Читать книгу Львы Аль-Рассана - Гай Гэвриел Кей - Страница 6

После того как в самом начале похода на юг Альвару удалось выбраться из почти катастрофического положения, он стал считать это путешествие самым веселым временем в своей жизни. И неудивительно: он много лет лелеял мечты о нем, а реальность не всегда разрушает юношеские мечты. По крайней мере не сразу.

Будь он по натуре менее рассудительным, он мог бы даже дать больший простор той фантазии, которая ненадолго посетила его, когда они свернули лагерь после рассветной молитвы на их пятое утро к югу от реки Дюрик: ему показалось, что он уже умер и попал, по милости Джада, в рай для воинов, и ему позволено скакать за капитаном Родриго Бельмонте по летним равнинам и степям вечно.

Река осталась далеко позади, так же как стены Карказии. Они миновали огороженные деревянным частоколом крепости Баизу и Лобар, маленькие, едва оперившиеся форпосты в пустоте. Отряд теперь ехал по диким высокогорным пустошам ничейной земли, пыль вздымалась позади, а солнце нещадно жгло их – пятьдесят всадников Джада, отправившихся к сказочным городам ашаритов по приказу короля Вальедо.

А юный Альвар де Пеллино был одним из этих пятидесяти, отобранный после неполного года службы в коннице Эстерена, чтобы сопровождать великого Родриго – самого Капитана – в походе за данью в Аль-Рассан. Воистину, бывают на свете чудеса, и даруются они без объяснений, если только это не ответ бога, скрывающегося за солнцем, на молитвы матери Альвара во время ее паломничества на остров Святой Васки.

Поскольку это было по крайней мере возможно, теперь каждое утро, на рассвете, Альвар обращал свое лицо на восток и благодарил Джада от всего сердца и снова клялся на стали меча, врученного ему отцом, оправдать доверие бога. И Капитана, разумеется.

В армии короля Рамиро было немало молодых всадников. Наездники со всего Вальедо, многие в роскошных латах и на великолепных конях; происхождение некоторых уходило корнями в прошлое, к Древним Людям, которые правили всем полуостровом и называли его Эспераньей. К Древним Людям, которые первыми познали истины бога-солнца и построили прямые дороги. И сейчас почти каждый из юных всадников охотно согласился бы выдержать недельный пост, отказаться от женщин и вина, даже совершить убийство ради возможности учиться у Капитана, находиться под пристальным наблюдением холодных серых глаз Родриго Бельмонте целых три недели. Стать членом его отряда, пусть даже только в этом единственном походе.

Видите ли, человек имеет право мечтать. Три недели могут стать лишь началом, а потом события будут развиваться, мир раскроется, словно очищенный и разделенный на дольки апельсин. Молодой всадник может лежать ночью на попоне и смотреть вверх на яркие звезды, которым поклоняются последователи Ашара. Может воображать, как прорубается сквозь ряды неверных, чтобы спасти самого Капитана от опасности и гибели, как в разгар сражения его замечает сам Родриго, а потом, после победы, он пьет неразбавленное вино рядом с Капитаном и его уважают и дружески приветствуют остальные воины отряда.

Юноша имеет право мечтать, не так ли?

Для Альвара проблема заключалась в том, что такие радостные картины постепенно, под влиянием почти полной ночной тишины или длинных, тяжелых дневных переездов под солнцем бога, уступали место ярким, мучительным воспоминаниям о том, что случилось в то утро, когда они выдвинулись из Эстерена. Особенно воспоминаниям о той минуте, когда юный Альвар де Пеллино, гордость и радость своих родителей и трех сестер, выбрал совершенно неудачное место, чтобы расстегнуть штаны и помочиться, перед тем как отряд сядет на коней.

Это ведь было абсолютно разумным поступком перед дорогой.

Они собрались на рассвете в недавно пристроенном к дворцу в Эстерене дворе. Альвар, у которого голова кружилась от волнения и одновременно от усилий его скрыть, пытался казаться как можно более равнодушным. Он не был по характеру застенчивым или робким юношей, но даже сейчас, в самый момент отъезда, в глубине души боялся, мучимый дурным предчувствием, что если его кто-нибудь заметит – например, Лайн Нунес, старый боевой товарищ Капитана, – то объявит присутствие здесь Альвара явной ошибкой, и его оставят в городе. Разумеется, у него не будет другого выхода, кроме как убить себя, если подобное произойдет.

