Читать книгу Обретенная любовь - Гайя Алексия - Страница 14

Глава 11

Оглавление

Тиг

Елена упирается, не хочет уходить, но, если ее здесь найдут, у нее будут очень большие неприятности. О том, что тогда станет со мной, я даже думать не хочу. Копы будут счастливы припереть меня к стенке и вдобавок обвинить меня в домогательствах или еще Бог знает в чем. Что может быть хуже, чем изнасилование? Неважно. Я не хочу, чтобы еще и это свалилось на долю Елены.

– Тиг, я не могу…

Дыши, парень.

Я хватаю ее, и она прижимается ко мне. Как же тяжело с ней расставаться! Я не знаю, когда мы увидимся вновь. Возможно, никогда. От этой мысли меня прошибает холодный пот. Я обнимаю ее еще раз. Мы целуемся, и это наш самый ужасный и одновременно самый лучший поцелуй. При мысли, что наши губы больше никогда не встретятся, мне становится больно дышать. Черт! Я ведь без колебаний готов ради нее на все.

В конце коридора клацает дверь. Коп болтает с очередной медсестрой. Елена должна уйти прямо сейчас, если мы не хотим, чтобы нас застали врасплох.

Моя львица льнет ко мне. Это настоящая пытка для моего сердца и ребер.

– Я… Мне тебя так не хватает. Я вернусь вечером.

Мне тебя тоже не хватает, хоть у меня и не выходит сказать об этом вслух.

Я обнимаю ее в последний раз, а затем отталкиваю. Елена отступает на шаг. Она вся в слезах, но все же согласно кивает. Бросив на меня еще несколько отчаянных взглядов, она, наконец, выходит. Я слышу, как дверь мягко открывается и закрывается. Ее здесь больше нет, а меня уже гложет чувство, будто мне все это приснилось.

* * *

Мне не сомкнуть глаз.

Я наблюдаю за солнечным лучом, медленно ползущим по стене. Он едва ли поднялся на пару сантиметров, а мне уже кажется, что Елена была здесь несколько дней или месяцев назад. А ведь прошло не больше часа.

Хлопает дверь. Я даже не успеваю ничего сообразить, как рядом с кроватью появляются двое полицейских. По привычке я пытаюсь привстать, но не могу из-за наручника на запястье.

– Встать.

Что? Я ничего не понимаю. Меня тут же хватают и силой заставляют подняться с кровати. Черт, они что, поймали Елену на выходе? Мне подсовывают кроссовки, а на вытянутые вперед руки надевают другие наручники. Рация шипит, затем из нее доносятся слова:

– Второй патруль готов, транспорт для перевозки подъехал. Прием.

Дьявол, меня увозят! Увозят прочь от Елены! Я не хочу. Прежде чем я успеваю что-либо понять, на лодыжках тоже появляется пара наручников, связанная толстенной цепью с запястьями. Да что они творят? Коп толкает меня в спину, но я упираюсь. Я не желаю уезжать, она же вернется вечером.

– Двигай!

Нет! Удар по ногам, затем один из этих ублюдков ловит меня, пока я не свалился на пол. Если бы мне было хоть немного получше, они бы даже пальцем не смогли меня тронуть.

* * *

Пройти через всю больницу в наручниках в сопровождении двух копов в униформе – лучший способ обратить на себя внимание. Все кругом смотрят с презрением. Я даже ощущаю облегчение, когда, наконец, залезаю в тачку с мигалками, хотя это физически непросто. На выходе из комнаты я пытался вырваться и сбежать, но не смог. Это привлекло еще больше внимания. Они, черт возьми, увозят меня от моей львицы. Далеко. И все это происходит без единого комментария с их стороны.

Мы, должно быть, едем уже минут двадцать, и я даже не знаю куда. По всей видимости, в Райкерс. Наверное, после рентгена врач сказал им, что я уже достаточно окреп, чтобы меня перевозить. Я закрываю глаза и пытаюсь перевести дух. От одних только мыслей о тюрьме становится тяжело дышать. Я смотрю в окно. Тачка притормаживает на красный. Вокруг люди: кто-то ведет машину, кто-то прогуливается по улице, у некоторых совершенно отрешенный взгляд. Они живут своей спокойной жизнью. А я? Мои лодыжки и запястья пристегнуты к этому вонючему сиденью. Я пытаюсь проглотить ком в горле, но паника все равно постепенно берет верх. Еще эта тоска по Елене.

Меня вытаскивают из патрульной машины. Я упираюсь, потому что мне по-прежнему больно быстро двигаться. Это плохая идея. Коп тянет цепь от наручников еще сильнее, от боли у меня вырывается стон. Где я, черт побери?

