Читать книгу В погоне за миллиардом. Серия «Время тлеть и время цвести» - Галина Тер-Микаэлян - Страница 5

Ведя машину, Антон прижимал к уху трубку сотового телефона и отдавал распоряжения:

– Сейчас подъеду, носилки для роженицы к моей машине. Педиатр пусть подойдет осмотреть новорожденного. Подготовить родильное отделение, я сам приму роды.

Его подчиненные действовали, как всегда, очень четко и слаженно, только молодой дежурный врач растерянно спросил:

– Я не понял, Антон Максимович, это двойня?

Через четыре часа все закончилось, измученную Катю отвезли в палату. Она крепко спала – у нее были сильные разрывы, и Антон зашивал их под общим наркозом. Оба мальчика дремали в своих кроватках, стоявших у противоположной стены. Один, с рыжим пушком на макушке, чувствовал себя в этом новом для него мире уже довольно уверенно, другой – с черной прядкой волос, выбивавшихся из-под чепчика, – был еще багрово красным, как все новорожденные.

Антон, войдя в палату, отослал дежурную няню в коридор, постоял рядом со спящими детьми и опустился на стул рядом с кроватью сестры. Он был измучен душевно и физически, ему хотелось хотя бы на полчаса полностью отключиться от действительности, чтобы ни о чем не думать, однако уже минут через десять в дверь заглянула медсестра. Выражение ее лица было торжественным и почтительным, она шепотом затараторила:

– Антон Максимович, вас Лилиана Александровна к телефону просит. Она звонила к вам в кабинет, ей сказали, что вы в нашем отделении, и она…

Антон со вздохом махнул рукой и поднялся.

– Н-да покой мне, видать, лишь в гробу приснится.

Выйдя в коридор, он взял трубку.

– Здравствуй, Антон, дорогой, – голос владелицы клиники был полон искреннего дружелюбия, – я безумно рада за тебя и от души поздравляю.

– Да? – промямлил он, пытаясь сообразить, с чем именно его поздравляют.

– Я уже знаю абсолютно все. Все! – многозначительный тон, каким она это сказала, ясно давал понять: бессмысленно скрывать от хозяйки то, что происходит в ее клинике. – Хорошо еще, что все так закончилось, но я хочу тебе попенять – почему ты вовремя не положил Катю в клинику? Я же предупреждала тебя, что клиника возьмет на себя все расходы, связанные с ее родами. Бедняжка, когда мне сказали, что она родила одного из детей в машине, я чуть не упала в обморок! Ладно, теперь у тебя родились близнецы, и ты должен быть счастлив. Как их состояние?

– Ну… как бы тебе это сказать… В общем-то все хорошо.

– Ладно, – смилостивилась она, – я понимаю, что ты измучен. Если вдруг потребуются дополнительные расходы, то все за счет клиники, ни в чем не отказывай ни Кате, ни детям. Когда придешь в себя, позвонишь – у меня есть к тебе маленькая просьба.

– Да нет уж, чего ждать, говори свою просьбу прямо сейчас, – буркнул он.

В настоящий момент у него не было сил что-либо объяснять Лилиане, хотя поразила нелепая информация, которая непонятно каким образом распространилась по клинике и дошла до ее владелицы. Лиля небрежно возразила:

– Да это не срочно, одна моя служащая хотела получить консультацию по поводу своих женских проблем, но это подождет. Если не возражаешь, я пришлю ее к тебе чуть позже – когда вернусь, потому что мне прямо сейчас нужно срочно уехать. Дня через два или три. Можно?

– Присылай прямо сейчас, я ее направлю к кому-нибудь из специалистов. Потому что дня через два или три я вообще не знаю, останусь ли жив от всей этой вашей женской чепухи.

– Ну, зачем так мрачно? – засмеялась она. – Ладно, мой шофер попозже ее привезет.

– Договорились.

Повесив трубку, Антон вернулся к Кате. Та уже начала шевелиться.

– Два раза открывала глаза и что-то спрашивала, но я не поняла, – доложила дежурившая в палате нянечка. – Педиатр заходила, сейчас скоро сестра придет пупки обрабатывать. Вы прилягте пока сходите, Антон Максимович, чего вам сейчас тут делать? А то на вас лица нет.

Антон еще раз взглянул на сестру и подумал, что раз она пока спит, то можно съездить к Маргарите. Поднявшись в свой кабинет, он вытащил из стола ключи от машины и уже в третий раз за нынешний день позвонил Карине. Она немедленно взяла трубку.

– У нас все хорошо, Антон, не волнуйся, – голос ее звучал ровно и бесстрастно, – Рита просыпалась, сказала, что чувствует себя прекрасно. Она даже сама вставала в туалет, а теперь опять спит. Илья заезжал пообедать и просил передать Кате его поздравления. Да, знаешь, – она чуть замялась, – Рита просила, чтобы ты сегодня не приезжал, а побыл с Катей и детьми – ей так спокойней.