В закрытом пространстве двора собрались пятьдесят человек со своими лошадьми и навьюченными мулами, поэтому не выделяться в этой сутолоке было нетрудно. Во дворе царила прохлада; это могло обмануть чужого на полуострове человека, например наемника из Фериереса или Валески. Но Альвар знал, что позднее станет очень жарко. Летом всегда жарко. Было шумно, люди сновали туда-сюда с досками, инструментами, катили тачки с кирпичами: король Рамиро расширял свой дворец.

Альвар в двадцатый раз проверил седло и седельные сумки, он старательно избегал встречаться с кем-либо глазами. Он пытался казаться старше своих лет, создать впечатление, будто на него навевает скуку столь заурядный поход, как этот. Но у него хватало ума усомниться, что он может кого-нибудь провести.

Неожиданно во дворе появился граф Гонзалес де Рада, облаченный в красно-черные одежды – даже на рассвете среди лошадей, – и Альвар почувствовал, как его лихорадочное возбуждение возрастает еще больше. Он никогда прежде не видел министра Вальедо так близко. В отряде Родриго внезапно на мгновение воцарилась тишина, а когда суета сборов возобновилась, ее качество слегка изменилось. Альвар ощутил, как в нем шевельнулось неизбежное любопытство, и попытался сурово его подавить.

Он видел, как переглянулись Капитан и Лайн Нунес, заметив появление графа. Родриго отошел немного в сторону от остальных и стал ждать человека, который сменил его на посту министра после коронации короля Рамиро. Адъютанты графа по его приказу остановились, и Гонзалес де Рада приблизился к Капитану один. Он широко улыбался. А Капитан, как заметил Альвар, нет. Стоявший за спиной Родриго Лайн Нунес вдруг отвернулся и демонстративно сплюнул в пыль двора.

Тут Альвар решил, что было бы неприлично наблюдать за ними и дальше, пусть даже краем глаза, как все остальные, делавшие вид, что занимаются своими конями и поклажей. Он твердо сказал себе, что всадника Джада не должны заботить слова и дела больших людей. Альвар благоразумно повернулся спиной к намечающемуся столкновению и пошел в угол двора, чтобы заняться собственным неотложным делом в укромном месте, за фургоном с сеном.

Почему граф Гонзалес де Рада и сэр Родриго Бельмонте предпочли через минуту отойти вместе в тень этого же самого фургона, для Альвара де Пеллино навсегда осталось самой таинственной загадкой в созданном Джадом мире.

Эти два человека, как было известно во всех трех королевствах джадитов Эспераньи, не питали любви друг к другу. Даже самые молодые воины, только что вступившие в армию короля, слышали кое-что из придворных сплетен. Историю о том, как Родриго Бельмонте на коронации короля Рамиро потребовал, чтобы новый король поклялся в непричастности к смерти своего брата, и только после этого согласился принести клятву верности, знал каждый из них. Она была частью легенды о Капитане.

Возможно, это даже правда, цинично шепнул Альвар своим собутыльникам в ту ночь в солдатской таверне. Он уже прославился подобными замечаниями. Хорошо, что он умел драться. Отец не раз предупреждал его еще дома, на ферме, что острый язык в армии Вальедо может стать скорее помехой, чем достоинством.

Какие бы остроумные замечания ни отпускали молодые солдаты, правда заключалась в том, что пусть Родриго Бельмонте и дал клятву верности и король Рамиро принял его в число своих людей, но своим министром новый король назначил Гонзалеса де Раду, хотя Родриго занимал эту должность при покойном короле Раймундо. Следовательно, именно граф Гонзалес формально отвечал, среди прочего, за отбор молодых людей со всего Вальедо на службу в армию короля.

Почти все молодые всадники придерживались мнения, что если хочешь пройти настоящее обучение, то надо сделать все возможное, чтобы отправиться в поход с Капитаном. И если хочешь войти в число элитных солдат полуострова и всего мира, то отдашь деньги, землю, сестер, собственное юное тело любому, кто сможет пристроить тебя в отряд Родриго.

Вот только никто на самом деле не мог пристроить тебя туда, за какую угодно цену. Капитан сам делал свой выбор, часто весьма неожиданный, и его единственным советчиком был старый Лайн Нунес. Лайн явно не интересовался теми наслаждениями, которые могли подарить юные мальчики, а что касается Капитана… ну, сама подобная мысль была почти святотатством, и, кроме того, Миранда Бельмонте д’Альведа была самой прекрасной женщиной на свете. Так утверждали все молодые люди в Эстерене, хотя почти никто из них ее никогда не видел.

