Читать книгу Не очевидное, но вероятное. Сказки двадцать первого века - Геннадий Мурзин - Страница 6
Чудеса в решете
Часть вторая
ОглавлениеА годы, будто вздыбленные и вскинувшие головы жеребчики, резво мчались вперед, унося в своих тесных объятиях и главного персонажа этих сказок. Удобно уместившись в кресле главного канцеляриста, он накрепко сросся с нравами и обычаями, окружавшими его, потому что они сильно нравились, как выражаются его соплеменники, легли на душу. Сонмище клерков, важных и не очень, умных и так себе, серединка на половинку, населяющих канцелярию, всмотревшись до рези в глазах в образ новоявленного шефа, пришло к выводу: тихоня (так его прозвали за глаза) себе на уме и покажет всякому, почём фунт изюма. Стелет, одобрительно говорили они, мягонько, да спаться будет всякому зазевавшемуся жестковато, стало быть, добавляли восхищенно, с Дениской надо держать ухо востро, а хвост, извините, пистолетом, ибо, допустив слабину, легко можно лишиться как того, так и другого. Клерки-старожилы не могли не заметить в повадках Дениски нечто, уже ими виденное лет так с десяток назад, когда канцелярией правил тот, который нынче и царь, и Бог, и воинский начальник для всей необъятной державы.
– Копирует, – смоля в курилках, шептались они и кивали куда-то в потолок. – Как и его Покровитель, – добавляли старожилы, – строит наполеоновские планы, которые, неровён час, могут и осуществиться.
Канцелярия шефу не завидовала. Канцелярия Дениску зауважала. Канцелярия (поголовно вся) стала искать благоволения начальства, ибо отлично понимала: шеф, если они ему приглянутся, вспомнит и отплатит за верную службу сторицей. Угодничая, в первых рядах, как водится, оказались молоденькие и смазливенькие дамочки, ненавязчиво начавшие заигрывать: бросать в сторону шефа ласковые и зазывные взгляды, почаще попадаться, будто случайно, ему на глаза, искать повод, чтобы лишний раз оказаться в его кабинете, где, находясь с глазу на глаз, одарить очаровательной улыбочкой, обронить (опять же случайно) комплиментик. Дениска – кремень, но и его сердце не камень, а потому легко может растаять под нежными взглядами чарующе прекрасных особ. Все знали установку: на службе – нет места флирту, на службе, уткнувшись носами в столешницу, надобно с утра до вечера лишь служить. Однако… Слаб мужик… Он не защищен от сатаны в коротюсенькой юбчоночке. Я, право, не знаю, угодил ли глава канцелярии в раскинутые сатанинские сети, но вот другой факт очевиден: у «тихони», расхаживающем по обширной канцелярии, окреп голос, расправились плечи, грудь – вперед, поступь решительная, а действия опасные. Всеобщее обожание даже с маленьким человечком совершает чудеса, обращая его в косую сажень в плечах, то есть в былинного богатыря (особенно, если у того булава в руках), готового к подвигам во имя чести и достоинства державы, во благо благоденствия ее народа.
Перемены разительны. И не только во внешности. В курилках клерки прозрачно и незлобиво намекали на сходство шефа с одной большой и важной птицей, которая, даже принимая пищу, не теряет, важничая, чувство собственного достоинства. Нельзя было не заметить, как шеф стал покрикивать на подчиненных; как стал избирательно относиться к ходокам, обивающим пороги его канцелярии: с одними мил и сердечен, а других близ своего порога не допускает, лишь завидев издали, начинает гневаться, сучить, то есть топать, ножонками.
Такое чудесное преображение не только не убавило число его обожателей, а, наоборот, удвоило. Всяк понимал: высокий чин входит в силу, а посему с ним надобно держать себя так, чтобы всегда быть угодным, покладистым, предвидеть и осуществлять всякое его желание.
Теперь прежним «тихоня», я повторяю, был в одном только случае, а именно: когда представал пред светлыми очами своего Покровителя: становился, как говорится, тише воды и ниже травы; старался больше слушать и поменьше, без крайней надобности, рта не раскрывать, чтобы ненароком не показаться умнее, чем он есть на самом деле, в особенности, умнее Попечителя, пред которым он по-прежнему трепетал, точнее, больше прежнего трепетал. Чтобы потрафить Наставнику, Дениска, который никогда не блистал спортивными достижениями, встал на горные лыжи и всерьез задумался о приобщении к дзюдо. Как-то, заметив спускающего с горы Дениску, Наставник подозвал к себе. Похлопав покровительственно по спине ученика, Великий человек (то ли в шутку, то ли всерьез) сказал:
– Верной дорогой идешь, товарищ…
В другой раз, уже на татами, поглядывая на неуклюжего ученика, ухмыляясь, Учитель сказал и так, чтобы окружение слышало:
– А ты мне нравишься.
Дениска решил съюморить:
– Только сейчас?
Путинцев не понял столь тонкого юмора и ответил вполне серьезно:
– Нет… Давно… Но с каждым днем всё больше и больше.
Дениска смущенно опустил глаза вниз, изображая из себя стыдливую девицу.
– Премного благодарен, Учитель…
– Вот и славно, голубчик. Если дальше так дело пойдет, то… Планы имею насчет тебя. Не скурвишься…
Дениска намеренно не дал закончить мысль.
– О! Да я! Костьми лягу ради вас, но…
– Все так говорят, да не все делают, – многозначительно в очередной раз бросил Путинцев, потом, применив свой коронный прием, кинул на ковер тренера, который не мог, не имел права не поддаться дзюдоисту Путинцеву, так как держава не простит столь вольного обращения с драгоценнейшим телом Верховного Правителя.