– Хорошо, раз она просила, то я именно так и сделаю.

Рассердившись неизвестно на кого, Антон швырнул обратно в стол ключи от машины, с шумом захлопнул ящик и прилег на диван, вытянувшись во весь рост. Он хотел всего лишь расслабиться на несколько минут, но когда очнулся, то настенные ходики показывали, что уже прошел целый час. Коротко сигналил селектор на стене, его зеленый огонек отчаянно мигал.

– Антон Максимович, – проверещал из динамика голос секретарши, – приехала дама от Лилианы Александровны. Я хотела направить ее к кому-нибудь из специалистов, но она хочет поговорить лично с вами.

– Хорошо, проведите ее в мой кабинет.

Поднявшись, Антон пригладил волосы и сел за стол как раз в тот момент, когда в дверь постучали. Улыбающаяся секретарша впустила в кабинет пожилую женщину и ушла, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ну, здравствуйте… Илья Семенович.

Перед Антоном стояла Лидия Михайловна, и сурово смотрела на него из-под насупленных поседевших бровей. Он вздрогнул, резко поднялся и подошел к окну. Встал спиной к подоконнику, плотно и напряженно сцепил руки, глухо ответил:

– Здравствуйте, Лидия Михайловна. Садитесь, пожалуйста.

Продолжая буравить его взглядом, она опустилась в кресло и плотно оперлась в подлокотники.

– Я недавно все узнала – видела семейные фотографии в шкафу, Алинка мне показывала. И Илью Семеновича настоящего видела, и вас – узнала, кто вы такой в действительности. Сначала хотела прямо тут же с Лилианой поговорить, потом решила все же сперва объясниться с вами. Что за игру вы затеяли?

– Вам-то что? – угрюмо спросил он. – Или вам от меня что-то нужно? Хотите денег?

Старушка выпрямилась и, поджав губы, бросила на него презрительный взгляд.

– Мы, молодой человек, в советское время не приучены были шантажом заниматься, у нас другое воспитание было. Это пусть спекулянты нынче бизнесменами называются, воры в политику лезут, а мы, старые учителя да интеллигенты, как были с честью и совестью, так и останемся! Мне моя Алинка не советовала вмешиваться, говорила, что это вообще не наше дело, но я так тоже не могу – Таню мне доверили, я за нее отвечаю. Теперь я, конечно, вижу, что и зря сюда пришла – только оскорбления выслушивать.

Антон удержал разгневанную гувернантку:

– Простите, Лидия Михайловна, у меня сегодня был кошмарный день, и я сам не знаю, что говорю. Простите, ради бога!

Она немного смягчилась и опустилась обратно в кресло.

– Слышала, слышала – у вас сегодня сыночки родились. Мне Лилиана Александровна рассказала. И вообще она очень хорошего о вас мнения, поэтому я и не понимаю, как такое могло получиться, что вы пошли на этот обман. Что вас заставило? Ведь нельзя же так просто – взять и растравить душу ребенку. Взрослые-то ладно, но обмануть маленькую девочку…

– Я не обманывал Таню! – он выкрикнул это так громко, что сам испугался звука своего голоса. – Она действительно моя дочь, Илья ей не отец – он уверен в этом, поэтому и не хочет ее видеть. Лилиана хотела от него ребенка, чтобы заставить жениться, но не получилось, и она воспользовалась мной. Почему я должен вам рассказывать все эти унизительные подробности? Что вы еще хотите узнать? Как я все эти годы умолял ее хотя бы разрешить мне увидеть моего ребенка? Как я мучился, когда узнал, что девочка тоскует и мечтает увидеть отца? Я зашел к вам в отсутствие Лильки, чтобы всего лишь поговорить с ней и утешить – я даже не подозревал, что она абсолютно не помнит Илью в лицо и может принять меня за него. А когда она назвала меня папой… Скажите, что мне было делать?

Старушка растерялась, но все еще пыталась сохранить суровый – «учительский» – вид.

– Обман ни к чему хорошему никогда не приводит и все равно открывается, – хотя и строго, но уже немного мягче произнесла она, – вы должны были настаивать на своих отцовских правах, требовать, поговорить с ее родителями, в конце концов.

– Ха-ха! – пожав плечами, горько хмыкнул Антон. – Советовать легко, вас, советчиков, всегда хватает, а толку…

Ему хотелось сказать ей еще что-нибудь ехидное, но в это время зазвонил телефон.

– Антон Максимович, – сказала секретарша, – вам Маша звонит из диагностической лаборатории – новенькая лаборантка, помните? Которая вместо Звягиной, что в декрет ушла.

– Соедини! – рявкнул он, внезапно похолодев при мысли, что, вероятно, анализы на наличие стрептококка обнаружили у кого-то из детей инфекцию.

