Читать книгу Выход тигра. Проект «ГиперСибирея» - Геннадий Николаевич Опарин - Страница 4

Тем временем на далеком горизонте показалась темная полоса тяжелых дождевых туч, и сразу же дохнуло порывом влажного ветра.

Грозовые тучи двигались вслед за ними, и нужно было спешить, чтобы успеть до начала грозы добраться до избушки. Павел хорошо знал, что дождь в лесу – это двойной дождь, когда каждая ветка при порыве ветра или прикосновении, обдаст обильными холодными водяными брызгами. Окликнув Лешего, он стал быстро спускаться вниз по склону, вступив в состязание в скорости с тучами – кто из них быстрее доберется до заимки. Но если Павлу предстояло продираться сквозь незнакомые дебри, то тучи свободно плыли по небу, подгоняемые ветром. Северный склон сопки оказался куда более крутым, чем южный. Павел стремительно скользил по скользким мхам от дерева к дереву, впопыхах потеряв из виду Лешего, избравшего другой, более удобный для себя спуск, в обход крутого обрыва. Достигнув подножия сопки на одном дыхании, Павел, держась русла заросшего ручья, вошел в мрачную лесную глушь. Солнечные лучи не могли проникнуть сквозь густые кроны сосен, поэтому внизу было сумрачно и прохладно. Терпкий запах смолистой хвои перемежался с запахом болотных трав и сырой земли. Дремучие дебри одновременно манили в самую глубь и пугали первобытной неизведанностью. Суровая красота тайги была полна неотразимой силы.

Павел шел вдоль ручья, надеясь выйти по нему к реке, на которой, по словам Учителя, должны была стоять заимка. Мимо него проплывали застывшие картины царства мхов и лишайников. Они заботливо укутывали упавшие стволы деревьев и под их мягкими зелеными коврами спали старые валежины, выставив наружу черные извилистые корневища, которые напоминали широко раскинутые щупальца гигантских спрутов, затаившихся в зловещей надежде схватить и уволочь под землю свою жертву. И только где-то высоко вверху чуть слышно шелестели верхушки сосен, отбрасывая вниз смутные светотени. Отчего казалось, что по лесу мелькают таинственные силуэты неведомых существ и жутковатый холодок заползал за воротник.

Невольно ускоряя шаг, Павел думал: «Почему одни места кажутся приветливыми, а другие – угрюмыми и дикими, в них чувствуется что-то зловещее?» Здесь даже могучие сосны стояли, будто в немом оцепенении, обреченно умирая в безмолвном недоумении, что с ними, и что за невидимые силы заточили их в погибельную кабалу.

Опытные таежники предупреждают, что в таких гиблых местах, где вымирает все живое, и даже птицы не поют, обитает всякая нечисть, которая строит путнику различные козни и ловушки: Насылает несчастья, заставляет долго плутать по незнакомым местам, маня за собой махровыми лужайками, чтобы вконец измотанного и обессиленного, завести его в гиблые топи.

На свою беду, Павел посчитал это суеверием таежных жителей. Поэтому, ставший от окружающего сумрака т смутных тревожных предчувствий, едва увидев впереди долгожданный просвет, он сразу поспешил на этот свет. Деревья на его пути стали попадаться реже, а ручей окончательно затерялся среди болотных мхов, зато бархатистая полянка приятно пружинила под ногами и звала вперед.

Случайно он набрел на березовую рощицу, но теперь лишь берестяные футляры с разложившимися в труху сердцевинами, белеющими останками лежали во мху. Тронул слабый ветерок, но вместо привычной свежести, тяжелые испарения, словно туман, заполнили пространство, что даже глубокие вдохи не приносили облегчения. Непроницаемая пелена проглотила все звуки, окутав все мертвящей тишиной, что казалось, никакая сила не способны разрушить ее невидимые путы, и ты, словно сам бесследно растворяешься в ней. А когда Павел увидел меж мхов и кочек темные зеркала болотных вод, то с ужасом осознал, что оказался среди черных топей. В отчаянии он озирался, ища спасительного леса, но вокруг росли лишь чахлые уродливые деревца, покрытые лишайниками. Все безнадежно тонуло в сизых облаках тумана, который наподобие седых волос клочьями свисал с высохших веток. Даже при небольшом дуновении ветерка, все вокруг Павла приходило в хаотичное движение, из глубины болота раздавались какие-то неясные шумы, будто кто-то там тяжело вздыхал или шептался.

