Читать книгу Ричард Длинные Руки – фюрст - Гай Юлий Орловский - Страница 8

Осматривая город, все ближе приближались к той части, где высится высоченный утес, даже не утес, а странная гора, у которой с одной стороны край привычно покатый, а с другой – отвесный, да такой ровный, что даже не знаю…

Ганшилд шепотом объяснил, что там на вершине располагаются убийственные катапульты. Точно такая же гора, как я заметил, всмотревшись, ярко залитая лунным светом, гордо высится вдали, уже по той стороне пролива. Скорее всего, здесь был обычный остров с высокой горой в центре, как чаще всего, а у подножия зеленые леса, долины и внизу роскошные берега с золотым песком.

Но однажды случилось нечто, что пронеслось по морю, вскипятив воду и разрубив остров пополам так, что одна половинка горы осталась с одной стороны, другая – с другой, а между ними образовался глубокий пролив, где корабли могут идти безбоязненно, не опасаясь сесть на мель или разбиться о подводные камни.

Возможно, это нечто разрубало и другие острова, а морское дно углубило так, что теперь по этому прямому пути можно мчаться на всех парусах, не опасаясь снизу удара в днище со стороны предательских камней…

Островитяне, возможно, не сразу смекнули, что катастрофа принесла им и некоторые преимущества. Но когда сообразили, то, как муравьи, долго и упорно точили гору, вырубая ступеньки и гладкие канавы, по которым встаскивали на самый верх части катапульт.

Наверху тоже пришлось поработать, явно не один год, выравнивая площадки, но теперь позиции в самом деле идеальные.

– Катапульты, – сказал я в задумчивости. – Они хороши перебрасывать камни через стену, но… сверху вниз?

Ганшилд кивнул.

– Вы правы, ваша светлость. Сперва, как говорят, были только катапульты, а потом местные алхимики придумали такой состав, одна капля которого сжигает корабли! Если корабли проходят близко к стене, кувшинчики с такой горючей смолой бросают руками. А если на середине пролива, туда метают катапультами…

– И попадают? – спросил я с недоверием.

Он хмыкнул.

– Когда в ложке десять кувшинчиков, то хоть один, да попадет…

– Здорово, – сказал я. – Что-то меня очень даже заинтересовала такая смесь… Почему-то…

– Да, – согласился он, – за нее любые деньги дадут. Но туда не пройти. Та часть города отгорожена добавочной стеной.

– С ума сойти, – сказал я. – А как же люди? Жители?

– Днем ходят куда угодно, – объяснил он, – кроме горы, конечно. А ночью и они сидят дома.

– И что? – спросил я безнадежно. – Никак?

Он пожал плечами.

– Ну… почему же… Смотря сколько у вас денег…

– О, – сказал я обрадованно, – здесь уже демократия? Деньги выше чести? Это хорошо… Держи, этого хватит?

Он покачал головой, глядя на золото.

– Да, хорошо живете… Еще бы, на таких кораблях можно грабить кого угодно…

– Это точно, – согласился я. – Меч порождает власть, как сказал великий кормчий… Рискнем?

Он кивком пригласил следовать за ним, оглянулся, проверяя, следуем ли, я наклоном головы подтвердил, что все так же доверяем и полагаемся, и он уже свободнее пошел через открытое и освещенное пространство к темной стене из грубо отесанного камня.

Из ниши выдвинулся человек в блестящих доспехах и с алебардой в руках. Мы замерли, только Ганшилд продолжал идти, но руки раскинул в стороны в примиряющем жесте и еще показывая, что оружия в них нет.

– Стой!.. – сказал стражник строго. – Пропуск!

– С пропуском все в порядке, – заверил Ганшилд. – От самого короля. Мне с друзьями надо на ту сторону… Ну, я пару раз бывал там, за стеной девки всегда слаще, ты ж меня помнишь…

Стражник ответил резко:

– Нет, не помню! О каком короле речь?