– Антон Максимович, – взволнованно заговорил звонкий девичий голосок, – тут вот несколько человек проходили диагностику на ВИЧ-инфекцию в период «окна» от предполагаемого момента заражения, поэтому они должны были явиться на повторный анализ, а они не явились.

– Не явились, и черт с ними – им же дороже, – с сердцем ответил он, – я-то что должен делать?

– Так они же заранее оплатили повторный анализ, а вы говорили, что мы обязаны выполнять все оплаченные диагностические процедуры.

– Так позвони им, и пусть явятся! Во всех карточках указаны контактные телефоны. Что ты мне звонишь с такой ерундой?

Девушка испугалась чуть ли не до слез, и голос ее задрожал:

– Я… я звонила им, а никто не пришел. Я теперь не знаю – я же обязана отчитаться.

В другое время главврач пожалел бы неопытную и столь ответственную лаборантку, но теперь он был слишком измучен и раздражен, поэтому накричал на нее:

– С такой ерундой к главному врачу клиники лаборанты не обращаются, моя милая, ты должна уметь решать эти вопросы самостоятельно, если хочешь у нас работать. Звони, объясняй, домой к ним съезди по указанному адресу – это все твоя работа. Поняла?

– Д-да. Простите, пожалуйста, конечно.

В сердцах бросив трубку, Антон повернулся к Лидии Михайловне, но телефон тут же зазвонил снова.

– Антон Максимович, вас Катя просила к ней спуститься, если у вас есть время.

Чувствуя сильную неловкость, он посмотрел на восседавшую в кресле учительницу.

– Лидия Михайловна, меня вызывают – такой день. Нельзя ли перенести наш разговор?

– Не знаю уж, как мне вас звать величать теперь…

– Зовите Антоном. Просто… меня сейчас вызывают к родильнице, и я…

– Так вот, Антон, мы должны решить этот вопрос сегодня раз и навсегда. Я не знаю, что мне делать и что говорить Лилиане – жить обманом я не привыкла. Идите, а я спущусь в вестибюль и подожду вас там.

– Что вы, сидите здесь, в моем кабинете. Извините, пожалуйста.

Когда Антон вошел в палату Кати, няни не было. Он поставил стул рядом с кроватью, с усталым видом опустился на него и взял сестру за руку. Катя слабо улыбнулась.

– Я уже в норме, могу отправляться на бал.

– Где няня? Вдруг мальчишки проснутся?

– Они сейчас уже наорались – им что-то дали попить, обработали пупки и перепеленали. Я эту няню твою послала в буфет чай попить и намекнула, что она может там задержаться подольше. Что это ты всем им понарассказывал?

Антон изумленно поднял бровь.

– Я? По поводу чего?

– Как ты объяснил, что привез меня и Максимку и…

– Что значит «объяснил»? Здесь, в клинике, я никому ничего не объясняю, я отдаю распоряжения. Педиатр нашел, что оба мальчика абсолютно здоровы, и я решил поместить их обоих в твою палату, а не в детское отделение – я ведь все время тут, рядом с тобой.

– Ага, а тебе известно, что говорят? Я сейчас выслушала кучу трогательных поздравлений. В общих чертах: я – одна из твоих многочисленных любовниц, которая ухитрилась заманить тебя в сети и забеременеть. Ты отказался жениться, поэтому я от обиды не хотела ехать к тебе в клинику, пока ты не привез меня силой – из-за этого Максимка родился то ли дома, то ли в машине. Теперь у меня, оказывается, два сына-близнеца, представляешь? Няня и медсестра, пока возились с детишками, надавали мне кучу житейских советов и в один голос уверяли, что теперь-то уж ты на мне непременно женишься. Я не знала, что сказать и, как дура, что-то мычала.

Антон почесал затылок и неопределенно хмыкнул.

– М-да, прямо «мыльная» опера. Мне тоже Лилька звонила и плела нечто в этом роде, но я был такой очумевший, что решил с ней не спорить – у нее в мозгах всегда все набекрень.

Катя засмеялась.

– Видишь, как бывает, если окружаешь свою личную жизнь мраком таинственности! Народ не потерпит дефицита информации, он такое насочиняет, что и во сне не приснится – получится роман с продолжением.

– Да, точно сказано – природа не терпит пустоты. Ладно, я со всем этим разберусь и объясню все и всем, чтобы тебя не терзали глупостями.

Катя сжала пальцы брата и заглянула ему в глаза.

– Не надо, – тихо попросила она, – пусть так все и останется.

– Как это «пусть останется»?

– Антоша, послушай, мы утром говорили с Ритой, и она… она сказала, что должна будет все равно уехать. Ребенка она оставит, а я… ты дашь мне справку, что я родила близнецов, и я запишу их обоих своими сыновьями. Ты запишешься их отцом, и поэтому… не нужно объяснять посторонним, что мы с тобой – брат и сестра. Антоша, братик, – она с силой прижала его ладонь к своей щеке, – я буду любить обоих одинаково, клянусь тебе! Я уже сейчас люблю их одинаково, я буду кормить грудью обоих, а если не хватит молока, то буду обоих прикармливать.