Альвар де Пеллино в то утро стоял и мочился на колесо фургона в боковом дворе у дворца в Эстерене и случайно услышал вещи, для его ушей не предназначенные. Он был одним из тех, кто никогда не был знаком с женой Капитана, да и вообще ни с кем не был знаком по-настоящему. Прошло меньше года с того времени, как он покинул ферму на северо-западе. Он все еще не мог поверить, что его возьмут в поход в это утро.

Он услышал шаги и голоса, приближающиеся к дальнему от него краю фургона; это его не слишком встревожило. Возможно, кому-то обязательно нужно было остаться в одиночестве, чтобы опорожнить мочевой пузырь или кишечник; такие долго в армии не задерживались. Но только Альвар успел подумать об этом, как мышцы в его промежности сжал спазм, такой сильный, что совершенно перекрыл струйку жидкости. Он задохнулся, узнав недовольный голос Капитана, а потом понял, что голос второго человека, звучащий, словно медленно текущий мед, принадлежит графу Гонзалесу.

Решение следовало принимать быстро, и Альвар де Пеллино принял, как потом оказалось, неверное решение. Охваченный паникой и неразумным стремлением остаться незамеченным, Альвар чуть не навредил своему здоровью тем, что задержал остатки жидкости и затаился. Он страстно надеялся, что эти двое пришли сюда только для того, чтобы обменяться прощальными любезностями.

– Я мог бы устроить так, что твоих сыновей убьют, а ранчо сожгут, – сказал Гонзалес де Рада довольно приветливым тоном, – если ты доставишь мне хлопоты.

Альвар решил, что самым разумным будет на время перестать дышать.

– Попробуй, – резко ответил Капитан. – Мальчикам будет полезно потренироваться в отражении нападения, пусть и неумелого. Но, прежде чем ты уйдешь, объясни мне, почему хлопоты доставлю тебе я, а не твой мерзкий братец.

– Если де Рада хочет совершать набеги на Аль-Рассан, какое тебе до этого дело, Бельмонте?

– Вот как. Хорошо. Если дело обстоит так, то зачем просить меня закрыть глаза и притвориться, будто я его не вижу?

– Я только пытаюсь уберечь тебя от неловкого…

– Не надо считать всех остальных дураками, де Рада. Я собираю с Фезаны дань для короля. Единственное, чем обоснована законность ее уплаты, – это то, что Рамиро официально гарантировал городу и окружающим его селам защиту. Не только от разбойников, от своего брата в Руэнде или от других мелких правителей Аль-Рассана, но и от шутов из собственной страны. Если твоему брату хочется играть в налетчика ради собственного удовольствия, то лучше ему не заниматься этим у меня на глазах. Если я замечу его поблизости от Фезаны, то расправлюсь с ним от имени короля. Ты сделаешь ему одолжение, если доведешь это до его сведения. – Теперь в голосе Капитана уже не было ни недовольства, ни иронии – ничего, кроме металла.

Воцарилось молчание. Альвар слышал, как Лайн Нунес отрывисто отдает приказы возле лошадей. Голос его звучал сердито. Это случалось часто. Несмотря на все усилия, Альвар чувствовал настоятельную необходимость вдохнуть. Он постарался проделать это как можно тише.

– Не испытываешь ли ты некоторой озабоченности, – произнес Гонзалес де Рада обманчиво серьезным, почти мягким тоном, – уезжая в земли неверных после того как столь грубо разговаривал с министром Вальедо и покидая свою бедную жену на ранчо одну, с детьми и слугами?

– Отвечу одним словом – нет, – сказал Капитан. – Во-первых, ты слишком ценишь собственную жизнь, чтобы стать моим настоящим врагом. Я не буду говорить недомолвками: если я услышу, что кто-то из твоих подчиненных замечен в половине дня езды от моего ранчо, то я знаю, как действовать, и буду действовать. Надеюсь, ты меня понимаешь. Я хочу сказать, что убью тебя. Во-вторых, возможно, у меня есть свои соображения по поводу восшествия на трон нашего короля, но я считаю его человеком справедливым. Как ты думаешь, что сделает Рамиро, когда гонец в точности передаст ему этот наш разговор?

В голосе Гонзалеса де Рады зазвучала насмешка.

– Ты поставишь свое слово против моего перед королем?

– Думай, приятель, – нетерпеливо ответил Капитан. Альвар уже знал этот тон. – Ему и не надо мне верить. Но когда до него дойдут твои угрозы – и при свидетелях я тебе это обещаю, – как должен будет поступить король, если что-то случится с моей семьей?

Снова воцарилось молчание. Когда де Рада заговорил, из его голоса исчезла насмешка.

