Читать книгу Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043 - Геннадий Карпов - Страница 2

Мы с Пашей решили приплыть в Америку на подводной лодке аккурат к столетию курдской битвы. Историю в школе я учил плохо, а вот радио «Голос свободной Америки» слушаю всю сознательную жизнь. И там недавно сказали, что в июле 1943-го года американские войска выиграли курдскую битву, что послужило началом конца сталинско-гитлеровской России. Как-то так, подробностей я не запомнил. Просто сказали, что в Америке праздник, будут поздравлять ветеранов, а в кинотеатрах – бесплатно крутить кино про войну и разносить халявный поп-корн и колу. А вечером в Вашингтоне ожидается салют из ста орудий. Я позавидовал в очередной раз американцам, и во мне ещё сильнее окрепло желание сбежать и присоединиться к величайшему из народов: сколько войн, столько и побед! Вот это экономика! Вот это солдаты! Вот это командование и президенты! Сперва одолели орды до зубов вооружённых индейцев, напавших когда-то давно на южные штаты и закабалившие негров. Потом поочерёдно разбили мексиканцев (Освободили от них техасцев.), гуннов (Освободили от них римлян.), французов (Освободили от них канадцев.) и нашего Наполеонова, залившего кровью всю Европу. Когда я впервые прослушал аудиокнигу о том, как русские во главе с генералом Наполеоновым вырезали целые города и насильно присоединили к российской империи независимое испанское ханство и королевство польское, то мне стало стыдно, что я – русский. Вскоре по «Голосу» прослушал цикл передач про Сталина о том, как он атомными бомбами забросал Японию, Непал и Таиланд, и поклялся сбежать из России чего бы мне этого ни стоило. (Диктор, лауреат Сахаровской премии Козырев – джуниор, когда читал про то, как японские дети прыгали в реку, чтобы спастись от радиации, но вода в реке кипела, и дети варились заживо, и тёк суп из человеческого жира – на этом месте он попросил прощения, высморкался, выпил воды, и только тогда смог продолжить чтение, а я выключил тюнер. Работать в тот день я не мог. Перед глазами стояли мёртвые японские дети и укоризненно спрашивали меня: «Разве ваш никому не нужный Сахалин того стоил?»)

Конечно, встать на лыжи я мечтал не только из-за Наполеонова или Ивана Грозного. Надоело мне тут всё до чертей! Квартплата растёт каждый год. Солярка стоит уже столько, что на машине езжу только на работу и обратно, а всё остальное – на автобусе или трамвае. С тех пор, как запретили доллар, товары на полках в основном или свои, или китайские, или индийские. Если товар американский, то стоит гораздо дороже нашего. Не скажу, что невозможно носки купить, или наши телефоны хуже японских (У меня два телефона, оба нашего производства.), или еды не хватает, но раньше, говорят, товаров на прилавках было куда как больше. (Кстати, доллары в Евразии отменили как раз в тот год, когда я родился, поэтому я вырос уже при закрытых границах, скудных прилавках и фактической диктатуре Старикова и его камарильи.) Зато включаешь телевизор – а там стариковцы, рогозинцы да фёдоровцы тебе рассказывают, как хорошо живётся у нас, и как плохо – в Америке. Мол, там сплошные гомики, наркоманы, бандиты, и вообще – идиоты все поголовно, воюют друг с другом и погружаются в хаос средних веков. А в родном отечестве – тишь да благодать. За дураков нас, видать, держат! Как будто люди не понимают, что если бы в Америке жили сплошь такие, как нам рисуют, то эта страна не являлась бы ведущим государством мира уже тысячу лет! Весь цивилизованный мир покупает товары с надписью «Made in USA». Даже в нашем с Пашей магазине лодки есть с такими логотипами. Правда, в основном народ покупает наши: сахалинские десятиместные чисто семейные прогулочные, питерские шестиместки со стеклянной кабиной, нижегородские на подводных крыльях (Говорят, могут разгоняться до ста узлов, но я сомневаюсь.), а недавно пошли ревельские, на серебряных батареях, которые полгода могут не всплывать на поверхность, а погружаться – аж на триста метров. Они на двух пассажиров рассчитаны. Ну, мол, берёшь с собой кралю – и на дно! Ну, так-то неплохо задумано! Американские – на солярке и очень дорогие, зато большие, комфортабельные, все в хроме, с нарисованными зубами на морде. Не то что наши замухрышки. (Есть ещё посудины из Астрахани, Енисейска и Питера. А ещё – немецкие, малазийские, аргентинские и иранские. Короче, на разные вкусы и кошельки. Я об этом могу долго рассказывать.)

А какие в Америке тачки! А какие там тёлки! Поглядишь на наш автопарк, прогуляешься вечером по Океанскому проспекту – серость! Если едет какая тачка клёвая – значит, сделана в Детройте. Если идёт красавица – то без знания английского к ней и не подходи: ни слова не поймёт из твоего шипения. Потому я английский и учу всю жизнь и говорю на нём так же хорошо, как на рашке. Меня ещё Джонни языку учил. Иностранок в городе много, но как с ними знакомиться – я, честно говоря, не имею понятия. Вообще, с женщинами у меня – полная беда. Они любят богатых и подтянутых, а я толстый и бедный. Потому купаюсь на диком пляже в полном одиночестве, а живу с мамой. Есть несколько подруг в сети, с которыми стебаюсь вечерами и корчу из себя чуть ли ни Буша Восьмого. Однако реально общаться со слабым полом я не умею, но не признаюсь об этом никому, хоть жгите меня. Видимо, это от аритмии моей. Пока общаюсь виртуально с какой-нибудь ткачихой или связисткой – всё нормально. Ставлю перед собой на стол тарелку халвы или кальмара копчёного, пива литр – и пишу всё с юмором, умно, даже пошловато. А как доходит до реального общения – ну прям ступор находит! Раз столбом простоял на свидании, другой… Выслушал всё, что думает современная девушка о глухонемом идиоте, за которого кто-то в чате умные вещи пишет, а сам он – полное полено, и решил, что с меня хватит.

Зато у меня машина американская. Небольшая, всего три с небольшим метра от носа до хвоста, зато напичкана всем, чем можно. В том числе – радиоприёмником, по которому я слушаю «Голос свободной Америки», пока по пробкам до своего магазина добираюсь. И, добравшись, понимаю, что живу я в полной жопе и выхода не наблюдаю. Штаты и наша рашка – это как слон и моська в той американской басне. Возьмём хотя бы мою тачку. Садишься в неё и говоришь:

– Привет, моя родная американочка!

Это я такое кодовое приветствие забил в бортовой комп. После этого она сканирует мою сетчатку глаза и говорит мне женским голосом с приятным таким нерусским акцентом:

– Привет, родной! Тебя приветствует автомобиль фирмы «Шоу Дзё моторз». Сдай газ на анализ, чтобы я могла убедиться, что ты – это действительно ты!

