Читать книгу Перерождение - Галина Чередий, Галина Валентиновна Чередий - Страница 20

Риэр зло прищурился, сверля меня взглядом, и словно по обнаженным нервам омыло ощущением близости к непосредственной опасности, воплощением которой он являлся. Однако вместо страха это пробуждало некий почти нездоровый азарт, какого прежде никогда не испытывала, и я уставилась в ответ и провела ногтями вниз от его груди к животу, оставляя еле заметные красные полосы. Но только основание ладони наткнулось на уже повлажневшую, гладкую твердую плоть, как Риэр молниеносно схватил за запястье и вздернул его вверх, одновременно стремительно разворачивая нас и вжимая теперь меня в плитку, еще хранившую тепло его тела. Мстя ему за это, я оставила четыре новые отметины на другой стороне его торса, наслаждаясь конвульсивным сокращением рельефных мышц под моим нажимом и щекочущим прикосновением темных жестких волосков, но и вторая рука была схвачена, и теперь Риэр вздернул меня выше, так что кончики пальцев на ногах едва касались пола.

– С чего ты решила, что я вообще хочу с тобой играть, наглый ты пупс! – проворчал он, впрочем, теперь совсем не внушая мне опасений. Скорее, вдруг стало как-то горько и… смешно, что ли. Надо же, кобель, окучивающий, как я понимаю, целую толпу баб, пытается убедить меня, что счел недостойной своего высочайшего внимания! Вот только что же тогда он пялится так плотоядно на мою приподнявшуюся в таком положении грудь? И отчего этот взгляд ощущается откровенной бесстыдной лаской, от которой я начинаю задыхаться?

– О, нет? – нахально фыркнув, я изогнулась и, чуть подтянувшись, быстро обвила его бедра ногами, провокационно прижавшись к налитому кровью стволу, и тот отреагировал серией коротких, но мощных содроганий. – Я так и подумала, что это больше всего похоже на твердый отказ!

Риэр откинул голову, позволяя мне насладиться видом его нервно дернувшегося кадыка, протяжно выдохнул и пробормотал что-то невнятно-злое, и от этого в мое и так бесконтрольно разгорающееся возбуждение будто щедро плеснули чего-то взрывоопасного. Бедра дернулись сами собой, создавая влажное трение, призванное хоть немного облегчить это затянувшееся поджаривание заживо. Но стало только хуже, и я сдавленно зашипела и потерлась уже абсолютно осмысленно. Да наплевать, если кое-кто тут намерен изображать из себя нечто неживое, то пусть пеняет на себя, когда я эгоистично использую его тупо как предмет для собственного удовлетворения! Но подлый альфа решил лишить меня и этого. Навалившись так, что едва могла вдохнуть, он полностью лишил меня возможности ерзать на нем, хотя от давления его твердости и ритмичной пульсации прямо в самом чувствительном моем месте я чуть не рванула как граната.

– Соображаешь, на что нарываешься, пупс? – угрожающе прошептал Риэр мне на ухо, отпуская наконец руки. – Доведешь сейчас – и потом сама пощады просить будешь!

– Разве что для тебя! – огрызнулась, офигевая от собственной дерзости.

Господи, кто бы мне сказал, откуда все это вообще во мне взялось! Я, конечно, никогда не была прямо уж тихоней и целомудренной паинькой, но что бы самой на мужика бросаться, провоцировать, дразнить? Да я, собственно, никогда и не пробовала себя в роли инициатора секса, считая его занятием довольно приятным, но не тем, ради чего можно вести себя как маньячка какая-то или навязчивая прилипала. А вот сейчас такое чувство, что меня порвет и наизнанку вывернет, если долбаный Риэр не сделает уже хоть что-нибудь сам или не даст сделать мне.

– Знаешь, я игнорирую твои жалкие покусывания только потому, что знаю, как ты сейчас себя чувствуешь, и понимаю, что такое контролировать никак нельзя. – Опустив голову, Риэр неторопливо облизал шею от уха до ключицы и обратно, вызвав в глубине моего живота десятки разнившихся по своей силе тягучих судорог, вынудивших откинуть голову, подставляясь еще больше, и начать жадно хватать внезапно обжигавший воздух. – Первый раз пустить кровь – ни с чем не сравнимо. Заводит, лишает любых тормозов и контроля, заставляет почувствовать себя кем-то всемогущим. Такое не повторяется, пупс, хотя возбуждать не перестанет никогда.

