Читать книгу Одно сердце – три жизни. Пасхальное чудо - Геннадий Лысак - Страница 4

Я уже перешагнул порог семидесятилетия. В настоящее время живу в самом сердце Европы, как часто называют Словению в силу ее географического положения (к этому добавлю, не всегда, но больше стараюсь обходиться без нее, но не всегда получается). Изумительный климат, прекрасная экология, питание, медицина – все это вместе взятое дает надежду, что, я, возможно, проживу еще несколько лет, а то и десяток, если Бог даст.

Родился я далеко от этих мест – в Западной Сибири, и там, конечно, все по-другому. Заводы Кемеровской области серьезно загрязняют атмосферу, и ничего не меняется к лучшему уже много лет. Кемерово, Прокопьевск, Белово, Новокузнецк, Ленинск-Кузнецкий – это все крупные промышленные центры.

Шел 1950 год, после войны всего пять лет миновало. Мать, Соломонида Михайловна, работала на износ, а когда прибаливать стала, лечилась народными средствами, отварами трав, овса. К врачам не принято было ходить, да и не хватало врачей. Отец мой, Лысак Иван Иванович, участник финской и Великой Отечественной войны, домой вернулся весь израненный, с осколками в ногах и в легких, выходили они из него до самой смерти. Но ведь природу не остановишь – мужик. Тогда был период борьбы с абортами. Когда я родился, врачи спросили: «Какой это у вас?» Отец сказал: «Четвертый». Предложили оставить меня в больнице – хилый, мол, не выживет. Как мать рассказывала, отец взял меня за ногу, завернул в пеленки, что еще от сестры остались, и забрал домой. Молока у матери практически не было, поэтому давали мне мякиш хлеба в марле, чуть позже стали давать коровье молоко, а потом уж ел все, что было в доме. Те, кто жил в послевоенные годы при Сталине, могут подтвердить: голодных не было, но и с жира тоже не пухли. Везде было так – не только у нас в Сибири. Мы, дети, и не представляли другой жизни, да и откуда нам знать об изобилии где-то за бугром, ведь тогда и приемники были редкостью.

С трех-четырех лет я уже помогал родителям по хозяйству. Учиться начал рано, в шесть лет, определили меня в Солоновскую начальную школу. В те годы не редкостью были второгодники, а я хорошо все усваивал. Позже жил в интернате и на квартирах съемных в деревне Каменка, Промышленном, Ленинске-Кузнецком. В шестнадцать лет окончил 10 классов, получил аттестат и в силу обстоятельств, но не по велению сердца и призванию поступил в Кузбасский политехнический институт на химический факультет (теперь это Кузбасский государственный технический университет имени Т. Ф. Горбачева). Поступил-то на дневное, но потом перевелся на вечернее, а с вечернего на заочное. Надо было хоть как-то родителям помогать.

После двух лет работы в колхозе параллельно с учебой устроился я на азотно-туковый завод аппаратчиком четвертого разряда, но довольно скоро до шестого разряд повысил. К работе я всегда относился добросовестно, за что начальство даже направило меня на Выставку достижений народного хозяйства в Москву – на других посмотреть и себя показать.

В свободное от работы и учебы время занимался спортом, тогда это было повальным увлечением – спортом заниматься. Себя никогда не жалел, не прятался за спину других, старался работать один, где работу должны были делать двое, – считал это нормальным. Коллективы, где я работал, были для меня родными, а начальники – наставниками и учителями, причем не только по работе, но и по жизни. Многие из них прошли не только хорошую трудовую школу, но и фронт. Такие люди, как Хвостов Василий Федорович, Брусов Анатолий Сергеевич, Михеев Владимир, Коптелов Виталий Григорьевич, Баклыков (муж главврача медсанчасти) были для меня героями, примером для подражания, я не мог их подвести, и я всегда их вспоминаю теплым словом.

Семидесятые годы были беспокойные, и так получилось, что я добровольно, отказавшись от отсрочки, связанной с учебой в институте, ушел в армию. Служил чуть больше двух лет в Забайкальском военном округе. После армии, демобилизовавшись, отдохнул две недели у мамы и вернулся на любимый азотно-туковый завод. И в институте восстановился, правда, с трудом из-за бюрократизма.

Проживая в общежитии, познакомился там с молодой красивой студенткой из Дальневосточного государственного университета. После года знакомства мы поженились, родилась у нас дочь Ксения. Я по-прежнему работал на заводе, учился в институте по вечерам, но, так как теперь был главой семьи, взялся зарабатывать на квартиру. За крохотную квартирку в 12 квадратных метров надо было отработать в цеху в «свободное время» девятьсот часов. Не всем это было под силу, мало кто брался за это, но для меня это была спасительная соломинка. Хотя я и рвал себя, бывало, что не успевал, и тогда привлек к работе своих друзей. Квартиру-малосемейку я все-таки получил, и это самое дорогое для меня жилье, которое я и сегодня помню. Нам на троих площади вполне хватало: раскладной диван-кровать, детская кроватка, телевизор, шифоньер – все входило. И кухонный закуток у нас был, где Татьяна Ивановна готовила для дочери и для меня пищу.

Долго в Кемерово мы не прожили – родители жены звали во Владивосток. А я после первой моей поездки туда влюбился в этот город.

Переехали, надо было на новом месте зарабатывать авторитет, семью надо было кормить и, конечно, подумать о жилье. Сил было много, я готов был работать на двух-трех работах, но мои обязанности мастера-технолога на оборонном заводе не позволяли этого делать. Старался как мог, меня вроде заметили и перевели в другой цех заместителем начальника, зарплата сразу повыше стала. Позже была работа в Народном контроле, снова возвращение на завод, но уже заместителем директора (а мне было тридцать лет всего), потом – зампред председателя райсполкома, председатель плановой комиссии. Получил хорошую однокомнатную квартиру. Дальше – работа в горисполкоме, горкоме партии. Везде на новом месте в меня как будто кто-то вселялся и заставлял по двенадцать-четырнадцать часов трудиться.

Для меня не было ничего, кроме работы, она захватывала меня полностью, без остатка. Я не знал, что такое выходные, и несколько лет не был в отпуске по разным причинам, по большей части из-за смены места работ. Отдыхал только, когда учился по программам министерства.

Пороховой заряд быстро сгорает, а про человека говорят, что он «сгорел на работе». В наше время это было обычным явлением. Мы работали за зарплату и думали, как ее повысить, за квартиру, но выкладывались при этом на совесть. Мы верили в прекрасное будущее и считали, что будущее зависит от нас, а не от продажных правителей.

С таким зарядом я вошел в перестройку, которая оказалась катастрофой не только для меня, но и для миллионов советских граждан, которые строили социалистическую экономику – не худший уклад экономической жизни, точно так же как социализм – не худший уклад жизни политической. Неслучайно перестройку называют «катастройкой». Нас ведь не учили приспосабливаться, воровать, продавать, и многим пришлось выживать, и далеко не все выжили.

Почему я выжил и как мне многое удалось сделать, я отвечу в своей книге. Возможно, мои рассуждения кому-то помогут в жизни, но и вы тоже поделитесь своим опытом. Нельзя себя списывать – то, что мы рассказываем, поможет следующему поколению правильно оценить прошлое и спланировать будущее.