Читать книгу Призрак Оперы - Гастон Леру - Страница 8

Став жертвой интриг, к которым мы еще вернемся, Кристина Даэ не смогла повторить в Опере триумф знаменитого гала-концерта. Однако она получила возможность быть услышанной в доме герцогини Цюрихской, где спела самые красивые арии из своего репертуара. Вот что написал о ней известный критик X. Y. Z., который был среди почетных гостей:

Когда мы слышали ее в «Гамлете» Амбруаза Тома, то задавались вопросом, не явился ли Шекспир с Елисейских полей, чтобы поделиться с ней тайной очарования Офелии… И я не сомневаюсь, что, когда она надевает звездную диадему Царицы ночи, Моцарт готов покинуть на время вечную обитель, чтобы прийти послушать ее. Но ему не нужно об этом беспокоиться, потому что сильный и трепетный голос удивительной исполнительницы его «Волшебной флейты» достигает небес и с легкостью поднимается к райским кущам гения – точно так же, как без особых усилий она перебралась из хижины в деревушке Скотелоф в золотой и мраморный дворец, построенный мсье Гарнье.

Однако после вечера у герцогини Цюрихской Кристина больше не пела на публике. Она стала отклонять любые приглашения, в том числе и на платные выступления. Без какого-либо правдоподобного предлога она даже отказалась прийти на благотворительный вечер, в котором ранее обещала участвовать. Девушка вела себя так, будто больше не являлась хозяйкой своей судьбы, словно боялась нового триумфа.

Она знала, что граф де Шаньи, желая доставить удовольствие брату, предпринял очень активные шаги в ее пользу, побеседовав с Ришаром. Она написала ему письмо с благодарностью, но просила его больше не говорить о ней директорам. Каковы же причины такого странного поведения? Одни утверждали, что ею движет непомерная гордость, другие – наоборот, считали это проявлением божественной скромности. Но слишком скромные не оказываются на сцене в театре! По правде говоря, я знаю только одно объяснение: страх. Да, я действительно уверен, что Кристина Даэ тогда боялась всего, что с ней случилось. У меня в руках оказалось письмо Кристины, относящееся к событиям того времени. Перечитав его, я пришел к выводу, что Кристина была не просто ошеломлена или даже напугана своим триумфом, – она была в ужасе!

«Я больше не узнаю себя, когда пою!» – пишет она.

Бедная, чистая, милая девочка!

Она нигде не показывалась, и виконт де Шаньи тщетно пытался искать с ней встречи. Он написал ей, прося аудиенции, и уже отчаялся получить ответ, когда однажды утром она прислала ему следующее письмо:

Мсье, я не забыла маленького мальчика, который кинулся в море за моим шарфом. Я не могла не написать Вам об этом сегодня, когда уезжаю в Перрос, ведомая священным долгом. Завтра годовщина смерти моего бедного отца, которого Вы знали и который Вас очень любил. Он похоронен вместе со своей скрипкой там, на кладбище, окружающем маленькую церковь, у подножия холма, где мы детьми так часто играли – у обочины той дороги, где, немного повзрослев, мы с Вами прощались в последний раз.

Прочитав письмо, Рауль тотчас же уточнил железнодорожное расписание, поспешно оделся, написал несколько строк брату и вручил записку камердинеру. Затем вскочил в экипаж, который все же слишком поздно высадил его у вокзала Монпарнаса: виконт не успел на утренний поезд, как рассчитывал.

Рауль провел тоскливый день и вернулся к жизни только ближе к вечеру, когда наконец-то сел в свой вагон. Всю дорогу он перечитывал письмо Кристины, вдыхал его аромат, воскрешал в памяти сладкий образ ее юных лет. Нескончаемую ночь он провел в лихорадочном сне, от начала и до конца заполненном Кристиной Даэ. Уже начинался рассвет, когда поезд прибыл в Ланьон. Рауль подбежал к дилижансу до Перрос-Гирека – он оказался единственным пассажиром.

Расспросив кучера, виконт узнал, что накануне вечером молодая женщина, по виду парижанка, приехала в Перрос и остановилась в гостинице «Заходящее солнце». Это могла быть только Кристина. Рауль глубоко вздохнул. Теперь он сможет поговорить с Кристиной спокойно наедине. От нахлынувших чувств у него перехватывало дыхание. Этот большой ребенок, объехавший весь мир, оставался чистым душой, как девственница, которая никогда не покидала дом матери.

По дороге он с нежностью вспоминал историю жизни маленькой шведской певицы. Многие детали ее биографии до сих пор неизвестны публике.

В небольшом шведском поселке неподалеку от Упсалы жил один крестьянин вместе с семьей. Он возделывал землю, работая всю неделю, а по воскресеньям пел в церковном хоре. У этого крестьянина росла маленькая девочка, которую он обучил нотной грамоте раньше, чем чтению. Отец Даэ был великим музыкантом, возможно, не подозревая об этом. Он играл на скрипке и считался лучшим скрипачом во всей Скандинавии. Слава о нем широко распространилась, и отовсюду его звали играть на свадьбах и праздниках.