– Ты сошла с ума! – он резко выдернул руку и невольно сжал пальцы в кулак. – Ты знаешь, сестренка, я очень тебя люблю, но не лезь не в свои дела! Мы с Маргаритой все решим сами.

– Нет, Антон, братик, нет! Она мне все рассказала о своей работе, и я теперь понимаю, почему она должны уехать. Вы не сможете быть вместе.

Лицо Антона окаменело.

– Не знаю, что тебе такого сказала Рита, – голос его стал каким-то неестественным. – Мне она тоже много чего говорила – еще летом, потому что сейчас я не хотел ее волновать, и мы с ней в ближайшее время этого не обсуждали. Но мы любим друг друга, у нас сын, и никто не сможет помешать нам быть вместе. Ты, кстати, сама не так давно убеждала меня в этом.

– Да, но… тогда я еще не знала…

– Не знала чего? А, понимаю – она наговорила тебе о всяких опасностях. Зря я оставил ее в таком состоянии с тобой наедине!

– Пойми, Антон…

– Не нужно, Катюша, я вполне допускаю, что организация, заключившая с ней контракт, принадлежит каким-нибудь мафиози. Сейчас во всем мире преступники лезут к власти, они владеют больницами и клиниками, и им, естественно, не хочется терять такого блестящего хирурга, как Маргарита, поэтому они давят ей на психику, прибегают к шантажу, угрожают ее близким. Но меня, знаешь ли, не так-то легко запугать, сестренка! – он вскочил, прошелся по палате и встал перед Катей. – Да, когда-то она подписала с ними контракт на десять лет, но мне известно, что срок его не так давно истек, и закон на нашей стороне. Так что веселей, Катюша, твой брат еще поборется за свое счастье.

Катя пристально смотрела на Антона взглядом, в котором читались нежность и боль. Она медленно протянула к нему руку, и он послушно уселся на прежнее место у ее кровати.

– Антон, милый, любимый мой брат, я больше всего на свете мечтала о твоем счастье, но… Ты не знаешь всего.

Его брови сурово сдвинулись.

– А ты знаешь? Если Рита рассказала тебе что-то такое, то ты должна мне сказать и немедленно! Слышишь, Катька? Я не прощу тебе, если из-за твоих глупостей…

Не сознавая, что делает, Антон до боли стиснул ее пальцы. Катя, даже не поморщившись, поднесла его руку к губам, матерински ласково поцеловала и покачала головой.

– Ну вот, теперь, оказывается, это я во всем виновата. Поверь мне, Антоша, Рита рассказала мне все, и я поняла, что она права – выхода нет. Нет, понимаешь, нет! У вас нет общего будущего, для вашего сына будет лучше, если я стану ему матерью, но тебе… тебе лучше не знать всего до конца. Это тот случай, когда бороться и протестовать не стоит – просто прими все, как есть, и смирись с неизбежным. Как смирилась я, когда узнала, что ты – мой брат.

Внезапно она разрыдалась, а потрясенный Антон, вскочив на ноги, беспомощно стоял и смотрел на нее, не зная, что сказать.

– Перестань! Перестань, Катька, ты с ума сошла! Прекрати реветь, а то молоко не придет. Чего ты вопишь, разве я был тебе плохим братом?

Пытаясь успокоиться, Катя улыбнулась сквозь слезы.

– Ты был и останешься самым чудесным на свете братом, но… но когда-то я мечтала о большем. Совсем недолго, но я… я не могу об этом забыть.

Антон растерялся так, как не терялся никогда в жизни. И тут же разозлился.

– Дура ты, Катька, просто неблагодарная дура, – возмущенно сказал он. – Хотя, наверное, это у тебя после родов – у женщин бывают некоторые странности. Что касается меня, то я всегда был счастлив иметь тебя своей сестрой, хоть у тебя и случаются завихрения.

– Это потому, что у меня нет шарма, – с грустной покорностью согласилась уже взявшая себя в руки Катя. – Из таких женщин, как я, выходят хорошие сестры, но от всего прочего мужчины вежливо отказываются. Вот и Стас – трепался, трепался, а в результате поматросил и бросил.

– Ты что… его еще не забыла?

– Антоша, давай не будем ни о чем говорить, я не хочу ни о ком и ни о чем больше думать. Теперь у меня есть дети – Максимка и Женька. Пожалуйста, давай сделаем, как я говорю, Маргарита не станет возражать.

Антон молчал, но на виске его в такт ударам сердца прыгала синяя жилка.

– Я поговорю с ней, и мы все решим вместе, – произнес он, наконец, стараясь говорить, как можно мягче. – Пока поспи.