– Ты действительно расскажешь ему? Неразумно. Ты не оставляешь мне выхода, Бельмонте.

– А ты мне. Подумай об альтернативе, прошу тебя. Сыграй роль старшего, мудрого брата. Скажи этому забияке, мужчине-ребенку Гарсии, что нельзя позволять его играм компрометировать законы и дипломатию короля. Неужели это такая уж непосильная задача для министра Вальедо?

На этот раз молчание длилось дольше. Потом де Рада осторожно произнес:

– Сделаю все, что смогу, чтобы он не попадался на твоем пути.

– А я сделаю все, что смогу, чтобы заставить его пожалеть, если он попадется. Если он не проявит уважения к словам своего старшего брата. – Голос Родриго не выражал ни торжества, ни снисхождения.

– Теперь ты не станешь докладывать королю о нашем разговоре?

– Мне надо это обдумать. К счастью, у меня действительно есть свидетель, на тот случай, если он мне понадобится. – И после этих слов Капитан произнес, слегка повысив голос: – Альвар, заканчивай свое дело, ради бога, ты так долго этим занимаешься, что мог уже затопить весь двор. Иди сюда и позволь мне представить тебя министру.

Альвар почувствовал, что его сердце внезапно оказалось значительно выше, чем ему положено быть, и обнаружил, что пересох, как пески пустыни. Он дрожащими пальцами застегнул пуговицы на штанах и растерянно вышел из-за фургона. Красный от смущения и страха, он увидел, что лицо графа Гонзалеса стало не менее красным, и прочел в его глубоко посаженных карих глазах ярость.

Голос Родриго звучал невозмутимо, словно он не замечал их чувств.

– Господин граф, примите поклон от члена моего отряда в этой поездке, сына Пеллино де Дамона. Альвар, поклонись министру.

Сбитый с толку, потрясенный до глубины души, Альвар повиновался приказу. В ответ на его поклон Гонзалес де Рада коротко кивнул. Выражение лица графа было холодным, как зима на севере, когда дуют ветра. Он сказал:

– Кажется, я знаком с твоим отцом. Он командовал крепостью на юго-западе при короле Санчо, не так ли?

– Караулом Мараньи, это правда, господин. Большая честь для меня, что вы были так добры и вспомнили его. – Альвар удивился тому, что голос слушается его достаточно, чтобы он мог произнести эти слова. Он не поднимал глаз.

– А где твой отец сейчас?

Невинный вопрос, вежливый вопрос, но Альвар, после услышанного с противоположной стороны фургона, уловил в нем слабый намек на опасность. Тем не менее у него не было выбора. Этот вопрос задал министр Вальедо.

– Ему позволили выйти в отставку, господин, после полученного во время набега ашаритов ранения. Теперь он держит ферму на севере.

Гонзалес де Рада долгое мгновение молчал. Наконец он прочистил горло и сказал:

– Если мне не изменяет память, твой отец славился своим благоразумием.

– И верностью своим командирам на службе, – быстро вставил Капитан, пока Альвар не успел ничего на это ответить. – Альвар, тебе лучше сесть на коня, не то Лайн сдерет с тебя шкуру за то, что ты нас задерживаешь.

Благодарный Альвар торопливо поклонился обоим мужчинам и поспешил в противоположный конец двора, где ждали кони и солдаты, живущие в гораздо более простом мире, чем тот, с которым он нечаянно соприкоснулся возле фургона.

Поздним утром того же дня сэр Родриго Бельмонте покинул свое место в голове колонны и кивком подозвал Альвара к себе.

Сердце Альвара сильно билось в предчувствии катастрофы, когда они с Капитаном отъехали немного в сторону от фланга отряда. Они двигались по Варгасским Холмам – одной из самых красивых местностей Вальедо.

– Лайн родился в деревне за той западной грядой, – непринужденным тоном заметил Капитан. – Так он по крайней мере, говорит. А я ему говорю, что это ложь. Он вылупился из яйца на болоте таким же лысым при рождении, как сегодня.

Альвар слишком нервничал, чтобы рассмеяться. Ему удалось лишь вымученно улыбнуться. Он впервые остался наедине с сэром Родриго. Ославленный Капитаном Лайн Нунес ехал впереди и снова хриплым голосом отдавал приказы. Скоро предстоял полуденный привал.

Капитан продолжал тем же мягким тоном:

– Я слышал, что некогда в Аль-Рассане жил один человек, который боялся покинуть пиршественный стол халифа, чтобы помочиться. Он так долго терпел, что у него лопнул пузырь и он умер еще до того, как подали десерт.