Мать девочки умерла, когда Кристине пошел шестой год. Вскоре отец, любивший только свою дочь и музыку, продал участок земли и отправился на поиски счастья в Упсалу. Но нашел там лишь страдания и бедность.

Поэтому он вернулся в родные места, где, переходя от ярмарки к ярмарке, играл свои скандинавские мелодии, а его дочь, которая никогда не расставалась с ним, пела под аккомпанемент отцовской скрипки. Однажды на ярмарке в Лимби их услышал профессор Валериус и пригласил обоих в Гетеборг. Он утверждал, что отец – лучший скрипач в мире, а его дочь имеет все шансы стать великой певицей. Профессор обеспечил образование и воспитание ребенка. И всюду девочка очаровывала окружающих красотой, грацией и жаждой к самосовершенствованию. Ее успехи были поразительными.

Профессору Валериусу и его жене потребовалось переехать во Францию, и они увезли Даэ и Кристину с собой. Супруга Валериуса полюбила девочку, как свою дочь. Что касается отца Кристины, то во Франции он начал постепенно чахнуть от тоски по дому. В Париже он никогда ни с кем не встречался. Жил словно во сне, наполняя его музыкой своей скрипки. Целыми днями он сидел, запершись в комнате вместе с дочерью, и было слышно, как он играет что-то протяжно и нежно, а Кристина тихонько напевает. Жена Валериуса иногда приходила послушать их за дверью, тяжело вздыхала, вытирала слезу и на цыпочках уходила. Она тоже тосковала по светлому скандинавскому небу.

Отец Даэ, казалось, оживал только летом, когда они все вместе выезжали на отдых в Перрос-Гирек, в уголок Бретани, который тогда был почти неизвестен парижанам. Даэ любил там подолгу смотреть на море, напоминавшее ему родину. Часто, сидя на берегу, он играл свои самые грустные мелодии – и утверждал, что море смолкает, чтобы их послушать. Он настойчиво умолял жену профессора позволить ему играть, как когда-то раньше, во время проведения религиозных шествий и деревенских праздников, и та наконец согласилась.

Теперь он брал с собой дочь и уезжал со своей скрипкой, проводя по нескольку дней среди простых людей. Крестьяне не уставали их слушать. Музыкант и маленькая певица бесплатно выступали в маленьких деревушках и ночевали в сараях, отказываясь от кровати в гостинице и тесно прижимаясь друг к другу на соломе, как в те времена, когда они были так бедны в Швеции.

Крестьяне не понимали, почему так странно вел себя этот прилично одетый скрипач, бродивший по дорогам в сопровождении прекрасного ребенка, голос которого напоминал пение небесного ангела. И люди тоже следовали за музыкантами из деревни в деревню.

Однажды мальчик, приехавший из Парижа с чопорной гувернанткой, заставил ее проделать долгий путь, потому что был восхищен маленькой девочкой, чей нежный и чистый голос, казалось, наложил на него чары. Мальчик с гувернанткой добрались до края бухты, которую до сих пор называют Трестрау. В те времена в этом месте было только небо, море и золотой песчаный берег. Внезапно порыв сильного ветра унес шарф гуляющей по пляжу Кристины. Кристина вскрикнула и протянула руки, но шарф уже качался далеко на волнах. И тут девочка услышала голос, который говорил ей:

– Не беспокойся, я достану твой шарф.

И она увидела мальчика, который бежал в море, несмотря на возмущенные крики и протесты строгой дамы в черном. Мальчик бросился в воду прямо в одежде, поймал и принес Кристине ее шарф. И мальчик, и шарф, конечно, промокли насквозь! Дама в черном никак не могла успокоиться, но Кристина рассмеялась от всей души и поцеловала отважного юного кавалера. Этим мальчиком и был виконт Рауль де Шаньи. В то время он жил со своей тетушкой в Ланьоне.

Тем летом Кристина и Рауль виделись почти каждый день и играли вместе. По просьбе тети Рауля, переданной через профессора Валериуса, добрый Даэ согласился давать уроки игры на скрипке юному виконту. Так Рауль научился любить те же мелодии, которые все детство окружали Кристину.

Их души оказались похожими – мечтательными и романтичными. Оба любили волшебные истории, старые бретонские сказки. Главным их развлечением стало ходить, словно нищие, от дома к дому и просить жителей:

– Мадам (или добрый мой господин), не могли бы вы рассказать нам какую-нибудь небольшую историю?

Редко кто им отказывал. Разве есть в Бретони хоть один старик или старуха, которые ни разу в жизни не видели танцующих фей и гномов на вересковых пустошах при лунном свете?

Но самым чудесным временем для детей были вечера, когда в сумерках, в великом покое приближающейся ночи, солнце опускалось в море. Отец Даэ садился рядом с ними у обочины дороги и рассказывал вполголоса, словно боясь спугнуть прилетевших духов, прекрасные, веселые или страшные легенды своей северной страны. Иногда они были красивы, как сказки Андерсена, иногда печальны, как стихи великого поэта Рунеберга. Когда Даэ замолкал, дети тотчас просили:

– Еще!

