Читать книгу Джентльмены-мошенники (сборник) - Гай Н. Бутби - Страница 5

Та скорость, с которой обыватели величайшего города мира набрасываются на новое имя или новую идею и пускают их в оборот, у мыслящего человека может вызвать, пожалуй, только удивление. Для примера позвольте мне рассказать историю Климо – ныне прославленного частного сыщика, который завоевал себе право стоять в одном ряду с Лекоком и даже с недавно покинувшим нас Шерлоком Холмсом.

Вплоть до одного прекрасного утра даже имя его в Лондоне не было известно, и никто не имел ни малейшего представления о том, кто он такой и что из себя представляет. Город пребывал в надменном неведении, и Климо волновал лондонцев не больше, чем обитателей Камчатки или Перу. Но за двадцать четыре часа положение дел изменилось в корне: всякого, кто еще не видал его объявлений или не слыхал его имени – будь то мужчина, женщина или ребенок, – клеймили невеждой, недостойным привилегии общения с разумными существами.

Имя Климо звучало в кортеже королевской семьи, ехавшей в Виндзор на завтрак с ее величеством; аристократы отпускали по поводу сыщика замечания, проезжая по городу; его имя попадалось на глаза торговцам и иным деловым людям, пока они добирались омнибусом или метрополитеном до своих многочисленных магазинов и контор; уличные мальчишки играли в “сыщика Климо”; артисты мюзик-холла включили его имя в репризы; а еще ходил слух, что даже маклеры на бирже остановили сделки в самом разгаре торгов, чтобы сочинить каламбур с именем Климо.

Было ясно, что Климо зарабатывал своим трудом немало: во‑первых, реклама наверняка обошлась ему в кругленькую сумму, а во‑вторых, он нанял особняк у самого Порчестер-хауса, на Бельвертон-террас, Парк-лейн, где, к неудовольствию своих благородных соседей, и намеревался принимать и консультировать клиентов. Его объявления вызвали ажиотаж, и с того самого дня от полудня и до двух часов тротуар на всю длину Бельвертон-террас был заставлен экипажами, в каждом из которых сидел очередной посетитель, желавший лично убедиться в способностях этого великого человека.

Таково было положение дел на Бельвертон-террас, Парк-лейн, накануне прибытия в Англию Саймона Карна. Если мне не изменяет память, в среду, третьего мая, граф Эмберли подъехал на вокзал Виктория, чтобы встретить Саймона, с которым он познакомился в Индии при весьма необычных обстоятельствах и чьим обаянием он и его семья были совершенно околдованы.

Прибыв на вокзал, его сиятельство вышел из своего экипажа и направился к платформе, куда должен был прибыть Континентальный экспресс. Он шел с беспечным видом и, казалось, был в высшей степени доволен собой и жизнью в целом, вряд ли подозревая о той ловушке, к которой спешил в блаженном неведении…

Будто приветствуя его приход, в конце перрона тотчас показался поезд. Граф встал в удобном месте, чтобы не пропустить своего приятеля, и стал терпеливо ждать его появления. Однако Саймон появился не сразу, и графу пришлось долго вглядываться в толпу пассажиров.

Впрочем, Карна нельзя было не заметить даже в самой густой толпе. Он выделялся как уродством фигуры, так и своеобразной красотой лица. Возможно, после долгого пребывания в Индии лондонское утро показалось ему холодным, поскольку на нем было длинное пальто на меху, а воротник он поднял, прикрывая уши, так что его тонкое лицо оказалось в подходящем обрамлении. Увидев лорда Эмберли, он устремился вперед, чтобы поприветствовать его.

– Вы так любезны, – говорил он, пожимая руку графу. – Такой чудесный день, и лорд Эмберли встречает меня! Что может быть лучше!

Пока он говорил, подошел один из его индийских слуг и поклонился на восточный манер. Саймон Карн дал ему какое-то поручение, и тот ответил на хиндустани[9], после чего Саймон снова повернулся к лорду Эмберли.

– Можете представить себе, как мне не терпится взглянуть на свое новое жилище, – сказал он. – Мой слуга говорит, что экипаж уже подан, и я надеюсь, что вы не откажетесь составить мне компанию и посмотреть, как я собираюсь устроиться.

– Буду очень рад, – сказал лорд Эмберли, которому очень хотелось увидеть все своими глазами.

Они вместе вышли на привокзальную площадь, где стоял закрытый экипаж, заложенный парой великолепных лошадей, а на козлах сидел Нур-Али в ослепительно-белых одеждах и в тюрбане с плюмажем и ожидал прихода господ. Граф отпустил свою карету, Джовур Сингх занял место рядом с первым слугой, и они выехали с привокзальной площади в сторону Гайд-парка.

– Полагаю, ее сиятельство в добром здравии, – вежливо осведомился Саймон, когда они поворачивали на Глостер-плейс.

– О да, разумеется, – ответил граф. – Она просила поздравить вас с приездом, а также передать, что надеется вас увидеть.

– Очень любезно с ее стороны, и я буду счастлив нанести ей визит, как только позволят обстоятельства, – отвечал Карн. – Прошу вас, передайте ей мою искреннюю благодарность за внимание к моей особе.

Пока они обменивались любезностями, экипаж их приблизился к большой афишной тумбе, на которой был вывешен плакат с именем того самого знаменитого сыщика Климо. Саймон наклонился, чтобы поближе рассмотреть его, а когда они проехали мимо, снова обратился к другу:

– Я повсюду здесь вижу это имя, да еще и такими огромными буквами. Ради бога, объясните, что это значит?

Его сиятельство рассмеялся:

– Вы задаете тот самый вопрос, который месяц назад был на устах у девяти из десяти лондонцев. И только недели две тому назад мы узнали, кто же такой этот Климо.

– Умоляю, скажите, кто это!

– Что ж, все оказалось очень просто. Он, вообразите себе, необыкновенно проницательный частный сыщик, сумевший раструбить о себе так, что половина Лондона стала его постоянными клиентами. Я с ним дела не имел, но один мой друг, лорд Орпингтон, стал жертвой невероятно дерзкого ограбления. После того как полиция потерпела неудачу, он обратился к Климо. Так что мы скоро увидим, на что этот Климо способен. Впрочем, я думаю, вы в ближайшее время узнаете о нем больше, чем любой из нас.