Ганшилд вытащил из кармана две золотые монеты, которые я ему дал. Насколько помню, там вычеканен некий полустертый мужской профиль с орлиным носом.

– Об этом, – сказал он и подал стражнику. – Имя Его Величества, к сожалению, не упомню…

Стражник попробовал одну монету на зуб, другую, широкая морда расплылась в улыбке.

– Я тоже не помню, – сказал он, – но государь был великий, судя по… гм… мне кажется, он был человек с весом. В общем, пропуск в порядке. С таким пропущу тебя с друзьями куда угодно.

Он отступил и даже отвернулся, а мы тихонько проскользнули за его спиной в неприметную и узкую калитку. Я подумал с облегчением, что в рыцарском мире такое бы не прошло, но здесь уже более высокая ступень развития общества, тут все покупается и продается, здесь свобода и гражданские права, так что хитрому да вороватому живется проще, чем честному и соблюдающему какие-то устаревшие этические правила, а они для демократа все устаревшие и все лишние.

От каменной мостовой еще несет чадом горелого бараньего жира, при закрытии лавок его остатки выплескивают прямо на землю, лунный свет блекло высвечивает вывески с указанием, где мастерская шорника, оружейника, а пекарню мы угадываем по ароматному запаху, над каменными заборами возвышаются темные платаны, под ногами рассыпаются конские каштаны…

…но нигде ни звука, все как вымерло. Юрген оглядывался по сторонам разочарованно, а перехватив мой вопрошающий взгляд, пояснил виновато:

– Я ж по своей невинности поверил этому гаду, что к бабам идем на этой стороне!

Ганшилд буркнул:

– Ваш вождь решил посмотреть не на баб, а на гору, где расположены катапульты. Забыли?

– Так то сэр Ричард, – ответил за друга Якоб. – А мы по простоте и невысокому полету могли бы согласиться и просто на баб.

Юрген все оглядывался, но везде мертво, наконец, звучно поскреб щетину на подбородке.

– Это что же, – проговорил он в недоумении, – все закрыто, и мы так и не подеремся в таверне?

Ганшилд покачал головой.

– Увы. А что, это так важно?

– Необходимо, – поправил Юрген с праведным возмущением, – а не просто важно! Человек не обязан жить, но плавать и драться обязан! Я в каждой таверне кому-то, да бил морду. Это дело чести. У нас не осталось ни одного не дратого мною трактира, ни одной таверны или корчмы, где бы я не… Это уже ритуал! Я спать не смогу, если пройду или проплыву мимо такого места… Это вообще не по-мужски!

Ганшилд сказал с сочувствием:

– Понимаю, сам такой. Но здесь именно такое проклятое место.

Юрген повернулся ко мне.

– Милорд!

Я сказал хмуро:

– Я стратег и гуманист, но что-то и мне восхотелось побить здесь хотя бы посуду. Но посуду на дорогу никто для нас не выставил, мерзавцы… Так что совсем не ндравится мне здесь что-то… Так бы и сделал на прощание какую-нибудь пакость. Будто не лорд, а говно какое. Ну лезет из меня всякое…

Юрген хмыкнул:

– И что бы вы сделали, милорд?

– Да вот сжег бы этот город, – сказал я, – как Содом и Гоморру. Или хотя бы те катапульты на горе, чтоб не задавались ими так уж…

Ганшилд сказал безнадежным голосом:

– Эх, если бы это было возможно…

– А почему нет? – спросил я. – Они так хорошо их упрятали повыше, что теперь наверняка охраняют из рук вон плохо. К тому же в эту часть города только по особым пропускам…

Ганшилд снова буркнул с сожалением:

– Это невозможно.

– Островитяне, – сказал я, – многое считали невозможным, пока не прибыли эскадры Колумба, Магеллана и Кука… были в наших краях такие орлы… Что скажете, барон Юрген? Вы у нас почти Кук!

Тот ответил твердо:

– Милорд, вам виднее. Что скажете, то и сделаю!