Одна из историй начиналась так:

Однажды король сидел в маленькой лодке у берега одного из тех тихих и глубоких озер, которые открываются, как сияющие глаза, среди гор Норвегии…

А вот другая:

Маленькая Лотта думала обо всем – и ни о чем. Словно летняя птица, она парила в золотых лучах солнца, украсив светлые локоны венком из весенних цветов. Ее душа была такой же ясной и небесной, как и взгляд. Она нежно любила мать и была преданна своей кукле. Лотта тщательно следила за чистотой платьица, красных туфелек и скрипки. Но больше всего ей нравилось, засыпая, слушать Ангела музыки.

Пока Даэ говорил, Рауль как зачарованный смотрел на голубые глаза и золотистые волосы Кристины. А Кристина думала, как приятно, должно быть, малышке Лотте было засыпать под пение Ангела музыки. Почти ни одна история Даэ не обходилась без участия Ангела музыки, и дети все время расспрашивали про этого Ангела. Отец Кристины утверждал, что всех великих музыкантов и композиторов хотя бы раз в жизни посещает Ангел музыки. Иногда этот Ангел склоняется над их колыбелью, как это случилось с маленькой Лоттой, – именно так появляются маленькие вундеркинды, которые в шесть лет играют на скрипке лучше, чем иные в пятьдесят, что, согласитесь, совершенно необычно. Иногда Ангел приходит намного позже – если дети неразумны, не хотят учиться и пренебрегают своими способностями. К некоторым Ангел не приходит никогда – к тем, у кого злое сердце и совесть нечиста.

Ангела нельзя увидеть, но его слышат те, кому это предначертано. Такое обычно случается в те моменты, когда меньше всего этого ожидаешь, когда грустно и одиноко. Тогда ухо острее воспринимает небесную гармонию и божественный голос, и человек запоминает их на всю жизнь. В сердцах людей, которых посетил Ангел, остается внутренний огонь. Они испытывают трепет, недоступный простым смертным. И у них появляется дар: как только они прикасаются к инструменту или запевают мелодию, начинает звучать музыка такой красоты, что перед ней меркнут все остальные звуки. Другие называют таких людей гениями.

Маленькая Кристина спросила отца, слышал ли он Ангела. Но отец Даэ печально покачал головой, затем его взгляд просиял – он посмотрел на дочь и сказал:

– Но ты, дитя мое, когда-нибудь услышишь его! Когда я окажусь на небесах, я пришлю его тебе, обещаю!

В то время отца Кристины уже начинали мучить приступы сильного кашля.

Наступила осень, которая разлучила Рауля и Кристину.

Три года спустя, уже будучи молодыми людьми, они встретились снова. Это опять случилось в Перросе, и у Рауля от встречи осталось глубокое впечатление. Профессор Валериус к тому времени умер, но его жена осталась во Франции, занимаясь финансовыми делами. Она жила вместе с милыми ее сердцу Даэ и его дочерью, которые продолжали петь и играть на скрипке, увлекая романтическими мечтами свою дорогую благодетельницу. Казалось, всех троих не интересовало ничего, кроме музыки.

Молодой человек случайно приехал в Перрос и тотчас же поспешил в дом, в котором когда-то жила его подруга. Старик Даэ встал со своего места со слезами на глазах и поцеловал его, сказав, что они сохранили о нем верную память. Действительно, почти не проходило дня, чтобы Кристина не заговорила о Рауле.

Дверь отворилась, и вошла очаровательная девушка, неся на подносе дымящийся чай для отца. Она узнала Рауля и поставила сервиз на столик. Легкий румянец окрасил ее милое лицо. В нерешительности она стояла, ничего не говоря. Отец смотрел на них обоих. Рауль подошел к девушке и приветствовал ее поцелуем, которого она не смогла избежать. Она задала ему несколько общих вежливых вопросов и, решив, что исполнила свой долг радушной хозяйки, забрала поднос и вышла из комнаты.

После этого она укрылась на скамейке в уединении сада. В ее девичьем сердце вспыхнули чувства, которых она раньше не испытывала. Вскоре ее нашел Рауль, и они проговорили до вечера. Оба пребывали в сильном смущении. Они совершенно изменились и словно узнавали друг друга заново. Осторожничая, будто дипломаты, молодые люди рассказывали друг другу вещи, которые не имели никакого отношения к их зарождающимся чувствам. Когда они расстались на обочине дороги, Рауль сказал Кристине, крепко поцеловав ее дрожащую руку:

– Мадемуазель, я никогда вас не забуду!

И он ушел, сожалея об этих дерзких словах, потому что хорошо знал, что Кристина Даэ не может быть женой виконта де Шаньи.

Что касается Кристины, она пошла к отцу и сказала ему:

– Тебе не кажется, что Рауль уже не такой славный, как раньше? Мне он больше не нравится!

И она постаралась больше не думать о нем. Девушка изо всех сил погрузилась в свои занятия, которые занимали все ее время. Успехи Кристины были поистине замечательными. Те, кто слушал ее, предсказывали, что она станет одной из лучших певиц в мире.

