Читать книгу Отечества славные сыны. Их подвиг бессмертен - Геннадий Мурзин - Страница 11

Выше представил подробно общую картину ситуации, в которой находилась 32-стрелковая дивизия, с одной-единственной целью: чтобы читателю было понятно, каково пришлось всем нашим воинам, моему герою, в частности.

Из официального письма полковника Симонова (не указаны, к сожалению, даже инициалы), начальника архивохранилища Министерства обороны:

«В начале октября 1941 года в составе этой же дивизии, – имеется в виду 32-я стрелковая дивизия, – он, – имеется в виду Анатолий Гробов, – принял первое боевое крещение в боях под городом Волхов, а затем и в битве под Москвой…»

Надо полагать, боевое крещение было у сержанта Гробова не из самых приятных. Время, знаете ли, было критическое. Враг наседал, а наши, погибая тысячами, как могли, сдерживали. А потом? Ничуть не легче…

…Подмосковье. Час назад закончился тяжелый бой. Землю окутали ранние осенние сумерки. Временное затишье на передовой. В землянке, оборудованной саперами его отделения, довольно тепло. Но за стенами землянки – студеный ветер и начинает подмораживать. Идет снег. Местные жители говорят, что снег непривычно ранний. Еще не все деревья освободились от листвы. Время от времени земля содрогается от одиночных взрывов мин и артиллерийских снарядов. Сволочи! Не дают нашему солдату поспать.

Солдаты его отделения все-таки пользуются моментом и пытаются вздремнуть. Хоть час, но наш, – считают они. Кто-то, присев на земляной пол, надвинув на глаза шапку-ушанку и привалившись к стене, закрыл глаза. Кто-то, подложив под голову солдатский рюкзак, не снимая фуфайки, лег бочком и захрапел.

Сержант Гробов сидит возле «буржуйки», регулярно подбрасывает в нее поленья. Поленья мгновенно вспыхивают и пламенем начинают озарять землянку. Он, озаренный пламенем, сидит. Он думает. О чем? Ну, наверное, о доме и семье, о том, что ему особенно дорого.

Поспи, сержант. Ведь вот-вот снова придется идти туда, где под градом мин и снарядов, по колено в ледяной воде придется наводить переправы через реку.

Не спится… Тревожно на сердце. Тревожно не за себя. Тревожно за близких, оставшихся в тылу. Его, по крайней мере, кормят, одевают и обувают. А они?.. У «буржуйки» светлее, поэтому он вынимает из рюкзака бумагу и принимается за письмо. Пишет прямо на колене.

Письмо уже датировано пятым октября 1941 года. Пришло письмо с Западного фронта, где стоят на смерть бойцы тридцать второй дивизии. Письмо написано в те дни, когда (простите, что напоминаю) Красная Армия вела особенно ожесточенные оборонительные бои, изматывая противника.

Письмо любимой…

«Здравствуй, дорогая Зиночка!

Горячий поцелуй тебе и Галчонку. Спешу сообщить о своей жизни. Живу я хорошо… Приехал сюда 1 октября, то есть в третью годовщину моей службы в армии. Ведь в армию я приехал 1 октября 1938 года, – Анатолий Гробов считает срок службы не со дня призыва, а со дня прибытия уже непосредственно в дивизию. – Сейчас жизнь моя проходит на колесах. Как выгрузились из эшелона, так все движемся и движемся, – Анатолий Гробов намекает, что их часть постоянно перебрасывают с места на место, то есть затыкают бреши. – В бой мы еще не вступили. Настроение у всех бодрое. И обо мне можешь не беспокоиться, – знала бы жена, что творилось в тех местах, откуда письмо мужа, – ад ведь там кромешный. – Ты только одно пойми, Зина: не всех и не сразу убивают. Понюхавшие пороху рассказывают, что немец старается действовать на психику: много стреляет, прет и прет. Мы к этому привычны. Кое-что видали. Нас шумом не запугать.