В этот момент надо слегонца пердануть в седушку – и всё! Дизелёк завёлся, рулевое разблокировано, можем ехать. Вот это прогресс! По пердежу человека распознают! Даже таблетки специальные в комплекте шли, чтоб пукать. Правда, уже кончились, а новых у нас не достать. Не то, что Вазы-Газы-Мазы. До сих пор ключ надо в скважину тыкать, а батареи на триста километров не хватает. Правда, минус у моей машины есть. Пару раз после праздников случались неприятности: как хлюпнешь моей родной в анализатор – мало того, что сам в говне, так потом анализатор надо прочищать, иначе не заводится. Зато в комплекте есть специальные палочки для прочистки. Но это мелочи.

У Паши тоже тачка с надписью «Made in USA» на багажнике, (Длинной от носа до хвоста – два девяносто.) с массажёрами всех частей тела и всеволновым радио внутри. И ему тоже надоело слушать по «Голосу», как свободно и богато живут люди в штатах, а потом выходить во двор и видеть спящую в песочнице пьяную соседку и кучу мусора у подъезда. Только Пашке, по большому счёту, без разницы – куда ехать. Ему лишь бы ехать, да из окошка таращиться, да фотать всё подряд на свой новенький «Зенит». Он мне как-то выдал, что не помрёт, пока не повидает двенадцать стран. Он – в мать, такой же путешественник. Они с матерью были уже на двух космодромах – Байконуре и Восточном (Глядели, как ракеты взлетают.), летали на Новую землю (Медведей белых смотрели в дикой природе.), плавали по Волге и Енисею на теплоходах. А я хочу конкретно в Америку!

Мы с Пашкой – одноклассники и однокурсники, нам по двадцать четыре года. Живём в одном доме, а наши матери вместе работают в представительстве одной хитрой международной компании, помогающей студентам трудоустроиться за рубежом. Наших студентов могут отравить, к примеру, в Китай, но находятся чудаки, которые едут к нам из Турции и даже Испании. А отцов у нас нет. У меня вообще никогда не было, а пашин служил военным моряком и погиб, когда Паша только пошёл в школу. Меня воспитывала одна мать, да поначалу – христианско-пионерская пришкольная организация. Ну и Джонни конечно. Матери было постоянно некогда: её волновали судьбы студентов, приехавших из Индии в Якутск разрабатывать алмазные месторождения. Пионерские и христианские дела меня интересовали мало, поэтому воспитывал меня в основном Джонни. И вот что обидно: как мы с Пашкой ни уговаривали своих мамок устроить нас после школы по блату куда-нибудь в тёплое местечко на Гавайях – ни в какую! Как сговорились! Идите, мол, сначала в армию, а потом поступайте в институты, а потом поработайте года три, а уж потом поглядим! Ведь у нас в рашке теперь какой порядок? Кто в армии три года не служил – высшее образование не получит, оружие себе не купит и в Партию Великого Отечества не вступит. В колледже надо учиться пять лет, в институте – семь. Кто без вышки – ограничение выезда за рубеж, а карьерный рост заканчивается на должности директора небольшого магазинчика. А кто только восемь классов из двенадцати положенных осилил – вообще запрет на выезд из своего региона и ограничение зарплаты. Исключение только для больных и крестьян: тем раз в два года можно на два месяца ехать хоть на Луну. Мол, эти куда б ни уехали – к своему огороду всё одно по весне вернуться сорняки дёргать да картошку садить. А мы, городские да неслужилые – вроде как люди второго сорта, гниль и червоточина. Нам за колючку – ни-ни! Не дай бог увидим, как нормальные люди живут! Кругом полиция, кордоны. Раз в году всеобщая принудительная проверка на пристрастие к наркотикам и алкоголю. В политической жизни участвуй, ГТО сдавай, на иностранные сайты просто так не зайди! Пачку сигарет по цене уже к двадцати литрам бензина подтянули! Шагу ни ступи, пива на лавке не попей, к новому военному порту близко не подойди! На рейде постоянно два эсминца стоят, а с военного аэродрома под городом постоянно взлетают здоровенные самолёты. Я раз в лифте слово из трёх букв написал классе в шестом, а мать потом этот лифт три месяца мыла по вечерам. Оказывается, в лифтах видеокамеры понатыканы! Так ей и надо, дуре старой! А ещё партийная! Такие связи – а сын через пень-колоду закончил колледж за шесть лет вместо положенных пяти и работает менеджером по продаже разных лодок на берегу Тихого океана! Пальцем о палец не ударила ради меня! То некогда ей, то страшно за себя: уволят из представительства! То за меня трясётся – вдруг уеду в Америку и непременно стану наркоманом! Как будто я идиот полный! (Единственный раз в жизни похлопотала за сына – это когда меня по состоянию здоровья не захотели брать обучаться на права. Коли, мол, нормативы даже по бегу в школе не сдавал – какие тебе права? Мать куда-то ездила, потом с кем-то разговаривала по чату – и меня приняли в группу. И на зло всем я сдал на категорию Б с первого захода!).

Я не наркоманить там собираюсь, а на пляже работать спасателем! Сидишь под зонтиком. Кругом море, пальмы. Не то наша бухта Золотой Рог, где тины на берегу по колено, рыбой тухлой несёт, бомбардировщики туда-сюда летают и бабки старые на камнях лежат, жопы трёхэтажные греют! Не-е, я видел настоящие пляжи! Американские! Не даром в моей тачке экран двенадцать дюймов и тюнер клёвый! Там такие тёлки в голубой воде плещутся! А мужики-спасатели их на руках в свою кабинку заносят время от времени и, чтоб за буйки далеко не заплывали, трахают так, что солома с крыши сыплется. (Я такое во время движения уже не смотрю: боюсь в аварию попасть. Такие передачи я включаю, когда иногда ночую в своей роднульке. Запаркуюсь где-нибудь в чужом районе в щёлочке между большими машинами, благо колёса все четыре поворотные, ездить могу боком. Возьму пива, колбасы. Погляжу кино про Америку и голых баб, поплачу в одиночестве, потом насру, нассу под чужыми дверями в подъезде каком-нибудь – вроде легче на душе. А утром – на работу. Целое приключение получается!)

Нет, ребята, что ни говорите, а в Америку я хотел так, что у меня к пятнадцати годам не комната уже была, а кусок вожделенной территории: флаг ихний купил, пару футболок с номерами каких-то знаменитых хоккеистов, плакаты с видами Белого Дома и Пентагона, красотки сисястые с «Кольтами» над кроватью – вообщем, весь набор. А на Джонни я всегда надевал ковбойскую шляпу, а на спине написал: «Боже! Храни Америку!» Мать зайдёт, бывало, в комнату ко мне, головой покачает и скажет очередную херню. Мол:

– Ты русский, а в комнате всё американское, что хоть не заходи! Пошёл бы в армию, отслужил бы три года хоть коком на вертолётоносце, закончил бы потом институт, вступил в партию, женился. Не кончится добром твоё это увлечение! Твоя мать знает, что говорит!