Но потом умер ее отец. И она, казалось, потеряла вместе с ним свой голос, свою душу и свой гений. Оставшегося ей хватило, чтобы поступить в консерваторию, но и только. Она ничем не отличалась от других, без энтузиазма посещала занятия и получила награду лишь для того, чтобы порадовать старую жену профессора Валериуса, с которой продолжала жить. Когда Рауль снова увидел Кристину в Опере, он был очарован красотой молодой девушки, в нем вновь ожили нежные образы былых времен, но его поразила перемена в ней. Она выглядела отрешенной. Он приходил, чтобы послушать ее, следил за ней за кулисами, ждал ее у гардеробной, пытался привлечь ее внимание. Не раз он провожал девушку до порога гримерной, но она его не видела. Кристина будто ничего не замечала вокруг. Она была олицетворением безразличия. Рауль страдал, его тянуло к ней; робкий, он не смел признаться себе в том, что любит ее. А потом наступил торжественный вечер – и ее триумф оглушил Рауля подобно удару грома: разверзлись небеса, и голос ангела зазвучал на земле, чтобы порадовать людей и покорить их сердца…

А после этого… После этого за дверью раздался этот мужской голос:

– Вы должны любить меня!

Но в гримерке никого не оказалось…

Почему, открыв глаза, она рассмеялась, когда он сказал «я тот маленький мальчик, который когда-то отправился в море искать ваш шарф»?

Почему она не узнала его? И почему написала теперь?

Какой долгий путь… Вот этот берег – длинный и пологий… Вот распятие возле дороги… Вот торфяное болото, вересковая пустошь – неподвижный пейзаж под белым небом. Стекла в карете дребезжали, грозя растрескаться. Экипаж издавал много шума, но так медленно продвигался вперед! Рауль узнавал соломенные крыши хижин… Изгороди, насыпи, деревья вдоль дороги… Приближался последний поворот, за ним оставалось немного спуститься вниз – и будет море… Широкий залив Перрос…

Итак, Кристина остановилась в гостинице «Заходящее солнце» – единственное здесь место для ночлега, другого нет. И к тому же оно вполне приличное. Рауль помнил, как в свое время там рассказывали прекрасные истории! Его сердце забилось сильнее! Что она скажет, увидев его?

Первый человек, которого он встретил, войдя в фойе старой гостиницы, – матушка Трикард. Она сразу узнала виконта, тепло поприветствовала и спросила, что его привело сюда. Рауль покраснел и ответил, что приехал по делу в Ланьон и зашел повидаться. Матушка Трикард предложила ему позавтракать, но он пока отказался.

Казалось, он ждет чего-то или кого-то. В это время дверь отворилась, и он вскочил на ноги. Рауль не ошибся: это она! Кристина стояла перед ним, улыбаясь, нисколько не удивленная. Ее лицо было свежим, а щеки – розовыми, как клубника в тенистых зарослях. Частое дыхание говорило от том, что она быстро шла. Ее грудь, заключавшая в себе искреннее сердце, мягко вздымалась. Ясные глаза, словно прозрачные бледно-лазурные зеркала мечтательных озер далекого Севера, отражали ее светлую и чистую душу. Меховая шубка облегала гибкую талию, подчеркивая стройные линии молодого, полного грации тела.

Рауль и Кристина долго смотрели друг на друга. Матушка Трикард улыбнулась и тактично удалилась. Кристина наконец заговорила:

– Вы пришли, и меня это не удивляет. У меня было предчувствие, что я встречу вас здесь, в этой гостинице, когда вернусь со службы… Мне даже сообщили в церкви о вашем приезде.

– Кто сообщил? – удивился Рауль, беря в свои руки маленькую ладонь Кристины, которую та не отнимала у него.

– Мой бедный отец, мой бедный умерший отец.

Они немного помолчали. Затем Рауль спросил:

– А ваш отец не сказал вам, что я люблю вас, Кристина, и не могу без вас жить?

Кристина покраснела до самых корней волос и отвела взгляд, а потом проговорила дрожащим голосом:

– Меня? Вы сошли с ума, мой друг.

И она засмеялась, чтобы дать понять, насколько все это забавно.

– Не смейтесь, Кристина, я говорю серьезно.

Она заметила, помрачнев:

– Я не приглашала вас приезжать сюда, тем более, чтобы выслушивать от вас подобные вещи.

– Нет, Кристина, вы именно пригласили меня. Вы ведь знали, что ваше письмо не оставит меня равнодушным и что я помчусь в Перрос. Но как бы вы могли знать об этом, если бы не догадывались, что я вас люблю?

– Я просто подумала, что вы вспомните игры нашего детства, в которых так часто участвовал и мой отец. Хотя, если честно, я и сама не совсем понимаю, о чем я думала… Наверное, не стоило писать вам… Но ваше внезапное появление тем вечером в моей гримерной перенесло меня далеко-далеко в прошлое, и я написала вам, вновь почувствовав себя маленькой девочкой, которой была когда-то… которая в минуту печали и одиночества надеялась опять увидеть рядом близкого друга…

И снова несколько мгновений они молчали.