…плакат с именем того самого знаменитого сыщика Климо.

– Неужели! И почему же?

– По той простой причине, что он обосновался на Бельвертон-террас, номер один, по соседству с вами, и там принимает посетителей.

Саймон Карн поджал губы, как будто о чем-то раздумывая.

– Надеюсь, он не доставит мне неудобств, – проговорил он наконец. – Комиссионеры, которые подыскали мне дом, должны были сообщить об этом соседстве. Частные сыщики любого сорта – едва ли самые приятные соседи, в особенности для такого любителя покоя, как я.

Тем временем они уже приближались к цели. Когда их экипаж проехал Бельвертон-террас и остановился, лорд Эмберли указал на вереницу экипажей, выстроившуюся у дверей частного сыщика.

– Вот, полюбуйтесь, – сказал он. – Это все экипажи его клиентов, и, вероятно, еще вдвое больше их пришло пешком.

– Я непременно укажу на это комиссионеру, – сказал Карн, и на лице его промелькнула тень недовольства. – Полагаю, соседство с этим человеком – существенный недостаток дома.

Джовур Сингх сошел с козел и открыл господам дверь, а представительный Рам Гафур, дворецкий, спустился с крыльца и поклонился им с восточной почтительностью. Карн снисходительно поприветствовал слуг и, сопровождаемый графом, бывшим вице-королем Индии, вступил в свое новое обиталище.

– Полагаю, вы можете поздравить себя с тем, что в вашем распоряжении оказался Порчестер-хаус, самый завидный дом в Лондоне, – сказал граф минут через десять, после того как они осмотрели главные комнаты.

– Я очень рад, что вы так считаете, – ответил Саймон. – Надеюсь, ваше сиятельство, вы будете помнить, что я всегда рад вас видеть в этом доме.

– Вы очень добры, – с теплотой ответил ему лорд Эмберли. – Нам предстоят несколько месяцев приятного общения. А теперь мне пора. Может быть, завтра, если у вас не найдется лучшего занятия, вы доставите нам удовольствие и отужинаете у нас. Ваша слава уже распространилась повсюду, и мы пригласим нескольких приятных людей, в том числе моих брата и невестку, лорда и леди Гельпингтон, а также лорда и леди Орпингтон и мою кузину, герцогиню Уилтширскую, чья любовь к китайскому и индийскому искусству, как вы, вероятно, знаете, уступает разве что только вашей.

– Буду очень рад посетить вас.

– Итак, мы ждем вас на Итон-сквер в восемь?

– Если буду жив, то, разумеется, приду. Вам в самом деле пора? Что ж, до свидания, и большое спасибо за встречу.

Когда его сиятельство удалился, Саймон Карн отправился наверх в гардеробную, которую, надо сказать, нашел без помощи слуг; там он трижды позвонил в электрический звонок у камина. Ожидая слугу, он встал у окна и стал рассматривать длинную очередь экипажей на улице.

“Дела идут восхитительно, – сказал он себе. – Никто ни о чем не догадывается, и Эмберли меньше всего. Напротив, он приглашает меня отужинать завтра вечером вместе со своими братом и невесткой, двумя близкими друзьями и, главное, с ее светлостью герцогиней Уилтширской. Я, конечно же, пойду туда, и после ужина, прощаясь с ее светлостью, наверняка уже буду на шаг ближе к тому, чтобы вернуть долг Лиз, даже с лихвой…”

В это мгновение дверь открылась, и в комнату вошел его камердинер Бельтон, человек солидный и важный. Карн обернулся и нетерпеливо кивнул ему.

– Ну же, Бельтон, – сказал он, – надо спешить. Сейчас без двадцати двенадцать, и скоро там внизу забеспокоятся. Вам удалось сделать то, о чем я просил вчера вечером?

– Я все сделал, сэр.

– Рад это слышать. А теперь заприте дверь и начнем работать. Можете рассказать мне свои новости, пока я одеваюсь.

Бельтон открыл дверцу массивного гардероба, полностью занимавшего одну стену комнаты, и извлек из него несколько вещей: заношенный бархатный пиджак, мешковатые брюки – такие старые, что их мог себе позволить лишь самый последний нищий или же, напротив, миллионер, – а кроме того, фланелевый жилет, воротничок à la Гладстон, мягкий шелковый галстук и пару расшитых домашних туфель, за которые не дал бы ни единого полупенса и старьевщик с базара на Петтикоут-лейн[10], даже будь дела его в самом плачевном состоянии.

– Теперь подайте парик и расстегните ремни на горбу, – сказал Карн, когда слуга положил всю упомянутую одежду на стоявшее рядом кресло.

Бельтон принялся выполнять поручение, и тут произошло нечто невероятное: он расстегнул два ремня на плечах Саймона, просунул руку ему под жилет и вытащил большой горб из папье-маше, после чего бережно положил горб в ящик бюро. Освободившись от этого груза, Саймон Карн стал выглядеть вполне статным мужчиной, сложенным не хуже любого подданного ее величества.

Уродство, из-за которого многие, включая графа и графиню Эмберли, так часто жалели его, оказалось всего лишь трюком, средством хитроумной маскировки.

Сняв горб и тщательно приладив седой парик, так чтобы ни единая прядь его собственных кудрявых волос не выбивалась наружу, Саймон прикрепил себе на щеки фальшивые бакенбарды, надел уже упомянутые фланелевый жилет и бархатный пиджак, сунул ноги в туфли, нацепил на нос дымчатые очки и объявил, что готов приступать к делам. Теперь узнать в нем Саймона Карна мог бы лишь человек, столь же проницательный, как… ну, скажем, как сам частный сыщик Климо.

– Вот-вот пробьет полдень, – сказал он, бросив последний взгляд в трюмо над туалетным столиком и поправив галстук. – Если кто-нибудь придет, велите Раму Гафуру сказать, что я ушел по делам и вернусь не раньше трех.

– Конечно, сэр.