Короче, в сотый раз пропоёт свою дурацкую песню, спросит про аритмию (У меня с детства сердце троит временами.), чмокнет в лобик как маленького – и свалит трудоустраивать очередного яйцеголового из какого-нибудь Кодинска куда-нибудь в Бомбей, или наоборот. (При этом, как праздник какой – сама пьёт только виски, а не водку! И бельё импортное. Я лазил у неё в шкафу и видел трусы кружевные полупрозрачные с иероглифами.) А ты тут сиди на койке, пялься до одури на статую свободы и мечтай о далёкой прекрасной стране! Потом достанешь свой диплом менеджера по продажам среднего звена и поймёшь, что максимум, куда ты уедешь из своего вонючего Владивостока – это на Кавказ, на Байкал или в Юрмалу. И хочется повеситься от тоски и бессилия одолеть этот людоедский режим! Его кто только ни пытался одолеть последние лет сто – бесполезно! Вроде – качается уже! Вроде – уже рухнул! Вроде – коммуняк свалили, на доллар почти перешли, и – нет бы сделать из рашки продолжение штатов! Хотя бы до Урала! Куда там! Как ни уговаривали, как ни просили дать полную свободу людям – бесполезно! Сами в Москве жить не будем и другим не дадим! Границы с посольствами позакрыли, ракетами и кораблями ощетинились, доллар запретили, с Европой и США разосрались, торгуем теперь только с Азией. Мало того! Находятся ещё государства, которые добровольно вступают с нами в союз! Ну не идиоты? Ещё и Индия с Китаем в ту же дуду дудят! Короче, опять идём своим путём. Нет, не по пути мне с вами! И то, что у меня свой, особый путь – я понял как-то сразу. И сразу стал учить английский язык. Так что к семи годам, когда пришлось переться в эту дебильную школу, на инглише я говорил так же свободно, как на рашке. (Это, конечно, заслуга Джонни в том, что когда весь класс мямлил: «Америка из грэйт кэпиталист кантри», я читал Байрона в подлиннике. Ох и шалун оказался его Дон Жуан!)

Джонни – это мой робот. Он прожил со мной пятнадцать лет, с самого рождения. Мои первые воспоминания связаны не с мамой, а именно с Джонни. Он играл со мной в прятки, читал мне книги и учил английскому языку. Выглядел он презабавно: негритёнок роста сантиметров шестидесяти – семидесяти с четырьмя колёсиками вместо ног, квадратной головой и немигающими глазами. Из его спины торчали различные кнопочки и штепселя, а из груди выезжал небольшой экран для настроек. Джонни был для меня всем: интернетом, радио, врачом, папой и товарищем. Когда я немного подрос, мама объяснила мне, что это – подарок одного студента из Африки, которого она устроила механиком на круизный лайнер. И ещё мама строго-настрого наказала, чтобы я никому не рассказывал про него: вещь эта очень дорогая, и если кто-то узнает, что она у нас есть, то к нам непременно залезут грабители и отберут у меня моего Джонни. Поэтому про робота знали только мама и я. Когда у меня впервые заболело сердце, он первым поставил мне диагноз, померил температуру и пульс, даже не притронувшись ко мне своими мягкими резиновыми руками. Когда мы с ним оставались одни, он мне читал сказки про гномов, вампиров, троллей, суперменов и ковбоев. (Больше всего мне нравилась сказка про американского президента Линкольна, в которой тот, когда был ещё молодым, с помощью волшебной флейты освободил американскую землю от индейцев и крыс, за что и был избран президентом. Стишок оттуда: «Америка, Америка, великая страна! Кому она не нравится – пожуй-ка, брат, говна!» я прочитал однажды на каком-то дурацком празднике в школьной церкви. Меня побили старшеклассники и выгнали на улицу на мороз. Больше я в церковь никогда не ходил и креститься наотрез отказался.)

Позже Джонни стал читать мне более серьёзные книги и, подключившись к телевизору, сопровождал их картинками и даже фильмами на английском языке. Просмотрев с роботом один фильм раза три, я уже мог перевести всё, что там говорили. А говорили там правду: про то, что Америка одна бьётся за мир во всём мире с терроризмом, коммунизмом, сатанизмом и много с чем ещё. Что Россия – это тюрьма народов, которая поработила свободных людей от Балтики до Тихого океана и угрожает всему миру тремя тысячами ядерных боеголовок. Что земли, на которых живут русские, никогда им не принадлежали, тогда как те же финны вынуждены жить друг у друга чуть ли не на головах. Что у нас тюрем больше, чем во всех остальных странах вместе взятых, и всех недовольных режимом отправляют в Сибирь на рудники, а многих – расстреливают. Что у нас адвокатов, защищающих невиновных граждан, меньше, чем в одном Нью-Йорке. Что петля Нестерова – это удавка, которой русские во главе с генералом Нестеровым душили свободных поэтов и писателей в Венгрии, Чехословакии и Афганистане. Что по уровню коррупции и употреблению алкоголя мы занимаем первые места в мире, а по потреблению творога, сахара и мяса находимся в середине второй сотни. Что границы со свободным миром мы закрыли, чтобы люди не могли сравнивать их уровень жизни с нашими ошмётками. Что всё, что мы умеем – это воровать, пьянствовать, запускать ракеты и снабжать армии террористов гранатомётами и автоматами Калашникова. И так далее как по нотам. По телевизору показывали карты девятнадцатого века и даже древнее, где свободные государства были обозначены белым цветом, Россия и Индия – чёрным, а Китай и Корея – серым. И с каждым веком мир становился всё чернее. Короче говоря, мой робот открыл мне глаза на эту страну. И я понял, что мне крупно не повезло родиться русским. Джонни как-то сказал, что сделали его в секретной лаборатории специально, чтобы учить детей всего мира уму и говорить правду, которую по телевизору у нас уже давно не показывают. Таких Джонни, оказывается, много в свободных странах, а вот в закрытых, типа России, их запрещают сволочи из КГБ. Теперь, выходя на улицу, я смотрел на свой Владивосток совсем другими глазами. Я замечал то, чего раньше не видел: грязь, неустроенность, обгорелые урны, кривые улочки, враньё политиков и воровство начальников, мутную горячую воду в кране, дороговизну. Даже снег зимой убрать толком не могут! Да и с дождями при современном развитии техники давно бы уже могли научиться бороться! А то, как зарядит на неделю из гнилого угла – сидишь дома, пялишься в телевизор, смотришь какую-нибудь ерунду, грызёшь сухой тульский пряник и плачешь.

Лет в десять мне уж больно нравился анекдот, который мне рассказал Джонни: слёт глав десяти крупнейших держав: приезжает Буш Пятый, Лукиано Андретти, Акира Мишима, Хельмут Фишер… А Старикова нет. И тут громко объявляют: русский президент не приедет. Он в туалете жидко обосрался!

