Читать книгу В родных Калачиках. Воспоминания о советском детстве - Галина Вервейко - Страница 29

Перейдя в двухэтажное здание старшей школы, мы ещё три года оставались пионерами. Классной руководительницей у нас стала Надежда Васильевна Печкурова, учитель русского языка и литературы.

Мы вступали в трудный школьный возраст – переходный. И потому ей с нами приходилось очень непросто. Сначала мы не могли смириться с тем, что больше нет рядом с нами нашей любимой Клавдии Ивановны. Все действия новых учителей мы сравнивали с тем, как поступала она. И, конечно же, она была для нас всегда идеалом Учителя. Ведь она была – Первой.

Несмотря на то, что Надежда Васильевна очень быстро привыкла к нам, полюбила и близко принимала к сердцу наши успехи и неудачи, успеваемость стала немного падать: психологически не все дети могли перейти от одного учителя – ко многим. Каждый из учителей стал предъявлять требования к своему предмету, да и предметов стало намного больше.

Надежда Васильевна была очень талантливым организатором. Когда-то она была неутомимой пионервожатой, поэтому наш класс все эти годы был первым в своих отрядных успехах в пионерской дружине школы. Да и старшей вожатой была выпускница Надежды Васильевны – Люда Ямбор – симпатичная, зажигательная и очень активная. Наша учительница очень гордилась ею и ставила нам её в пример.

Нам казалось, что мы всё делаем сами: готовим концерты, подписываем открытки к праздникам шефам (мехзаводу) и родителям, готовим пионерские сборы… Инициатива била через край. Надежда Васильевна умела, незаметно для нас, её разжечь и направить в нужное русло.

Уже в сентябре, в пятом классе, мы устроили Надежде Васильевне большую неприятность, как нашему классному руководителю. Шёл урок труда. Мы занимались на природе, в школьном саду. Сначала мы изучили школьную теплицу, а затем – сам сад, его деревья. А когда учительница – Лидия Григорьевна Андреева (она была биологом) ушла в школу, мы уселись отдохнуть на забор. Стали внимательно рассматривать частный огород, находившийся по ту сторону. И вдруг мальчишкам пришла идея: нарвать морковки! Она так аппетитно торчала из грядки! К тому же, закончился последний урок, и нам уже хотелось кушать. Несколько человек спрыгнули с забора (среди них и две девочки!), вернувшись с «богатым урожаем» для всего класса. Съев по морковке, мы возвращались в школу в хорошем расположении духа. И вдруг весь наш класс вызывают «на ковёр» к директору! Пришла бабушка-хозяйка и «доложила обстановку» начальству о совершённом нами «преступлении». Михаил Антонович строго, с негодованием, смотрел на нас: кто это сделал? Здесь уже была и Надежда Васильевна. Все стойко молчали, как партизаны (ведь ели морковку все!). Решено было держать весь наш класс в стенах школы до тех пор, пока не сознаются виновники. И они «сдались» сами. По традиции, их портфели остались в школе, и они приходили за ними со своими родителями… Наутро пострадавшей бабуле мы должны были вручить ведро морковки, собранное на наших огородах! А «героям дня» поставили «пары» по поведению. Но весь класс старался их морально поддержать, так как, в общем-то, все принимали в этом участие, если не прямое, то косвенное.

С этого случая «двойки» по поведению в нашем классе стали «традицией». От этого частенько страдали наши дневники, которые мы либо уничтожали совсем, не оставляя следов, либо – ликвидировали страницу с «двойкой». А то и просто временно прятали подальше от глаз родителей. Я в это время жила у дедушки и частенько прятала дневник в больших кипах его газет…

Да, ещё хочу сказать, что учителя меня часто хвалили за учёбу или какие-то мои умения, поступки. Одна учительница начальных классов так вообще называла «маленьким Лениным», и это меня конфузило перед моими друзьями-одноклассниками. Поэтому я всегда старалась от них не отставать во всевозможных проделках. И даже гордилась, когда мне вместе с другими ставили «двойку» по поведению. Мне не хотелось быть белой вороной среди ровесников. Всегда давала всем списывать домашние задания, выручая тех, кто не успел их сделать. Для меня это большого труда не составляло: я редко делала уроки дома, чаще – в школе, заранее, между делом, на переменках или на других уроках, когда мне было скучно.