– Хорошо, – Катя устало закрыла глаза, но тут же их открыла. – Только пока все не решится окончательно, не объясняй им никому – насчет Максимки. Пусть все так и думают, что…

– Да я не собираюсь никому ничего докладывать, пошли все вы, знаешь, куда? Достали! Спи, я пошел – съезжу к Рите прямо сейчас, чтобы успеть вернуться до пятиминутки. Посмотрю, как она.

Однако, подойдя к своему кабинету и уже взявшись за дверную ручку, Антон вдруг вспомнил, что там, внутри, его дожидается гувернантка Тани, и чуть не сплюнул с досады – надо же было этой въедливой старухе припереться к нему именно сегодня. Тем не менее, переступив через порог, он сделал приветливое лицо и вежливо извинился:

– Простите, Лидия Михайловна, что заставил вас ждать – работа.

Она выпрямилась в кресле и слегка поджала губы.

– Ничего-ничего, я все понимаю. Вы – человек занятой. Я бы не стала вас сегодня так терзать, но мне действительно нужна определенность. Алина мне только вчера все сказала. Она у меня, знаете ли, скрытная, и лишний раз даже мне ничего не расскажет, но тут на нее что-то нашло – убирала и вдруг решила показать мне их семейный альбом. Я, как увидела их свадебные фотографии, вас увидела, так мне аж дурно стало – давление до ста восьмидесяти подскочило. Лилиана сегодня днем уехала – сказала, что на несколько дней. Танюшка из школы вернулась, узнала, что матери не будет, и начала приставать: когда, мол, она теперь пойдет гулять с папой – знает же, что вы встречаетесь только во время материных отлучек. И Лилиана это знает – когда приезжает, то по целому часу меня расспрашивает обо всех подробностях. А я теперь и не знаю, что сказать, как объяснить – врать-то мне в моем возрасте…

– А вы не могли бы пока ничего им не объяснять? Видите ли, Лилька очень взбалмошная, и иногда бывает, что ей лучше не знать всей правды – она может… гм… перевозбудиться и совершить что-нибудь эдакое… гм… непредсказуемое.

– Молодой человек, я не могу этого сделать, – старушка горделиво выпятила грудь, – я работаю на нее, и она производит на меня, в общем-то, неплохое впечатление, хотя иногда, конечно… Тем не менее, она – мать, и я просто не имею права.

– Мать матери рознь, – это вырвалось у него в сердцах, и Лидия Михайловна тут же насупилась.

– Не надо, молодой человек, я больше сорока лет с детьми работаю, и много родителей повидала – и отцов, и матерей. Отцы, знаете ли, часто бьют себя в грудь, клянутся, что дороже ребенка у них никого в жизни нет и чуть ли не до потолка готовы прыгать, а потом, – она пренебрежительно махнула рукой, – потом появилась новая любовь, новая семья, и готово – ребенок им уже не нужен. И это еще бывает ничего, а другим ребенок просто мешает – и новая жена ревнует, и алименты нужно платить. Конечно, насчет алиментов у вас с Лилианой не тот случай, но ведь у вас вот сейчас тоже два сына родились, жена, стало быть, есть.

– Причем тут два сына, причем тут жена? Разве я от этого буду меньше любить свою дочь? Я уже десять лет мучаюсь в разлуке с ней, а вы…

– Э, да все мужчины так говорят. У моей Алинки тоже вот мучился – когда она беременная ходила, он ей с самого начала все душу травил: пусть, дескать, аборт делает, он не вынесет, что его ребенок будет расти без семьи, а развестись с женой и оставить детей ему совесть не позволяет. Сколько она, бедная, из-за него в подушку переплакала – все его жалела, бедного. Но и хорошо, что не поддалась – решила рожать и родила. Зато, как ребенок родился, так от его папочки ни слуху, ни духу нет – кончились, видно, его страдания, утешился. Даже и не знает – родила, не родила, кого родила.

Будь Антон не столь измучен, сердитое брюзжание старой учительницы, возможно даже, вызвало бы у него сочувствие. Теперь же он ощутил лишь прилив сильного раздражения и неожиданно для самого себя вспылил:

– Ладно, и что вы тогда от меня хотите – от такого негодяя и мерзавца? Надо же, какие обобщения – просто диву даешься! Один мужик обманул – все мужчины сволочи! Иуда продал Христа – все евреи гады. Русский за границей перепил и упал в бассейн – все русские, стало быть, пьяницы и свиньи. Знаете, у моих знакомых у дочери учительница в школе ставит пятерку за десять долларов. Принесут дети деньги – ставит пятерку, не принесут – тройку. Что мне теперь говорить – что все учителя взяточники?

Возмущенная Лидия Михайловна поднялась на ноги.

– С какой стати вы на меня так кричите, молодой человек? Я пришла, чтобы поговорить с вами по душам, а не оскорбления слушать! Я вам по возрасту в матери гожусь, и взяток в жизни не брала! – она высоко вскинула трясущийся старческий подбородок, но Антон так завелся, что никак не мог остановиться:

– И буду кричать, потому что вы мне итак уже душу вывернули своими нотациями да обобщениями. Чего вы хотите – рассказать все Лильке? Говорите, и увидите, что из этого получится. Говорите!