– Я могу в это поверить, – с жаром ответил Альвар.

– Что тебе следовало сделать там, за фургоном? – спросил Капитан. Его тон еле заметно изменился.

Альвар только об этом и думал, с тех пор как всадники оставили за спиной стены Эстерена. Он удрученно ответил:

– Мне следовало прочистить горло или кашлянуть.

Родриго Бельмонте кивнул:

– Свистнуть, запеть, плюнуть на колесо. Что угодно, чтобы дать нам знать о твоем присутствии. Почему ты этого не сделал?

Хорошего, умного ответа не подвернулось, поэтому Альвар сказал правду:

– Я боялся. Я все еще не мог поверить, что вы возьмете меня в этот поход. Мне не хотелось быть замеченным.

Капитан снова кивнул. Он смотрел мимо Альвара на уходящие вдаль холмы и густой сосновый лес на западе. Потом перевел пронизывающий взгляд ясных серых глаз на собеседника.

– Ладно. Урок первый. Я не допускаю ошибок, отбирая людей в свой отряд, даже на время короткого похода. Если тебя выбрали, значит, на то была причина. Я не терплю подобных сомнений среди своих бойцов. Понятно?

Альвар энергично кивнул. Набрал воздуха и выпустил его. Не успел он ничего ответить, как Капитан продолжил:

– Урок второй. Скажи, как ты думаешь, почему я заставил тебя выйти из-за фургона? Я ведь обеспечил тебе врага – второго по могуществу человека в Вальедо. Не слишком благородно с моей стороны. Зачем я это сделал?

Альвар отвел взгляд от Капитана и некоторое время ехал, усиленно соображая. Он не знал этого, но на его лице появилось то выражение, которое обычно вызывало тревогу у его близких. Собственные мысли иногда заводили его в неожиданные, опасные места. И на этот раз именно так и произошло. Он взглянул на сэра Родриго и снова отвел глаза, проявляя не свойственную ему осторожность.

– Говори! – резко приказал Капитан.

Альвару вдруг захотелось очутиться снова на ферме, сеять пшеницу вместе с отцом и его работниками, ждать, когда придет одна из сестер с пивом, сыром и хлебом и с домашними сплетнями. Он с трудом сглотнул. Возможно, он очень скоро снова окажется там. Но сына Пеллино де Дамона никогда еще не называли трусом, как, впрочем, и человеком, который слишком застенчив в своих высказываниях.

– Вы обо мне не думали, – произнес он самым твердым голосом, на который был способен. Нет никакого смысла говорить это, если твой голос дрожит, словно у испуганного ребенка. – Вы вытащили меня, чтобы поставить заслон между графом Гонзалесом и своей семьей. Сам я не много значу, но мой отец был известен, и теперь министр знает, что я – свидетель того, что произошло сегодня утром. Я – защита для ваших жены и сыновей.

Он закрыл глаза. А когда открыл их, то увидел, что Родриго Бельмонте улыбается ему. Каким-то чудом Капитан вовсе не выглядел сердитым.

– Как я уже сказал, была причина, по которой тебя отобрали для участия в этом походе. Я не имею ничего против умных людей, Альвар. В определенных пределах, имей в виду. Возможно, ты даже прав. Возможно, я действовал из чисто эгоистических побуждений. Когда дело доходит до угроз моей семье, я способен на это. Я действительно создал тебе возможного врага. Даже в какой-то степени рискнул твоей жизнью. Не очень благородно для командира поступать так с человеком, находящимся под его началом, правда?

Это было еще одно испытание, и Альвар это понимал. Отец не раз твердил, что лучше бы ему думать немного меньше, а говорить гораздо меньше. Но это же сам Родриго Бельмонте, Капитан, задает вопросы, которые требуют осмысленного ответа. Альвар полагал, что мог бы увильнуть. Возможно, от него ждали именно этого. Но вот они едут по направлению к Аль-Рассану через поросшие соснами холмы Варгаса, которых он никогда прежде не видел, и его взяли в этот поход по какой-то причине. Капитан только что так и сказал. Его не собираются отсылать назад. Казалось, с каждым мгновением к Альвару возвращается его прежний характер.

– Был ли это благородный поступок? – спросил Альвар де Пеллино. – Не очень, если хотите знать мое мнение, господин. Конечно, на войне капитан может делать со своими людьми что угодно, но если речь идет о личной вражде, не знаю, правильно ли это.

На секунду ему показалось, что он зашел слишком далеко. Затем сэр Родриго снова улыбнулся; в его серых глазах читалось искреннее веселье. Капитан погладил усы затянутой в перчатку рукой.

