Читать книгу Остров. Роман путешествий и приключений - Геннадий Доронин - Страница 8

4—1,2–4,5 – 5,7–8,9—8,1–5,1 – 1,1–2,2 – 6,2–7,3 —9, г, 5–1,1—2.

Интересные люди попадались на пути Лизаветы. Чуть не на пороге ее дома, когда высока еще была опасность погони и бабушка легко могла вернуть беглянку путь Лизавете заступил странный человек, необычность которого состояла – Лизавета не сразу это поняла, а когда пригляделась – восхитилась – в его потрясающей обыкновенности. Все в нем соответствовало средним параметрам – серый костюм, серые носки, синий плащ и серая же кепка. Рост средний, сам не толстый и не тонкий, голос невыразительный, глаза непонятного цвета, выражение лица никакое. Встретив его второй, третий, десятый раз, никто не смог бы его узнать. С одиннадцатого раза кое у кого получалось. Когда он уходил куда-то, то всем казалось, что его никогда и не было, когда он приходил, все спрашивали друг у друга: а кто это такой? Поэтому он жил почти инкогнито. Его часто принимали за других людей: милиция хватала его, потому что большинство преступников было без особых примет; к нему набегало телевидение, объявляя его время от времени потерянным сыном, братом или даже отцом знаменитого писателя Иванова; соседи по коммунальной квартире норовили заселиться в его комнату, не замечая не только его комода, табуреток и раскладушку, но и самого этого мужика без примет.

Все эти подробности Лизавета узнала позже, а сначала мужик без примет принялся рассказывать о том, что в их доме поселилась нечистая сила: с бельевой веревки пропали две простынки, одна почти новая, и носки – несколько штук, и все на левую ногу…

– А разве бывают носки на левую ногу? – растерялась Лизавета. – Ведь это не сапоги, надевай куда хочешь – хоть на левую ногу, хоть на правую.

– У меня как раз были районированные носки, дифференцированные для каждой ноги, – сказал мужик без примет. – А еще ночами кто-то за стеной шуршит и стонет…

– Так вы в нашем доме живете? – спросила Лизавета. – В мизиновском?.. В доме с колоннами?

Ну конечно, – подтвердил он. – С самого почти рождения живу в нем…

– Что-то прежде я вас не замечала здесь…

Он закручинился:

– Вы и сегодня бы меня не заметили, если бы я сам не подошел…

– Я знаю, кто за стеной газетами шуршит, – постаралась она участливой интонацией сгладить неловкость. – Это домовой… Он неплохой, переживает… Он, несчастный, по службе никак продвинуться не может, у них там строго – и чтобы с жильцами благополучно было, и чтобы крыша не текла, и чтобы посторонние не заводились… А какое уж у нас благополучие, сами знаете…

– Знаю, – вздохнул он, вроде как посочувствовал. – Про домового я давно подозревал, в таком доме без него не обойтись.

Он огляделся по сторонам, продолжил шепотом:

– Но у нас как раз и завелся посторонний. И уже, кажется, давно… Он, этот чужой, как-то заглянул в мою ком нату и так же, как ты, не заметил меня. А я глянул – и меня мороз по шкуре продрал!.. Холодом так и потянуло!

Лизавета вспомнила ледяное дыхание у себя за спиной, кивнула рассказчику ободряюще.

– Со страху-то я не очень и разглядел чудище, подумал даже, что это с бодуна мне видение – такое невиданное уродство и жуть предстали передо мной, – продолжил мужик без примет. – Но я ведь с утра ни росинки во рту не имел, с чего глюки-то пойдут?.. Ты только представь себе: один невиданно гигантский глаз, не мигающий, глубокий, как бездна, и этот глаз размером со страуса упирается в землю огромной когтистой лапой, тоже одной – левой, кажется… Вот для чего ему носки на левую ногу… Но ушей у него несколько – три или четыре… И еще нос, почти хобот!.. Воплощенное внимание – всевидящий глаз, абсолютный слух, безошибочный нюх; наверное, это демон слежки и гений зла…

– Но вас-то он не заметил…

– Я был парализован страхом, он вполне мог пренебречь такой почти условной величиной, как я…

– Скажите, а когти у него случайно не пятипалые? – вспомнила Лизавета.