На этом месте я прям падал от хохота! Ну, надо ж так смешно придумать!

А ещё от Джонни очень вкусно пахло. Причём запахи от него шли разные. Когда мы были одни, от него пахло мокрыми яблоками или горьким шоколадом. А когда дома была мама, то от него начинало пахнуть какими-то цветами. И запахи эти были малозаметны, еле уловимы, но хотелось дышать ими ещё и ещё. Я навсегда запомнил эти запахи моего электронного друга. А ещё он впервые мне показал американские передачи по телевизору. Как он это сделал – не знаю, но я обалдел, когда вдруг вместо скучных местных новостей (Рыбаки поймали сто тысяч тонн селёдки, космонавты в невесомости сделали тонну чистого кремния, в КБ имени Туполева приступили к испытаниям… Кому нужна эта показуха?) во весь метровый экран нашего «Горизонта» вдруг появилось улыбающееся лицо симпатичного седовласого мужчины, который сказал:

– Ну, здравствуй, Володя Бойнович! Так вот ты какой, оказывается, у нас! Я – президент Соединённых Штатов Джордж Буш Седьмой! Присоединяйся к нашей вечеринке!

Вечеринка в тот вечер удалась на славу! Столько шампанского! Столько жратвы разной! Такие тёлки! Такие парни на суперкарах! А музыка! Такой музыки я сроду не слышал! У нас укакаются – так не сыграют! Там перед ударником было барабанов – штук двадцать, и полное ощущение, что рук у него было – тоже двадцать, и в каждой – по палочке. Косматые гитаристы выдавали бешеные ритмы, а певец не пел – ревел, как бомбардировщик над моим пляжем. Единственное, что мне не понравилось – это слова песни. Ерунда какая-то, если честно: «Люби меня, люби меня! Ведь я давно тебя люблю, везде и навсегда! Тугеза. Форева.» И потом гитарист взасос поцеловался с певцом. Странно! Зато между песнями там крутили рекламу! Ведь у нас по телевизору какая реклама? Ну, скажут чёнить типа: продаются такие-то холодильники или чайники, там-то, по такой-то цене. И всё! А у них на рекламу каких-то бутербродов было потрачено двадцать миллионов долларов! (Там в конце прям было написано, что потрачено – столько-то, режиссёр – такой-то, в ролях – тот и тот, и даже композитор был!) Целое кино сняли в три серии: как его делают вместо той ерунды, что делали до него, как его едят и запивают ледяной колой, и что он полезного потом делает внутри организма. Просто отпад! Ведь если рассудить логично – раз у них рекламируют подобную вкуснятину, значит народ ею уже так обожрался, что без рекламы не берёт! Я потом часто просил Джонни, пока мамы нет, показывать мне разные запрещённые фильмы и передачи. После такого идёшь в свой пятый класс по гололёду и смотришь на рашку, как на плохие декорации к плохому спектаклю. И в мыслях только одно: хочу в Америку – хоть снова плач! Ведь там, как я понял, правила такие: сажаешь в открытую тачку девок, берёшь пива ящик – и попёр по хайвэю куда глаза глядят. Ни тебе полиции, ни шлагбаумов! Бензина – хоть залейся! Ну, просто сказка, а не жизнь! За копейки никто не батрачит, цены ниже плинтуса. Купил каких-то там акций – и сиди до пенсии на диване, плюй в потолок, а тебе денежки просто так капают. Я как-то раз после такого клипа тоже взял банку пива американского с зарплаты, выпил и решил прокатиться на своей роднульке. Да по нашим дорогам разве газу дашь! Доехал до первого светофора, постоял в пробке, захотел в туалет, голова закружилась с непривычки, затошнило. Короче, включил автопилот и поехал домой. И проплакал потом весь вечер от обиды. Единственно, что я решил не смотреть – это фильмы про геев. Их зачем-то регулярно показывали после семи вечера, и я долго не мог понять, что это за геи такие, зачем мужики целуются, а потом спят вместе. Поэтому стал просто переключать на что-нибудь другое. В основном на мультики и разные фильмы ужасов и катастроф.

В садик я не ходил по причине заболевания сердца. Врачи долго колдовали надо мной и удивлялись: почему вполне здоровое сердце ни с того ни с сего вдруг путает систолу с диастолой? Прописали мне какие-то лекарства. То ли от них, то ли от постоянного сидения дома, но я стал толстеть. В начальной школе это было не очень заметно, но я быстро менялся в большую сторону, и к девятому классу уже весил девяносто килограмм при росте сто семьдесят пять. Одноклассники надо мной немного подтрунивали, но особо ко мне никто не лез. Учился я плохо (Как сказала моей маме директриса: «Ваш сын не воспринимает действительность, он близок к аутизму». Мама плакала, мы ходили по каким-то врачам, но результат был почти нулевой.), приятелей у меня не было. Самым близким был Паша Григорьев, да и то лишь потому, что жили мы с ним в одном доме и в школу и обратно ходили вместе. Так что, кроме своего живота я выделялся среди школьников только знанием английского языка да умением хорошо плавать. Нормы ГТО я, конечно, не сдавал. В колледже два года просидел на первом курсе, потом немного втянулся и закончил со средним баллом 3,5. Но к тому времени со мной уже не было Джонни.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, он умер. За неделю до этого он сильно напугал маму, заговорив с ней на незнакомом языке. Слов я не расслышал. Помню громкий мужской бас на кухне, мамины вскрики, упавшая ложка… Джонни к тому времени перестал пахнуть, и вообще, вёл себя как-то вяло, хотя батарея показывала полный заряд. Потом он ещё несколько раз разговаривал о чём-то с мамой своим изменившимся голосом, а мама своим тоже изменившимся голосом, прикрыв двери, кричала на него на кухне так, словно это был не робот, а вор, пойманный за руку. На меня Джонни вовсе перестал реагировать, а вскоре замер, уставившись в стену своими чёрными зрачками с многократным зумом. Я умолял маму отнести его в ремонт или пригласить её знакомого программиста с секретного завода. Но мама сказала, что этот робот рассчитан только на пятнадцать лет работы, и его время истекло. На вопрос: нельзя ли купить другого такого же? – она ответила, что даже не представляет, где их делают или продают. Вечером она завернула тело в мешок из-под картошки, увезла его на своей машине к бухте, и там бросила в воду. А потом всю ночь на кухне пила виски и плакала. Несколько раз заходила ко мне в спальню, гладила по голове, и шептала заплетающимся языком:

– Боже мой! Бедный мой Вовчик! Что я, дура, натворила! Не будет мне прощения, листик мой! (Она иногда называла меня листиком. Меня это жутко бесило!)

А я, помню, тоже весь в слезах, говорил ей:

– Ну, поехали, достанем Джонни! Может, его ещё можно починить!

– Нет, Володя, починить уже ничего нельзя!