На уроках мы стали озорничать, писать друг другу записки, играя «в почту». Например, в моём альбоме хранится открытка «Слава Великому Октябрю» с текстом внутри: «Дорогой Галчонок! Поздравляю тебя с „4“ по геометрии. 10.12.1968г. Лида (Сницаренко)».

Несмотря на все изменения, которые произошли со мной в пятом классе, я продолжала учиться почти на одни «пятёрки» и чувствовать любовь к моей персоне со стороны большинства учителей. Порой, мне прощалось и озорство.

Помню, как учителя не раз сердито говорили, когда я крутилась за партой:

– Вервейко, встань и повтори, что я сказал (а)!

Я вставала и повторяла только что сказанную фразу. Весь класс начинал смеяться, а вместе с учениками и сами учителя!

В это время началась и моя «педагогическая деятельность»: я была с кем-то из наших девчонок вожатой в октябрятском 1 «А» классе – у нашей первой учительницы – Клавдии Ивановны Карбиной. И своих октябряток я неимоверно любила: они даже снились мне во сне! Многому мы учились у Клавдии Ивановны: как уметь сохранять дисциплину, работая с детьми, как с ними разговаривать и каждого понимать. Хочу ещё добавить, что когда мы учились в начальной школе, то шефствовали над детьми детского сада, в котором раньше были сами. Так что, практически с первых своих школьных дней я была «воспитательницей». И это мне очень нравилось! Я мечтала, став взрослой, работать педагогом.

Но все шалости на уроках не прошли даром. И в моей пионерской жизни произошёл один, трагический для меня, случай. Однажды на собрании пионерского отряда 5 «А» класса меня переизбрали с должности председателя за моё поведение в школе. Не знаю, почему я становилась неуправляемой? Может, сказывались семейные неурядицы (болезнь мамы и отсутствие родителей)? И после собрания у меня было сильное потрясение от случившегося: мне даже не хотелось жить. В этот момент мне казалось, что я никому не нужна на всём белом свете… Больше всего меня поразило то, что некоторые мои друзья «бичевали» моё поведение, которое до этого поддерживали сами. Ведь нас учили в школе, что так должны поступать настоящие пионеры – быть принципиальными и бороться с недостатками своих товарищей. Единственной, кто поддержал меня в этот момент, была Фирс Ира. Мы шли с ней вдвоём из школы к ней домой, и она успокаивала меня, что всё не так страшно, как мне кажется. И в этот момент я поняла, что она является для меня самым надёжным другом в жизни. Её родители тоже успокоили меня, когда мы им честно рассказали о случившемся, сказав, что «всё перемелется – мука будет».

Дома я ничего не стала рассказывать о произошедшем в школе, чтобы не расстраивать дедушку с бабушкой, ведь это было бы большим позором для них! И вскоре, действительно, меня «восстановили в должности», так как я всё-таки пользовалась авторитетом среди одноклассников, которые привыкли видеть во мне лидера не только назначенного извне, но и неформального. Видимо, это была просто педагогическая мера воздействия.

Вскоре все школьные друзья снова стали хорошо относиться ко мне. И я ни на кого обиды не держала: снова стала общительной с ними. Понимала, что так им «нужно было поступить по-пионерски», критикуя моё поведение. Вот только больше не смогла рассказывать свои личные тайны моей лучшей подружке, которая меня буквально сразила тем, что рассказала о том, что я ей говорила по секрету – «честно» всему классу и учительнице на собрании, как «настоящая пионерка» (в духе Павлика Морозова). Тогда я поняла, что могу их доверить только одному человеку в классе – Иринке, которая никогда в жизни не продаст меня, даже «за идею».