– Кажется… Точно пятипалые…

Мужик без примет наклонился к Лизавете, да так близко, что самум чесночно-водочного аромата накрыл ее с головой. Она едва не задохнулась. Включила моторчик и чуть-чуть отъехала от нового знакомого.

– У меня слух хороший, – сказала она, – ноги не годятся, а слух отменный…

– Понял, – сказал мужик. – Так вот, это страшилище оглядело комнату, так и не заметив меня, издало какой-то непонятный звук – не то смех, не то кашель, а может, и то и другое, – и медленно растворилось в воздухе… Невидимым, значит, стало… Но еще долго ощущалось его присутствие, это все равно как стоять у открытого холодильника…

– Меня тоже иногда как будто ознобом охватывает, – сказала Лизавета, – и чудится смешок…

– Во! И я говорю!..

Лизавета строго посмотрела на него:

– А почему все это вы рассказали мне, а? Не в полицию-милицию отправились, не в секретные службы, не в какую-нибудь санитарно-эпидемиологическую инспекцию, чтобы дезинфекцию сделали и извели всяких вредителей, даже если они гении зла, а меня тут подкарауливали – подкарауливали ведь, отвечайте?!

– Да, подкарауливал!.. Но перед этим я участковому все рассказал – дяде Жоре, а тот сказал: «Белочка к тебе пришла, каюк-петрович подкрадывается на хлипких лапках…»

– Какая белочка?

– Ну белая горячка значит… В органы я вообще побоялся идти, вдруг, это они сами испытывают какое-нибудь невидимое андронно-наноподслушивательное оборудование?.. Может, наш дом – это особый полигон по проверке сверхспособностей?..

– Так что вы хотите? – начала терять терпение Лизавета. – Я должна вступить в борьбу с этим чудищем?..

Она подумала, что вся ее жизнь – это и есть борьба с чудищем. Может быть, и не борьба пока, а постоянное присутствие неизвестной опасности и предвкушение борьбы с ней и обязательной – обязательной? – победы, но откуда узнал об этом странный мужик без примет?

Он как будто прочитал ее мысли:

– По телевизору я услышал, что у инвалидов – уж не сердитесь на меня за эти слова – обостряются все чувства и они могут видеть, слышать, ощущать то, что не дано обычным людям. Вот у вас, извините, обоняние, случаем, не усиленное какое-нибудь? Может, память феноменальная?..

– Ага, помню то, чего не было, – вырвалось у нее.

– Я и говорю! – оживился ее собеседник. – Необычные способности могут очень помочь в победе над этим существом!.. Тем более что ваши таланты усилены, можно так сказать, юностью… Вот поэтому я и подкарауливал вас, с целью привлечь в тайное общество по борьбе с чудищем…

– Общество? – удивилась Лизавета. – Специальное общество?.. Северное, Южное?..

– Общество секретное. Пока вы в него не вступите, не принесете торжественную клятву до конца бороться за освобождение земли от чудища, я не уполномочен распространять об организации хоть какую-нибудь информацию…

– Вот вам здравствуйте! – засмеялась Лизавета. – Как же вступать в общество, ничего не зная о нем?.. Где ваша программа, где устав?.. Будут ли собираться членские взносы и на что они пойдут?..

– Это обусловлено особенностями нашей борьбы, – строго сказал мужик без примет. – Наш враг невидим, почти неслышим, обладает, по нашим предварительным данным, мощнейшим психотропным оружием, поэтому нам надо быть особенно бдительными…

Лизавета не сдавалась:

– А с чего вы решили извести это существо? Может, оно безобиднее курицы, вдруг от него даже много пользы и оно уничтожает вредных микробов, и втайне от людей гасит магнитудные волны и расплющивает цунами?..

– Да вы сами разве верите этому? – спросил мужик без примет.

Она не верила. Она ни на секунду не забывала тот ужасный, страшный день на аэродроме, когда она никак не могла избавиться от ощущения, что рядом с ней кто-то чужой, посторонний. Этот чужой холодом дышал ей в затылок, он словно подталкивал всю семью к краю бездны, и еще неизвестно, почему упал тот вертолет?

– Я готова! – твердо сказала Лизавета. – Я вступаю в ваше общество!..