Оставшись без робота, я долго болел. У меня были галлюцинации, меня тошнило и рвало, я неделю или больше не мог ни есть, ни спать, а только иногда пил воду и похудел килограмм на десять. Мать тоже несколько дней не ходила на работу, её трясло, и она постоянно плакала и пила успокоительные капли вперемежку с вином. К счастью, всё постепенно прошло. Я даже стал после этого лучше учиться. Так что, от Джонни у меня осталась лишь пара фотографий на телефоне, любовь к Америке и лишний вес, с которым у меня бороться нет ни воли, ни желания. Еды, в конце концов, хватает. Нормы сдавать от меня уже никто не требует. В армии служить не надо, хотя сердце уже давно не шалит. Вот только женщины меня не любят, а я их боюсь, как и десять лет назад.

Сам план побега у меня вяло зрел года два. Ровно столько, сколько мне потребовалось на то, чтобы освоиться на первом после колледжа рабочем месте. Колледж этот драный я окончил кое-как. Никаких физик или химий я, конечно, не сдавал, поскольку точные науки – это не моё. Правда, к концу учёбы разобрался в экономике, банковском деле, бухгалтерии. Но что самое удивительное – я стал чемпионом колледжа по плаванию! В детстве мать водила меня в бассейн, и плавать я стал на удивление неплохо. Даже теперь нет-нет, а в солнечный безветренный день приезжаю на берег океана и плаваю часа по два. Жировые ткани в моём теле преобладают над мышечными, поэтому плаваю я с мая по октябрь, и в основном так: отплываю от берега метров на тридцать, переворачиваюсь на спину, и разбрасываю руки в стороны. И небольшая зыбь покачивает меня, как в гамаке. Смотришь на небо, иногда отплёвываешься от особо нахальной волны, плеснувшей пригоршню горьковатой воды в лицо, и думаешь о чём-то большом, о чём каждый должен подумать в своей жизни, но обычно не думает по причине ежедневной суматохи. Время подумать о большом появляется только тогда, когда сидишь в лесу у костра (Я об этом читал.) и когда лежишь на воде. И мысли эти у меня выходят всегда какие-то грустные: о смерти, о смысле жизни, о том, ради чего пришёл на этот свет, а в результате чьих-то козней вынужден не трахать красоток на Таити (Или Гаити? А-а! На Гавайях!), не ездить по пампасам на багги с пулемётом, а продавать лодки, получая небольшой оклад плюс полтора процента от каждой проданной посудины. В том месяце я продал разным организациям три… Нет – четыре двухместные подводные лодчёнки и один катер. В итоге получилось почти сто тысяч на руки. Положа руку на сердце, о таких деньгах я пару лет назад и мечтать не мог. Рынок этим летом ожил как никогда, а наш грамотный маркетинг закрепил успех. Зато впереди зима, значит продажи упадут. Субмарины ещё будут иногда брать, а вот яхты до весны можно закрывать брезентом и рисовать плакат с броскими цифрами «-50% скидка». Если бы я ещё работал один, а то Паша, хоть и друг, но конкурент, продал за месяц одного «американца», и две нижегородских «Ласточки» на подводных крыльях. Но зимой Паша часто простывает и сидит на больничном. Конкурента не будет. Хотя, без Паши на работе скучно. Он весёлый, начитанный, остроумный. Клиентов, а особенно – клиенток обхаживает – любо дорого поглядеть. Призёр городских соревнований по дзюдо в весе килограмм шестидесяти пяти от силы, и турист третьего разряда. Без него не с кем будет обсудить новости из «Голоса». Директор – член партии, с ним такие вещи не обсудишь. Пара техников вообще вне политики. Их хлебом не корми – дай двигатель протестировать, да бортовой комп перепрошить. Не сказать, чтоб слушать «Голос» было запрещено, но – не поощрялось. Этим тупым фёдоровцам только скажи что-нибудь хорошее про Америку – сразу попадёшь на заметку. Вроде и не посадят, и с работы не выгонят, а смотреть будут косо. А вот с Пашкой обсудить американские новости – это запросто! Без фанатизма, но по существу вопроса. Его мясом не корми – дай сделать умное лицо и порассуждать о том, что творится на другом конце вселенной!

Зато почти сто тысяч за месяц! Круглая сумма хорошо ложилась на мозг и грела душу. Сто тысяч! Это мой рекорд. Я как начал работать – сразу стал копить на автомобиль. Потом мать добавила недостающую сумму. Положа руку на сердце, она добавила очень приличную сумму к моей очень недостающей до необходимого ценника. Правда, она хотела, чтоб я взял российское авто, но я купил то, что было к душе. Хоть маленький, но кусочек Америки. И вот, теперь у меня есть свой автомобиль, и плюс сто тысяч лежат дома в шкафу с носками (Заначка!). Так что, если всё пойдёт хорошо, то через пару лет можно будет подумать о собственной квартире. Чтоб не видеть вечно озабоченное лицо матери, чтоб спокойно водить к себе женщин. (Ведь они не ходят ко мне только потому, что я живу с матерью! Вся причина только в этом! Любая причина моих неудач – не во мне, а в ком-то. Больше всех неудачи приносят те, кто ближе. А ближе всего – мать. Я уверен: не будь рядом матери – я вёл бы себя с женщинами совсем иначе! Так мне Джонни всегда объяснял. Пашкина мать к сыну в душу не лезет, потому-то у того уже давно есть девчонка, тоже туристка. Я эту горькую тему думаю обычно под пиво, сидя ночью в машине.) Да и женщины в округе все какие-то не такие, как мне хотелось бы. Не та порода. Дворняжки! До голливудских голенастых блондинок – как макаке до человека! Что ни говори, а славянин – это переходное звено от обезьяны к англосаксу, прав был незабвенный Джонни.

Вот тебе и подумал о вечном! Глянул на офицерские часы – плаваю уже больше часа. Захотелось писать. В трусах на миг погорячело и погасло. Замёрз. Пора на берег. Скоро вечер. После прохладной воды на холодном ветру телу становится совсем неуютно, я весь покрываюсь пупырками. (Зато зимой я никогда не простываю!) Быстрее снять мокрые трусы, вытереться полотенцем – огромным двухметровым махровым долларом, надеть шерстяной тренировочный костюм пятьдесят четвёртого размера с небольшой надписью на груди «I love America» – и за руль. (Костюм Ивановский, а надпись вышила мама мне на день рождения на своей подольской машинке.) А дома мама приготовила горбушу с рисом и овощами в духовке. Она её часто готовит. Говорит – недорого и полезно. Как она задолбала, эта горбуша!

Тут с гравийки на пляж съехал небольшой электроджипик хабаровского производства (Хабаровские совместные с Китаем машины мы тут называем «Хабар». ) и остановился неподалёку от моей «роднульки». Из «Хабара» вышла девушка примерно моего возраста. Не скажу, что это была Мисс Мира-2043, но дама вполне так ничего, с парой лишних килограмм на талии и большим желанием от них избавиться – в глазах. Она глянула на мой торчащий живот, оценила двойной подбородок, громко, даже с вызовом сказала:

– Добрый день! Ну, как нынче вода?