– А теперь откройте дверь и дайте мне войти.

Услышав приказ, Бельтон подошел к большому гардеробу, закрывавшему собой, как я уже сказал, целую стену, и открыл среднюю дверцу. Внутри на вешалках висели кое-какие вещи, он вынул их и одновременно отодвинул вправо часть задней стенки. Таким образом, в стене между домами открылся проем. Карн вошел в него, закрыв за собою дверцу.

В доме номер один по Бельвертон-террас, где жил знаменитый сыщик, чьим соседством был так недоволен Карн, этот проем был скрыт своего рода исповедальней, в которой Климо неизменно принимал посетителей; ее задние панели открывались тем же манером, что и панели в шкафу в гардеробной. Карн вошел, сел и позвонил в электрический звонок, сообщая домоправительнице, что он готов; ему оставалось только приветствовать входящих посетителей.

Ровно в два часа пополудни прием закончился, и Климо, пожав изрядный урожай гонораров, вернулся в Порчестер-хаус, чтобы снова стать Саймоном Карном.

Возможно, все дело было в том, что граф и графиня Эмберли неустанно расточали ему похвалы, а может, помог слух о его несметных богатствах; одно было очевидно – через сутки после того, как граф Эмберли встретил Саймона Карна на станции, последний стал предметом обсуждения не только великосветских, но и совсем не светских кругов Лондона.

Самые безобидные “утки”, выпущенные на волю с появлением Карна, возвещали, что его домочадцы – все, кроме одного – родом из Индии; что он заплатил сумму с четырьмя нулями за аренду Порчестер-хауса; что он величайший из ныне живущих знатоков китайского и индийского искусства; наконец, что он прибыл в Англию в поисках подходящей пассии.

На следующий день за ужином Карн приложил все усилия для того, чтобы произвести приятное впечатление. Его посадили по правую руку от хозяйки, рядом с герцогиней Уилтширской. Последней он оказывал особое внимание, и с таким успехом, что, когда дамы впоследствии вернулись в гостиную, ее светлость отзывалась о нем чрезвычайно лестно. Они беседовали о фарфоре всех возможных видов, и Карн пообещал герцогине некую вещицу – предмет ее давних мечтаний; в благодарность герцогиня предложила показать ему украшенную причудливой резьбой индийскую шкатулку – в ней обыкновенно находилось знаменитое ожерелье, о коем он, несомненно, наслышан. Герцогиня сказала, что через неделю дает бал и собирается надеть ожерелье, так что если Саймон пожелает взглянуть на шкатулку, когда украшение привезут из банка, то ее светлости доставит большое удовольствие показать ему эту диковину.

Отправляясь домой в своем роскошном экипаже, Саймон улыбался про себя при мысли о том, каким успехом увенчались первые же его усилия. Двое из гостей, распорядители Жокей-клуба[11], были рады слышать, что он намеревается купить лошадь и выставить ее на Дерби. Другой гость, узнав, что Саймон хотел бы приобрести яхту, предложил представить его к членству в Королевском яхт-клубе графства Корк[12]. И в довершение всего самое важное – герцогиня Уилтширская обещала показать ему свои знаменитые бриллианты.

“Ровно через неделю, – сказал он себе, – деньги будут у меня почти в кармане, и я смогу отдать долг Лиз. Все пока что идет прекрасно, но как же мне завладеть камнями? Их привезут из банка только в день бала, а наутро его светлость отвезет их обратно.

Снять ожерелье прямо с шеи герцогини весьма затруднительно. Когда же его снова положат в шкатулку и поместят в сейф, встроенный в стену комнаты, смежной с покоями герцогини, там на ночь останутся дворецкий и один из лакеев, а единственный ключ от сейфа будет у самого герцога. Так что и тут ни малейшего шанса на успех предприятия… Просто ума не приложу, каким образом бриллианты могут перейти в мою собственность. Ясно одно – их нужно заполучить во время бала. А пока есть время составить план”.

Назавтра Саймон Карн получил приглашение на упомянутый бал, а через два дня, когда план его был готов, нанес визит герцогине Уилтширской в ее особняке на Бельгрейв-сквер. С собой он взял небольшую вазу, которую обещал ей на ужине у графа. Герцогиня приняла гостя в высшей степени любезно, и беседа их сразу же вошла в уже привычное русло. Саймон осмотрел ее коллекцию, очаровав герцогиню парой тонких замечаний, и попросил разрешения включить фотографические снимки нескольких сокровищ из коллекции ее светлости в книгу, которую он пишет, после чего исподволь завел разговор о драгоценностях.

– Поскольку речь зашла о драгоценных камнях, мистер Карн, – сказала герцогиня, – вам, возможно, будет интересно взглянуть на мое знаменитое ожерелье. По счастью, оно сейчас здесь, в доме, – мои ювелиры переделывали оправу одного из камней.

– О, я страстно хочу его увидеть, – ответил Карн. – Мне несколько раз выпадало счастье взглянуть на драгоценности могущественнейших индийских правителей, и я был бы рад добавить к этому списку знаменитое ожерелье герцогини Уилтширской.

– Что ж, я окажу вам эту честь. – Герцогиня улыбнулась. – Позвоните, пожалуйста, вот в этот звонок, и я пошлю за ожерельем.

Карн позвонил, вошел дворецкий; герцогиня дала ему ключ от сейфа и велела принести шкатулку в гостиную.

– Через час оно уже должно быть в банке, – заметила она, когда дворецкий удалился.

– Мне чрезвычайно повезло, – ответил Карн, после чего стал рассказывать о некоей любопытной индийской резьбе по дереву, которой собирался посвятить отдельную главу в своей книге. Он упомянул, что зарисовывал для книги двери индийских храмов, ворота дворцов, старую чеканку и даже резные кресла и шкатулки, найденные в самых разных уголках Индии. Герцогиня слушала с большим интересом.

– Удивительное совпадение, – сказала она. – Если для вас представляют интерес резные шкатулки, то вы, быть может, обратите внимание и на мою. По-моему, я вам говорила на ужине у леди Эмберли, что эта шкатулка из Бенареса и на ней вырезаны изображения едва ли не всех богов индуистского пантеона.