Мы в каком-то подземном гараже. Повсюду патрульные машины и копы. На посту охраны верзила из конвоя толкает меня в спину так сильно, что я спотыкаюсь. Это его очень смешит. Гад!

Мы проходим лифт и два коридора, в которых пахнет едой и бумагой. Видимо, мы приехали в центральный комиссариат. Самый большой во всем Нью-Йорке. Меня проводят через очередную дверь – и на меня обрушивается волна телефонных звонков, допросов, угроз и самых разных запахов.

Я вхожу в офис открытого типа, все кругом гудит от электричества. Мы не проходим и двух метров, как весь шум стихает. Только цепи звенят в такт моим шагам. Все смотрят на меня, словно уже знают, кто я и что меня ждет. Толстуха в чертовой униформе пересекается со мной взглядом и корчит гримасу отвращения. Стерва! Я их всех ненавижу, они все мне противны.

Пусть идти недалеко, ощущение такое, будто меня пилили этими осуждающими взглядами дня три. Мы скрываемся в очередном коридоре, сразу за моей спиной шум возобновляется с новой силой. Меня заводят в комнату, где офицер снимает с моих лодыжек наручники, после чего уходит и запирает дверь на ключ.

* * *

Кажется, я провел здесь уже целую вечность. Неужто они собираются заставить меня гнить прямо здесь?

В комнате стоят металлический стол и два стула, на одном из которых сижу я, на стене большое зеркало и часы – все. Ни одна стрелка часов не сдвинулась с места, но времени прошло достаточно – об этом говорит боль во всем теле от неудобной позы.

Я выпрямляюсь и пытаюсь потянуться – ребра сразу напоминают о себе. Не спеша, корчась от боли, я откидываюсь на спинку стула. Боль стихает.

Вдруг дверь распахивается, и я вздрагиваю. Больно, черт возьми! Входит какой-то тип в штатском. Короткие волосы, довольно мускулистый, лицом точно похож на копа. Я отвожу взгляд, а он молча устраивается на стуле напротив и кладет зеленую папку с досье на стол посередине между нами. Мой взгляд прикован к ногам, неистово отплясывающим под столом. Напряжение возрастает стократ. Это явно будет допрос с пристрастием, он ведь собирается заставить меня заговорить.

– Здравствуйте. Я – детектив Райан. Начинаю запись допроса Тигана Доу, семнадцати лет. Дело номер 6578Б. Одиннадцать двадцать четыре…

На этом месте я отвлекаюсь. Когда вновь повисает тишина, я обнаруживаю, что мои руки вцепились в стул – так проще унимать дрожь. Краем глаза я замечаю, как детектив открывает досье и достает первый лист.

– Тиган Доу. Вас привезли на допрос. Вы имеете право позвонить вашему адвокату. Если вы не можете себе его позволить, вам назначат государственного защитника.

Тишина. Я чувствую, как он на меня смотрит, но не реагирую. Мне не нужен чертов адвокат. Я ничего не сделал. А его фраза о том, что я могу «позвонить», вообще встает мне поперек горла.

– Отлично, значит, обойдемся без адвоката. Я напомню вам факты: вас задержали потому, что вы сознательно создали угрозу жизни других людей, нанесли побои с целью лишения жизни Джейсона Дэша, Джеймса Терна, Оливера Ванхагена и избили Тима Ригса и Софи Вуд. А также пытались изнасиловать и избить Елену Хиллз. Вы признаете свою вину, мистер Доу?

Я молчу. Это невыносимо. Его слова запускают в моей голове неуправляемое торнадо боли и непонимания. Детектив дает мне несколько секунд на раздумья, а затем снова опускает взгляд в свои бумажки.

– У Тима Ригса смещены шейные позвонки, сломана челюсть и рассечена кожа на лице, – говорит он. – И куча синяков.

Мужчина поднимает взгляд и вновь ждет моей реакции. Что ему надо? Я даже не знаю, кого из них звали Тим Ригс. Я пытаюсь не обращать на него внимания, но дыхание становится тяжелым и прерывистым. Он продолжает:

– Оливер Ванхаген. Три сломанных ребра, сломанный нос и порезы на лице.

Еще один взгляд. Этот кретин начинает действовать мне на нервы. Он вообще в курсе, что я не очень разговорчивый?

– Джеймс Терн. Черепно-мозговая травма, один день в коме, перелом руки, множественные раны и ушибы, швы по всему телу…

Детектив опять делает паузу, проверяя мою реакцию. Мне все равно, что стало с этими подонками. Что бы там ни было, они заслужили.