Сняла длинный джемпер, и осталась в закрытом купальнике. Дыхание у меня остановилось. Я стоял возле машины, опершись на капот, и пялился на неё, не зная, как бы поинтереснее ответить на вопрос. Она глянула на меня как на пустое место и вдруг гаркнула:

– Сидеть!

Да, живое общение с особами противоположного пола сильной стороной моей натуры не являлось! В мозгу промелькнула лихорадочная мысль: сейчас она меня поимеет!

В голове зашумело, морда пошла пятнами, пульс подпрыгнул до пулемётного. И тут же другая мысль: не поимеет! Не получится! У меня не получится! У меня получается только перед экраном, а в жизни – никогда. А если у неё оружие? Что же делать? Может сесть, как приказано? С террористами сначала надо вступать в переговоры! Или заплакать и сказать, что у матери я один, а Россию тоже не люблю?

Пока эти мысли бились в моей голове, «Хабар» пискнул и присел на песок, убавив клиренс сантиметров на десять. Дама уже шла к воде уверенной походкой и, зайдя по колено, нырнула. Даже странно, что она грудью не зацепилась за дно, а сразу поплыла брассом, метров через сто перешла на кроль, потом нырнула и долго не показывалась на поверхности. Потом лежала на воде также как и я, иногда подгребая руками, глядя на чаек, летевших куда-то в сторону эсминцев. Потом ещё раз нырнула, неторопясь подплыла к берегу, и подошла к своей машине.

– О, ты ещё не уехал! – обратилась она то ли ко мне, то ли к машине. – Я думала – уехал давно!

Только тут до меня дошло, что все сорок пять минут, что она плавала, я так и простоял с полотенцем в руках. Что на меня нашло? Очередной приступ столбняка? Не видел, как женщины плавают? Видел! Но чтобы вот такие женщины! И чтоб вот так плавали! И так командовали, что даже у машины ноги подогнулись, не говоря про меня!

– Нормы ГТО хочу сдать на первый разряд. Бег сдала, стрельбу, отжимание, велосипед. Даже пулемёт собрала с завязанными глазами за минуту! А вот плавание велели подтянуть. Тогда в институт физкультуры без экзаменов могут взять. Ну, раз партия велела – значит подтяну!

Она говорила это, слегка запыхавшись, снова глядя не на меня, а на своего «Хабара».

– А я тут часто плаваю. После работы, – наконец раскрыл я склеившийся рот, – Я тут работаю недалеко. В магазине «Наутилус». Мы там лодки продаём подводные. И катера разные. И Яхты. И Запчасти.

– Продавец? – на этот раз она всё-таки посмотрела на меня. – Как-нибудь зайду. Поступлю в институт – катер понадобится. Небось, ты и в армии-то не был?

– Нет. У меня это. Аритмия. Небольшая. Была.

– Жаль! А я служила на космодроме. В роте охраны! – она зашла за машину, переоделась в сухое, и снова гаркнула: – Голос!

«Хабар» пискнул, приподнялся на лапах, и под капотом что-то электрически загудело.

Она села за руль и уехала. Я хотел поехать следом, но сразу не смог завести машину. Чёртово американское ноу-хау! Ведро с дерьмом с собой возить, что ли? И таблетки пердёжные кончились. Надо переговорить с техниками на работе: пусть прошьют бортовой комп! Оставлю только голос и сканирование глаза.

Грунтовка вскоре сменилась трёхполосной автострадой, и мимо меня понеслись безликие жестянки с людьми. Я включил автопилот и стал думать про пловчиху и её чудо-автомобиль. Надо же! Вот это женщина! Сколько силы воли! Мне бы столько – я бы тогда – о-го-го! А тачка-то какая наворочанная, даром что «Хабар»! Я слышал, что в последнее время интеллект у машин развивают, но как-то не ожидал увидеть это на своём пляже. Потом я стал мечтать о том, как я бы её спас, (Чёрт, забыл спросить её имя!) если бы она нырнула – а тут бы приплыла та огромная акула из кино и стала бы за ней гоняться по всей бухте. Я бы тут же бросился в воду со скалы, и вспорол акуле пузо ножом. Или на Тамару напали бы бандиты (Я окрестил её для себя Тамарой. Имя у неё должно было быть мощным. Оля или Таня как-то не подходили, а вот Тамара – в самый раз. Я бы даже назвал её – Тататамара, если бы такое имя было в ходу.), а я бы – тут как тут из-за дерева выскакиваю, как тот парень в крутом американском боевике: бац одному, бац другому! А третий навалил бы в штаны и сам удрал. А Тататамара бы ко мне подошла и, обняв за шею, тихо произнесла бы чёнить типа: «Уау! Да у тебя железные яйца, парень! Друзья зовут меня Тома Неугомонная. Не угостишь коктейлем свою крошку?» Или на Тататамару напали бы дикие собаки. Но про собак как-то не получалось думать. То ли как враги они были мелковаты для подвига, то ли в кино такого не видел, но про собак, гигантского орла, кальмара-насильника и анаконду как-то не мечталось. Картинка в мозгу вставала на стоп-кадр, анаконда оставалась в траве, орёл зависал под облаками, и начиналось просто думаться про тамарины сиськи. Да и вообще, мечтаться вскоре почти перестало, потому что захотелось есть.

Я включил «Голос». Шла передача о парне из Техаса, который весил триста килограмм, и к дому которого местные власти решили провести монорельсовую дорогу, чтобы тот не чувствовал себя изгоем. Брали интервью у девушки, которая жила с ним раньше, потом они расстались, но монорельс позволит им снова встретиться, потому что она тоже весит под триста кил и передвигается с трудом. Новый монорельс от койки до койки назвали «Дорога двух душ», в открытии обещает принять участие сам губернатор штата Билл Клинтон Третий. «Вот это страна!» – вздохнул я, погладил свой живот, заехал в придорожный магазин-заправку, залил соляру в роднульку, купил себе два пирожка с мясом и рисом и бутылку «Байкала». Посидел в машине, представил, что ем гамбургер с колой, погладил по коленке воображаемую красотку в бикини, всплакнул, включил музон погромче и поехал домой.

На другой день я сидел на работе и рылся в инете в поисках сертификатов на новые винты для американских лодок. Винты нам привезли без всяких бумаг и вообще без каких-либо опознавательных знаков. Шеф вскрыл один ящик, поглядел внутрь, пощупал кромки винта, сморщился и воскликнул:

– Это что за нафиг такое! Запчасти для мясорубки? Это кромка? Где документация? Где сертификаты на кавитацию? Откуда это вообще к нам приплыло? Где накладные? Бойнович, нарой хоть что-нибудь про них! Сдаётся мне, их вообще не центровали. Они же за три дня оси разобьют! Отнесите их на склад пока. В продажу не пускать до особого разрешения. Если придёт кто за винтами – вон, благовещенские предлагайте!