– Вы еще больше подстегиваете мое любопытство, – ответил Карн.

Через несколько мгновений слуга принес деревянную шкатулку, длиной примерно в шестнадцать, шириной в двенадцать и высотой в восемь дюймов, поставил ее на столик рядом с креслом герцогини и удалился.

– Вот она. – Герцогиня опустила руку на шкатулку. – Взгляните, какая изысканная резьба.

Едва сдерживая волнение, Саймон Карн подвинул кресло поближе к столу и стал разглядывать шкатулку.

– Вот она. – Герцогиня опустила руку на шкатулку.

Герцогиня не преувеличивала – шкатулка и вправду была настоящим шедевром. Карн не мог определить, из какого дерева она сделана: темная и тяжелая, она казалась сделанной из тика, но это было только внешнее сходство. Всю ее поверхность покрывала затейливая резьба, выполненная с большим искусством.

– Прекрасная и весьма тонкая работа, – сказал Карн, изучив шкатулку. – Могу поклясться, что никогда еще не видел ничего подобного. Если вы позволите, я с большим удовольствием включу описание и изображение вашей шкатулки в мою книгу.

– Безусловно. Я буду очень польщена, – ответила герцогиня. – Если вам потребуется, я буду рада отдать ее вам на несколько часов, чтобы ее для вас зарисовали.

Именно этого Карн и добивался и поэтому живо согласился на ее предложение.

– Хорошо, – сказала ее светлость. – В день бала, когда ожерелье привезут из банка, я выну его из шкатулки и отошлю ее вам. Но с одним условием – вы должны будете вернуть шкатулку в тот же день.

– Обещаю так и сделать, – заверил ее Карн.

– Давайте заглянем внутрь, – предложила герцогиня.

Она вынула из сумочки связку ключей и открыла шкатулку. Карн заглянул внутрь, и у него перехватило дыхание, хотя он за свою жизнь видел немало драгоценностей. Дно и стенки шкатулки были выстелены стеганой юфтью, и на этом роскошном ложе покоилось знаменитое ожерелье. Отражая падающий свет, бриллианты горели таким ярким огнем, что было больно глазам.

Карн отметил про себя, что все камни чистой воды, а в ожерелье их более трехсот. Оправа была выполнена с большим искусством. Украшение стоило около пятидесяти тысяч фунтов – мелочь для герцога, но целое состояние для человека поскромнее.

– Ну, что вы скажете о моем сокровище? – спросила герцогиня, наблюдая за выражением лица своего гостя.

– Великолепно, – ответил он. – Немудрено, что вы им гордитесь. Бриллианты прекрасны, но меня больше восхищает их вместилище. Вы не против, если я обмерю шкатулку?

– Ради бога, пожалуйста, если это поможет вашей работе, – сказала ее светлость.

Карн вынул маленькую линейку из слоновой кости, приложил ее к шкатулке и записал результат измерений в блокнот.

Десять минут спустя слуга унес шкатулку, а Карн поблагодарил герцогиню за щедрость и откланялся, пообещав перед балом лично заехать за предметом своего научного интереса.

Вернувшись домой, Саймон прошел в кабинет, уселся за письменный стол и стал зарисовывать шкатулку по памяти. Закончив, он откинулся в кресле и закрыл глаза.

“Я расколол немало крепких орешков, – думал он, – но этот, кажется, крепче всех. Насколько я понимаю, дело обстоит так: утром в день бала шкатулку привезут в Уилтшир-хаус из банка, где она обыкновенно хранится. Мне разрешено взять ее – разумеется, без ожерелья – на время примерно с одиннадцати утра до четырех-пяти, в крайнем случае до семи часов вечера. После бала ожерелье снова положат в шкатулку и запрут ее в сейф, у которого будут нести караул дворецкий и лакей.

Проникнуть в комнату ночью было бы не только слишком рискованно, но и физически неосуществимо; снять с ее светлости ожерелье во время танцев столь же невозможно. Наутро герцог лично отвезет шкатулку в банк. Словом, я, в сущности, ни на шаг не приблизился к решению”.

– Я вижу шкатулку, – ответил слуга.

Он сидел за письменным столом и разглядывал рисунок; прошло полчаса, час… Под окнами шумела улица, но он этого не замечал. Наконец вошел Джовур Сингх и доложил, что экипаж подан. Саймон приказал ехать в парк, надеясь, что идея возникнет у него с переменой обстановки.

К тому времени его легкий фаэтон с великолепными лошадьми и с индийским слугой был знаком лондонцам не хуже, чем парадный экипаж ее величества[13]. На сей раз светское общество заметило, что Саймон Карн погружен в раздумья. Он все еще бился над мучившей его задачей – увы, тщетно. И вдруг что-то – кто знает, что именно? – подсказало ему решение, и он тотчас же приказал ехать домой. Не прошло и десяти минут, как Саймон снова сидел в своем кабинете, велев прислать к себе Ваджиба Бакша.

Когда Ваджиб Бакш появился, Саймон протянул ему бумагу со своим рисунком.

– Посмотри, – сказал он, – и ответствуй, что видишь[14].

– Я вижу шкатулку, – ответил слуга, привычный к делам своего господина.

– Верно, шкатулка, – сказал Карн. – Древесина, из которой она сработана, – плотная и тяжелая. Я не знаю такой породы. Размеры шкатулки я указал. Внутри по стенкам и дну она выстлана юфтью. А теперь думай, Ваджиб Бакш, ибо тебе понадобится все твое разумение. Скажи, о искуснейший из мастеров, в силах ли ты снабдить эту шкатулку двойными стенками, так чтобы, удерживаемые пружиной, они были плотно пригнаны и незаметны постороннему взгляду? Можно ли устроить их таким образом, чтобы, когда шкатулку закроют, стенки прижали ее содержимое ко дну и шкатулка оказалась будто бы пуста? Способен ли ты сделать такое?

Ваджиб Бакш немного помолчал. Он догадывался, что́ задумал его господин, и не спешил с ответом, понимая, какому тяжелому испытанию подвергнется при этом его слава лучшего мастера Индии.