Что-то в поведении Кристины казалось Раулю неестественным, хотя он не мог понять, что именно. Однако он не чувствовал в ней враждебности – совсем нет… Печальная нежность в ее глазах достаточно ясно говорила ему об обратном. Но почему в ней столько печали?..

Неопределенность ставила молодого человека в тупик и уже начала вызывать раздражение.

– Кристина, скажите, до того, как вы увидели меня в гримерной, вы ведь замечали меня в театре?

Не умея по-настоящему лгать, девушка призналась:

– Замечала. Я видела вас несколько раз в ложе вашего брата. И за кулисами тоже…

– Я так и думал! – воскликнул Рауль, нахмурившись. – Но почему же тогда, в гримерной, когда я, стоя на коленях, целовал вам руку… Почему вы не признали меня? И почему вы рассмеялись?

Тон этих вопросов оказался настолько суров, что Кристина удивленно посмотрела на Рауля и не ответила ему. Молодой человек и сам был ошеломлен этой внезапной ссорой, развязать которую он осмелился в тот самый момент, когда пообещал себе, что будет говорить Кристине лишь слова нежности и любви. Так мог бы разговаривать муж или любовник, предъявляющий претензии жене или подруге, которая обидела его. Рауль уже сердился за свое глупое поведение, но не нашел другого выхода из этой нелепой ситуации, кроме как упорствовать дальше, показывая себя еще более отвратительным.

– Вы мне не отвечаете! – жалким и злым голосом продолжил он. – Что ж, я отвечу за вас! Дело в том, что некто в вашей гримерной смущал вас, Кристина! Кто-то, кому вы не хотели показывать, что можете проявлять интерес к другому человеку, кроме него!..

– Если меня кто-то и смущал в тот вечер, мой друг, – прервала его Кристина ледяным тоном, – так это были вы, потому что именно вас я попросила удалиться!..

– Да!.. Чтобы остаться с другим!..

– Что вы имеете в виду? – в сильном волнении спросила Кристина… – О ком вы говорите?

– О том, кому вы сказали: «Я пою только для вас! Сегодня вечером я отдала вам свою душу – и теперь словно умерла».

Кристина схватила руку Рауля с такой силой, которую нельзя было бы заподозрить в этом хрупком существе.

– Значит, вы подслушивали за дверью?

– Да! Потому что я люблю вас… И я все слышал.

– И что же вы слышали? – и девушка, опять став странно спокойной, отпустила руку Рауля.

– Я слышал слова: «Вы должны любить меня!»

При этих словах мертвенная бледность разлилась по лицу Кристины, ее глаза расширились… Она пошатнулась и, казалось, вот-вот упадет. Рауль подался вперед, подставляя руки, но Кристина уже преодолела мимолетную слабость и проговорила еле слышным голосом:

– Продолжайте! Пожалуйста, продолжайте, расскажите мне все, что слышали!

Рауль медлил, озадаченный реакцией девушки.

– Продолжайте же! – повторила Кристина. – Вы же прекрасно видите: мне жизненно необходимо это узнать!..

– Когда вы сказали, что отдали ему свою душу, он ответил: «Ваша душа прекрасна, дитя мое. Я так благодарен вам. Ни один император не получил такого подарка! Ангелы плакали сегодня вечером…»

Кристина прижала руку к груди и уставилась на Рауля в неописуемом ужасе. Ее неподвижный взгляд казался почти безумным и привел молодого человека в полное замешательство. Потом глаза Кристины увлажнились, и по ее щекам цвета слоновой кости покатились, словно жемчужины, две тяжелые слезы…

– Кристина!..

– Рауль!..

Молодой человек вновь протянул к ней руки, но она выскользнула из его объятий и убежала в необъяснимом смятении.

Кристина заперлась в своей комнате. Тем временем Рауль подвергал себя тысяче упреков за произнесенные грубые, жестокие слова. Но и ревность не оставляла его, продолжая бурлить в пылающих венах.

Если девушка так реагирует на то, что ее секрет раскрыт, значит, это очень важный секрет! Однако Рауль, несмотря на услышанное, не сомневался в чистоте Кристины. Он знал, какая безупречная у нее репутация, и был не настолько наивен, чтобы не понимать, что красивой молодой певице не так уж редко приходится выслушивать слова любви. Правда, она ответила незнакомцу в тот вечер, что отдала ему свою душу, но, возможно, она имела в виду пение и музыку? Но так ли это? Тогда почему же она была так взволнована сейчас?

Рауль чувствовал себя таким несчастным! Если бы он только встретил того человека, то потребовал бы объяснений!

Почему Кристина убежала? Почему заперлась и не спускается вниз?

Обедать он не стал. Чрезвычайно расстроенный тем, что не оправдались его надежды провести время с Кристиной, он задавался вопросами. Почему она не хочет побродить вместе с ним по местам, с которыми у них связано так много общих воспоминаний? И почему она, закончив дела в Перросе, не возвращается обратно в Париж? Ведь, насколько Рауль знал, она заказала службу за упокой своего отца и провела долгие часы в молитве в маленькой церкви и на его могиле. Больше у нее здесь не было никаких дел.