– Да, я, скорей всего, так и сделаю – сразу же и непременно поговорю. Зря я сюда пришла, всего вам хорошего, – учительница с достоинством вскинула голову, повернулась к Антону спиной и направилась к двери.

Антон подождал, пока в коридоре стихнут шаркающие старушечьи шаги, потом сел в кресло, схватился за голову и просидел так довольно долго – до тех пор, пока часы на стене не пробили половину шестого, а селектор голосом секретарши не произнес:

– Антон Максимович, я эту старушку проводила до машины и отправила. Пятиминутку будете проводить? А то все ждут.

Слушая сообщения врачей из разных отделений, Антон вновь и вновь вспоминал свой недавний разговор со старой учительницей. Отдав последние распоряжения и выключив, наконец, компьютер, он закрыл глаза и откинулся назад, пытаясь привести в порядок метавшиеся мысли – Танюшка… Рита… Рита и их сын.

В том, что касалось Тани, оставалось положиться на судьбу – изменить что-либо было не в его силах. Рита же… Поехать сейчас к ней, чтобы откровенно обо всем поговорить? Нет, пока рано – пускай еще денек отдохнет, у нее должно прийти молоко. Возможно, она именно поэтому просила его сегодня не приезжать – чувствует себя недостаточно крепкой для неизбежного разговора. Ладно, он съездит и просто посмотрит, как она. Возьмет ее за руку и молча посидит рядом, а потом вернется в клинику – к их сыну. Побеседовать по душам можно и завтра – один день погоды не сделает.

Немного расслабившись от этой мысли, Антон вытащил ключи от машины, накинул пиджак и направился к выходу. Он уже включил зажигание, когда, приоткрыв дверцу и ловко проскользнув в машину, на сидение рядом с ним плюхнулся Стас.

– Здравствуй, доктор, я тебя давно уже тут жду.

Антон выключил зажигание и окинул неожиданного гостя хмурым взглядом.

– Давно не виделись. И что ты от меня хочешь?

– Хотел узнать, как Катенька Она ведь сегодня родила?

– Родила. И что дальше? Хочешь ее поздравить?

– Видишь, какой ты сердитый, – Стас со вздохом покачал головой. – Ладно, считай меня бандитом, но ведь я тоже человек. Неужели мы хоть минуту не можем поговорить?

– Говори, я слушаю, – холодно ответил Антон и откинулся назад.

– Я несколько раз звонил в клинику, мне сказали, что у Екатерины Баженовой родились близнецы. Мальчики. Ничего не напутали? Я ведь перед Новым годом к тебе подходил спросить, ты говорил, что ультразвук показал одного мальчика.

– Какая тебе разница, кого родила моя сестра? Ты чем-то недоволен? Хочешь предъявить претензии? Валяй, не стесняйся.

– Какой ты злой, доктор, в чем ты меня винишь? Ты ведь сам не хотел бы, чтоб я остался с Катей и испортил ей всю жизнь. Разве трудно ответить на такой простой вопрос?

– Не трудно, – угрюмо буркнул Антон. – В клинике напутали, Катя родила сына – три девятьсот пятьдесят, рост пятьдесят три сантиметра. Другой ребенок – мой сын от любимой женщины, но это тебя ни в коей мере не касается. Думаю, тебе также не стоит сейчас выяснять, кто из детей есть кто – обоих я запишу своими сыновьями.

– Да, конечно, – Стас судорожно вздохнул и провел рукой по лбу. – Что ж, Катенька будет рада – я всегда знал, что ей больше всего на свете хотелось бы растить твоего ребенка. Если по-честному, то это не она, а я жертва обстоятельств и нужен был ей только так – чтобы было от кого родить. Потому что ты же ей брат, она ведь не могла родить от тебя.

Антон вскипел не на шутку.

– Я выкину тебя из машины, если будешь нести подобную чушь! Твой лимит времени исчерпан, тебе не кажется? Я занят, мне пора.

Стас посмотрел на него и вдруг широко улыбнулся, отчего вокруг рта его неожиданно легли грубые старческие складки.

– Не сердись, Антон, это вы с Катенькой такие чистые люди, что вам ни о чем таком даже в голову не могло бы прийти, а бывает, – он осклабился еще шире, потом махнул рукой и отвернулся, – всякое бывало, что и у меня волосы дыбом вставали. Ты, конечно, очень умный, все знаешь, все читал. Только читать – одно, а воочию, как я, видеть, до чего человек может дойти… Тебе, наверное, такое даже в страшном сне не снилось, и это еще ерунда, когда внуки до смерти трахают собственных бабок, а отцы затаскивают в постель грудных детишек.