– Если мой господин даст мне ночь на размышление, – проговорил он наконец, – я приду к нему утром, когда он изволит подняться с ложа, и расскажу, что́ могу сделать, и тогда, если мой господин прикажет, я исполню задуманное.

– Прекрасно, – сказал Карн. – Итак, завтра утром ты явишься и поведаешь мне обо всем. Сделай свое дело на славу, и я наполню твои карманы рупиями. А замо́к и его устройство препоручи Хираму Сингху.

Ваджиб Бакш поклонился по-восточному и исчез, и Саймон на время оставил мысли о шкатулке.

Наутро, когда Карн одевался, Бельтон доложил ему, что мастера явились и хотят встречи с господином. Карн приказал впустить их, и они незамедлительно вошли к нему. Ваджиб Бакш нес в руках тяжелую шкатулку, и Карн велел поставить ее на стол.

– Вы подумали над моим поручением?

– Да, мы размышляли над этим, – ответил Хирам Сингх, всегда говоривший за них обоих. – Если мой господин соблаговолит взглянуть на сделанную нами шкатулку, он увидит, что она того же размера и вида, какие он указал на бумаге.

– В самом деле, неплохая копия, – сказал Карн снисходительно, осмотрев ее.

Ваджиб Бакш ответил на похвалу белозубой улыбкой, а Хирам Сингх подошел поближе к столу.

– А теперь, если сахиб откроет ее, то его мудрость поможет ему определить, похожа ли эта шкатулка на ту, о которой он думает.

Карн выполнил эту просьбу и, открыв принесенную шкатулку, обнаружил, что изнутри она в точности повторяла шкатулку герцогини Уилтширской; на месте была и стеганая юфть, главная особенность оригинала. Карн удовлетворенно заметил, что большего сходства и желать не мог.

– Если наш милостивый господин доволен, – продолжил Хирам Сингх, – пусть соблаговолит произвести один опыт. Вот гребень. Мы кладем его в шкатулку, вот так, ну а теперь господин увидит то, что увидит.

Хирам Сингх положил большой инкрустированный серебром гребень, лежавший на туалетном столике, в шкатулку, закрыл крышку и повернул ключ в замке, после чего поставил шкатулку перед своим господином.

– Полагаю, я должен ее открыть? – спросил Карн и вставил ключ в замок.

– Если господину угодно, – ответил индиец.

Карн повернул ключ в замке, поднял крышку и заглянул внутрь. К его немалому удивлению, шкатулка была совершенно пуста. Гребень исчез. При этом подбитые юфтью стенки и дно внешне выглядели в точности так же, как прежде.

– Поразительно! – воскликнул он. Действительно, этот фокус превосходил все, когда-либо им виденные.

– Все очень просто, – ответил Ваджиб Бакш. – Ведь высокородный господин велел сделать так, чтобы обнаружить обман было невозможно.

Он взял шкатулку в руки, провел пальцами по кожаной обивке и разнял фальшивое дно на две части; вынув их, он показал гребень, лежавший на настоящем дне шкатулки.

– Мой господин видит, – заговорил Хирам Сингх, подойдя поближе, – что части фальшивого дна прижаты к стенкам с помощью двух пружин. Когда ключ повернется в замке, эти пружины высвободятся, а другие пружины уложат на место фальшивое дно, причем швы на стеганой коже скроют зазор между его частями. Есть только один недостаток: когда мой господин поднимет половинки дна, чтобы взять спрятанное под ними, пружины станут видны. Однако для любого, кто знает секрет и может вынуть фальшивое дно, не составит никакого труда незаметно снять эти пружины и спрятать их на себе.

– Верно, это нетрудно, – сказал Карн, – и я про это не забуду. И еще один вопрос. Я могу отдать в ваши руки настоящую шкатулку, скажем, на восемь часов; хватит ли этого времени, чтобы поставить в нее ваш механизм и надежно скрыть его?

– Безусловно, мой господин, – уверенно ответил Хирам Сингх. – Нужно только поменять замок и установить пружины. Это займет не более трех часов.

– Я доволен вами, – заверил его Карн. – В знак моей благодарности вы получите по пятьсот рупий, как только закончите работу. Можете идти.

Как он и обещал, в пятницу, в десять утра, Саймон Карн отправился в кэбе на Бельгрейв-сквер. Он немного волновался, хотя сторонний наблюдатель едва ли мог это заметить. Ставка в сегодняшней игре была столь велика, что даже такой искушенный человек, как Саймон, не мог сдержать волнения.

Прибыв в особняк герцогини, он миновал рабочих, которые сооружали над дорожкой навес для предстоящего празднества. Его провели в будуар к герцогине, и Саймон напомнил ей о ее обещании. Герцогиня была занята приготовлениями к балу и не стала его задерживать; не прошло и четверти часа, а Саймон уже ехал домой со шкатулкой.

“Что ж, – сказал он себе, весело похлопывая по крышке, – если только изобретение Хирама Сингха и Ваджиба Бакша сработает, знаменитые бриллианты герцогини Уилтширской перейдут в мою собственность всего через несколько часов. Полагаю, уже завтра весь Лондон будет ломать голову над таинственным ограблением”.

Прибыв домой, он взял шкатулку с собой в кабинет. Там он позвонил в звонок и велел вызвать Хирама Сингха и Ваджиба Бакша. Когда те явились, Карн показал им шкатулку, к которой они должны были применить свое искусство.

– Несите свои инструменты сюда, – велел он, – и работайте при мне. У вас есть лишь девять часов, время дорого.

Индийцы сходили за орудиями своего ремесла и немедленно принялись за работу. Весь день они трудились не покладая рук, и наконец к пяти часам механизм был помещен в шкатулку. Когда Карн вернулся в экипаже с послеобеденной прогулки в Гайд-парке, шкатулка была готова. Карн похвалил мастеров, велел им выйти и запер дверь, после чего подошел к письменному столу и открыл один из ящиков. Там лежал плоский футляр, а в нем – ожерелье из фальшивых бриллиантов, похожее на то, которым он намеревался завладеть, только чуть большего размера. Карн купил его утром в Берлингтон-аркад, чтобы проверить, как действует сработанный индийцами механизм. И вот теперь пришло время для такой проверки.

