Читать книгу Поющий пёс Глен - Гари Забелин - Страница 8

Сегодня Максима поджидал неожиданный email, который прислали друзья друзей из Филадельфии. В тот вечер, который начался с водки, ставшей или бывшей водой от рождения… друзья пообещали, как они тогда сказали – будем контачить. Все равно, Максим не ожидал ничего от них получить – здесь люди ведь очень заняты своими проблемами. И вот… В первом attachment-е была фотография, снятая в Одессе, в начальный период “борьбы за независимость Украины от… москалей”. Фотограф схватил момент борьбы… возле обычного мусорного бака. С одной стороны – огромная стая одичавших собак, а с другой – людей, в общем, тоже одичавших. Люди и собаки боролись за мусорный бак, видимо там было что-то пищевое. Среди собак даже мелькнул один афган, что-то было в этом афгане от князя Мышкина. …Макс вздохнул и перевел взгляд с компьютера вглубь комнаты на ковер. Ковер был афганский. В центре ковра лежал aфган Глен и мирно спал, периодически перебирая лапами…

Вечером зашел знакомый на рюмочку водки. Максим показал ему фотографию. Глен возлежал на ковре, в том же месте. Друг, взглянул на фотографию, потом на афгана и, опрокинув рюмку, с удовлетворением произнес:

–Хо-ро-шо!

–Что хорошо? – думал Максим, когда знакомый ушел. —Наверное, что нам не плохо… Не бывает хорошо оттого, что кому-то плохо… “Ничего не бывает плохо или хорошо, только в нашей оценке…” – всплыла в памяти строчка. “Остальное не в нашей воле…” Но, Максу не стало лучше…

Второй attachmnet он читал уже после ухода гостя. Это было коротенькое письмо о Берте Иосифовне – учительнице английского, которая утверждала, что английский Максу понадобится, а он не мог тогда поверить. Тогда ему было двенадцать. Максимка забыл о существовании Берты Иосифовны ровно на столько лет, сколько ему этот английский не был нужен. А в Америке эти слова всплыли, как сбывшееся пророчество. А до этого Максим помнил лишь ее глаза. Друзья друзей писали, что Берта Иосифовна недавно умерла. Как недавно, она же была… О боже, посчитав, Максим понял, что тогда ей было 35… Ему, ребенку, она казалась… старушкой. Ну что об этом…, но ведь она умерла примерно тогда же, когда была опубликована фотография с одичавшими собаками возле урны… Друзья друзей попросту оказались ее дальними родственниками. Они не прерывали с нею связь. Письмо было длинным, но главное, что они узнали от соседки по коммуналке, было… Однажды, Берта Иосифовна сидела на скамеечке и грелась под ласковым Одесским солнцем. Она часто там сидела, прямо с тех пор, как ее уволили из школы по старости, хотя старой она была лишь по паспорту… Так вот, она сидела на скамеечке, мимо проходил новый русский, или новый украинец… и увидел, как ему показалось, нищенку. Пожалел нищенку и протянул ей какие-то гривны (ихние доллары). И после того, как старушка поняла, что ей подают милостыню, она поднялась к себе и плакала, и пила валидол, и снова плакала, и снова пила валидол… Говорят, глаза у нее были такие же выразительные и серые… Она умерла ночью, может быть даже во сне.

Максим читал письмо, оглядывался на пса и плакал, как ребенок, а потом перестал оглядываться… Пес избежал судьбы – бороться с учителями за этот мусорный бак в Одессе, а теперь борется с Максимом за место хозяина в доме. Пса можно понять.

Как бы то ни было, время шло, а Макс так и оставался для него чужим. афганы вообще не терпят чужих. Тем более, что присутствовала ревность к Маше. В доме вообще все было как-то враждебно. Все, кроме мамы, часто говорят такое, что Глен никогда в жизни не слышал. И этот мужик, когда говорит не с мамой, а с телефоном, тоже тараторит так, как люди обычно не говорят,.. словом, русским духом перестало пахнуть… Мама что-то чересчур часто стала тыкать пальцем в этого мужика, с подозрительным запахом, который жил в их апартаменте, глядела при этом на Глена и говорила: “Папа”, когда Глен точно знал, что это не папа. Что такое папа афганец знал давно, в течении всей его прошлой жизни, которая была до этого укола и клетки в самолете, – это слово соответствовало старой рубашке, которую никогда не стирали, а этот мужик был чужой, который вел себя в доме, как хозяин… в общем, желание цапнуть трудно было сдерживать. При этом что-то подсказывало: цапать не надо…

Максу было чуть легче и чуть страшнее. Жена говорила: “…там, в Одессе, когда было очень уж худо, я клала перед песьей мордой твою, специально невыстиранную рубашку, ложилась на пол рядом и плакала, а пес вылизывал мне слезы”… Это было ее объяснением того, что Глен знал Макса и его существование допускал. И все же Максу было не до конца понятно, почему пес на него еще не бросился, что-то было на самом деле… Афган и вправду, иногда подолгу принюхивался к вещам Максима, готовым к стирке. Его афганский нос был благородно раздут, как у арабского скакуна и весь он в профиль выглядел вдохновенно. Однажды, во время такого обнюхивания, в laundry-прачечную вошел Макс. Глен повернул к нему морду, понюхал Макса раз, понюхал второй, повернул нос к белью на стирку, опять понюхал, затем повернулся к Максу и аристократические черты арабского скакуна сморщились, обнажая белые инчевые клыки афганца, перед которым будто бы сидит волк… Видимо, пес и впрямь почувствовал сходство в запахах но, Максиму было непонятно, как именно Глен интерпретировал это сходство.

– Ты не беспокойся, всем страшно, – это жена не забывала напоминать каждый раз, когда проходила мимо, и Максу становилось еще тоскливее, чего он старался не показывать, потому что жене страшно не было, наверное. Где-то он читал, что всякий, кто боится, выделяет различимый запах, который люди не чувствуют, но звери…, так что в свою дипломатию он не больно-то верил… Зато Маша привезла фотографии из Одессы. На одной из них был снят стоящий в полный рост 182 см Пашенька рядом с Гленом, тоже стоящим на задних лапах и вылизывающим “братику” нос и – они были одного роста… Глену даже пришлось чуть присесть. Но, Максим увидел, что афганец может любить, и это вселяло надежду…