– Тогда нам нужно в первичную ячейку – клятву приносить, подпись кровью скреплять, знакомиться с материалами последнего, исторического, пленума Общества, – сказал мужик без примет. – Там вам в торжественной обстановке будет присвоен Псевдоним Борца, вручен персональный компьютерный код, по которому вы всегда сможете узнать товарища по борьбе.

И много членов Общества? – спросила Лизавета.

– Вообще-то, это тайна, но вскоре эта информация будет вам доступна. Наш путь сейчас к Слепому.

– ?..

– Ну да, к модератору организации… Так его зовут…

– Но он не слепой?

– Нет, хотя в нашей борьбе мы больше полагаемся на сверхспособности, чем на обычные органы чувств…

И они отправились в штаб-квартиру Общества. Лизавета включила моторчик коляски на полную мощность, мужику без примет пришлось бежать впереди, показывая дорогу.

Слепой жил в старой сапожной будке. Здесь же располагалась штаб-квартира Общества. Это было очень удобно, потому что застекленная дверь будки выходила на главную улицу города, позволяя держать эту магистраль под наблюдением. А, кроме того, в двух шагах от этого места находился географический центр города, и вот что было удивительным, от этого центра было ровно восемьсот семьдесят четыре километра до Москвы и столько же – восемьсот семьдесят четыре – до Казалинска, только в другую сторону. Никто не мог объяснить столь странный феномен, хотя некоторые пожимали плечами, говорили:

– Ну и что такого!..

Как бы там ни было, такое расположение офиса организации борцов с чудищем – ОРГБОРЧУД – внушало невольное уважение к членам тайного общества, что в свою очередь не могло не укреплять их веру в конечное торжество идей Общества.

Слепой, используя последние достижения современной конспиративной науки, открыл в будке кооператив с вывеской «Не проходите мимо» – и все прохожие тут же потеряли к будке интерес. Она как будто исчезла, прикрытая приглашением, как шапкой-невидимкой. Даже почтальоны не брались разыскивать будку, таксисты не могли вспомнить, где она находится, в адресном бюро понятия не имели о том, где она располагается. Лучшего места для подпольной деятельности было не найти.

– Вот если бы я написал «Вход строго воспрещен, за на рушение штраф» – тогда народ пошел бы сюда валом, – говорил Слепой и добавлял свою любимую присказку: – «Бес противоречия смущает наш дух».

Несколько лет назад известнейший повсеместно и в Куренях писатель Виктор Иванов вывел его в одном из своих нашумевших романов, небольшой отрывок из которого поможет раскрыть характер этого неординарного человека: «Вообще-то Слепого звали иначе, а это прозвище, как ни странно, он получил за свою зоркость, за то, что всегда был в курсе множества событий. Если весной на Урале начинался ледоход, он знал об этом уже тогда, когда первая льдина со скрежетом и треском вставала на реке дыбом; если первые пестрые кузнечики появлялись в траве, он уже знал – в степи наступает страшный итальянский прус; если еще затемно полетели по главной улице черные машины, он говорил уверенно, что скоро случится денежная реформа… Он знал, что город дал приют тринадцати тысячам проституток и семидесяти трем тысячам шлюх, для него не было секретом, что пулеметов и автоматов в городе больше, чем швейных машинок, не могло укрыться от него и то, что все больше в городе становится асфальта и все меньше травы… Он знал многие тайны народа, который живет на крышах, понятны ему были и чаянья помойных людей, ему приходилось мирить враждующие группировки людей подземелий… В этом городе для него не было тайн. Однажды хорошо известный на помойке второго жилгородка поэт Верзила (рост – 199 сантиметров) сказал:

– Ты, наверное, будь даже слепым, знал бы все обо всем!..

– Ха-ха, нашел Слепого! – засмеялись друзья, и, может быть, именно тогда и прилипло к нему это прозвище».

Днем Слепой занимался кооперативными делами, вечерами к нему приходили друзья; у него было много друзей, потому что он их любил. В тесной будке всем было просторно, друзья читали стихи, пели песни под гитару; они были поэтами, музыкантами, художниками, только случайно не признанными…

– Такая жизнь, что слепец должен видеть лучше зряче го, глухой слышать, как кошка, хромой бегать быстрее олимпийского чемпиона.

Мужик без примет представил Лизавету Слепому.