– Могу себе представить, что ты не раз огорчал отца своей откровенностью, мой мальчик.

Альвар ухмыльнулся в ответ:

– Он действительно иногда предостерегал меня.

– Предостерегал?

Альвар кивнул:

– Ну, откровенно говоря, я не знаю, что еще он…

Альвар не был мелким мужчиной, и жизнь на северной ферме была совсем не легкой, и еще меньше располагала к слабости служба в течение года в королевской армии в Эстерене. Он был сильным и быстрым, и хорошим наездником. И тем не менее он так и не заметил кулака, который, подобно молоту, ударил его в лицо, отчего он вылетел из седла и упал на траву, словно маленький ребенок.

Альвар быстро сел, выплевывая кровь. Дотронулся ослабевшей рукой до челюсти, и ему показалось, что она сломана. Это произошло: предостережение отца только что сбылось. Его идиотская привычка говорить все, что думает, только что заставила его упустить тот счастливый случай, ради которого любой молодой солдат отдал бы жизнь. Родриго Бельмонте открыл перед ним дверь, а Альвар, по собственной глупости, споткнулся на пороге и упал навзничь. Точнее сказать, на локоть и задницу.

Прижав к лицу ладонь, Альвар снизу вверх смотрел на Капитана. Отряд остановился неподалеку и во все глаза уставился на них.

– Мне приходилось поступать так же со своими сыновьями, раз или два, – произнес Родриго. Как ни странно, у него был по-прежнему веселый вид. – И несомненно, придется поступать так еще несколько лет. Теперь урок третий, Альвар де Пеллино. Иногда неправильно прятаться, как ты сделал у фургона. Иногда так же неправильно высказывать свои идеи раньше, чем они созреют. Подожди еще немного, чтобы обрести уверенность в себе. У тебя будет время, чтобы подумать, пока мы в пути. И когда станешь обдумывать все это, прикинь, не переводит ли самовольный набег на Аль-Рассан играющей в разбойников банды дружков Гарсии де Рады это дело из разряда личной вражды в нечто иное. Я – офицер на службе короля Вальедо, и пока ты состоишь в этом отряде, ты тоже находишься на службе короля. Министр пытался угрозами заставить меня забыть о моем долге перед королем. Разве это личное дело, мой юный философ?

– Во имя божественной задницы, Родриго! – раздался хорошо знакомый голос из головы колонны. – Чем это малыш Пеллино заслужил такое?

Сэр Родриго обернулся и посмотрел на Лайна Нунеса, рысью приближавшегося к ним.

– Он назвал меня эгоистичным и несправедливым по отношению к моим людям. Обвинил в том, что я использую их в личных интересах.

– Всего-то? – Лайн сплюнул на траву. – Его отец в наше время говорил мне кое-что похуже.

– Неужели? – Капитан казался удивленным. – Де Рада недавно заявлял, что папаша Пеллино славился своей сдержанностью.

– Чушь собачья, – смачно ответил Лайн. – Разве можно верить тому, что говорит де Рада? Пеллино де Дамон имел свое мнение обо всем и обо всех под солнцем господа. Чуть не свел меня с ума этот парень. Мне пришлось с этим мириться, пока я не выхлопотал ему повышение по службе и его не послали командовать крепостью на ничейной земле. Никогда не испытывал в жизни такого счастья, как тогда, когда увидел его зад в седле, удаляющийся прочь от меня.

Альвар таращился на них обоих. Его челюсть отвисла бы, если бы так сильно не болела. Он был слишком ошеломлен даже для того, чтобы подняться с земли. Его тихий, терпеливый отец столько раз мягко предостерегал его от излишней откровенности.

– Вижу, – сказал сэр Родриго, улыбаясь стоящему рядом с ним ветерану, – что ты несешь чушь не хуже любого де Рады.

– А это, скажу я тебе, уже смертельное оскорбление, – хрипло ответил Лайн Нунес, и на его покрытом шрамами, обветренном лице появилось выражение яростного возмущения.

Родриго громко расхохотался.

– Ты любил отца этого парня как брата. Ты мне долгие годы твердил об этом. Ты сам выбрал его сына в этот поход. Станешь отрицать?

– Я буду отрицать все, что понадобится, – упрямо ответил его заместитель. – Но если парень Пеллино уже довел тебя до этого удара, то я, возможно, совершил ужасную ошибку. – Они оба посмотрели вниз на Альвара, медленно качая головами.

