Читать книгу Body-Бог, или Месть неандертальца - Геннадий Евгеньевич Деринг - Страница 13
ОглавлениеПОДОЗРЕНИЯ СУДЬИ
БОДИ-БОГ (недовольно).
Запутался Я с русами, похоже.
Совок и Рашка – не одно и то же?
ИАКОВ (назидательно).
Совок и Рашка, Отче, соотносятся,
Как род и вид, как общее и частное:
Пастух и свинопас, подстилка и матрас,
Ударный инструмент и тулумбас,
Сопрано и профундо-бас…
ИСИДА.
Скорей, свобода и УДО…
ИАКОВ (глубокомысленно).
Рашка, Совок – словарь раба и хама,
Язычника из степи.
БОДИ-БОГ.
Так вы хам что ли, уважаемый?
ИАКОВ.
Ну, что вы, Отче! Я? Нимало!
Так, может, мало-мало…
(Иаков смотрит на Исиду. Исида согласно кивает.)
ИАКОВ (настраиваясь).
Хотя… в какой-то степени…
(Исида кивает одобряюще.)
ИАКОВ.
Совок – это, прежде всего, нация, Отец,
Народный дух.
Синонимы: Совковия, Совдепия.
Это также и личность:
Иван Петрович Святогоров,
А ныне Ваня-валух…
БОДИ-БОГ.
Кого же вы кастрировали мало-мало?
Я что-то понимать вас перестал…
С этого места…
ИАКОВ (с добродушной улыбкой).
Зависит от контекста!
БОДИ-БОГ.
Однако, ты остроумец.
(Усмехнувшись.)
Или… безумец…
(Иаков добродушно улыбается,
Исида не отводит глаз от Боди-Бога и хмурится.)
ИАКОВ (зажмурившись и вспоминая).
Один поэт, славянофил,
Именовал Совка богатырём Потоком,
Который пел и пил во сне,
Плясал, плодился
И в жизни политической кое на что годился.
Он распевал во сне куплеты
Тысячу календарных лет.
При том, кредито– был вполне способен,
Как тот пупок, который трут,
А он всё тут.
Короче говоря, в одном лице мужик-народ.
По крайней мере, для поэзии –
Обычный ход:
Наглядно и удобно.
БОДИ-БОГ (раздражённо).
Ну, хорошо.
Валяйте как Вам угодно.
ИАКОВ.
Что знаю, всё скажу о яйцах и о Святогорове.
Здесь почти все мужчины.
Утаивать фактуру нет причины.
…Братьёв у Вани Святогорова не наблюдалось.
А вот сестёр так называемых 15 было душ.
Он нажил их по службе.
Ой, жу-у-ук, ой, жила!
Шоб я так жил…
Сплошь в молодых годах – бои, командировки.
Орудовал, сапог не сняв, не отложив винтовки.
С кем только не баловал…
Хохлушка Галю у него была, грузиночка Манана,
Армяночка Ярусь и персияночка Вусала,
Какая-то из Минска Зинка.
Случился у него в Прибалтике постой –
И с моря он явился не пустой,
А тоже с названной зарёванной, «сестрой».
А сын, москвич, который Рашка,
Был весь в отца:
Дубинка, это самое, и два крутых бейца.
Я почему о бейцах вспоминаю,
Пришлось мне заниматься в эту пору
Интимным Рашкиным прибором…
Но это к слову.
Кроме «сестёр» и кровных деток
Были приёмыши у деда,
Всё больше недобитки:
Бандеровцы, дашнаки и мусаватисты
И выползки из кочевых кибиток.
Они совками стали ярыми
И выбились в советские бояры…
БОДИ-БОГ.
Жены нормальной не было у деда?
ИАКОВ.
Пока Совок отчитывался в ВЧК, НКВД и КГБ
За все свои отважные дела,
Законная супруга, которую таскали вместе с ним,
Со страху померла.
Переживал. Но не утишил прыть.
То воевать ему «за Родину, за Сталина» давай,
То Днепр, то Волгу с Камою прудить,
То в коммунизм узкоколейку в Магадане строить.
Были у деда и подруги, как не быть!
Иные померли, состарились иные,
Строптивые кобылы фронтовые.
На старости геройских лет
Себе спроворил утешенье дед.
Он звал её своей Кауркой,
А проще выразиться, Нюркой.
Бабец что надо, всё при ней: и ляжки полные…
БОДИ-БОГ.
Отставить! Не хамить!
ИАКОВ.
Как это опять же у поэтов…палы-ёлы…
(Чешет лоб, вспоминая.)
Во! Бунин: лядвии тяжёлые!
Грудь агроменная и очи,
Что твои фары галогенные в ночи.
И губы-вишни.
Она как бы из терема промяться во садочек вышла.
А может, из шатра монгольского шагнула, едрёна мать,
В российскую тесовую кровать.
Иван Анюту ревновал
И по Союзу на экскурсии не брал,
Держал в каком-то родовом гнезде нечернозёмном –
В Перми, во Пскове, в Костроме ли,
В Козельске или в Мухосранске.
Вот то ли дело бабы иудейские!
Любой Абрам и Моисей
Прекрасно знают: в жизни сей,
Внутри или вовне,
Жена – волшебный ключик мне.
Всё благо входит в дом благодаря жене!
А Нюрка русская
Бабла не может наварить,
Бабло ей скучно зоблить.
Зачем какое-то ей «дело»?
Она как будто чемерицу съела.
К нехваткам ей не привыкать,
Была бы с шишками кровать.
БОДИ-БОГ (угрюмо).
Вам Святогоров чем мешал, любезный?
За что братва его свалила в бездну?
ИАКОВ (выпячивая губу).
Совался не в своё старик,
Он щёки раздувать привык…
(Иаков говорит, то и дело посматривая на Люцифера.
Люцифер, уставившись в лежащие перед ним бумаги,
потряхивает головой.)
БОДИ-БОГ.
На то он и Совок.
И Я суюсь, покуда Бог.
ИАКОВ.
Всё дело в том, что в старике не иссякала прыть.
А на местах тузам
Самим желалось «сёстрами» рулить.
Приёмышей от Святогорова мутило,
От воркотни его и поучений
Национальное сводило рыло.
А время безвозвратно уходило…
Он дед-то дед, Совок-то он Совок, да у Совка у деда
На выданьи косой десяток девок.
Старинушка болтал о славных битвах,
О стройках века на окраинах Руси.
А между тем, в садах благоуханных
На Западе, и на востоке, и на юге
Выгуливались свеженькие Ганны, Русалы и Яруси
И соком наливались вешним рано
Смуглянки большеглазые Мананы.
Понятно, что тузы сходились с ними, жили,
Не спрашивая дедовскую волю.
Но – исподволь.
Не то что Рашка-псой.
Этот у всех в глазах крутил с Настёнкой Хариусовой,
Такой же, как и сам, босой.
Но каждый местный хулиган, кунак-дашнак,
С улыбкой слушая почтенного Ивана,
Бурчал в усы:
«Ай, в рот тебе банан!»
Ивану бы не петушиться,
Могло бы по-другому порешиться.
Но что же делать, как же быть?
Ребро бесовское имело место быть!