Читать книгу Страсти людские. Сборник любовных историй - Геннадий Мурзин - Страница 5

…На строительстве асбестообогатительной фабрики аврал, иначе говоря, штурмовщина. Через два месяца советский народ при полном параде будет отмечать юбилей – 50-ю годовщину Октябрьской революции, соответственно, готовит трудовые подарки.

Одним из таких «подарков» должна стать досрочная сдача в эксплуатацию первой очереди фабрики. Так решила партия, а комсомол, шефствующий над всесоюзной ударной стройкой, тотчас же ответил: «Есть!»

Людей нагнали много – несколько тысяч молодых добровольцев-строителей со всей страны (некоторых ради идеи раньше срока выпустили из ПТУ, не успев дать им нужные знания, привить практические навыки), однако, говоря по чести, толку никакого: темпы возведения объектов, входящих в первую очередь, по-прежнему низки и возникает реальная угроза того, что «подарка» страна Советов не получит. Оконфузиться? Ну, нет! И предпринимаются отчаянные попытки спасти положение. Зачастую в обход КЗоТ, принуждая парней и девчат к сверхурочным. Молодежь тихо ропщет: «Из-за неразберихи – по полдня слоняемся без дела, а вечером оставляют на три-четыре часа».

И к тому же осень, с самого начала зарядившая дождями, мало способствует трудовому энтузиазму. Дороги на стройке превратились в грязное месиво, по которым, утопая по оси, огромные «МАЗы» с большим трудом доставляют бетон, раствор, стеновые панели, блоки и прочий материал. Башенные краны то и дело выходят из строя: влажность настолько велика, что короткие замыкания в электрической части подъемников следуют один за другим. Механические узлы, предназначенные для подачи наверх раствора, то и дело забиваются и штукатурам там, на пронизывающем осеннем ветру приходится часами ждать устранения неполадок.

Словом, полный, как любит выражаться Виктор, бардак. Хотя пропаганда (радио, телевидение, молодежные газеты) без устали трубит о подвигах и свершениях молодых строителей коммунизма.

Виктор Орехов, в самом деле, приехал на стройку добровольно, в отличие от многих других, у которых на руках имелись комсомольские путевки. У Виктора такой путевки не было и быть не могло. Почему? Путевки выдают горкомы и райкомы ВЛКСМ, а он, Виктор, и был одним из ответственных работников аппарата горкома. Первый секретарь не хотел отпускать «безотказную рабочую лошадку, на которую сколько ни нагружай, а она все везет». Виктор же, которому упрямства не занимать, уперся и все тут: поеду, мол, на ударную. И уехал, несмотря на бурные протесты первого секретаря. По сути, сбежал.

«Дезертирство» с последнего места работы не только не помешало ему, а и помогло.

Внимательно выслушав «печальное повествование», объясняющее бегство Виктора, Алексей Булдаков, комсорг ЦК ВЛКСМ (такие должности учреждались на ударных комсомольских стройках временно, поэтому были не избираемыми, а назначаемыми, в данном случае ЦК ВЛКСМ), и не одобрил, и не осудил. Не одобрил, потому что такие парни, как Виктор, могут сбежать с такой же лихостью и отсюда, со стройки, а ему этого не хотелось. Не осудил, потому что пришлась по душе неуступчивость, плавно перетекающая в упрямство. В душе Алексею такие парни нравились и на это у него были свои причины. Во-первых, считал он, упрямый человек – твердый человек, а такой может многое и на него смело можно положиться. Во-вторых, сам-то Алексей был лишен такого достоинства; он хотел и умел прогибаться тогда и там, когда и где этого позволять не стоило бы. Иначе говоря, уважал за то, чем сам не обладал. Редко, но такое случается, когда один человек завидует другому белой завистью по причине слабости собственного характера.

Обладая взрывным характером и неукротимой энергией, не долго думая, а долго думать над принятием решения Булдаков не любил, выносит вердикт: быть Виктору начальником комсомольского штаба всесоюзной ударной стройки. Основной аргумент – опыт аппаратной комсомольской работы и наличие (с чего он взял, ведь час, как знаком?) организаторских способностей.

