Читать книгу Сокровище нумизмата - Геннадий Андреевич Харламов - Страница 4

За чаем Филипп Самуилович продолжил свой рассказ о неведомом мне нумизматическом гении.

– Я познакомился с Шульцем в армии, в 77-м. Мы сдружились, и получилось так, что он привил мне любовь к нумизматике. В увольнениях мы ходили на блошиные рынки, выискивали там ценные для нас вещи и зачастую покупали их у людей, которые даже не понимали, что продают. После армии мы продолжили общение, я женился, у меня родились трое детей, я собирал свою скромную коллекцию и продолжал общение с Мишей. Он тоже обзавелся семьей, но личная жизнь у него не задалась, сын родился уже после развода. Со своей бывшей Миша практически не общался, а вот в сыне души не чаял, ничего для него не жалел. Все свободное время он посвятил своей коллекции и знаниям в этой сфере. Благодаря умелой перепродаже он буквально за десять лет сколотил не только состояние, но и шикарную уже к тому времени коллекцию. Потом случился развал Союза, голод… Период был тяжелым для всех, кроме Миши – для него настало золотое время, он как ураган скупал за бесценок безумно редкие и дорогие монеты. К нулевым годам его коллекция стала просто достоянием страны, к тому моменту его было уже не остановить.

Филипп Самуилович сделал паузу, прошёлся по тесной комнатушке.

– Сложности начались пару лет назад. У Миши появились проблемы с ногами, ему стало больно ходить, и он начал чахнуть – чахнуть не столько внешне, сколько духовно. Невозможность пополнения коллекции, посещения выставок, клуба коллекционеров – все это нагнало на него депрессию, он стал агрессивным, замкнутым, у него начались проблемы с сердцем. Я стал для него ниточкой, которая соединяла его с миром, где он был настоящим гроссмейстером. Он часто просил меня съездить на встречи к разным людям, посмотреть монеты и банкноты, сделать их фото. Монеты он покупал в последние годы только в слабах, чтобы быть уверенным в грейде* без возможности личного осмотра.

*Грейдинг (от англ. Grade – ставить оценку, оценивать) – зафиксированная экспертами оценка состояния монеты с целью определения степени сохранности исследуемого экземпляра. Слаб – прочная пластиковая капсула с собственным номером в реестре, в нее монету помещает компания, выдавшая сертификат.

Филипп Самуилович вернулся за стол и пристально посмотрел мне в глаза.

– А потом его просто убили. А его коллекция пропала, практически вся.

Повисла пауза.

– Знаете, мне хотелось бы уточнить сразу два вопроса, – нарушил я тишину. – Почему вы считаете, что его убили, хотя, по моей информации…

– Да, уверен! По официальной версии, он оступился и упал, ударившись головой об угол комода. Но вы поймите, вся ситуация до мельчайших подробностей вырисовывается у меня перед глазами: этот чертов комод стоит на третьем этаже, для Миши было просто физически нереально подняться туда. Я специально обустроил у него все таким образом, чтобы необходимые для жизни и нумизматики вещи были на первом этаже. Он даже на второй-то практически никогда не ходил.

– Вы же не думаете, что кто-то убил его, а потом затащил на третий этаж?

– Нет, это определенно было не так. Но коллекция – она пропала, это был самый настоящий разбой, я уверен в этом!

– Однако почему такую версию не рассматривает следствие? Вы говорили им об этом?

– Конечно, говорил. Но сказать точно, что именно украли и в каком количестве, я не могу. Миша никогда не хвастался своей коллекцией и никому особо ее не показывал. Однако я уверен: забрали самое дорогое. Убийца знал, что брать.

Он грустно вздохнул.

– Как вы думаете, какова примерная стоимость коллекции? – вывел я его из задумчивости.

– Трудно назвать точную сумму. Думаю, точно больше миллиарда рублей.

– Вы сказали, миллиард? – едва не ахнул я.