– Не думал, что тебя задевают подобные мелочи, – в усталом голосе Антона звучали иронические нотки, и Стас укоризненно покачал головой.

– Эх, доктор, зря ты меня за зверя держишь, мне, может, от всего этого здесь, – он стукнул себя по груди, – в этом месте зябко становится, болит даже. По врачам ходил – ничего не определили, сказали, что здоровье железное. Потом стал думать, что, может, это душа болит, и даже свечку в церковь ходил ставить – не помогло. Может, ты мне скажешь, что там болеть может? Катенька говорила, что ты хороший доктор и сразу одним взглядом можешь болезнь определить.

– Боюсь, ты не по адресу обратился – я специализируюсь в другой области, – хмыкнул Антон и не удержался от того, чтобы съязвить: – Стар, наверное, ты стал, пора менять профессию и уступать место молодым.

Губы Стаса вновь искривила сардоническая усмешка, он кивнул.

– Да, в чем-то молодые лучше нас – работают, как роботы, дело делают равнодушно, чужая боль их не трогает. Думать только плохо умеют, но зачем им думать?

Антон взглянул на него, и неожиданно поинтересовался:

– А сын твоего шефа, которому я ногу лечил, – он тоже такой же робот?

– Лешка-то? Да что ты, он про отцовские дела даже не подозревает. Ребята, что у нас, конченные – три-четыре года большими бабками побалуются, потом или к архангелам, или на иглу сядут, и конец один. А Лешка – он книги читает, учится. Витька семью в свои дела не мешает, они в стороне, поэтому откуда парню знать?

– Так уж он ничего и не знает? Неужели так-таки и не подозревает, кто его папа и чем занимается?

– Да Витька бы умер, если б его парень прознал, он все на свете готов сделать, чтобы мальчишка ни в чем не нуждался. Компьютеры ему, машины, девчонки.

Хмыкнув, Антон с нарочитым пренебрежением заметил:

– Вот парень и вырос бабником. Развратничает, небось, день и ночь?

Стас пожал плечами, с недоумением глядя на собеседника и не понимая, с чего вдруг тот вздумал интересоваться сыном его шефа. Тем не менее, он решил, что если есть тема для беседы, то нужно за нее уцепиться, и пустился в немного пространный рассказ об Алеше:

– Да нет, он мальчик хороший. В последнее время я и девчонок у него не вижу – все занимается, с чертежами своими сидит. Скоро уже диплом защищает в своем институте.

– Ладно, мне это неинтересно, – бесцеремонно прервал его Антон, – у тебя все?

Стас сразу как-то поник и немного даже сгорбился.

– А что еще? Я бы передал Катеньке деньги, но ведь ты не возьмешь.

– Естественно, не возьму.

– За бизнесом ее я слежу – чтобы никто из посторонних в ее фотоателье не вздумал нагадить, пока она не у дел. Если что еще могу сделать, ты только скажи.

– Да что ты можешь еще сделать – разве что цветы ей с поздравлениями послать. Приложи записку – что-нибудь вроде: «Люблю. Жертва обстоятельств».

Стас ответил неожиданно серьезно и печально:

– Ладно, пошлю цветы. До свидания, доктор, спасибо, что поговорил, не побрезговал.

Он приоткрыл дверцу и исчез также быстро, как и появился. Антон посидел немного в машине и снова включил зажигание. Когда он подъехал к дому Карины, было часов девять. Свет в окнах не горел. Антон решил, что Ильи еще нет дома, а Карина и Жоржик с няней уже легли спать. Скорей всего и Маргарита спала – женщины в первые сутки после родов много спят. Он припарковался напротив дома и решил подождать возвращения Ильи – не будить же всю эту компанию сонных дам.

Карина, которой мешала уснуть давящая боль в груди, как раз в это время решила встать и немного походить. Она выглянула в окно и, увидев стоявшую с притушенными фарами машину Антона, пошла к сестре.

– Ты спишь, Рита?

– Нет, просто лежу. Что ты ходишь – сердце?

– Антон приехал, – не отвечая на ее вопрос, сказала Карина, – его машина стоит под окнами. Он, наверное, думает, что мы спим. Позвать его?

– Нет.

Спустив ноги с кровати, Маргарита осторожно поднялась и подошла к окну. Машина была припаркована напротив подъезда, Антон стоял возле нее, пристально глядя на окно Маргариты. Карина бесшумно приблизилась к сестре, и теперь обе они, касаясь друг друга плечами, наблюдали за неподвижной мужской фигурой.

– Он любит тебя, – тихо сказала младшая сестра, – и ты его любишь. Неужели нельзя ничего изменить? Может быть, ты будешь смеяться надо мной, Рита, но если б ты могла поверить в бога, как поверила в него я, когда просила дать мне силы родить ребенка… Ты поняла бы, что бог сможет простить, даже если сам себе откажешь в прощении.

Маргарита повернула к ней бледное лицо, и зеленые глаза странно блеснули.

