на такую, не будь в ней оскала хищника. Медленно сбросив руки гостя со своих плеч, хозяин галактики отступил на несколько шагов назад, молча показывая, что разговор окончен.

– О, похоже, мне тут не рады! – не стирая ухмылки со своего лица, обронил Кочевник.

Он быстро открыл проход между измерениями, но уходить не торопился. За его спиной бушевала разъярённая материя миров, потревоженная его вмешательством. Он без особых усилий удерживал тоннель, не обращая внимания на возмущение энергии. Антарес же ощущал эти аномалии сполна, но не собирался доставлять гостю удовольствие, проявляя при нём боль, хоть и чувствовал её во всём теле. Он продолжал не сводить взгляда с Кочевника, а тот, в свою очередь, продолжал наигранно улыбаться.

– Ты нравишься мне, Антарес, – неожиданно заявил Кочевник. – И не нужно отрицать, что мы похожи. Ты мог бы служить мне. Служить Архонту! Представь, какую власть я тебе предлагаю.

– Ты предлагаешь мне всего лишь сменить одну цепь на другую, – резко ответил Антарес, но его тон не смутил гостя.

– И взамен получить всё, что ты хочешь, – вкрадчиво продолжил Кочевник. – Подумай о моём предложении. Пока что я добр к тебе, мой друг.

Кочевник обернулся к тоннелю.

– А как же Илтим? – окликнул его Антарес.

– Что ж, – немного подумав, не оборачиваясь, ответил Кочевник, – в знак моей доброты ты можешь попытаться завершить начатое. Помоги мне получить то, что я хочу. Эти знания скрыты в носителе – осколке, который мне не подвластен. В этом вся беда, мой друг. Мне нужен этот носитель, но лишь в том случае, если я смогу им воспользоваться. За то время, пока ты дурачил свою прекрасную Илтим, моим рабам удалось продвинуться во многом. Её раса истощена, но они так и не нашли способа заполучить сам осколок, хоть и близки к этому. Ради тебя, друг мой, я даю им ещё полмесяца времени их главной планеты. Мало, знаю! Но это предел.

Как только тем или иным путём знания окажутся у меня, я попрошу тебя, любезный Антарес, ещё об одной услуге – ты позволишь мне построить проходы в её систему и впустить свои армии. Эта часть уговора как любителю зрелищных представлений должна понравиться и тебе. Признаю, уходить без хорошей войны я не стану, да и мне давно пора пополнить список рабов. Так что, как видишь, я могу управиться и чужими руками. Ты ведь знаешь, мне не обязательно приходить самому. Не обязательно приводить своё вместилище и порабощать в него Илтим. Всё сделают мои пешки. Звезда, конечно же, постарается нам помешать. Не думаю, что у неё не осталось отступных путей, – шептал Кочевник, – она слишком умна, чтобы не предвидеть и твоего предательства. Оставаясь далеко от её Солнечной системы, я не так могуществен. Мне не отследить всех её ходов без тебя. Сделай всё, что я прошу, ослабь её, это в твоей власти. Закрой её силу прямо сейчас!

Но главное – не мешай! Не мешай мне! Как только я получу эти знания, удовлетворюсь битвой и новыми рабами – я уйду! Кто знает, может это убережёт красавицу, – притворно улыбался он. – После поступай, как знаешь: делай её свободной, взрывай её звезду или удерживай в неволе – мне плевать.

Владыка последовал к проходу.

– И, Антарес, – голос Кочевника проскрежетал металлом в его сознании, – если ты предашь меня…

Он не стал заканчивать фразу. Интонация говорила сама за себя. Антарес прекрасно понимал последствия его последней угрозы. Он проводил взглядом уходящего гостя и с облегчением почувствовал закрытие прохода.

На мгновение Антарес ощутил намёк на сомнение в том, что он собирался сделать, что уже делал. Он знал, что предает Илтим, но что, если это была единственная возможность уберечь её от опасности? Взвесив в который раз все мысли, он вновь отбросил сомнения. Цена того стоила, и Антарес, не находя облегчения в своём сердце, понял, что готов её заплатить.