Поэтому я уже второй час лазил в сети и пытался найти хоть какую-то информацию о странных винтах. Подошёл Паша.

– Наверно это американские винты, раз для американских лодок предназначаются! А на штатовские сайты доступа у нас нет. Интересно бы узнать: это наши доступ к ним закрыли, или они нас сами к себе не пускают?

– Конечно, наши! – не колеблясь ни секунды, парировал я наезд на Америку.

– Вот бы глянуть одним глазком хоть один настоящий американский сайт! – вздохнул Паша. – А ещё лучше – съездить бы туда самому.

– Я об этом, если честно, думаю постоянно, – грустно сказал я, – Толку только никакого. Хоть думай, хоть не думай – нас туда не пустят.

– А давай туда на лодке уплывём! – вдруг вполне серьёзно сказал товарищ.

– Да ну! Нереал это! – махнул я рукой, а самого как кипятком внутри ошпарило: ведь я смотрел на наши лодки с этой стороны уже давно. – На них миль пятьсот бы пройти! И то, если без штормов. Да и дорогие они. Да и кто разрешит нам уплыть? Да и пограничники поймают. Сам же знаешь – с этим строго. Помнишь, пару лет назад какую-то шаланду с контрабандой из пулемёта расстреляли около Находки?

– А мы её угоним и под водой пойдём! – с каким-то мальчишеским упрямством, понизив голос, сказал Паша. – У меня геологи на той неделе обещали две «Нерпы» взять ревельские. Одну под экипаж, а вторую под склад продуктов и разного барахла хотят переоборудовать. Они на шельфе какие-то поисковые работы проводят у Сахалина. Под водой мимо погранцов проскочим, а там на аккумуляторах да на солнечных батареях до Гонолулу доберёмся! Да хоть парус из простыни сделаем!

Сначала мне это показалось полным бредом и безумием. Но Паша прям загорелся идеей обойти погранцов и дойти под водой до самых Гавайских островов.

– Ты представь! – с жаром жестикулировал он, когда мы зашли в ангар и встали около зеркальной, из нержавеющей стали, «Нерпы». – Двое русских обходят все ловушки и преграды, преодолевают пять тысяч лье под водой и выходят прям на гавайском пляже под изумлённые взоры репортёров и местных красоток! Ты же сам мне рассказывал, аж кипятком писал, как круто на Гавайях! Спасатели, сосатели, пальмы, коктейль холодный нахаляву. Так и будешь всю жизнь мечтать? А под старость скажешь: а ведь был у меня шанс! А я зассал!

Если честно, то я зассал так, что в животе заурчало, и беседу пришлось на этом срочно прервать. Но день за днём обдумывая затею друга, я приходил к выводу, что не такая уж она фантастическая. Во-первых, лодка была очень хорошая. Это была «Нерпа-2», специально подготовленная для длительного пребывания под водой. У неё против стандартной были мощнее аккумуляторы и солнечная батарея, имелся спутниковый навигатор, связь и куча другой электроники и систем жизнеобеспечения. Иллюминаторов не было вообще, за счёт чего добавили жёсткости корпусу. Короче, лодка, даром что российская, была то, что надо. Внутреннего пространства было, конечно, очень мало. Командный отсек – пять квадратных метров с кучей кнопок, тумблеров, джойстиков, экранов и экранчиков, он же кухня, а из него – две двери в крохотные одноместные каютки с узкими койками, небольшими столиками, сундуками для багажа, и стальным унитазом и мойкой из нержавейки за герметичной перегородкой. В каждом помещении вдоль стен стояли какие-то баллоны, тянулись трубы и кабель-каналы. Стены были прорезиненные, а на передней был смонтирован экран – копия иллюминатора. На него выводилась картинка с внешних видеокамер и тепловизоров. Повсюду были приклеены инструкции с рисунками. В люк я еле протискивался, на койке – еле помещался. Лодка была сделана под двух паш и тонну груза, который находился в кузове – отдельном помещении, в которое попадать надо было снаружи лодки через отдельный люк.

Во-вторых, Паша сказал, что у него знакомый служит на эсминце, который как раз сейчас стоит на рейде. И этот знакомый ему шепнул ненароком, что на борту идёт ремонт, и локаторы, а также всё, что там ещё на нём есть для обнаружения подводных лодок – тоже в ремонте, потому что заржавели, покрылись паутиной и заработают нескоро.

В-третьих, мы договорились так: плывём до Гавайев, выходим на пляже, светимся в репортаже местных новостей, даём интервью – и валим обратно. Становимся популярными, и нам по возвращении хоть и надерут уши (А бородатые с Сахалина ещё и побьют за бланшированную сайру, абрикосовый джем и лазерные теодолиты.), но зато разрешат выезд в Америку. Ведь, раз мы могли там остаться, но не остались – значит, нам можно доверять. И мы будем вроде как свои в доску парни ездить туда-сюда по всему миру по международным делам или просто когда захотим.

Несколько дней подряд мы оставались с другом после работы в ангаре под предлогом того, что надо было готовить лодки к продаже, изучали документацию и приборы. Две «Нерпы-2» стояли в нашем ангаре – проходили предпродажную подготовку. В мои рабочие обязанности входила подготовка всей документации для продажи, гарантийного и последующего техобслуживания, в Пашины – проверка всех узлов на работоспособность и корпуса – на герметичность. Техники Коля Магретов и Ваня по фамилии Ли – китаец маленького роста, представитель совместного завода в Шанхае, производящего бортовую электронику – занимались компьютерами и двигателями. Покупатели, геологи с Сахалина, подвозили разные припасы и складывали их около лодок, чтобы, не теряя времени, погрузиться и отплыть, как только их контора оплатит счета. Мы с Пашей внимательно смотрели, что они привозят и прикидывали – хватит нам жратвы до Америки, или брать с собой спиннинги и сети. Мы посчитали, и получилось, что до Гавайев нам идти дней двадцать-тридцать. А еды геологи подвезли (Нам! Ха-ха-ха! Лопухи!) месяца на четыре, даже учитывая мой хороший аппетит. Там стояли ещё какие-то ящики с приборами, но они нас не интересовали. Нас интересовала свинина пряная, галеты солдатские, каша рисовая с говядиной, джем, сайра бланшированная в масле. Паша заметил, что нет воды в бутылках. В лодках, правда, стояли опреснители, но вода из них была невкусная. Я, конечно, ни минуты не верил в то, что мы куда-то поплывём, но игра в разбойники так захватила, что я уже всерьёз изучал инструкции эхолота и даже посидел на блестящем унитазе, разбираясь в кнопках «смыв», «вода пресная», «вода забортная». Поиграл с джойстиками, включил и настроил навигатор. Руки немного дрожали, но я успокаивал себя тем, что всё это – не более, чем шутка. Ну, примерно как насрать в чужом подъезде.