– Тогда подойдем ближе, – рассудил я.

Место перед горой ровное, как столешница, и абсолютно пустое. Думаю, городские власти намеренно не разрешают застраивать, дабы никто не приблизился к важному объекту незамеченным ни днем ни ночью.

Пробежать через эту площадь невозможно: с одной стороны то и дело слышится топанье и лязг металла проходящей стражи числом в восемь человек, а по ту сторону площади справа и слева от ступеней небольшие караульные помещения, внутри свет, по окну то и дело проходят тени, не спят, гады.

– Ждите здесь, – велел я шепотом, – а я пока посмотрю…

Ганшилд раскрыл рот, явно намереваясь возразить, но Юрген ухватил его огромной пятерней за лицо и выразительно покачал огромной лохматой головой.

Я скользнул дальше по тени, укрылся за углом и торопливо перетек в исчезника. Чувство неуверенности начало пробираться под кожу едва сделал первый шажок к сторону горы, кто знает, что здесь и какая из чертовщины сохранилась, вдруг моя незримость для них такая же, как и для собак, что значит, никакая. Вдруг меня уже заметили, кто-то аккуратно взводит тугую стальную тетиву арбалета и берет дурака, уверенного в невидимости, на прицел…

Я ежился, старался уменьшиться в объеме, стать еще незаметнее, но все-таки пробирался ближе и ближе, а когда стена дома кончилась, ринулся через площадь со всех ног, стараясь бежать как можно тише.

Двери караульного помещения приоткрыты, я остановился, переводя дыхание, затем сжал челюсти и ворвался вовнутрь. Их оказалось четверо, но я заранее взвинтил метаболизм, понимая, что меня может спасти только скорость, а они отдыхают спокойно и беспечно, как уже многие месяцы и даже годы…

Лязг металла, приглушенные вскрики, хрип, быстро обрывающиеся стоны, и я с сильно бьющимся сердцем прислонился к стене, внутри все так колотится, что вот-вот разнесет в клочья.

Из той сторожки, что слева от темных ступеней на гору, доносятся веселые голоса, значит, еще ничего не заметили.

Я перебежал, пригибаясь, как петух под дождем, распахнул дверь и прыгнул вовнутрь, еще выставив перед собой длинный узкий клинок. Мелькнуло усатое краснощекое лицо, и тут же изо рта хлынула кровь, второй икнул и завалился навзничь на стол, я отпрыгнул и дико огляделся, прислушался, но сердце колотится так, что слышу только его и свое сиплое дыхание.

На той стороне площади темно и пусто, с улицы вышла группа стражников, прошла по кромке площади и свернула на параллельную. Я выдернул из держака факел и помахал крест-накрест.

Второй раз подавать знак не пришлось, с той стороны через площадь ринулись, как три огромные крысы, мои орлы с огромными тенями впереди себя.

Я отступил, пропуская вовнутрь, а сам присматривал за площадью. Через некоторое время там появился еще отряд, тоже восьмеро, протопали по кромке и скрылись, обогнув квартал.

– Теперь быстро на лестницу, – велел я. – Держитесь левой стороны!

Они послушно выскользнули, лестница врезана глубоко в гору, лунный свет серебрит правую сторону, левая в тени, моим настороженным ушам шаги кажутся чересчур громкими, хотя понимаю, что до верха еще очень далеко.

Ганшилд прошептал:

– И во второй караульной… тоже?

За меня гордо ответил Юрген:

– Мы пришли из жестокого мира, сэр Дэвид.

– Прекрасно, – сказал тихо Ганшилд, в голосе звучало великое уважение. – Двое здесь, двое там… и никто не крикнул?

– Да хотя бы и десятеро, – сказал Юрген гордо. – Для милорда это раз плюнуть и растереть задней ногой.

– Тихо, – прошипел я. – Я пойду посмотрю, что там и как. Меня не догонять, поняли?

Юрген ответил за всех:

– Я прослежу, милорд!

