Читать книгу Три поколения. Художественная автобиография (первая половина ХХ века) - Гавриил Яковлевич Кротов - Страница 14

– Всё как-то не по-людски ты, Яша, делаешь. Говорить, да судить о нас люди будут.

– Пусть судят. Посудят, посудят, да на каторгу не сошлют.

Но ошибся Яков.

Он предполагал построить свою жизнь по образцам, прочитанным в книгах, по беседам своего учителя. Но их ждала каторга, убивающая лучшие человеческие чувства.

Молодые поселились в горнице, которая была мастерской Якова. Тут же был поставлен стол и небывалое в селе – кровать с простынями, подушками, тогда как обычно спали на полатях вповалку. Горница была чисто убрана.

Еще задолго до приезда молодой готовил Яков горницу. Мать, наблюдая хлопоты сына, ревниво ворчала:

– Значит, вроде как барыню привезёшь? Может, нам и заходить сюда не дозволит твоя краля?

– Брось, матушка, просто вам мешать не хочу. Об одном прошу: не обижай Клавдю. Ведь сама ты горя натерпелась, должна сочувствовать.

– Так, так, натерпелась от мужа, так ещё от барыни терпеть придётся.

Она ушла, плюнув и хлопнув дверью.

Приехав после свадьбы, Яков привёл Клавдю в горницу. Клавдя скинула зипун и не знала, что ей делать.

– Вот наша горница, Клаша.

– Хорошо у тебя, Яша.

– Не у меня, а у нас, Клашуня.

Яков схватил Клавдю на руки, и закружил её по комнате. Но тут приехали отец и мать. Долго возились во дворе, прибирая скотину, определяя место приведённому скоту. Потом втаскивали сундуки, носили холсты, берда, новины. Яков вышел помочь отцу, но он кинулся на него с кнутом. Яков схватил его за отворот зипуна и произнес спокойно и решительно:

– Будя, батя, не замай. Не тронь ни меня, ни Клашу, а то, свят бог, доведёшь до греха.

Слабосильный отец не смел связываться с сыном, но затаил зло против снохи. Мать не могла примириться с тем, что свекровь не властна над снохой, что молодая жена Якова будет жить счастливее её. Это чужое счастье не давало ей покоя. В первый же вечер она заявила:

– Матушка-барыня, не в горенке жить ты приехала. На стол приготовить надобно, скот обиходить, воды принести. Не буду я, старуха, на тебя, барыню, работать.

И Клавдя горячо взялась за работу, надеясь трудом сыскать расположение свекрови. Но на каждом шагу она слышала упреки и тихий шёпот: «Порченая… Беспутная…».

В первую ночь она плакала горькими слезами, припав к груди мужа. Яков утешал её. Ласки мужа успокаивали Клавдю. Она была счастлива его любовью, её успокаивала его сила и решимость.

В эту ночь она стала его женой.

Потянулись серые дни. Свекровь ворчала по малейшему поводу, подгоняя сноху. Зимой пала корова. Это несчастье было приписано Клавде, её «дурному глазу».

Только в горнице она встречала ласку и забывала около Якова все горести дневных неурядиц. Но Якову часто приходилось отлучаться на работы, на завод с обозом, на обжиг угля и заготовку дров. В это время жизнь Клавди становилась невыносимой. Как она ни старалась, всюду её встречали упреки – дикие, бессмысленные, тяжёлые, как удары.

Несколько раз Яков просил отца отпустить его с Клавдей на заработки, обещая высылать ему деньги, но отец не давал паспорт.

– Что же, выкормили, вырастили, а теперь, на старости лет, бросить хотите? Ведьма эта тебя подговаривает.

Но вот гроза, пронесшаяся над страной, захватила и глухие села, коснулась и семьи Якова.

Был объявлен рекрутский набор, и Яков попал в солдаты.

Вот уже подводы с новобранцами скрылись за стеной леса, а Клавдя всё ещё билась головой о мёрзлую дорогу. Но вот она почувствовала удар в бок:

– Ну, будя вылеживаться, корова. Домой ступай. Рабить кто за тебя будет?

Сдерживая рыдания, Клавдя давала скоту корм. Но слёзы хлынули, когда она начала доить коров. Подоив, она с трудом поднялась и, припав на спину корове, завыла и дала волю слезам. Закончив уборку по дому, она вошла в горницу, но здесь всё изменилось: на кровати в лаптях и зипуне лежал пьяный свёкор, а свекровь поила тёплым молоком сосунка-телёнка, привязанного к Яшиному верстаку.

– Ну, матушка-барыня, можешь на полати лечь. Будя, побарствовала.