– Как хорошо, что именно вы решили вступить в ОРГБОРЧУД, – сказал тот. – В нашей борьбе нужны люди с обостренным восприятием действительности. Таких не так много. Представьте себе, что большинство людей разделяет мир на одушевленный и неодушевленный… Вот скажи, цветок одушевленный или нет?

Лизавета вспомнила, как расцвел у нее на подоконнике кактус, и твердо сказала:

– Конечно, одушевленный!..

– А табуретка? – спросил он.

Лизавета задумалась.

– Не знаю… Не уверена…

– Ученые НИИВК проводили такой эксперимент: подключали к табуретке самые разнообразные датчики, фиксировали их показания в относительно спокойном состоянии. Потом брали отточенный топор и с размахом заносили его над табуреткой. Большинство приборов показали отклонения, как если бы табуретка испугалась… Я утверждаю, что так оно и было, табуретка испытала чувство страха…

– Интересно! – сказала Лизавета. – А что это за НИИ?..

– Научно-Исследовательский Институт Второй Кочегарки, там собраны, пожалуй, самые блестящие научные силы народа кочегарок. Они, например, успешно решили проблему остужающейся памяти, теперь одного укола достаточно для того, чтобы все вспомнили всех; пока, к сожалению, не удается справиться с побочными эффектами: на третий день пациенты сходят с ума. Вы, наверное, уже слышали, что наконец удалось определить, что было раньше – яйцо или курица?.. Так это тоже удача НИИВК… Из последних разработок– монета, всегда выпадающая «решкой», горячее мороженое, мощный МБ-компьютер, который все свои высокоскоростные вычисления выполняет с оговоркой – «может быть, правильно» или «может быть, неверно»… Вы спросите, зачем нужна такая техника? Не поверите, но все, кому приходилось работать на этих поистине умных машинах, значительно повышали свой – IQ – уровень интеллекта…

– Мне приходилось соприкасаться с этими аппаратами! – не без гордости сказал мужик без примет.

– Да, наши края щедры на таланты, – согласился Слепой. – Я знаю, что в лаборатории ШНП – шиворот-навыворот проблем – проходит испытание зеркало, в котором человек отражается, мягко выражаясь, спиной, затылком… Короче, вид сзади… Испытания еще не завершены, но заказов на эти зеркала множество…

– Наука не стоит на месте… – сказал мужик без примет.

– Кстати говоря, – перебил его хозяин будки, – каждого члена Общества мы со временем вооружим таким карманным шиворот-навыворот зеркальцем. Дело в том, что чудище, которое, по некоторым сведениям, именуется Ку-Эн-Зимом, не обладает способностью быть невидимым, как считают некоторые члены ОРГБОРЧУД. Но оно умеет всегда находиться у нас за спиной. Как бы мы ни поворачивались, оно опережает нас, оставляя нам ощущение холода на затылке и наглый смешок… С зеркальцами мы сумеем держать его в поле зрения и, может быть, сможем определить его уязвимые стороны…

Затем Слепой изложил основные положения программы и устава тайного Общества. Сто сорок восемь пунктов программы касались борьбы со всемирным злом во всех его проявлениях, а в последнем – сто сорок девятом пункте содержалось предупреждение, что, в общем-то, зло непобедимо, речь не идет о его полном уничтожении, а об установлении разумных пропорций добра и зла. Откуда возьмется тень, если не будет света, не становится ли белое белым только в контрасте с черным?.. Но это, конечно, не означало, что члены Общества готовы к компромиссам со злом, в частности с чудищем, поселившимся в мизиновском доме. Кстати говоря, этот сто сорок девятый пункт был предметом острых дискуссий философов, сочувствующих идеям ОРГБОРЧУДа. Одни одобряли его целиком и полностью, другие не принимали даже по частям. Принципы борьбы разумной, не саморазрушительной, отстаивали одни, а вторые призывали победить или погибнуть.

Устав организации был в русле демократического централизма, объяснили Лизавете, и она только кивнула.

Она легко согласилась с положениями программы и требованиями устава, решительно потребовала нож, для того чтобы своей кровью подписать заявление о вступлении в Общество.

Мужик без примет смутился:

– Это я для красного словца – о клятве, о подписи кровью…

– Нам вполне достаточно вашего честного слова, – сказал Слепой. – Вам присваивается Псевдоним Борца. Отныне товарищи по борьбе будут знать вас, как Ольгу Южную. Поздравляю!..