Виктор зарделся. Потому что решение Булдакова (не стоит скрывать) ему пришлось по душе. Нет, Виктор – не карьерист и по трупам других не шагал и не собирается шагать в будущем, но любит, о чем никому не признается, быть первым.

В данном случае не первый, а второй, поскольку главное действующее лицо в комсомольской иерархии все-таки Алексей Булдаков. Но вторым, для начала, быть также неплохо, считает Виктор.

Виктор, смущаясь, робко попытался возразить, возразить не по сути, а по форме:

– Но… Начальник штаба есть…

– Был – он, будешь – ты, – коротко, но ёмко сказал Булдаков, давая понять, что дискуссии неуместны, что он, Булдаков, не любит обсуждать то, на счет чего уже решение им сформулировано и принято.

И стал Виктор начальником комсомольского штаба всесоюзной стройки, задача которого помогать молодежи и работать ударно, и жить по-коммунистически. Ему не сидится на месте, в штабе. Он бегает по стройке как соболька, высунув язык, с утра до ночи, откликается на любой зов о помощи или поддержке.

Булдаков, глядя на Виктора с высоты своего положения, только хмыкает и неизменно наставляет новичка:

– Ты, братец, не исполнитель, а организатор и не суй свой нос в каждую щель… Не кому, что ли?

Нет, есть кому. Есть у Виктора помощники, но ему так хочется самому побывать в «горячей точке», лично разобраться в ситуации и помочь тотчас же решить проблему, если это возможно.

Сердито наставляя Виктора, Алексей Булдаков все-таки страшно доволен своим первым и главным помощником. Он доволен и собой ничуть не меньше, потому что тогда сделал в отношении Виктора правильный выбор. И ведь такой удачный выбор! Редкое везение. Булдаков удивляется: несмотря на то, что Виктор «сует свой нос в каждую щель», нет оснований для придирок и по части организационных дел: все у парня, как любит выражаться Булдаков, на мази.

Вот и сейчас… Виктор только что вернулся в штаб со второй перегрузки, откуда поступил сигнал по поводу задержек с поставкой бетона, необходимого для бетонирования фундаментов под сепараторы. Вернувшись, поручил помощнице Тамаре, знаменитой своими ржавыми волосами (ржавчина, понятное дело, искусственная, но новомодная: недавно покрасилась), чтобы та немедленно связалась с главным диспетчером завода ЖБИ и выяснила, в чем там дело и когда начнет поступать бетон на вторую перегрузку. А сам вознамерился сбегать в столовую и чуть-чуть «заморить червячка».

Но его телефонный аппарат подал сигнал, как ему показалось, бедствия. Он снял трубку. Позвонил начальник второго участка управления «Спецпромстрой» Савичев с криком о помощи: девчонки, говорит, взбунтовались и грозят забастовкой, причем, совсем не реагируют на увещевания. Забастовка на ударной комсомольской?! Более чем серьезно. Потому что – политика. Тут не до шуток. Промедлишь – незамедлительно нагрянут чекисты, а эти разбираются жестко как с организаторами, так и с теми руководителями, которые допустили в своих коллективах подобное «ЧП».

Начальнику комсомольского штаба – политика совсем ни к чему: Виктор срывается с места и спешит на зов. Корпус обогащения, где «ЧП», в нескольких метрах от штаба – это хорошо. Плохо то, что бунтующие отделочницы находятся на восьмидесятой отметке и Виктору приходится подниматься по многочисленным лестницам: к монтажу лифтов еще не приступили. Запыхался, конечно, но попал на восьмидесятую отметку довольно быстро. И сразу нашел девчонок: по крикам спорщиц. Его встретил Савичев. Кивнув в сторону совсем еще юных девочек, начальник участка сказал с надеждой:

– Может, утихомиришь… Как-никак, а все – комсомолки… Не пристало бастовать… Где сознательность?

Увидев начальника комсомольского штаба, бунтарки вмиг взяли его в оцепление и все разом загалдели пуще прежнего.