Написать прямо, где я нахожусь сейчас, – не могу. Обо мне прошу не беспокоиться. Я выживу! После войны будет много дел. У меня забота большая только о вас. Ведь такое трудное время, и как только вы переживете?

Как дела дома и на заводе? Письма теперь, наверное, будут ходить долго, но ты должна знать: мои мысли всегда с тобой и живу я только ради вас. Не забывай и ты меня.

Как растет моя милая дочка? Очень мне ее жаль, что не имею возможности её приласкать и приголубить. Уж хоть ты за меня пожалей её. Вырастет девчонка, а о папке знать не будет.

Теперь мой адрес такой: полевая почта, 132, 30-й особый саперный батальон. До свидания. Привет маме. Жду письмо от тебя. Крепко-крепко целую. Твой Анатолий».

Как уже сказано в предыдущей части, командование из-под Ленинграда 32-ю дивизию подтягивает ближе к Москве: жарко здесь.

Из исторической литературы:

«На историческом Бородинском поле в схватку с противником вступили части прославленной 32-й Краснознаменной стрелковой дивизии полковника В. И. Полосухина… Четверо суток… отбивали атаки немецко-фашистских войск. Были уничтожены тысячи вражеских солдат и офицеров, большое количество военной техники.

Советские части отошли лишь тогда, когда противнику удалось обойти их с флангов. 18 октября под натиском танков им пришлось оставить Можайск». (История второй мировой войны: 1939—1945, т.4, стр. 98).

Блицкрига у немцев не получилось. И в этом есть заслуга уральского парня Анатолия Гробова.

Вот что писал немецкий генерал Блюментрит:

«Надежды вывести Россию из войны в 1941 г. провалились в самую последнюю минуту.

Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя». (История второй мировой войны: 1939—1945. Т.4, стр. 109—110).

Историческая литература особо подчеркивает большой вклад в оборону Москвы стратегических резервов, коими являлась и 32-я Краснознаменная9 стрелковая дивизия, где одним из пяти тысяч солдат был Анатолий Гробов.

«Расчеты немецко-фашистского командования на молниеносный разгром Советского Союза потерпели провал. Несмотря на то, что советская действующая армия еще не имела достаточного превосходства над противником в численности войск и боевой технике, инициатива в ведении боевых действий начала переходить к Вооруженным Силам СССР. К тому же они обладали важным преимуществом: Верховное Главнокомандование сумело в ходе ожесточенных оборонительных сражений накопить и сохранить в своем резерве крупные силы, которые могли быть использованы при переходе советских войск в контрнаступление.

К контрнаступлению привлекались войска Калининского, Западного и правого крыла Юго-Западного фронтов… Главная роль в разгроме врага под Москвой отводилась войскам Западного фронта под командованием генерала Г. К. Жукова… 30 ноября Военный совет Западного фронта представил Верховному Главнокомандующему разработанный им план, который в тот же день был утвержден… Контрнаступление предусматривалось осуществить на широком фронте: полоса действий лишь Западного фронта составляла 600 км». (История второй мировой войны: 1939—1945, т.4, стр. 281—282).

5 декабря началось контрнаступление Красной Армии под Москвой. На следующий день, то есть 6 декабря, двинулись вперед и войска Западного фронта, а вместе с ним начался поход на Запад и моего героя.

Снега навалило по колено. Ветер наметает сугробы. Вязнет в снегу техника и люди. Все безумно устали. Враг яростно огрызается, однако вынужден отступать.

Берег речушки. Саперы только что навели переправу, по ней пошли вперед колонны солдат и много боевой техники. Немцы беспрерывно бомбят с воздуха. С воем проносятся мины. Ухает, тяжело и надсадно, артиллерия.

Слава Богу, переправа цела. Стало быть, саперы могут чуть-чуть передохнуть, у костра обсушиться и обогреться; пообедать, благо полевая кухня прибыла, а с нею старшина, который грозится наркомовскими ста граммами облагодетельствовать. Спирт очень кстати. Побудь-ка целый день в ледяной воде и при сильном ветре. И жуткий мороз: столбик термометра опустился до тридцати.