– Можно спросить? – отчего-то заробела Ольга Южная. – А Ольга Восточная или Западная есть?

– Они еще не вступили в Общество, – сказал Слепой. Он сделал небольшую паузу и продолжил:

– Вам присваивается и персональный компьютерный код – homabruttol23321… Поздравляю!..

– Готова хоть сию минуту сражаться с чудовищами! – решительно сказала Лизавета. – Но прежде мне нужно закончить кое-какие свои дела… Мне на один остров съездить нужно… Почему-то мне кажется, что на нем живут счастливые люди… Там не бывает горя… Может, все пропавшие, все сгинувшие тоже там находятся?…

Она хотела сказать, что в старом телевизоре видела эту заповедную землю, ей даже показалось, что на экране мелькнули мужчина и женщина, как две капли воды похожие на ее папу и маму, но она промолчала. Вместо этого спросила:

– А сколько в нашем Обществе членов?..

– В ближайшее время намечается прием еще двух кандидатов, с ними нас станет пятеро… Пять бесстрашных бойцов!.. И миллионы сочувствующих!..

– Мы победим! – сказала Ольга Южная. – А сейчас мне пора… Постараюсь вернуться скорее, и тогда ударим в полную силу!..

И вдруг она вспомнила, что не рассказала о своих видениях, о странных снах бабушки, о пятипалой птичьей лапе каминных щипцов. Вдруг это окажется важным для их общей борьбы с тем, чье ледяное дыхание время от времени ощущают жители мизиновского дома? И хотя Лизавета очень спешила на Остров, она все-таки задержалась в будке Слепого еще на некоторое время.

Иногда, особенно когда слезы наворачиваются на глаза или идет дождь, и дождинки попадают на лицо, я вдруг через эти капли начинаю видеть то, что находится за много километров от меня, за сотни и тысячи километров, – начала она свой рассказ, – и подозреваю, что тогда взгляд мой проникает в другие времена, а может, и другие измерения… Часто вижу старую шхуну, шкипер которой много-много лет ведет свой корабль на восток, к далекому острову – я почти уверена, что именно к тому самому острову, на который нужно и мне. Изредка он подносит к глазам бинокль, и тогда становится заметной наколка на его руке – «Чаби чаряби… 2–6, 2 – 12, 2–9, 2–1, 2–2, 1–3, 2–7,1 – 2, 2–6,1 – 4, 1–3,1 – 2,1–1,1 – 4»! Прямо-таки шифровка какая-то…

Иногда этот отважный шкипер как будто объясняет мне, что татуировка фамильная, передается от отца к сыну, – продолжила Лизавета. – И у шкиперского деда такая была, и у прадеда. Тут какая-то семейная тайна… Время придет, и станет понятным, для чего нужен этот шифр. Бабушка моя тоже умеет различать какие-то вещи на большом расстоянии и тоже, когда на глаза наворачиваются слезы… Тогда прямо как в подзорную трубу смотрит… И еще бабушка иногда вспоминает события, которые случились задолго до ее рождения. Иногда она забывается и словно оказывается в другом времени – не то в прошлом, не то в будущем… Бабушка рассказывала мне, что однажды она зажгла спичку – без всякой на то надобности – и глазами что-то ищет… Спичка обожгла ей пальцы, и она поняла, что озиралась в поисках камина, а ведь камин до этого она только в кино видела. А другая рука ее потянулась за каминными щипцами, концы которых, откуда-то помнит бабушка, были выкованы в виде когтистых лап какой-то птицы…

– Может, это когти той самой одноглазой птички? – задумчиво спросил мужик без примет. – И не кажется ли вам, что кто-то как будто старается предупредить нас об этом чудовище?..

– Похоже, что так оно и есть, – сказал Слепой. – На верное, давно сюда пожаловало оно… Или с начала времен живет здесь?..

Лизавета попрощалась с новыми друзьями, пообещав надолго не застревать на Острове.