Он осторожно положил копию ожерелья в шкатулку, закрыл крышку и повернул ключ в замке. Когда он открыл ее, ожерелья не было; даже зная секрет механизма, Саймон, как ни старался, не мог отличить фальшивое дно от настоящего. Потом он снова взвел пружины и небрежно бросил ожерелье на дно. К радости Саймона, механизм и на этот раз сработал превосходно. Саймон был в высшей степени доволен, а совесть его была достаточно растяжима, чтобы ничуть его не тревожить, поскольку для него это предприятие было не столько кражей, сколько изощренной проверкой мастерства, утверждением превосходства его ума и хитрости надо всем обществом.

В половине восьмого он отужинал, затем выкурил сигару, сидя с задумчивым видом в бильярдной и читая вечернюю газету. Бал был назначен на десять; в половине десятого Саймон спустился в гардеробную и вызвал Бельтона.

– Приведите меня в порядок поживее, – сказал он камердинеру, – и слушайте мои распоряжения. Этой ночью, как вам известно, я постараюсь завладеть ожерельем герцогини Уилтширской. Завтра утром в Лондоне подымется переполох, а я устроил так, чтобы в первую очередь расследованием занялся Климо. Когда же, а вернее, если придет посыльный, проследите, чтобы старая служанка нашего соседа передала герцогу: я приму его лично в двенадцать часов. Все ясно?

– Ясно, сэр.

– Хорошо. Тогда дайте мне шкатулку, и я поеду. Можете идти спать, не дожидаясь моего возвращения.

Точно в десять – неподалеку как раз били часы – Саймон Карн въехал на Бельгрейв-сквер, опередив, как и рассчитывал, прочих гостей.

Хозяйка дома с супругом встретили Саймона в гостиной.

Хозяйка дома с супругом встретили Саймона в гостиной.

– Тысяча извинений, – говорил он, целуя руку герцогине с обыкновенной для себя изысканной вежливостью. – Знаю, я приехал непозволительно рано, но спешил затем лишь, чтобы лично отдать вам шкатулку, которую вы мне столь любезно одолжили. Полагаюсь на ваше великодушие и снисхождение: шкатулку зарисовывали дольше, чем я предполагал.

– Прошу, не извиняйтесь, – ответила ее светлость. – Вы очень любезны, что привезли ее сами. Надеюсь, иллюстрации удались. Жду с нетерпением, когда их закончат и вы мне их покажете. Но вы, верно, устали держать шкатулку. Сейчас слуга отнесет ее в мою комнату.

Она подозвала лакея и велела ему поставить шкатулку на свой туалетный столик.

– Пока ее не унесли, вы должны удостовериться, что я не повредил ее ни снаружи, ни внутри, – сказал Карн со смехом. – Это такая ценность, что я себе никогда не прощу, если на ней появилась хоть одна царапина, пока она пребывала в моем распоряжении.

При этом он поднял крышку, чтобы герцогиня заглянула внутрь. Шкатулка выглядела в точности так же, как утром, когда герцогиня передала ее Карну.

– Вы соблюдали величайшую осторожность, – сказала ее светлость и шутливо добавила: – Если вам угодно, я могу выдать в этом расписку.

После ухода слуги они еще какое-то время обменивались шутками, и Карн пообещал нанести визит герцогине следующим утром в одиннадцать часов, привезти готовые зарисовки, а также одну оригинальную вещицу из фарфора, которую весьма удачно купил вчера вечером у антиквара. Но вот на лестнице показались гости, люди высшего света, и с их появлением беседовать дальше стало невозможно.

Вскоре после полуночи Карн откланялся и поспешил уехать. Он был совершенно доволен прошедшим вечером и не сомневался, что бриллианты перейдут к нему во владение, если только ключ в замке шкатулки не повернут раньше времени. Той ночью Карн спал тихо и безмятежно, как дитя, что свидетельствовало о немалой крепости его нервов.

Наутро, когда Саймон еще завтракал, к Порчестер-хаусу подъехал кэб, и из него вышел лорд Эмберли. Его немедля провели к хозяину дома; увидев, что Саймон изумлен столь ранним визитом, граф поспешил объясниться.

– Дорогой друг, – сказал он, садясь в кресло, которое предложил ему Саймон, – я приехал по весьма важному делу. Как я говорил вам вчера вечером на балу, когда вы столь любезно предложили мне посмотреть вашу новую паровую яхту, у меня сегодня утром в половине десятого была назначена встреча с герцогом Уилтширским. Приехав на Бельгрейв-сквер, я застал всех обитателей дома в замешательстве. Перепуганные слуги метались по дому, дворецкий чуть не сошел с ума, герцогиня удалилась в свой будуар и пребывала на грани истерики, а ее муж в кабинете грозился отомстить всему миру…

– Вы меня пугаете, – проговорил Карн, твердой рукой зажигая сигарету. – Что же произошло, во имя всего святого?

– О, ставлю сто фунтов, что вам никогда не угадать, хотя произошедшее в некоторой степени затрагивает вас.

– Меня? О господи, чем же я провинился?

– Умоляю, не волнуйтесь, – сказал лорд Эмберли. – Вы, разумеется, ни в чем не повинны. И, по здравом размышлении, мне не следовало говорить, что это касается вас. Дело в том, мой друг, что ночью в Уилтшир-хаусе совершено ограбление: похищено знаменитое ожерелье.

– Боже мой! Быть не может!

– Увы, это так. Вот что произошло. Когда моя кузина удалилась в свои покои после бала, она сняла ожерелье, в присутствии герцога положила украшение в шкатулку и заперла ее. После этого герцог отнес шкатулку в комнату с сейфом и сам поместил ее внутрь, закрыв затем сейф своим ключом. В комнате, как всегда, ночью находились дворецкий и лакей; оба они служат в семье с самого детства.

Наутро, после завтрака, герцог открыл сейф и вынул шкатулку, чтобы, по обыкновению, отвезти ее в банк. Однако, перед тем как уехать, его светлость положил шкатулку на столик в кабинете и поднялся к жене. Он не помнит, сколько времени его не было в кабинете, но убежден, что отсутствовал не более четверти часа.