– Поверьте, это по самым скромным подсчетам. На самом деле, сумма может быть намного больше. Украли, как минимум: пятидесятикопеечную монету 1929 года, «пятак» 1916 года, двадцать пять рублей 1908 года, еще «пятачок» 1907 года, двенадцать рублей 1836 года, один «Константиновский рубль» 1825 года, двадцать рублей 1755 года, один рубль «Анна с цепью» 1730 года, шиллинг «Новая Англия», 1652 год, «Золотой Дублон Брашера»… И это только малая часть пропавшего – то, в исчезновении чего я уверен на сто процентов.

Признаться, в тот момент мне было весьма непросто собраться с мыслями.

– Простите, Филипп Самуилович, но вы перечислили только с десяток монет. Сколько они могут стоить?

– В этом-то и смысл: только перечисленное, по разным подсчетам, стоит от шестисот до семисот миллионов рублей! А ведь он собирал еще и банкноты, и медали. Я в них не особо разбираюсь, поэтому адекватную оценку дать не могу. Монеты, которые я перечислил, уникальны! К примеру, после денежной реформы 1755 года в сферу обращения была выпущена золотая монета с новым номиналом 20 рублей, который ранее в России никогда не использовался. В ходе реформы было выпущено всего два экземпляра таких монет. Сегодня один из них хранится в Эрмитаже, а второй принадлежит частному коллекционеру, купившему монету на аукционе Святого Джеймса в Лондоне в 2008 году. С учетом комиссионных, он заплатил за нее без малого два миллиона фунтов стерлингов.

Оказавшись в своей стихии, мой собеседник разволновался, даже щеки порозовели.

– Имейте в виду: двадцатирублевка 1755 года – это самая дорогая монета времен царской России! Кстати, она установила новый мировой рекорд стоимости, заплаченной за нее как за неамериканскую монету, и этот рекорд не побит до сих пор. Теперь вопрос: как вы думаете, кто этот частный коллекционер? Правильно – Миша! А тот экземпляр, что хранится в Эрмитаже – думаете, он принадлежит самому Эрмитажу? Или государству? Нет! Тоже Мише! Можете себе представить?! За всю историю России таких монет было всего две, и обе они принадлежат ему! Нет, теперь уже – принадлежали…

Мне показалось, что глаза Филиппа Самуиловича повлажнели.

– Редкие и дорогие монеты Миша предпочитал покупать инкогнито, по телефону. Если такой возможности не было – через подставных лиц. Великий человек!..

– Много людей знали про его коллекцию? – спросил я.

– Из клуба практически все знали, что у него есть редкие монеты. Экземпляры до миллиона он покупал открыто. Недоброжелателей особо не замечалось. Были, конечно, завистники, но чтобы убить!..

– Вы говорили, у него есть сын. Он тоже коллекционер?

– Да, но весьма посредственный. Миша принципиально не давал ему ни денег на пополнение коллекции, ни уж, тем более, экземпляры. Хотел, чтобы он всего добился сам.

– Скажите, а с ним можно поговорить?

– Официально – нет.

– Как это понимать?

– У него с отцом были весьма натянутые, как мне кажется, отношения. Если он и причастен к этому – а я молю всевышнего, что это не так, – то своими расспросами мы только спугнем его. Это можно сделать неофициально. Каждую субботу с восьми до трех часов работает нумизматический клуб, мы встречаемся там, чтобы пообщаться, узнать новости, обменять, купить или продать свои образцы. Мишин сын там, как правило, выступает в роли экспонента*. Я мог бы представить вас своим учеником, начинающим нумизматом. У меня, действительно, есть такая практика, и это никого не удивит и не привлечет лишнего внимания. Приезжайте в субботу на станцию метро «Динамо» к семи тридцати.

– Хорошо, – кивнул я.

– Только оденьтесь поприличнее, – добавил Филипп Самуилович, оглядывая мои затертые «конверсы», рваные джинсы и клетчатую рубаху, которая торчала из—под замызганного плаща.

Мы распрощались, и, выйдя на улицу, я стал ждать такси в больницу. У меня в голове сложился четкий план дальнейших действий, и я хотел получить одобрение брата. Сев в машину, я надел наушники и задремал.

*экспонент – участник выставки, выставляющий, демонстрирующий на ней что-либо.