– Счастливой дороги! – сказали они. – Не отговариваем тебя от такого опасного путешествия, потому что на Острове, наверное, смогут раскрыться самые тайные тайны, самые загадочные загадки, сбыться самые несбыточные надежды…

Лизавета подумала вдруг, что вовсе не обязательно раскрывать все тайны, отгадывать все загадки, да и все сбывшиеся надежды заставят подумать: такими уж несбыточными они были? Если все сбылось, то во что верить, о чем мечтать? Дорога манит нас, а не ее конец…

И она отправилась в путь. Сыщики, брошенные за ней в погоню, не могли угнаться за проворным креслом. Не успевали прийти сообщения, что коляску засекли в Алма-Ате, а она уже оказывалась в славном городе, в котором небо держится на заводских трубах, – Усть-Каменогорске. От Алтайских гор она в неделю успевала добраться до монгольских степей, от прохладных вод Керулена она в мгновенье ока попадала к устью речки Бзыбь… Она искала свою главную дорогу, но пока не находила. А кто говорил, что в пути легко? Кто-нибудь хотя бы намекал на это?..

Агенты, шедшие по ее следам, применяли самую совершенную технику слежки, но никакая электроника не успевала за настойчивой девочкой. Но с какой бы скоростью ни перемещалась она, время от времени слышала за своей спиной короткую усмешку, ледяное дыхание стягивало холодом затылок..

В городе Бузулуке она познакомилась с человеком, облаченным в необъятный брезентовый плащ, выцветший, как паруса бригантины. Надо сказать, что Лизавете часто встречались люди в брезентовых плащах – то ли потому, что много на земле стало непогоды, то ли потому, что эти встречные думали, что в любую минуту может разразиться страшный шторм и нужно всегда быть к нему готовым.

Что делается, что делается! – закричал он. – Сдается мне, что никому больше не нужно древнее искусство устроения дупел!..

– Дупел? – удивилась Лизавета.

– Ну да, предлагаю дупла дубовые, грабовые, липовые…

– Для птиц? – спросила она. – А они сами не умеют?

– При чем тут птицы? – строго спросил новый знакомый. – Пусть себе дятлы стучат, пусть кукушки подкладывают яйца в чужие гнезда – мы их не тронем!.. В нашем распоряжении дупла иного рода…

– Для людей?

– Конечно, для них… Вы не представляете себе, как прежде были востребованы дупла, на них даже существовала очередь, мастера древнего ремесла не успевали выполнять заказы… Существовали дупла для всякого рода надобностей…

– Простите, я не очень хорошо понимаю, о чем вы, – перебила она его.

– Вот я и говорю, пропадает ремесло… нынче человеку ничего не стоит носить в себе всякую дрянь!.. Раньше как было? Обманул купец другого купца, деньги занял и не вернул, или неправедно отсудил усадьбу, да мало ли еще чего… От стыда уши горят, бессонница замучила, страшные сны снятся – что делать? Шел тогда купчишка к своему заветному дуплу, выговаривался в это дупло, кричал, о чем душа наболела, – в общем, выкрикивал из себя все дурное, не стеснялся в выражениях: так, мол, и так, а выходит, что сучий сын я оказался, варнак косорылый, зенки мои бесстыжие, не сыскать никого окаяннее меня! Кому он туда говорил, кто там в том дупле таился – никто не ведает, и только мы, мастера-дуплостроители, знали – слушала там человека его же больная совесть… А другому невмочь хранить тайну, но поклялся страшной клятвой, и нарушить ее невозможно. И он тогда ищет свое дупло, шепчет туда сокровенное.

– Так вы мастерили выговаривальные дупла? – поняла Лизавета. – Интересно…

– Были загадывательные дупла, были приворотные… всякие… Ремесло, скажу вам, непростое. Не один день потратишь, отыскивая в лесу нужное дерево. Не каждая лесина годится для этого… Бывало, ходишь, слушаешь дерево за деревом, а оно молчит, таится, а иногда так сразу и открывается тебе навстречу; перед тем, как оно будет слушать тебя, нужно выслушать и его…

– Это язычество какое-то, – заметила Лизавета.

– Может быть, – не стал спорить мастер дуплостроения, – только сдается мне, что все хорошо, что помогает душу хранить… Разве не так?..

– Наверное… – не была в этом сильна отважная путешественница.

– Так вы будете заказывать дупло? – спросил мастер. – Или обойдетесь?..

Лизавета хотела сказать, что обойдется, но вдруг передумала.

– Нет ли у вас дупла исполнения желаний? – спросила она.