Печальный, обескураженный, Рауль направился к кладбищу, окружавшему церковь. Он бродил в одиночестве среди могил, разглядывая надписи, пока не добрался до участка позади апсиды[23]. Его внимание привлекла могила, украшенная яркими цветами, рассыпанными по граниту надгробия и земле, припорошенной снегом. Их аромат наполнял зимний бретонский воздух. Это были чудесные красные розы, которые выглядели так, словно этим утром выросли на снегу – островки жизни в царстве мертвых. Ибо смерть царила здесь повсюду. Ею была переполнена земля, которая укрывала усопших. Груды скелетов и черепов громоздились у церковной стены, удерживаемые лишь тонкой проволочной сеткой, которая оставляла открытым взору эту жуткую картину. Головы мертвецов, сложенные, выстроенные в ряд, как кирпичи, скрепленные в промежутках чисто выбеленными крепкими костями, казалось, составляли основание, на котором были возведены стены ризницы. Подобные нагромождения костей сохранились во многих старых бретонских церквях.

Рауль помолился за старика Даэ, а затем, окончательно упав духом от оскалов смерти, присущих мертвым, покинул кладбище, поднялся по склону холма и сел на краю пустоши, возвышающейся над морем. Ветер злобно носился над волнами, разгоняя скудные и робкие остатки дневного света, которые сдавались и отступали, оставляя лишь багровый след на горизонте. Потом ветер затих. Наступал вечер.

Рауля окутали ледяные тени, но он не чувствовал холода. Его мысли блуждали по вересковым пустошам и торфяным болотам, бередившим воспоминания. Именно сюда, на этот берег, с наступлением темноты он часто приходил вместе с маленькой Кристиной, чтобы посмотреть, танцуют ли домовые при свете восходящей луны. Что касается его, он никогда не видел их, хотя имел хорошее зрение. Кристина, которая, напротив, была немного близорукой, утверждала, что видела домовых много раз. Он улыбнулся при этой мысли, а потом вздрогнул, заметив вдруг фигуру, беззвучно появившуюся рядом с ним. Нежный голос произнес:

– Вы верите, что домовые придут сегодня вечером?

Это была Кристина. Он хотел что-то ответить, но она прикрыла ему рот рукой в перчатке.

– Послушайте меня, Рауль. Я решилась сказать вам кое-что серьезное, очень серьезное!

Ее голос дрожал. Рауль молча ждал.

Она, видимо, собиралась с мыслями.

– Рауль, вы помните легенду об Ангеле музыки?

– Конечно помню! – отозвался он. – Думаю, что именно здесь ваш отец впервые рассказал нам об этом.

– Здесь он также сказал мне: «Когда я окажусь на небесах, я пришлю его тебе, обещаю!» Ну что ж! Рауль, мой отец на небесах, а меня посетил Ангел музыки.

– Я в этом не сомневаюсь, – серьезно ответил молодой человек, поскольку решил, что его благочестивая подруга соотнесла воспоминание об отце с блеском своего последнего триумфа.

Кристина, казалось, была слегка обескуражена тем хладнокровием, с которым виконт де Шаньи воспринял сказанное.

– Как вы об этом догадались, Рауль? – спросила она, наклоняя бледное лицо так близко к лицу молодого человека, что тот мог бы подумать, будто Кристина собирается поцеловать его. Но она хотела только заглянуть ему в глаза в темноте.

– Я полагаю, ни одно человеческое существо не может петь так, как вы пели тем вечером, без невероятного чуда, без небесного вмешательства, – сказал он. – Ни один учитель на земле не мог бы научить вас подобным звукам. Вас посетил Ангел музыки, Кристина, без сомнения.

– Да, в моей гримерной, – торжественно произнесла она. – Именно туда он приходит ко мне ежедневно, чтобы давать уроки.

Тон, которым она это произнесла, был настолько проникновенным и необычным, что Рауль посмотрел на нее с беспокойством, как смотрят на человека, который говорит глупости или описывает безумное видение и верит в него всеми силами своего бедного больного разума. Но она сделала шаг назад, в темноту, и теперь стояла неподвижной тенью в ночи.

– В вашей гримерной? – бессмысленным эхом повторил он.

– Да, именно там я его слышала. И я не одна, кто его слышал…

– Кто же еще его слышал, Кристина?

– Вы, мой друг.

– Я? Я слышал Ангела музыки?

– Да, он разговаривал со мной тем вечером, когда вы подслушивали за дверью. Именно он сказал мне: «Вы должны любить меня!» Но мне казалось, я единственная, кто может слышать его голос. Теперь вы можете представить мое изумление, когда сегодня утром я узнала, что вы тоже способны его слышать…

Рауль расхохотался. И в этот момент ночь рассеялась над пустошью и луна осветила молодых людей. Кристина резко повернулась к Раулю. Ее глаза, обычно такие нежные, метали молнии.

– Почему вы смеетесь? Может быть, вы считаете, что слышали голос обычного мужчины?