– Возможно, ты и прав, – наконец произнес Капитан. Он не выглядел особенно озабоченным. – Очень скоро мы это проверим. Вставай, парень, – прибавил он. – Приложи что-нибудь холодное к этой стороне лица, иначе тебе на некоторое время станет трудно высказывать свое мнение о чем бы то ни было.

Лайн Нунес уже развернулся, чтобы ускакать. Теперь Капитан сделал то же самое. Альвар поднялся.

– Капитан, – позвал он с трудом.

Сэр Родриго оглянулся через плечо. Серые глаза смотрели теперь с любопытством. Альвар понимал, что снова рискует. Ну и пусть. Как ни поразительно, но, кажется, его отец тоже имел такое обыкновение. Ему понадобится какое-то время, чтобы справиться с этим. И, по-видимому, все же не паломничество матери к Васке привело его в этот отряд.

– Обстоятельства не позволили мне закончить последнюю мысль. Я только хотел сказать, что был бы горд умереть, защищая ваших жену и сыновей.

Губы Капитана дрогнули. Он снова смеялся.

– Гораздо вероятнее, ты умрешь, защищая свою жизнь от них. Давай, Альвар, я не шутил насчет того, чтобы приложить что-нибудь холодное к челюсти. Если не снять эту опухоль, ты перепугаешь женщин в Фезане, и у тебя не будет никаких шансов. А пока не забудь подумать, прежде чем заговоришь в следующий раз.

– Но я уже подумал…

Капитан предостерегающе поднял руку. Альвар осекся. Родриго поскакал назад к отряду, и через несколько минут Альвар подвел своего коня за повод туда, где они остановились на привал. Как ни странно, несмотря на ноющую челюсть, боль в которой почти не облегчила смоченная в воде ткань, он вовсе не чувствовал себя плохо.

И он действительно уже подумал. Он ничего не мог с этим поделать. Он решил, что Капитан прав и возможность налета Гарсии де Рады переводит случившееся из разряда личной вражды в разряд проблем королевской службы. Альвар гордился тем, что всегда готов был признать трезвый довод противника в споре.

Все это произошло много дней назад. Распухшая, хоть и не сломанная челюсть помогала Альвару выполнять трудную задачу – оставлять при себе свои быстро мелькающие мысли.

Сбор париас, дани, в Фезане два раза в год теперь стал чем-то вроде рутины, скорее дипломатическим предприятием, чем военным. Королю Рамиро было важнее отправить туда лидера ранга сэра Родриго, чем послать армию. Все знали, что Рамиро может послать армию. Дань будет выплачена, пусть и не так быстро. И еще следовало исполнить некое подобие танца перед тем, как отправиться обратно с золотом Аль-Рассана. Все это Альвар узнал во время дежурств, когда ехал впереди колонны вместе с Лудусом или Мартином, самыми опытными дозорными.

Они научили его и многому другому. Пусть это была обыкновенная экспедиция, но Капитан не терпел беспечности, и особенно на ничейной земле или в самом Аль-Рассане. Они ехали на юг не для того, чтобы дать сражение, но сам их образ должен был внушить всем, что никто не смеет вступать в битву с всадниками Вальедо, и особенно с теми, которыми командует Родриго Бельмонте.

Лудус научил Альвара, как по полету птиц угадывать местонахождение ручья или озера на продуваемом ветрами плато. Мартин объяснил, как по узору облаков предсказывать погоду: эти приметы сильно отличались здесь, на юге, от примет, которые Альвар знал на далеком севере, у моря. А сам Капитан посоветовал ему укоротить стремена. Сэр Родриго тогда обратился прямо к Альвару, впервые после того сокрушительного удара в первое утро похода.

– Несколько дней ты будешь чувствовать себя неловко, – сказал он, – но не больше. Все мои солдаты учатся отправляться в бой с такими стременами. Все здесь это умеют. Во время схватки может наступить момент, когда тебе понадобится встать в седле или спрыгнуть с коня. Тебе будет легче проделать это с высокими стременами. Это может спасти тебе жизнь.

К тому времени они уже ехали по ничейной земле, приближаясь к двум небольшим крепостям, которые построил король Рамиро, когда начал предъявлять права на париас от Фезаны. Гарнизоны этих крепостей бурно обрадовались встрече с земляками, пусть даже они провели в каждой лишь одну ночь, чтобы оставить письма, сплетни и припасы.