– Сколько можно, ну, сколько?! – кричит, перекрывая всех, одна из девчонок.

– Два месяца, как приехали, а нам все еще не могут выдать спецодежду, – вторит другая.

– Посмотри, в чем ходим на работу!? В домашнем! А в кино в чем, хочу знать, идти мне? – кричит третья.

Четвертая тянет в его сторону ладони.

– Гляди-гляди, во что превратились руки? И все почему? Нет рукавиц.

Виктор видит, что от штукатурного раствора, в составе которого немало извести, руки потрескались и кое-где уже появились кровавые язвы. Виктор смотрит на бригадира, молча стоящую чуть в сторонке, – она тоже из молодых и потому брать за глотку начальство, чтобы защитить интересы бригады, не умеет. Девчонка понимает обращенный к ней немой вопрос и зло бросает:

– А что я могу?! Савичеву говорила? Говорила. Докладные писала? Писала. В управлении была? Была. Все обещают и все. Стенка! Мне ее не пробить.

Бригадир отворачивается и худенькие плечи ее начинают вздрагивать: девчонка плачет, чувствуя полную беспомощность. Бригада устремляется к ней, окружает, пытаясь утешить бригадира: кто-то гладит, а кто-то просто прижимается головой.

Наступает тишина. Виктор вопрошающе смотрит на Савичева. Видимо, взгляд красноречив, поэтому начальник участка начинает суетиться, стараясь увести свои глаза в сторону.

– Понимаешь, снабженец… Говорит, что на складе нет… Кто-то там вовремя не сделал заявку на дополнительное количество спецодежды.

Виктор тихо спрашивает:

– Ну и что дальше?

– Не знаю, – Савичев растерянно разводит руками, но потом спохватывается. – Надо день, два девчонкам потерпеть. Есть клятвенное обещание, что курточки, комбинезоны, ботинки, рукавицы вот-вот прибудут.

Бузотёрши, услышав, возвращаются и вновь блокируют Орехова и Савичева.

– Да, ладно! – кричит самая отчаянная. – Брось, начальник, трепаться: слышали и не раз.

Ее поддерживают.

– Корми обещаниями свою жену!

– Не верим!

– Иди, сам смену поработай под сырым сквозняком в одной кофтёнке, а нам хватило.

– У жены-то, поди, ручки беленьки и гладеньки?

– Не будем работать и все тут!

Когда страсти чуть-чуть улеглись, Виктор Орехов обратился к девчонкам с короткой речью, пообещав, что лично займется этой проблемой, одновременно, попросив, не оставлять рабочие места.

– Обещанного три года ждать, да? – язвительно процедила зачинщица.

– К концу рабочей смены у всех будет спецодежда.

– Ну, да! Так и поверили. Не такое начальство и не смогло, а ты…

– Я вам что-то обещал раньше? – спросил девчонок Виктор и те отрицательно замотали головами. – Я давал повод сомневаться? – девчонки вновь дружно отрицательно закивали. – Значит? У вас нет выбора, как только лишь мне поверить. А там поглядим, кто трепач, а кто нет.

Девчонки разошлись и принялись штукатурить фасад корпуса обогащения.

Спускаясь по ступеням вниз, Виктор явственно видел (все еще стояла перед глазами) одна девчонка, которая не проронила ни слова и все время находилась поодаль, облокотившись на перила, смотрела вдаль, думая о чем-то своем. Она не была самой красивой. В бригаде – есть куда красивее. Но почему-то именно эта девушка с карими с поволокой глазами ему особенно запомнилась. Запала, одним словом, в его душу. Да, ему двадцать семь, а ей, скорее всего, не больше восемнадцати. Вспомнив про ее две задорные косички, Виктор снисходительно подумал: «Ребенок еще… Как и другие».

Виктор слово сдержал и бунтарки возвращались со смены с узлами, из которых выглядывали части новенькой спецодежды. Как ему удалось? Ну, это длинная история и к рассказу прямого отношения не имеет. Хотя…