Проведя эти четверть часа за беседой, они вместе спустились в кабинет. Герцог уже взял в руки шкатулку и собрался уезжать, когда герцогиня сказала: “Надеюсь, вы удостоверились, что ожерелье на месте?” – “Каким образом? – спросил герцог. – Ведь единственный ключ от шкатулки у вас”. Герцогиня поискала ключ в карманах, но, к ее удивлению, его там не было.

– Будь я детективом, я бы обратил внимание на этот факт, – сказал Карн, улыбаясь. – Умоляю, скажите, где же были ключи?

– На туалетном столике, – ответил Эмберли. – Но ее светлость не помнит, чтобы она их там оставляла.

– И что произошло, когда она нашла ключи?

– Конечно, они открыли шкатулку – и, к их изумлению и ужасу, она была пуста. Бриллианты исчезли!

– Боже, какая ужасная потеря! Невероятно. Но скажите, что было дальше?

– Сначала они просто стояли и смотрели на пустую шкатулку, не в силах поверить своим глазам. Но, сколько ни смотри, бриллиантов так не вернуть. Они исчезли, но когда и где их похитили? Герцог созвал всех слуг и расспросил их, но, как нетрудно догадаться, никто – от дворецкого до кухарки – не помог разгадать эту тайну; до сих пор так и не удалось ничего выяснить.

– Не могу передать, как я взволнован, – сказал Карн. – Как хорошо, что мне не в чем себя упрекнуть, ведь я вовремя отдал шкатулку ее светлости. Но за этими мыслями я забыл спросить, что привело вас ко мне. Если могу быть чем-то полезен, я к вашим услугам.

– Сейчас расскажу, зачем я приехал, – ответил лорд Эмберли. – Естественно, герцог с супругой жаждут разгадать эту загадку и вернуть бриллианты как можно быстрее. Его светлость хотел немедля известить об ограблении Скотленд-Ярд, но ее светлости и мне удалось уговорить его обратиться к Климо. Как вы знаете, если первым делом обращаются к полиции, Климо вообще не берется за расследование. И вот мы подумали: коль скоро вы его сосед, то могли бы нам помочь.

– Можете не сомневаться, милорд, я сделаю все, что в моих силах. Пойдемте к нему сейчас же.

Говоря это, он встал и бросил в камин остаток своей сигареты. Его гость проделал то же самое, после чего они взяли шляпы и прошли с Парк-лейн на Бельвертон-террас к дому номер один. Они позвонили в дверь, и им открыла старая служанка, всегда принимавшая посетителей сыщика.

– Господин Климо у себя? – спросил Карн. – И если да, можем ли мы его увидеть?

Старушка была глуховата, и вопрос пришлось повторить. Когда же она поняла, в чем дело, то сообщила, что хозяин в отъезде, но вернется к полудню для обычного приема посетителей.

– Боже, что нам делать? – сказал граф, в отчаянии глядя на своего приятеля. – Боюсь, что не смогу приехать в это время – у меня назначена очень важная встреча.

– А вы могли бы доверить встречу с сыщиком мне? – спросил Карн. – Если да, я позабочусь о том, чтобы увидеться с ним в полдень, а потом отправлюсь в Уилтшир-хаус и расскажу все герцогу.

– Очень любезно с вашей стороны, – отвечал граф. – Если вы уверены, что это не будет вам в тягость, то лучшего выхода и быть не может.

– Я с радостью помогу, – сказал ему Карн. – Считаю себя обязанным оказать им посильную помощь.

– Вы так добры, – произнес лорд Эмберли. – Значит, как я понял, вы зайдете к Климо в двенадцать часов, а потом поедете к кузине и ее супругу и расскажете им, чего вы добились. Я так надеюсь, что он поможет нам схватить вора… В наши дни ограбления, увы, не редкость. Но мне пора ехать – я сяду вот в этот кэб. До свидания, и большое вам спасибо.

– До свидания. – Карн пожал графу руку на прощание.

Когда кэб отъехал, Карн направился в свой особняк.

“Не устаю удивляться, – говорил он себе, идя по дорожке, – сколь часто рука случая становится рукой помощи для моих маленьких предприятий… Его светлость оставил шкатулку без присмотра в кабинете на четверть часа, и одного этого хватит, чтобы пустить полицию по ложному следу. Прекрасно и то, что они решили открыть шкатулку дома: бриллианты уплыли бы у меня из рук, если бы шкатулку сразу отвезли в банк и положили там в сейф”.

Через три часа он поехал в Уилтшир-хаус и встретился там с герцогом. Герцогиня была настолько потрясена случившимся несчастьем, что не могла никого видеть.

– Так любезно с вашей стороны, господин Карн, – сказал герцог Уилтширский, услышав от Саймона подробный рассказ о беседе с Климо. – Мы в огромном долгу перед вами. Жаль, что он не сможет прибыть сюда до десяти вечера, и мне не очень нравится, что он настаивает на встрече с глазу на глаз; должен признаться, я бы хотел быть не один – на случай, если забуду что-нибудь спросить. Но если уж у него так заведено, то будем следовать его условиям. Надеюсь, он поможет нам в постигшем нас бедствии. Я вам уже говорил, что моя жена от этого сделалась больна, у нее настоящая истерика, она не выходит из спальни.

– Полагаю, вы никого не подозреваете? – поинтересовался Карн.

– О нет, никого, – ответил граф. – Все это – такая загадка; мы не знаем, что и думать. Но я все же уверен, что мои слуги столь же невиновны, как я сам. И ничто не заставит меня в них усомниться. Мне бы только добраться до грабителя, и он поплатится за этот фокус…

Карн ответил что-то подобающее случаю и вскоре, попрощавшись с разгневанным аристократом, уехал. С Бельгрейв-сквер он отправился в один из клубов, в который его недавно приняли; там он нашел лорда Орпингтона, и они, как договаривались, пообедали вместе. Затем Саймон повез своего нового знакомого на верфь близ Гринвича, чтобы показать ему недавно купленную паровую яхту.

