Читать книгу Сама по себе. Поток сознания - Галина Сафонова-Пирус - Страница 12

И что сегодня на завтрак?.. Вчера картошку ели, а значит… Благодарю, моя хорошая, за подсказку, и чтобы без тебя делала? Но, может, сегодня творчески подойди к каше и вместо трех ложек овсянки сыпануть пять, риса не одну, а две, гречки – три… Какой полёт фантазии!.. Не хихикай, хочу еще и мюсли сделать… Ага, сделай, столько живёшь, а мюсли еще не… Вот-вот, поэтому и вброшу в кашу изюм, кусочки яблока, мандарина… Сама мюсли сварганишь?.. Ага, чать не боги горшки обжигаютЬ, вот и я смюслю. Во, неплохой глагол, да?.. даже смешноватенький… Обхохочешься… но что еще вбросишь в кашу?.. А сушеные ягоды смородины и шиповника, зря что ль сушила? Кстати, а сколько уже натикало? Ого, без пятнадцати девять. А за окном-то серо и, похоже, солнца не ожидается. Ну да, вчера в новостях грозились, что циклон припрётся, вот он уже и на подступах.

Что-то Тёма кашу вяло ест, наверное, не нравилось моё мюсли… или моя?.. мой?

– Тём, кисловатые кусочки, это яблоки, добавленные в кашу для экспериментУ-У (А, может, рассказать ему под мюсли о том, что вчера в «Плодах просвещения» увидела? Ну надо ж, двести пятьдесят миллионов лет назад в районе Сибири извержение вулкана такое было, что вся планета потом выгорела!) А чёрненькое – кусочки чернослива, и хотя фрукт этот весьма дорогой, но зато полезный, так что, ешь, ешь… (И компьютерная графика такая классная была! Наш земной шарик и – черно-бурый. Страхота-а!) А это, Тёма, финик и тоже для пользы организЬМУ твоему… ну да, и моему. (И тогдашним микроорганизмам снова пришлось развиваться миллионы и миллионы лет! Во как…) Да ладно, завтра опять картошка с помидорами будет, но сегодня доедай уж мою экспериментальную мюслю… А как правильно? Да, наверное, мюслю как-то не звучит… Нет, в словаре искать не буду, посмотри ты, а потом скажешь… Ну, хорошо, хорошо, сама, в Нете… ну, в Интеренте, значит. (Так рассказать ему али не? Ведь так хочется – кому-то! Но нет, не буду, а то опять отрежет: «А мне это не интересно», или: «Да нет, сомневаюсь». ) Ну, вот и молодец, что доел… На здоровьице. Сейчас чай заварю, пока ты с посудой управляться будешь. (А, впрочем, расскажу. Рискну… как очередной эксперимент.) Тём, вчера по телевизору интересный фильм был. (Молчит. Терпит.) И ты знаешь, так страшно было видеть наш земной шарик не голубым, а чёрно-бурым!.. Господи! И в этом ты сомневаешься! Ученые докапываются, исследуют, доказывают, а ты сомневаешься. Ну, какие у тебя основания для сомнений, ты же в этом – профан! А-а, ну тебя!..

Ой, на бегу чуть холодильник не сбила… Сомневается! Вот уж поистине не хомо сапиенс, а хомо сомневающийся, и особенно – в каждой моей фразе! И не поймет, что так устаю, подбирая в разговоре только то, что его сомнению не подвергнется… Ладно, хватит, успокойся!.. Хорошо тебе, Ядва, других успокаивать, а попробуй-ка сама… И всё же хватит… Всё. Успокоилась, смягчилась, охладилась, усмирилась, унялась… убаюкалась, укротилась… угомонилась, устаканилась и… подсесть к Компу часа на полтора?

И с чего начнем, мой не сомневающийся и всё принимающий? Ладно, начну с того, чем вчера кончила: Антон Чижов, «Бабочка»… А помнишь, Комп, как-то я уже писала этому Чижову? Ну да, не ты должен помнить, а… Слушай, какой-то раздражительный ты сегодня! Смени интонацию и открывай мне «Бабочку».

«Вон те, что под балконом бегут. Ишачат с утра до ночи, и с ночи до утра, чтобы больше жрать и обильней испражняться. Покупать, приобретать, устраивать быт. Вить гнёздышко, тащить в него всякую дрянь, размножаться. Ходить в гости и принимать гостей. Пить, петь, плясать и… И однажды издохнуть, так и не поняв: на хрена жил?! А жизнь у человека должна быть как пружинный матрац. Со множеством скрытых, но упругих пружин. Чтоб поворачивался – а они звенят. Звенят! Тогда не будет пролежней и ночных кошмаров, после которых соберёшься в лучший мир, глянешь, и окажется, что большую, лучшую часть отмеренного тебе времени ты провёл на продавленном, склизком от пота синтетическом тюфяке…»

Пишет то как! Словно исповедуется.

«Он включал телевизор… Плоский экран прогибался под натиском гигантского медиа оползня. Селевой поток наглого вранья, рекламного паскудства, низкопробной попсы и откровенного скотства. И всё это декларировало, восклицало, визжало, всхлипывало. Выключал звук. Первые мгновения наслаждался тихим бессилием участников многоканального паноптикума, но уже вскоре удовольствие сменялось ненавистью. Отключённые от привычных средств коммуникации, карикатурные персонажи настойчиво тыкались в экран по ту сторону. Они жестикулировали, паясничали, строили рожи. И его накрывало усталой ненавистью, стало подрагивать веко и кривиться рот…»