– Есть! Конечно, есть! – откликнулся мастер. – Только на той неделе нашел в лесу такой дуб – вековой, но еще крепкий, звонкий… Любое желание выполнит….

– Прямо-таки любое?

Конечно, если ты не станешь просить летающего крокодила. Хотя, кажется, и крокодила этот дуб сможет достать…

– Теперь будете его сверлить? – спросила Лизавета, и ей стало жалко дуб, тем более если он звонкий. Почему-то ей представилась зубная бормашина, и она даже вздрогнула.

– Не нервничайте, барышня. Я же не дровосек, ничего рубить и сверлить не стану, – успокоил он ее. Мы используем только то, что дает нам природа. В любом дереве есть заметные и незаметные полости, пустоты, и нужно только найти их, распознать; иногда они прикрыты корой, часто просто не видны. Наша задача открыть дупло, вычистить его, определить, к чему оно склонно – выслушивать исповеди или тайны, или дарить надежду тем, кто в ней нуждается… Так что ничего не сверлим, ничего не пилим, птичьих гнезд не разоряем. Но бывает, что птицы сами покидают некоторые дупла, будто понимая их иное предназначение…

– Ладно, ладно, показывайте дорогу, – согласилась Лизавета.

– Езжайте за мной! – сказал он девочке и оседлал велосипед времен Фридриха Барбароссы. – Наш Бузулукский бор давно славится заповедными местечками.

И он помчался с огромной скоростью (а еще пожилой человек!), только полы его просторного брезентового плаща хлопали, как и положено парусам. Лизавета не отставала от него, моторчик коляски трещал, как пулемет.

Час, другой, третий неслись они по дорогам, дорожкам и тропинкам, изредка останавливались для того, чтобы мастер устроения дупел мог свериться с компасом.

– Далеко еще? – спрашивала Лизавета.

– Путь не близкий, – отвечал он.

Города и села попадались на их пути, они не останавливались, только махали руками в ответ на приветствия местного населения. Наконец сделали привал на крутом берегу быстрой речки.

– Мои родные места, – сказал мастер дупел. – Люблю степи, леса, приволье…

– Так кто же не любит приволье? – удивилась девочка. Он только рукой махнул.

– А почему же бор оказался так далеко от Бузулука? – спросила Лизавета. – Мне казалось, что он должен быть совсем близко…

– Так мы его давным-давно проехали, – сказал мастер. – К другому лесу путь держим…

– А почему к другому? Чем плох Бузулукский бор?

– Он хорош, очень хорош, но тогда нам с тобой пришлось бы расстаться еще три часа назад… А у меня с детства мечта – путешествовать по земле куда глаза глядят. Просыпаться в палатке, прислушиваясь к дождю, барабанящему в брезент, разжигать последней спичкой костер, пить чай из прокопченной алюминиевой кружки, ощущать под днищем байдарки перекрученные струи близкого переката… Возьми меня с собой, а?.. Я не буду в тягость…

– Вообще-то я еду не куда глаза глядят, я ищу один остров… заповедную счастливую землю, – сказала Лизавета. – Искать ее никому не заказано, давайте будем искать вместе… А как же с дуплом, исполняющим желания?

– Вообще-то все леса для нас годятся… Дупло это обязательно найдем… Но прошу заметить, что оно только выслушивает желания, а уж исполнит или не исполнит их – этого никто не знает…

– Пусть так! – легко согласилась Лизавета, обрадованная появлением попутчика.

Они тронулись в путь, переехали через мост, и тут же на них надвинулся вечерний лес, встал стеной вдоль дороги. Они свернули на почти неприметную тропинку, справа мелькнул какой-то обелиск, на котором угольком кто-то вывел: «Дурак, буду ждать тебя вечером в 8 часов у „Летнего“, обязательно приходи!», затем показался пологий берег небольшой речушки с дощатыми мостками, и они выехали на небольшую поляну, вокруг которой поднимались столетние дубы – внизу у земли черные, а сверху окрашенные закатом.

– Мне кажется знакомым этот пейзаж, – сказала Ли завета.

– Все пейзажи в чем-то повторяются, – ответил ее спутник. – Даже если на одном голая степь, а на другом не проходимая чаща – в них есть что-то общее…

Что? – спросила девочка.