– Софи Вуд. Перелом носа и вывих запястья из-за падения, когда вы ее толкнули…

Я едва сдерживаю улыбку: вывих и новый нос? Эта стерва легко отделалась. Вновь пауза. А затем удар прямо в сердце:

– Джейсон Дэш…

Я выпрямляюсь. Коп смотрит на меня с усмешкой. Черт, мне это не нравится. Так он жив или как? Не скажу, что меня расстроила бы его смерть, но между избиением ублюдка и его убийством есть черта, которую я не могу позволить себе пересечь.

– Джейсон Дэш…

Мертв?

– …все еще на грани жизни и смерти. На текущий момент он уже неделю находится в коме. Из-за кровоизлияния в мозг ему потребовалось проведение трех операций. Медики не уверены ни в том, что он когда-либо восстановится, ни в том, что он вообще очнется. В его черепе дыра в восемь сантиметров, Тиган. Восемь! Это примерная ширина вашего кулака.

Он пристально смотрит на меня. Джейсон получил по заслугам. Ни больше, ни меньше. Я нисколько не жалею. Единственное, о чем стоит жалеть – так это о том, что я не смогу прийти на его похороны (если они, конечно, состоятся), потому что из-за него проведу остаток дней в тюрьме, а я к этому не готов. Да и кто на моем месте был бы готов к такому?

– Кажется, его судьба вас не особо трогает, – вздыхает коп. – Что ж, перейдем к последней жертве.

Последняя жертва? Я замираю. Даже нога перестает двигаться. Детектив вновь делает паузу, а затем тихо произносит:

– Елена Хиллз…

Мой взгляд перескакивает на руки. Почему я чувствую себя виноватым, черт возьми? Успокойся, парень, она же буквально всю сегодняшнюю ночь провела с тобой! Я стараюсь контролировать дыхание, но ничего не выходит. Все летит к чертям, едва он произносит ее имя.

– Посмотрите на меня, Тиган.

Иди куда подальше. И можешь считать себя счастливчиком, что я все еще сижу пристегнутый к этому стулу! Если бы я только мог, то заставил бы твое лицо поцеловаться с этим столом, чертов коп!

– Елену Хиллз сегодня выписали из психиатрического отделения, где она лежала с момента трагедии. Она по-прежнему не в состоянии отвечать на вопросы следователей, но мы уже знаем, что она нам скажет: вы, Тиган Доу, заперлись с ней в раздевалке, избили ее и заставили сделать то, что вам было нужно. Она все это время плакала и кричала, да?

Черт, но ведь это неправда! Да, я все видел и никак не мог это предотвратить! Вот в чем я виноват! А не в том, что он перечислил.

Я сжимаю зубы, пытаясь прикусить язык. Не сдавайся, парень! Пытаюсь проглотить ком, передавивший горло. Мне настолько тяжело душевно, что ноющие ребра кажутся детскими шалостями.

Я закрываю глаза и опускаю голову, лишь бы не видеть больше этого дурацкого копа, который надеется сломать меня.

– Объясните мне, пожалуйста, почему судьба Елены Хиллз вас так сильно волнует? Вы же напали на нее на вечеринке в лицее?

Я открываю глаза. Слеза срывается с ресниц и падает прямо на покрытую татуировками руку, лежащую между ног. Дьявол, я ничего не сделал! Я замираю, не в силах пошевелиться.

Следует долгая пауза. Больше ни одна предательская слеза не вытечет из моих глаз. Однако спокойствием здесь и не пахнет.

– Ну что ж. Следствию придется придерживаться улик и свидетельских показаний, собранных на месте преступления в ночь нападения, – вновь говорит детектив. – В итоге мы имеем следующее: вы, Тиган Доу, вошли в лицей, в котором учитесь с начала этого года, и попали на вечеринку в честь Дня благодарения. Согласно записям, изъятым из найденного при вас в тот вечер телефона, который, как оказалось, принадлежит миссис Натали Солис, Елена Хиллз попросила вас встретиться с ней. И вы приехали на встречу на машине миссис Солис. Затем какое-то время вы занимались неизвестно чем, а после случилось следующее: море крови в раздевалке, три ученика в критическом состоянии – один из них, Джейсон Дэш, на грани смерти – и четвертый ученик с трудом держится на ногах. И, наконец, жертва изнасилования, которую медикам пришлось усыпить, поскольку никто не мог к ней даже приблизиться. Когда появились полицейские, Елена Хиллз пыталась прикрыться обрывками своей одежды. Объясните мне, что там делали вы? Что произошло до того, как эти четверо бейсболистов вас схватили?

Я не знаю, откуда берутся силы, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Возможно, за пределами страдания человек способен найти нечто новое, например, дерзость.

Обретенная любовь

Подняться наверх