Что за хрень он нес и сколько еще собирался доканывать меня этой гребаной неподвижностью? Ярость и вожделение уже достигли предела, о существовании которого я в принципе не подозревала, и мне настолько нужно стало освобождение, что я вполне была готова вырвать его зубами, если этот проклятущий альфа не даст мне его добровольно. Инстинкта самосохранения или понимания несоизмеримости наших сил в пределах досягаемости разума просто не осталось.

– Слушай, если ты из тех, кто так долго запрягает и любит перед сексом обстоятельно поболтать, то я могу смотаться на кухню выпить чайку и вернуться, когда ты закончишь с этой своей прелюдией! – сквозь зубы прорычала я, извиваясь всем телом в тщетной попытке получить хоть чуть необходимого движения, а потом, окончательно озлившись, цапнула Риэра за подбородок. Сильно. Жалкие покусывания, говоришь? Пустить кровь?

Реакция была мгновенной. Риэр издал какой-то нечеловечески-вибрирующий звук и резко крутнул бедрами, врываясь в меня безошибочным кратким движением. Никакой тебе помощи рук, как у моих прежних партнеров, и поиска идеального угла. Толчок – и он уже внутри, пусть совсем немного, но достаточно, чтобы вырвать у меня вскрик.

– Долбаный ты снайпер! – прохрипела, пытаясь опуститься и получить еще больше. Кажется, еще совсем немного, самую малость, и вот оно счастье, ослепительное и сносящее крышу, пусть и примитивное и кратковременное.

– Тише, Рори, мелкая ты кусачая засранка! – сипло прошептал альфа, впиваясь пальцами в мои бедра и снова лишая подвижности. Да сколько можно-то!

Мои зубы клацнули в миллиметре от лица успевшего отклониться Риэра. Ладно, понятно: дважды один и тот же маневр с этим мучителем не срабатывает.

– Спокойно, говорю, дикий ты мой пупс, – рассмеялся он, доводя меня до бешенства, и опустил на себя еще немного, опять заставляя громко всхлипнуть от ядерной смеси жгучего наслаждения и болезненной предельной наполненности. – Когда я трахаю женщину, она должна на утро млеть от удовольствия и вспоминать только его, а не охать и ходить в раскорячку. Прояви терпение – и будет тебе счастье, Рори.

Терпение? Какое может быть терпение, когда все тело уже трясет и сводит внутри и снаружи, когда пот ручьем, когда в глазах мутная пелена, когда вот-вот сердце выпрыгнет через рот и легкие взорвутся. Для удовольствия он трахает! Женщин. Кобелище самодовольный! Окончательно озверев, я полоснула сверху вниз по спине Риэра ногтями обеих рук и, добравшись до его напряженной, как деревяшка, задницы, вонзила их намеренно сильно.

– Ах ты ж зараза! – зарычал альфа и вогнал себя в мое тело таким мощным толчком до предела, словно просто не мог противиться этому. – Ну, сама напросилась! Ты у меня так выть будешь, что соседям завтра в глаза смотреть не сможешь!

– Много текс… – хотела опять съязвить я, но заткнулась на полуслове, задохнувшись.

И да, Риэр, конечно, был скотиной, хамом и кобелем, но кобелем высшей, мать ее, пробы. И обещания он свои исполнил. Заставил и кричать, и выть, и рыдать в изнеможении, и просить пощады. Знать не знала всю жизнь, что есть столько на моем теле чувствительных мест и до какой степени бесстыдства могу дойти за одну только ночь. И закончилось то сексуальное безумие, в которое он меня окунул с головой, только потому, что в какой-то момент я просто вырубилась, окончательно измотанная. И очнулась от того, что Риэр бесцеремонно тряс меня за плечо, требуя проснуться.

– Подъем, пупс! – бодро скомандовал он.

Надо же, ночью я была «Рори», «детка», «дикий котенок», «сладкая девочка» даже, а сейчас снова пупс?

– Ну, давай же проснись! – недовольно проворчал уже полностью одетый альфа. – У меня куча дел, и я не могу дожидаться, пока ты выспишься!

– Да в чем дело-то?! – скрипуче возмутилась я, потрогала слегка саднящее горло и села, осматриваясь в практически разгромленной нами спальне.

– Я обещал перед уходом поведать тебе основные правила выживания в твоем новом качестве, пупс. Поэтому пойди, не знаю там, умойся, холодный душ прими, кофе выпей, но только живее. Я расскажу все один раз и повторяться не собираюсь. Прослушаешь – пеняй на себя!