Читать книгу Из двух тысячелетий. Проза и стихи, принесенные ветром Заволжья - Геннадий Мещеряков - Страница 28

Нелегкая тема погост. Рядом с живыми, а навещаем его не часто. Кроме разве что родных, забываем мы об ушедших от нас людях. А какими они были, эти люди? В основном добрые, веселые и любили острое словцо. О деловых качествах не говорю – многим бы сейчас у них поучиться. Но, увы! Никто с того света не возвращался. Может быть, счастливы они в других измерениях и мирах, но это, скорее всего, наши пожелания и мечты.

Ветер принес к краю погоста сотни совершенно новых целлофановых мешков. С мусорки. Как туда попали? Тоже мне ветер-шутник. Что, мертвым с ними в магазины за продуктами ходить. Скорее всего – стечение обстоятельств? А вдруг?!

Перед Пасхой родные убрали принесенные ветром к могилам пакеты, но они снова появились. Кто-то предложил самим сходить с ними за продуктами для усопших. По-разному восприняли предложение: кто в шутку, кто всерьез, но на Пасху на многих могилах лежали целлофановые мешочки с яйцами, конфетами, печеньем… На радость бомжам и детишкам.

Иные миры. Волосы встали дыбом, когда до меня дошел слух, что вернулось обратно надгробие, украденное с могилы Дмитрия Порфирьевича, которого я хорошо знал. Это был веселый человек, работал в фотоателье. Каждый разговор начинал с анекдота, всегда свежего. А его шутки и прибаутки записывали собиратели фольклора. Люди с его фотографий смотрели, как живые. Прежде чем сфотографировать, бывало, скажет мужику: представь, что твоя жена уехала в длительную командировку. Угрюмый встрепенется – вот тебе и кадр.

«Никогда не надо вешать носа, – вспомнились его слова.– Даже если украдут у меня надгробие с могилы, заставлю вернуть».

С кладбища я ходом в церковь. Свечу поставил за упокой души Дмитрия Порфирьевича.

Каждый раз, бывая на погосте, я видел женщину в черном у могилы мужа. Она разговаривала с ним, и уверяла любопытных, что он дает ей советы, предупреждает об опасности. Все жалели ее: рехнулась с горя баба.

– Не ходите сегодня в «Аэлиту» – обвалится, – услышал я ее голос, проходя мимо.

– Спасибо, – говорю, не обижаться же на убитую горем женщину.

Уже на другой день вечером узнал: рухнула стена в магазине «Аэлита», так как ее выложили из бэушного кирпича в целях экономии.

Долго я потом не видел эту женщину в черном.

– Ходила по совету мужа в святые места. Легче мне стало, только голоса мужа не слышу теперь. Видимо так надо, – объяснила она.

Я снова подумал об иных мирах.

Стояло сухое лето. Небо казалось выгоревшим, ни облачка. Поправлю другие могилы в следующий раз, решил я, протирая фотокарточку матери на только что выкрашенном памятнике. Что это на глазу? Слеза? Плачет мама, почему? Обойду – ка я и другие могилы.

Лежали на погосте родители жены. Еще недавно там было все в порядке. Все так же улыбался тесть, словно снова говорил мне: «Привет, зятек, может по маленькой в честь встречи». А встречались мы ежедневно: дом по пути на работу, он на пенсии, нянчил внучку.

А где же могила тещи? – не сразу нашел я ее. Крест сгнил от сырости и обломился, земля обрушилась – хоронили зимой. Долго я приводил ее в порядок. И все думал, что снова совпадение, и на фотокарточке матери не слеза, а капля росы. И вдруг пришла догадка: а разве сам погост – не мир иной, непостижимый, где всякое может случиться, потому что он живет нашим душевным состоянием.