К вечеру он вместе с лордом Орпингтоном вернулся к себе, и они отужинали в торжественной обстановке. В девять часов гость попрощался с Саймоном, а в десять Карн прошел в гардеробную и вызвал звонком Бельтона.

– Как дела на Бельгрейв-сквер? – спросил он. – Вы выполнили мои указания?

– В точности, – отвечал Бельтон. – Вчера утром я написал господам Хорниблоу и Джимсону, комиссионерам с Пиккадилли, от имени полковника Брейтвейта с просьбой предоставить ордер на осмотр особняка по соседству с Уилтшир-хаусом. Я попросил прислать ордер прямо в особняк и передать его полковнику, как только он появится. Письмо я собственноручно отправил почтой из Бейсингстока, как вы велели. Потом я оделся так, чтобы как можно больше походить на пожилого офицера, и нанял кэб до Бельгрейв-сквер. Смотритель, старичок лет семидесяти с небольшим, впустил меня, как только я представился, и предложил провести по дому. Но я уверил его, что в сопровождении не нуждаюсь, подкрепив свои доводы полукроной, после чего он, вполне довольный, удалился заканчивать свой завтрак, а я мог ходить по дому сколько душе угодно.

Оказавшись на уровне того этажа соседнего дома, на котором находится комната с сейфом, я обнаружил, что ваша догадка подтвердилась: можно, открыв окно, незамеченным пройти по карнизу от одного дома к другому. Я убедился, что в комнате с сейфом никого нет, взял раздвижную трость, которой вы меня снабдили, и прикрепил к винту на ее конце свой ботинок. С помощью этого приспособления я оставил правильную цепочку следов от одного окна к другому в пыли на карнизе.

Я оставил правильную цепочку следов от одного окна к другому в пыли на карнизе.

Затем я спустился вниз, попрощался со смотрителем и сел в кэб. С Бельгрейв-сквер я поехал в известный вам ломбард, владелец которого, по вашим сведениям, в то время был в отъезде. Его помощник спросил, зачем я приехал и чем он может мне помочь. Но я сказал, что мне необходимо лично встретиться с его хозяином, поскольку речь идет о продаже бриллиантов, которые я получил в наследство. Притворившись недовольным его отсутствием, я пробормотал – достаточно громко, чтобы помощник услышал, – что теперь придется ехать в Амстердам.

После этого я поковылял прочь, рассчитался с кэбменом и свернул в переулок, где снял накладные усы, шинель и шарф. Пройдя несколько улиц, я купил котелок вместо старомодного цилиндра, бывшего на мне до тех пор, а затем нанял кэб на Пиккадилли и поехал домой.

– Вы превосходно выполнили мои указания, – сказал Карн. – Если дело выгорит – а я на это надеюсь, – вы получите обычную долю. А теперь пора превратиться в Климо и отправляться на Бельгрейв-сквер, чтобы навести его светлость герцога Уилтширского на след грабителя.

В тот вечер, перед тем как ложиться, Саймон Карн вынул нечто, завернутое в красный шелковый платок, из вместительного кармана плаща, который только что снял Климо. Развернув платок, Саймон поднес к свету великолепное ожерелье, столько лет бывшее красой и гордостью семьи герцогов Уилтширских. Камни играли в электрическом свете, вспыхивая тысячами разных цветов и оттенков.

“Приятно праздновать успех там, где столь многие потерпели поражение, – говорил он себе, снова заворачивая ожерелье в платок и запирая его в сейф. – Этому украшению нет равных, и можно быть абсолютно уверенным: Лиз, получив его, признает, что не зря одолжила мне деньги”.

Наутро весь Лондон потрясла новость о похищении знаменитых бриллиантов герцогини Уилтширской, а через несколько часов Карн узнал из вечерней газеты, что сыщики, взявшиеся за дело после того, как Климо, вероятно, от него отказался, все еще находятся в полнейшем недоумении.

В тот вечер Саймон устроил ужин для нескольких друзей, а именно лорда Эмберли, лорда Орпингтона и еще одного значительного лица, заседавшего в Тайном совете[15]. Лорд Эмберли припозднился и прибыл преисполненный сознанием собственной важности; друзья заметили это и поспешили расспросить его.

Саймон поднес к свету великолепное ожерелье.

– Итак, джентльмены, – начал он, когда все обступили его на ковре перед камином в гостиной, – могу сообщить вам, что Климо вынес свой вердикт, и в результате тайна бриллиантов герцогини Уилтширской – более не тайна.

– И что же? – хором спросили его друзья.

– Он отправил свой отчет герцогу сегодня вечером, как и договаривались. Прошлой ночью, проведя две минуты в этой комнате с пустой шкатулкой и лупой в руках, он оказался в состоянии не только определить modus operandi[16] преступника, но и, более того, даже навести полицию на его след.

– И как же преступник действовал? – спросил Карн.

– Прокрался из пустующего соседнего дома, – ответил его сиятельство. – Утром того дня некто, назвавшийся отставным офицером, пришел туда с ордером на осмотр дома, отвлек смотрителя, забрался в Уилтшир-хаус по наружному карнизу, проник в комнату, пока слуги завтракали, открыл сейф и забрал бриллианты.

– Но как Климо узнал все это? – спросил лорд Орпингтон.

– Благодаря своему блестящему уму, – ответил лорд Эмберли. – В любом случае его правота доказана. Преступник действительно забрался в дом из соседнего особняка, а полиция позднее установила, что человек, отвечающий данному описанию, примерно через час посетил один ломбард с целью продать бриллианты.

– Если это правда, то загадка оказалась не столь таинственной, – заметил лорд Орпингтон, когда они сели за стол.

За здоровье Климо!

– Благодаря мастерству умнейшего сыщика в мире, – уточнил лорд Эмберли.

– Что ж, тогда выпьем за здоровье Климо, – предложил тайный советник, поднимая бокал.

– Присоединяюсь, – сказал Саймон Карн. – За здоровье Климо и за успех его дела с бриллиантами герцогини Уилтширской. Пусть ему всегда так же сопутствует удача!

– О да, о да! – поддержали его гости.