Паша сказал, что управление он берёт на себя, потому что на Байкале он уже погружался на «Нерпе», и видел, как ей управляют. Да и командовать этой посудиной сможет даже обезьяна после трёх дней дрессировки. Я не стал особо вникать в детали, хотя основные рычаги и тумблеры на всякий случай запомнил. Всё было действительно достаточно просто: джойстик «вперёд-назад», джойстик «вверх-вниз», включение камер, ещё какие-то кнопочки с отдельными экранами и без, датчики содержания кислорода в воздухе и большая красная кнопка аварийного всплытия.

Мама пару дней присматривалась ко мне внимательно, потом поинтересовалась – всё ли у меня нормально на работе? Я сказал, что на работе аврал, потому и прихожу поздно, и за телевизором не сижу, и даже есть стал меньше. (А еда действительно не лезла в глотку от волнения.) Да и Паша посмеялся надо мной, когда я лёг на койку в кубрике, и было непонятно: большая часть меня лежит или висит? Моя мама позвонила Пашиной, и успокоилась, узнав, что её сын тоже весь в заботах. Повзрослели дети, работают!

И вот, двадцать шестого июня 2043 года я как всегда приехал на работу к восьми часам, и не успел сесть за стол и включить комп, как Паша помаячил мне из ангара. Я пошёл к нему, по дороге поздоровавшись с шефом, который вёл в свой кабинет двух бородатых мужиков, которые и покупали у нас лодки.

– Завтра лодки – тю-тю! – сказал Паша, – Контракт подписан и оплачен. Если плыть, то сегодня или никогда!

У меня подкосились ноги, а на глаза навернулись слёзы от ужаса.

– Наверно я не смогу! – вяло пробормотал я. – У меня снова аритмия. Вообще, последнее время чёт какт не то. Не, я пас! Как говорится – я вытираю ноги.

– Ну ё-твоё! – Паша аж покраснел, пытаясь подобрать цензурные слова. – Ты чё творишь, блинство-бананство! Такой шанс! Так готовились! А ты со своей аритмией! Да нету у тебя никакой аритмии! Так и скажи: зассал! Скажи громко, чтоб все услышали: я, Володя Бойнович, ссыкло! Ну, говори! Я-то уже точно решил всё для себя. Если ты в отказ пошёл – плыву без тебя!

– Паша, извини, но я – пас! – только и смог выдавить из себя я и на трясущихся ногах посеменил в туалет.

Нет, такие подвиги хороши в кино. Я тысячу раз их видел в голливудских фильмах. Какой-нибудь киногерой на моём месте не просто бы угнал эту несчастную лодку! Он бы ещё взорвал порт, обезглавил главного злодея по имени Иван и поимел между делами красотку Сью. А потом в белом доме президент США принародно наградил бы его орденом и чемоданом долларов. Но это – кино. А тут – реальный угон лодки стоимостью сто с лишним миллионов, да ещё с оборудованием, которое ждут на Сахалине! Мне, в принципе, чужие проблемы всегда были до фитиля, но такое сотворить – увольте! Нету такой силы и таких слов, которые заставили бы меня совершить самоубийство здесь и сейчас!

Я сел за стол, включил комп и собрался было открыть документацию, как за дверями раздался приглушённый стеклопакетом, но хорошо знакомый командный голос:

– Сидеть!

Дверь открылась и вошла Тататамара. Она сразу увидела меня (Меня в нашем офисе вообще сложно не увидеть.) и широким шагом направилась к моему столу. Одета она была в костюм цвета хаки, на голове – кепка, на ногах – берцы, на правое плечо был наброшен пустой с виду рюкзачок.

– Привет, пловец! Как оно помаленьку ничего? – она даже не попыталась улыбнуться и сразу перешла к конкретике. – Короче, мне надо лодку! Показывай, что у тебя есть! Мне что-нибудь такое, чтобы можно было до Вьетнама добраться. Денег у меня с собой нет, пока просто прицениваюсь. Отец обещал прислать. Он во Вьетнаме служит. Хочу к нему сгонять перед институтом. Прокатимся с товарищем.

Затрясшимися руками я достал каталог и положил перед ней. Она села верхом на соседний стул и посмотрела на меня вопросительно. Я снова был в полном ступоре. Мало того, что деваха, о которой я думал почти безостановочно, вдруг снова оказалась передо мной. Мало того, что она была совершенно спокойна, а у меня аж шею заклинило. Мало того, что у неё, оказывается, есть товарищ, а у меня нет. (В смысле подруги у меня нет, а у неё есть. То есть… в смысле… тьфу ты! Короче, она давно и регулярно трахается, а я – нет, если называть вещи своими именами!) Так она ещё и поедет на катере за границу к папе, а я вечно буду сидеть в этой пыльной конторе! Потому что у меня нет ни катера, ни папы, ни загранпаспорта, ни чего-то ещё, что есть у неё в характере.

Я открыл каталог и стал показывать ей, что есть у нас в наличии, что можно купить под заказ, что со скидкой, чем отличаются те шаланды от этих, потом открыл страницу, на которой на весь разворот была нарисована «Нерпа», и вдруг спокойно (Откуда взялось?) сказал ей как бы между делами:

– А я вот на такой скоро тоже поплыву. На Гавайи и обратно. С корешком метнёмся туда-сюда, пляжик импортный потопчем.

Тататамара на секунду задумалась, всмотрелась в фото, и удивлённо произнесла:

– Это же подлодка! Она, поди, миллионов пятьдесят стоит!

– Не угадала чуток. Эта – девяносто, а та, на которой мы пойдём – сто тринадцать. Вторая модель, усовершенствованная. На метр длиннее этой.

– Ничего себе! – Тататамара поглядела ещё раз в каталог, зачем-то повернула его набок и как бы погрузила книжку с моей подлодкой в пучину, засунув под стол: – Буль-буль-буль-буль-буль! Да, это интересно. Ну, молодцы, что я могу сказать! Удачно вам обернуться! Потопчите там кого-нибудь импортного!

Она с бульканьем достала каталог из-под стола, перевернула пару страниц назад, и, показав на фото нижегородской «Ракеты», попросила:

– Ну, мой папа сто миллионов мне пришлёт вряд ли, так что расскажи мне про вот эту красотку!

Про мою поездку она забыла за одну секунду. А вот Паша, сидящий за столом напротив, не забыл. Когда Тататамара ушла, взяв нашу визитку и пообещав когда-нибудь вернуться с мешком денег и купить у нас трёхпалубный круизный лайнер, он насмешливо, и даже как-то с омерзением в голосе, тихо спросил:

– Куда ты метнёшься?

– В Гонолулу! – так же тихо ответил я и понял, что обратного пути уже нет. – Что с собой брать кроме минералки?

Ночью мы угнали подлодку и поплыли в Гонолулу.