Ступеньки поднимаются круто, представляю с каким трудом затаскивали части катапульт, сколько канатов порвано, сколько убитых и покалеченных за время подъема, но молодцы, такую стратегически важную точку укрепили, полный контроль над проливом, нечто подобное сооружаю и я в Тарасконе, только у меня нет горы, приходится башни строить самим…

Дыхание уже обжигало горло, когда я услышал где-то на уровне звезд голоса, а когда поднялся еще, различил слова, сказанные лениво и уверенно:

– …а кто будет жульничать, того будем бить…

– По наглой рыжей морде, – добавил второй.

– Ну вот, – послышался еще голос, звучал обиженно, – при чем тут именно рыжая? А по конопатой не хочешь?

– Моя конопатая постоянно проигрывает, – возразил голос, – как только с твоей рыжей играть сядет!

– Я просто лучше тебя…

– Во всем?

– Ну, в дурости ты, конечно, победишь…

Послышался шум, затем властный голос:

– Тихо!.. Играем или деремся?

Молчание, потом угрюмый голос:

– Играем… все равно потом подеремся…

Ну, мелькнуло у меня, люди не меняются. К счастью для правителей и к несчастью для церкви, что все еще наивно надеется с этим дерьмом построить Царство Небесное на грешной земле, что какими-то молитвами или еще чем-то и как-то очистится от грязи.

Я потихоньку начал спускаться вниз, оттуда донеслось тяжелое шарканье, но идут хорошо, таятся, я бы и не услышал, если бы не прислушивался.

Подошел неслышно Юрген, присел рядом, дыхание тяжелое, долго не мог выговорить и слова.

Появились Ганшилд и Яков, я сказал шепотом:

– Тихо-тихо, не спешите! Сперва переведите дух. Дальше надо будет все очень быстро. Там две катапульты, я рассмотрел. Но это потом, главное – четыре охранника и двое мастеров по тем штукам. Их надо убить сразу! Без воплей, криков и лязга. Поняли?

Юрган ответил полушепотом:

– Милорд, я тоже хочу вернуться на корабль целым, а не по кусочкам.

Яков прошептал возбужденно:

– Я готов и погибнуть здесь, милорд! Но слава будет выше, если вернемся с победой.

Ганшилд поморщился, но встретил мой взгляд и кивнул.

– Отлично, – сказал я. – Да, еще пустячок. Там, кроме камней, еще и странного вида бочонки и кувшины. Ни в коем случае к ним даже не притрагиваться. Поняли? И ничего тяжелого не бросать в их сторону. И самим туда не падать, ясно?

– Ясно, – ответил Юрген озадаченно.

– Понятно, – ответил Яков.

Ганшилд бросил на меня изумленно злой взгляд.

– Хорошо, – сказал я, – теперь подберемся ближе…

Пришлось одолеть еще около сотни ступеней, прежде чем открылась широкая площадка, в центре костер, двое расселись в свободных позах перед огнем, что значит, ничего не видят, кроме пляшущих языков пламени, дураки, так нельзя, двое лежат рядом, но укрылись одеялами, а мастеровые просто бесстыдно спят, что и правильно: кто же сунется в пролив ночью?

– Я беру сидящих, – сказал я. – Юрген, сумеешь тех, что лежат?

– Обижаете, милорд…

– Тогда Яков, – сказал я, – и вы, сэр Дэвид, бьете мастеров. Уточняю, лишаете их жизни.

– Совсем? – уточнил Яков.

– Совсем, – подтвердил я. – С трофеями и сами разберемся.

– Как скажете, милорд.

– Все делаете быстро, – напомнил я, – чтоб никто и рта не раскрыл! Помните, мы посреди вражеского лагеря.

Яков посопел обиженно, но смолчал, в таких случаях претензии высказывают потом, а Ганшилд только кивнул и вытащил из-за пояса длинный кривой нож.

– На счет три, – сказал я. – Раз… два… три!