Блуждая в тумане, Павел наткнулся на жалкое деревце с поднятыми вверх тонкими ветвями; оно, словно застыло перед ним в немой мольбе и страдании. Он хотел уйти прочь, но ноги его с каждым шагом только глубже увязали в вязкой трясине. Она угрожающе качалась под ним, издавая коровьи вздохи, а в черных лужицах мелькали таинственные лики, точно кто-то неведомый злорадно наблюдал оттуда за каждым его шагом, выбирая подходящий момент, чтобы утянуть его на самое дно. К вечеру туман все более сгущался, казалось, белая мгла навсегда поглотила весь мир, и Павлу иногда чудилось, что не он уже движется неизвестно куда, а деревца хороводом кружат вокруг него в белесой пелене, пытаясь захватить его острыми сучьями.

Увидев большое дерево, Павел поднялся к нему на пригорок, наконец, ощутив твердую почву под ногами. Внезапно он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, от которого по спине поползли мурашки. Казалось, само дерево, не мигая глядело на него!. Очумело помотав головой, он попытался сбросить наваждение…тогда сова, слившаяся с корой, тоже завертела в ответ ушастой головой, в упор тараща на него большие круглые глаза, словно в немом изумлении; после чего, взмахнув пуховыми крыльями, бесшумно растаяла в белой мгле.

В этот момент Павел вспомнил пророческую фразу аборигена, с упреком брошенную заблудшему в лесу белому человеку: «Глаза есть – смотри нету, голова есть – понимай нету, один в тайга ходи – скоро пропади!» Укрепившись, он стал звать Лешего во всю силу своих легких, пока Леший не вынырнул к нему из тумана. Бока его раздувались, как паровые меха, по которым было видно, что он обыскал весь лес в округе, пока не нашел своего хозяина. Благодарно потрепав его по густой холке и немного дав ему и себе передохнуть, Павел накинул враз отяжелевший рюкзак, ружье на плечо и дал команду Лешему «Вперед». На этот раз, решив полностью положиться на его чутье.

Приходилось с силой продираться сквозь намертво переплетенные кустарники, утопая во влажных мхах и спрятавшихся под ними трухляках. Между тем, сумрак в лесу сгущался. Деревья, в преддверии грозы, под усиливающимся ветром жалобно шелестели кронами. Казалось, злые духи со всего леса собрались здесь и с диким воем носились меж деревьев в бессильной ярости от ускользающей от них добычи, то вдруг жалобно и нежно начинали манить из темноты. НО Павла, идущего вслед за Лешим, уже ничто не могло сбить с пути.

Вскоре они вышли на едва заметную тропинку. Ветки хлестали Павла по лицу, стало быть, это была звериная тропа – другой здесь быть и не могло. Она быстро бежала под ногами. Змейкой, извиваясь в траве и ловко обходя все преграды, неуклонно сохраняя одно и то же направление – к реке. В монотонном мелькании травы, листвы, подъемов и спусков, среди бушующей тайги у Павла стало пропадать ощущение реальности происходящего с ним. Хотелось ущипнуть себя и убедиться, что все это не сон. Что ищет он и от кого бежит на край Земли, безумец жалкий?! Ведь невозможно убежать от самого себя, как от собственной тени.

А-а! Он бежит лечить свою печаль, хочет познать все тайны мироздания, что-ж, каждый в этом мире странник. Он ушел в дикий край, но разлука и боль, как хищные звери, тащились за ним, а разум терзала мысль: «Если у жизни такое начало, какой же должен быть его конец? Где то роковое дно, что ему испить дано? Или суждено бесследно сгинуть в пучине безбрежной? Но все в этом мире – тайна, день возвышения и паденья час».

Нет, он не боялся смерти, но боялся исчезнуть бессмысленно и бесполезно, как растворяется с рассветом туман. И если в этой жизни не дано ему достичь мечты, то пусть и заветные надежды – его святое царство – умрут с ним в тайниках души, вдали от чужих глаз. Чтобы уходя навсегда, не слышать смеха за стеной. Уж лучше пусть охватит целый ад, но только втайне от людей, которым все равно не дано понять его душевных мук, с горьким привкусом вины. Ведь там, где он рос, теперь тяжкая доля и трудно стало дышать от смрада корысти и лжи. Пусть ему сейчас спокойней и уютнее в дикой тайге, но память о страданиях близких не стереть и здесь, у мира на краю. Поэтому он ждал грозы, как избавления, но не тишины, от которой звон в ушах и боль в груди, а в диком вое урагана отступят и они.