– Конечно! – ответил молодой человек, мысли которого начали путаться под натиском Кристины.

– И это вы, Рауль, вы говорите мне такое? Вы, друг моего детства! Друг моего отца! Я вас больше не узнаю! Но во что же вы тогда верите? Я честная девушка, мсье виконт де Шаньи, и не запираюсь в гримерной наедине с мужчиной. И если бы вы открыли дверь, то обнаружили бы, что там никого нет!

– Это правда! Когда вы ушли, я действительно открыл дверь и никого не нашел в гримерной…

– Вот видите!..

Рауль призвал на помощь все свое мужество.

– Кристина, мне кажется, вас кто-то разыграл…

Тут девушка вскрикнула, отшатнулась и побежала прочь. Он кинулся за ней, но она бросила ему яростные слова:

– Пустите меня! Оставьте меня в покое!

И исчезла в темноте.

Рауль вернулся в гостиницу усталый, обескураженный и грустный.

Он узнал, что Кристина только что поднялась к себе в комнату, заявив, что к ужину не спустится. Молодой человек спросил, не больна ли она. Добрая хозяйка гостиницы ответила ему с улыбкой, что если девушка и больна, то ее легко вылечить. Она сразу поняла, что двое влюбленных поссорились, и ушла, пожимая плечами и тихонько ворча себе под нос, выражая сожаление по поводу легкомыслия молодых людей, которые тратят впустую драгоценное время, отпущенное им милосердным Богом на земле.

Рауль поужинал в одиночестве, сидя у камина, как вы можете догадаться, в очень мрачном настроении. Поднявшись в свою комнату, он попытался читать, затем лег в постель, но так и не смог заснуть. В соседней комнате не было слышно ни звука. Что делала Кристина? Спала ли она? А если не спала, о чем думала? А о чем думал он? Рауль и сам не мог бы сказать… Странный разговор с Кристиной совершенно его смутил!.. Он думал сейчас не столько о Кристине, сколько о том, что происходило вокруг нее. И оно казалось таким расплывчатым, таким туманным и неуловимым, что Рауль испытывал тревогу и подспудное беспокойство.

Время тянулось невыносимо медленно; было уже одиннадцать с половиной вечера, когда он отчетливо услышал шаги в соседней комнате – легкие, тихие шаги. Значит, Кристина еще не спит? Почти не сознавая, что делает, молодой человек поспешно оделся, стараясь не шуметь. И, готовый ко всему, стал ждать. Готовый к чему? Рауль не знал, что и предположить.

Его сердце екнуло, когда он услышал, как дверь комнаты Кристины тихонько скрипнула. Куда она направлялась в этот час, здесь, в Перросе? Рауль осторожно открыл дверь и в лунном свете увидел белую фигуру Кристины, украдкой скользнувшую по коридору. Она добралась до лестницы, спустилась вниз, и он, последовав за ней, перегнулся через перила. Внезапно Рауль услышал два голоса и разобрал фразу: «Не потеряйте ключ», – это говорила хозяйка. Внизу открылась дверь, выходящая к морю, и снова закрылась. Наступила тишина. Рауль тотчас вернулся к себе, подбежал к окну и открыл его. Белая фигура Кристины стояла на пустынном берегу.

Второй этаж гостиницы «Заходящее солнце» был не особенно высоким. Дерево возле стены, приветливо протянувшее ветви к нетерпеливым рукам Рауля, позволило молодому человеку выбраться на улицу незаметно для хозяйки.

Каково же было изумление доброй матушки Трикард, когда на следующее утро ей в гостиницу принесли почти обледеневшего молодого человека, скорее мертвого, чем живого, и она узнала, что его нашли распростертым на ступеньках главного алтаря маленькой церкви Перроса. Женщина побежала сообщить эту новость Кристине, которая поспешно спустилась вниз и с помощью хозяйки принялась приводить Рауля в чувство. Наконец он открыл глаза и стал возвращаться к жизни, увидев над собой очаровательное лицо своей возлюбленной.

Так что же произошло? Несколько недель спустя, когда трагические события в Опере потребовали вмешательства прокурора, комиссар полиции Мифруа имел возможность допросить виконта де Шаньи о событиях той ночи в Перросе. Вот его свидетельские показания, дословно записанные стенографистом и приложенные к материалам расследования.

Вопрос. Мадемуазель Даэ видела, как вы выбирались из своей комнаты тем необычным способом, который вы выбрали?

Ответ. Нет, мсье, нет, нет. Однако я подошел к ней, не скрываясь, не пытаясь приглушить звук шагов. Тогда я молил Бога только об одном: чтобы она повернулась, увидела меня и узнала. Потому что прекрасно понимал, что веду себя неподобающим образом, недостойным дворянина. Но она словно не слышала меня… Она тихо покинула берег и быстро пошла вверх по дороге. Церковные часы пробили без четверти полночь, и мне показалось, что этот звук подстегнул ее, потому что она почти побежала. Так она дошла до ворот кладбища.

В. Были ли ворота кладбища открыты?

О. Да, мсье, и это меня озадачило, но, похоже, нисколько не удивило мадемуазель Даэ.