– Бога нет, – холодно и раздельно произнесла она, – но все на свете имеет свое логическое завершение, и каждый получает, что заслужил. Я не заслуживаю Антона, и незачем тешить себя иллюзиями – нам не быть вместе. Давай, не будем больше об этом. Мне жаль, что ты слышала наш с Катей разговор, но теперь, по крайней мере, мне не нужно тебе ничего объяснять.

– Да, – печально прошептала Карина, опуская голову, – да. Но мне очень грустно – я так надеялась!

– Поговорим лучше о тебе – днем, пока ты возилась с Жоржиком, мне позвонили на мобильный и сообщили, что французский профессор готов принять тебя в любое время. Ему переслали твои кардиограммы и снимки, он тоже считает, что необходима операция.

Карина опустила длинные ресницы и покачала головой.

– Знаешь, Рита, сегодня днем, когда Илья зашел пообедать, он сказал мне, что у него большие неприятности – кто-то сумел похитить секретные коды и заблокировать антивирусные программы. Илюша потратил столько сил и времени на их разработку! А теперь заказчики расторгают контракты, поэтому в ближайшее время мы вряд ли сможем оплатить операцию. Извинись перед французским профессором и…

– Причем тут это? Оплата операции вообще никого из вас не касается, это только мое дело!

– Нет.

Карина произнесла это мягко, но твердо. Маргарита вспыхнула, хотя отказ сестры не явился для нее неожиданностью, и причина его была ей понятна.

– Ладно, давай поговорим откровенно, – сказала она, отходя от окна и опускаясь на кровать. – Сядь, пожалуйста, потому что, как я полагаю, мы будем перепираться достаточно долго. Это из-за того, что ты услышала? Только не нужно притворяться.

– Нет, я не стану притворяться – именно из-за этого, – Карина села на стул у изножья кровати и откинулась назад, чтобы не давить на сердце. – Думаю, тебе лучше прежде решить свои проблемы.

– Я их решу – в свое время. Это не так просто, как тебе кажется. Ты хочешь, чтобы я отказалась работать на этих людей? Я и сама этого хочу, но все очень сложно, и оттого, что я откажусь на них работать, ничего не изменится – там есть другие хирурги.

– Какое мне дело до других, я не могу бороться со всем злом мира, но ты – моя сестра, и я не хочу, чтобы ты…

Она запнулась, ее голос дрогнул – впервые за все время их разговора. Маргарита долго молчала, глядя прямо перед собой, потом со вздохом произнесла:

– Ладно, я сделаю, как ты хочешь.

– Правда?

– Клянусь, Карина, разве я когда-нибудь обманывала свою сестренку? Вспомни, я бывала взбалмошной, грубой, несносной, но я никогда тебе не лгала. Никогда! Но у меня одно условие: ты должна согласиться на операцию. А потом… потом все будет хорошо.

– Боюсь, сейчас ты обманываешь не меня, а себя, – печально возразила Карина.

Маргарита рассердилась.

– Ты понимаешь, что ты делаешь, Карина? Ты губишь себя и тем самым губишь меня.

Наступило долгое молчание, потом, наконец, длинные черные ресницы поднялись.

– Что ж, – тихо ответила младшая сестра, – если следовать твоей логике, то каждый получает, что заслужил.

Лицо Маргариты исказилось.

– Я улетаю завтра рано утром, – сказала она. – Мне больше нечего здесь делать. Поезжу по Европе, отдохну и забуду обо всем на свете. Ты сама так захотела.

– Завтра утром? – испугалась Карина. – Но ведь и суток не прошло, как ты родила.

– Теперь это тебя не касается, я сама решу свои проблемы.

– Но твой сын…

– Скажи Кате, что я оставляю ей своего сына – это то, чего она так добивалась. Передашь Антону… Нет, ничего не передавай. А теперь уходи и прощай – я уеду очень рано, мы вряд ли когда-нибудь еще увидимся.

Карина печально и долго смотрела на сестру, потом вздохнула и поднялась.

– Прощай.

Она бесшумно прикрыла за собой дверь, а Маргарита села, прислонившись к стене, и долго сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Потом она встала и, подойдя к окну, осторожно выглянула во двор – машина Антона по-прежнему стояла напротив подъезда.

«Уезжай, любимый, пожалуйста! Иначе у меня не хватит сил. Твои руки, твои губы, твой взгляд… Больше жизни, больше света белого…».

Наконец, так и не дождавшись Илью, Антон посмотрел на часы и подумал, что уже довольно поздно – не стоит будоражить Маргариту, раз она спит. Ничего страшного, если они увидятся завтра и завтра же на трезвую голову все обсудят и решат. Непонятно, почему ему так тревожно – наверное, из-за Катьки и этого ее придурка Стаса с их дурацкими разговорами.

Вздохнув, он в последний раз бросил взгляд на темное окно и, развернув машину, поехал в клинику.