– Ну, например, воздух, солнце, ветер… Согласись, что на портретах редко увидишь ветер…

– Как вас зовут? – спросила она.

– Извини, что не сразу представился – Аристарх… без отчества…

– Аристарх, будем сейчас дупло искать, или завтра с утра начнем?..

– А чего его искать, мы неподалеку от нужного нам дерева – я чувствую это…

«Да, – подумала Лизавета, – это самый точный прибор, врученный нам природой, – чувства. Кажется, он ошибается ничуть не чаще всяких вольтметров, манометров, гетеродинов и детекторов… Ой, а что такое гетеродин?»

Аристарх из бездонных карманов необъятного плаща достал деревянный молоток – киянку, стетоскоп, принялся обходить дубы, постукивая по стволам, затем прикладывая к ним конец трубки. Наконец он закончил свой осмотр и, кажется, остался доволен.

– Здешние дубы все оказались пригодными для нас, но особенно вон тот – с краю, кряжистый, разлапистый, – сказал он. – Тоны у него самые яркие…

– Стоны? – переспросила Лизавета.

– Именно тоны, – поправил ее Аристарх. – Как тоны сердца, как тоны музыки…

– Ну, если тоны сердца, то успех нам гарантирован, – Лизавета все-таки не очень верила в это лесное ведовство, но ей очень хотелось, чтобы все, что она готова попросить, – сбылось.

– Я подготовил дупло, оно совсем низко, – сказал Аристарх. – Я помогу тебе подобраться к нему, а потом уйду… Оставлю вас наедине…

Так он и сделал, подкатил коляску, подложил под колеса толстые сучья. Из дупла почему-то пахло земляникой и свежескошенным сеном. Может, потому, что Лизавета с самого детства любила эти запахи, и еще запах печеной на костре картошки. Она обняла ствол, поднесла губы к дуплу, шепнула:

– Это я…

– Это я… – откликнулось дерево.

– Царь леса, царь деревьев и цветов, родников и ручьев, полян и опушек, помоги мне!..

– Царь… – сказало дупло.

– Укажи дорогу на заповедный Остров! Открой секрет! Помоги найти счастливую страну!.. Страну, где все здоровы, где все любят и всех любят… Разве нет такой страны?..

– …нет такой страны? – аукнулось из дупла.

Лизавета прижалась всем телом к дубу, просила всерьез:

– Я не боюсь того, который всегда за спиной, но я боюсь не найти Остров… А мне очень нужно, очень!.. Говорят, там все устроено правильно и больше трех гроз за лето не бывает; мне снилось, что там можно время повернуть назад, а мои сны часто сбываются… Помоги, царь леса!.. Не молчи!.. Скажи хотя бы слово, хотя бы «нет»… Но лучше «да»!..

Да!.. – ответил старый дуб.

Слезы навернулись на глаза отважной девушки. За время скитаний она вытянулась, похорошела, повзрослела – да, да, настоящая девушка, прелестная барышня. Она хотела поблагодарить царя леса, но не смогла произнести ни слова, потому что в это мгновенье увидела, что в середине уже совсем темного леса разгорается странная заря. Пульсирующий свет исходил из кого-то предмета, напоминающего огромное яйцо, – Лизавета отчетливо видела его, но также видела и какую-то встревоженную девушку, смело пробирающуюся по ночному лесу, и большой каменный дом на самой опушке леса, а за ним реку, быстро бегущую в море, а в море старую шхуну, и шкипера со странной наколкой на руке…

Свет усилился, и стенки гигантского яйца стали почти прозрачными, и Лизавета заметила, что внутри его стоит совершенно голый человек. Она оглянулась: видит ли это Аристарх, но тот отрешенно смотрел в противоположную сторону. Лизавета заметила, что и далекая девушка тоже не видела этого пульсирующего свечения. Она хотела крикнуть им: «Смотрите, смотрите, какое чудо!», но вдруг светящееся яйцо вспыхнуло, как молния, и молния эта словно огненная спица пронзила черные небеса и исчезла. Лизавета смотрела во все глаза, вдруг оно появится опять, но оно не появилось. Как не было его. Она по-прежнему видела девочку в лесу, море и шкипера, а прозрачного яйца не было. Странно… «Наверное, кто-то отправился в дальний космос, – подумала она, – счастливого пути!»