В. На кладбище был кто-нибудь?

О. Я никого не увидел. Если бы там кто-то находился, я бы его заметил. Луна была очень яркой, а снег, покрывавший землю, отражал ее свет, делая ночь еще светлее.

В. Разве он не мог спрятаться за надгробными камнями?

О. Нет, мсье. Там очень маленькие надгробия, они просто утопали в снегу, и кресты поднимались практически прямо из земли. Единственные тени отбрасывали только эти кресты и мы. Церковь выглядела ослепительной. Я никогда не видел такой ясной ночи. Было очень красиво, очень светло и очень холодно. Я раньше не бывал ночью на кладбищах и не знал, что там можно увидеть подобный удивительный свет.

В. Вы суеверны?

О. Нет, мсье, я христианин.

В. В каком вы были состоянии?

О. Я был совершенно здоров и довольно спокоен. Конечно, необычная ночная прогулка мадемуазель Даэ сначала меня встревожила; но когда я увидел, что девушка отправилась на кладбище, то подумал, что она пошла туда, намереваясь исполнить какой-то обет на отцовской могиле, – учитывая ее любовь к отцу. Я нашел это настолько естественным, что перестал волноваться. Меня удивляло только то, что она так и не услышала, как я иду за ней, хотя снег громко хрустел под ногами. Наверное, она была целиком поглощена благочестивыми мыслями. Я решил больше не беспокоить ее, и, когда она добралась до могилы отца, остался в нескольких шагах позади. Она опустилась на колени в снегу, осенила себя крестным знамением и начала молиться. В это время пробило полночь. Двенадцатый удар все еще звучал у меня в ушах, когда неожиданно я увидел, как девушка подняла голову; ее взгляд устремился на небесный свод, руки потянулись к ночному сиянию. Она словно впала в транс. Я все еще задавался вопросом, что послужило причиной подобного внезапного экстаза, озираясь вокруг, когда все мое существо замерло, и я вдруг услышал музыку. Кто-то невидимый, незримый играл на скрипке. И какая это была музыка! Мы ее знали! Мы с Кристиной слышали ее в детстве. Но никогда еще скрипка отца Даэ не воспроизводила мелодию с таким божественным искусством! Я вспомнил все, что Кристина рассказала мне об Ангеле музыки. Я не видел ни инструмента, ни смычка, ни скрипача и мог воспринимать только те незабываемые звуки, которые, казалось, лились с неба. О, я знал эту восхитительную мелодию. Это «Воскрешение Лазаря», которое отец Даэ играл нам, когда бывал опечален. Ангел Кристины, если бы он существовал, не смог бы сыграть лучше. Призыв Иисуса словно поднял нас над землей, и я почти ожидал увидеть, как воспарит камень с могилы отца Кристины. Еще мне пришла в голову мысль, что Даэ был похоронен вместе со своей скрипкой… Хотя, по правде говоря, я не знаю, как далеко меня могло бы завести воображение в эти удивительные и странные мгновения на том маленьком провинциальном кладбище, рядом с мертвыми черепами, которые смеялись над нами во всю ширь своих обнаженных челюстей… Но музыка прекратилась, и я пришел в себя. Мне показалось, что музыка звучала со стороны груды костей и черепов.

В. Значит, вам показалось, что звуки музыки шли от груды костей и черепов?

О. Да, и теперь мне чудилось, что мертвые головы хохочут надо мной, и я не мог не содрогнуться.

В. А вам не пришло в голову, что за кучей костей может скрываться тот небесный музыкант, который только что очаровал вас?

О. Мне это не просто пришло в голову – эта настойчивая мысль настолько завладела мной, что я уже больше не думал ни о чем, кроме этого, мсье комиссар. Я даже забыл о мадемуазель Даэ, которая поднялась с колен и тихо вышла через ворота кладбища. Она была так погружена в себя – неудивительно, что она не заметила меня. Я не двигался с места, устремив взгляд на склеп, решив довести свою невероятную авантюру до конца и узнать, что происходит на самом деле.

В. И как же случилось, что утром вас нашли полумертвым на ступенях главного алтаря?

О. Все произошло очень быстро… Одна мертвая голова скатилась к моим ногам… Затем еще одна… Потом еще одна… Я словно стал мишенью для зловещей игры в шары. Мне подумалось, что наш неведомый музыкант неловким движением разрушил сооружение из костей, за которым скрывался. Это предположение показалось мне еще более разумным, когда вдоль ярко освещенной стены ризницы скользнула тень… Я бросился вперед. Тень уже открыла дверь и вошла в церковь. Я успел схватить незнакомца за край плаща. В этот момент мы оба стояли перед главным алтарем, и лунный свет сквозь большое витражное стекло апсиды падал прямо на нас. Поскольку я не выпускал плащ, тень обернулась, и я увидел так же ясно, как вижу вас, мсье, ужасную мертвую голову, в глазницах которой горел адский огонь. Я думал, что передо мной сам Сатана. И мое сердце, похоже, не выдержало, ибо я больше ничего не помню до того момента, когда очнулся в гостинице «Заходящее солнце».