Свою «трапезу» отделённый закончил первым. И, не мешкая, вновь берется за письмо. Его беспокоит: почему из дома нет писем, что могло там случиться? Может, заболели? Или того хуже?

Устал солдат ждать ответ на предыдущее свое письмо. Солдат далек от реальности. Ему чудится, что с того дня, как он отправил предыдущее письмо домой, прошло, по меньшей мере, месяц, а, может, даже и год. Он ведь судит со своей «колокольни». Его-то жизнь измеряется часами, а то и минутами. Вон, пули-то шальные как жужжат над головой. Чирк – и всё! Или мина залетит ненароком и жахнет. Опять же: был и не стало.

Одна радость у солдата… Нет-нет, не правда: две радости. Первая радость, что отогнали фашиста от окраин Москвы. Не только отогнали, а сильное теснение продолжается, враг, зверски рыкая, отходит. Вторая радость – весточка от родных, письмо из дома. Пусть всего несколько слов. Солдат и им бесконечно рад. Готов перечитывать на дню по десять раз. Все письма из дома не выбрасывает, а бережно складывает и носит в рюкзаке. Письма всегда с ним. Он чувствует телом тепло этих писем. И ему от этого очень хорошо, очень легко. Этот груз – не груз. С этим грузом он готов топать аж до логова фашистского зверя.

Несмотря на тяжесть фронтовых будней, несмотря на разлетающиеся веером осколки от разорвавшихся где-то неподалеку мин и снарядов, Анатолий Гробов улучает минутку, чтобы написать письмо родным.

Письмо датировано двенадцатым декабря 1941 года. Напомню, что всего семь дней назад закончилась оборона и началось контрнаступление под Москвой.

«Здравствуйте, дорогие Зинушка и Галочка!

Шлю вам свой горячий, сердечный привет и пожелания всего наилучшего в вашей жизни.

При первой же возможности спешу передать пару слов о себе, о своем житье-бытье, – господи, как надо любить жену и дочь, чтобы в разгар этого ужаса найти время и сесть за письмо. – Живу пока хорошо. Жив и здоров. А больше для нас ничего и не требуется. Фронтовая жизнь, конечно, имеет много своих особенностей. Но ведь я не первый день и, конечно, чувствую себя как рыба в воде; от каждого выстрела за пень не прячусь. Наш отпор врагу с каждым днем крепнет. Это вы должны видеть из газет, – Анатолий Гробов намекает на то обстоятельство, что в эти дни газеты широко освещают начавшееся контрнаступление под Москвой. – Уже близок тот час, когда эта кровавая гадина найдет свой конец. Мы им покажем, почем сотня гребешков и где раки зимуют! Фашизм не пройдет. Он может рыть себе могилу на нашей земле. Этим извергам будет конец. И я горжусь тем, что уничтожению врага я тоже отдал свои силы и свои знания. Наша вера в победу непоколебима и это верный залог нашей победы над врагом.

За меня не беспокойтесь. За себя я сумею постоять. И не так-то просто меня вывести из строя. Порода наша довольно живучая. Как живете вы? С письмами у меня неблагополучно. Получаю лишь письма, отправленные на Раздольное, – Анатолий Гробов имеет в виду прежнее место службы на Дальнем Востоке. – По новому адресу пока не получил ни одного письма.

Все! С приветом – Анатолий Гробов».

Как, должно быть, тяжко фронтовику, как мучительно долго тянется время, если он думает, что за столь малый срок можно получить ответ.

Предыдущее письмо и это отделяют всего семь дней! Для него час – это вечность… А тут целая неделя! Величина, в условиях фронта, космического масштаба. Понимают ли это там, глубоко в тылу, в предгорьях Северного Урала?

От Советского Информбюро…

«К 13 декабря в результате решительного контрнаступления героической Красной Армии под Москвой ударные группировки немецко-фашистских войск потерпели поражение… В результате освобождены города Тихвин, Елец и десятки других населенных пунктов…»

Первая страница письма полковника Симонова.