Здесь, в Лобаре и Баэсе, жизнь протекала в тревожной изоляции, как понял Альвар. Равновесие на полуострове могло нарушиться с падением халифата в Аль-Рассане, но это был развивающийся процесс, несвершившаяся реальность, и в том, что вальедцы разместили свои гарнизоны, пусть даже небольшие, на землях тагры, заключался немалый элемент провокации. Горстка солдат жила среди бескрайней пустоты, в опасной близости от мечей и стрел ашаритов.

Король Рамиро пытался поначалу, два года назад, поощрять поселения вокруг крепостей. Он не мог принудить людей ехать туда, в такую даль, но гарантировал переселенцам обычную военную помощь и освобождение от налогов на десять лет – не пустяк, учитывая затраты на постоянно растущую армию. Этого не хватило. Всего пятнадцать-двадцать семей, оставив свои явно безнадежные дела на севере, оказались достаточно храбрыми, или безрассудными, или отчаянными, чтобы попытаться устроить свою жизнь здесь, на пороге Аль-Рассана.

Возможно, положение год от года менялось, но память об армиях ашаритов, громоподобно несущихся на север по этим высокогорным равнинам, была еще свежа. И все, кто видел дальше собственного носа, понимали, что король слишком погряз во вражде со своими братом и дядей в Руэнде и Халонье, чтобы безрассудно содержать два сомнительных гарнизона в тагре и те семьи, которые сгрудились вокруг них.

Равновесие, возможно, и нарушалось, но все еще оставалось равновесием, и игнорировать его было гибельно. Вспоминая по дороге на юг прищуренные глаза и опасливые лица мужчин и женщин, которых он видел на полях возле крепостей, Альвар решил, что этим фермерам приходится бороться с вещами похуже, чем скудная почва и ранние заморозки на севере, у границы с Руандой. Даже сами поля здесь выглядели жалкими и хрупкими, всего лишь царапинами на широких просторах пустошей.

Кажется, Капитан смотрел на это иначе. Сэр Родриго непременно спешивался, чтобы поговорить с каждым фермером, которого они встречали. Альвар однажды оказался достаточно близко, чтобы услышать: они говорили об урожаях и сезонах дождей здесь, на землях тагры.

– Не мы истинные воины Вальедо, а эти люди, – сказал Капитан своим солдатам, вскакивая на коня после одной из таких бесед. – Любой из тех, кто выступил вместе со мной в этот поход, совершит ошибку, забыв об этом.

При этих словах его лицо было необычайно мрачным, словно он вызывал их на спор. Альвар вообще не склонен был что-либо отвечать. Он в задумчивости поскреб свой пострадавший подбородок, на котором пробивались первые ростки светлой бородки, и промолчал.

Плоский высокогорный ландшафт плато не изменился, на нем не было никаких пограничных знаков, но к вечеру следующего дня старый Лайн Нунес громко произнес, ни к кому в отдельности не обращаясь:

– Мы уже в Аль-Рассане.

Три дня спустя, ближе к закату, дозорные заметили вдали реку Таварес, а вскоре после этого Альвар впервые увидел башни и стены Фезаны, стоящие в северной излучине реки. В свете заходящего солнца они имели цвет меда.

Лудус первым заметил нечто странное. Поразительное количество стервятников кружилось и парило над рекой у северной стены города. Альвар никогда не видел ничего подобного. Их там были тысячи.

– Так бывает на поле боя, – тихо произнес Мартин. – Я имею в виду, когда битва закончилась.

Лайн Нунес прищурился, чтобы лучше видеть, и через мгновение повернулся и вопросительно посмотрел на Капитана. Сэр Родриго не слез с коня, поэтому никто из них не сделал этого. Он долго смотрел на далекую Фезану.

– В реке плавают мертвецы, – наконец произнес он. – Мы сегодня заночуем здесь. Я не хочу подходить ближе или вступать в город, пока мы не узнаем, что случилось.

– Хотите, я возьму двоих или троих солдат и попытаюсь выяснить? – спросил Мартин.

Капитан покачал головой.

– Не думаю, что в этом есть необходимость. Сегодня ночью мы разведем хороший костер. Удвой число дозорных, Лайн, но я хочу, чтобы ашариты знали, что мы здесь.

Некоторое время спустя, после вечерней трапезы и закатной молитвы о благополучном путешествии бога в ночи, они собрались вокруг костра. Мартин играл на гитаре, а Лудус и Бараньо пели под сверкающими звездами.

Вскоре после того как на востоке взошла почти полная белая луна, три человека открыто въехали в их лагерь.

Они слезли со своих мулов, дозорные отвели их в круг света от костра, и тогда музыка и пение прекратились, а Родриго Бельмонте и его всадники узнали, что произошло в Фезане в тот день.