Читать книгу Были и небылицы полигона - Геннадий Сергеевич Ростовский - Страница 14

…Я принимал участие в испытаниях ракетных комплексов следующих ракет: 8А62, 8К51, 8К65, 8К63У, 8К65У, 11К63, 8А61, 8К11 и 8К14 на полигоне Капустин Яр и ракет «Темп-2С», 8К98, 8К98П и 8К99 в Плесецке.

Округлённый подсчёт личного моего участия в пусках ракет показал – около 300 только в Капустином Яре. Это дало начальству основание для присвоения мне звания классной квалификации «Мастер» в числе первых офицеров, удостоившихся этого почётного «титула» классного специалиста Вооружённых Сил СССР.

* * *

На стартовой позиции всегда царил строгий порядок. Сергей Павлович Королёв лично следил за ходом работ, не упуская никакой мелочи. Не терпел присутствия женщин на старте. Перед пуском всегда подходил к пусковому столу, как бы прощаясь или напутствуя ракету на благополучный полёт. После чего уходил и он в бункер, последним.

В бункере находились только самые необходимые для осуществления пуска офицеры и представители промышленности. Все другие-прочие по установленной и громко объявленной «готовности» были обязаны покинуть стартовую позицию и занять место в укрытии. Чтобы избежать путаницы, предусматривалась система разноцветных нарукавных повязок. Красный цвет соответствовал пятиминутной готовности, они и имели право на укрытие в бункере.

Но… Это же был приказ… Иногда его хотелось нарушить. И вот однажды мы с Вадимом Кушаевым его нарушили. Мы с ним воспользовались темнотой и спрятались. Когда все ушли в бункер, мы подошли к ракете поближе и залегли на земле на расстоянии порядка 50-70 метров. Ночной пуск ракеты 8К51. Вот видим пламя: предварительная. Главная – старт! Рёв двигателя обрушился на нас такой, что мы фактически ничего не видели, так как невозможно было оторвать голову от земли. До нас долетали комочки земли и мелкие камушки. Только когда ракета взлетела и немного поднялась над землёй, рёв уменьшился, и мы смогли смотреть ей вслед. Больше мы себе такого никогда не позволяли. Повзрослели, наверное.

Стартовые работы – особые. И пока мы обеспечивали пуски ракет Сергея Павловича Королёва, он не забывал о нас, офицерах, и из средств своего ОКБ доплачивал нам в виде премий за каждый день работ на стартовой позиции пятьдесят процентов от оклада (в пересчёте на один день). Если оклад составлял тысячу рублей, а офицер работал на стартовой позиции двадцать дней в месяц, то добавка составляла четыреста рублей. Мы были очень благодарны ему.

* * *

Самым значимым представителем промышленности в начале нашей службы на полигоне был, естественно, Сергей Павлович Королёв – главный конструктор ракет 8А62 и 8К51. По сути же – генеральный конструктор. Ему были подчинены все другие главные конструкторы: двигательной установки ракеты, системы управления и наземного оборудования.

Посещали полигон и более высокопоставленные в административном отношении персоны, такие, как Ванников Борис Львович, тогда заместитель министра среднего машиностроения, то есть атомного производства; Устинов Дмитрий Фёдорович, министр оборонной промышленности и другие, но о них мы знали очень мало.

Авторитет Королёва был огромен, его слово в решении технических задач было решающим. Уважали Королёва все без исключения. Человек, облечённый огромной властью, был строг, любил и ценил порядок и дисциплину. С виду был несколько угрюмым и всегда сосредоточенным. Мы ни разу не видели его хотя бы улыбающимся.

Правда, другие рассказывали, что видели его улыбку, но она почти всегда носила саркастический характер по отношению к собеседнику или в лучшем случае снисходительную. В необходимых с его точки зрения случаях принародно, не стесняясь, отчитывал как гражданских, так и военных. Он чувствовал себя и был полным Хозяином с большой буквы.

Удивительно, но генерал Вознюк, сам человек независимого склада характера, ладил с Королёвым, находил с ним общий язык. О Сергее Павловиче Королёве и книги написаны, и фильм снят. Можно только добавить кое-какие эпизоды, мелочь, неизвестную другим.

Первое личное знакомство лейтенанта Васильева (как и других моих товарищей) произошло на стартовой позиции. Летом 1955 года его ракета 8А62 проходила совместные (военные и промышленные) лётные испытания (СЛИ).

Встреча с Королёвым произошла в обстоятельствах несколько неожиданных и даже комических. Чтобы не скучать в вагоне мотовоза по дороге из городка на площадку № 2, я взял с собой книгу Диккенса «Дэвид Копперфилд». Не дойдя до рабочей комнаты, получил указание немедленно ехать на стартовую позицию на стыковочной машине с головной частью.

Ракета туда была доставлена накануне. Стыковочная машина, приехав на стартовую позицию, остановилась около ракеты. Сергей Павлович, уже прибывший на стартовую позицию раньше нас, стоял возле неё. Я выпрыгнул из кабины машины, держа книгу под мышкой, и направился было к каптёрке отнести её туда, чтобы не потерялась. Но Королёв, увидев книгу, остановил меня и требовательно протянул к ней руку. Я, конечно, поздоровался с ним и с чистой совестью протянул ему книгу, полагая, что он заинтересовался ей. Он действительно заинтересовался, только не так, как я полагал.

Сергей Павлович только глянул на обложку и лицо его нахмурилось. Тут же он устроил мне нахлобучку, предупредив, что если ещё раз увидит меня на стартовой позиции с художественной литературой, то мне не поздоровится. Я был растерян, не поняв сразу, за что он сердится. Следовало знать, что на стартовой позиции уместна только техническая документация.

Спросив разрешение, я взял книгу и быстро положил её на сиденье в кабине – бежать в каптёрку времени уже не было, пора наступила для работы с головной частью, операцию с которой я должен был контролировать. Инцидент был исчерпан и забыт, Сергей Павлович никогда не напоминал об этом. Сказанного один раз было достаточно.

Знал ли он нас, молодых лейтенантов? По фамилиям вряд ли, а вот в лицо, наверное, помнил. Книгу эту после работы я, само собой, забрал и со временем осознал, что она стала почти реликвией. Как же! Сам Королёв держал её в руках! Берегу и сейчас. Конечно, получить от Королёва нагоняй штука неприятная, но ведь это был и урок: при выполнении важного дела нельзя отвлекаться, любая мелочь может дорого обойтись впоследствии.

Встречая этот том Диккенса на полке книжного шкафа, всегда вспоминаю то неповторимое время, трудных, но и интересных дней. Мы много работали, много претерпели, многому научились. Многое делалось впервые – испытывалась сверхпередовая техника, и мы знали, что за ней настанет черёд испытаний ещё более совершенной техники и ждали этого.

Когда мы узнали, что Королёв свои новые разработки будет испытывать на другом полигоне (Байконуре), мы почувствовали себя обделёнными, хотя и понимали, что наш полигон для испытаний межконтинентальных ракет не подходил.

Требовательность Сергея Павловича доходила до скрупулёзности. Характерен такой случай на стартовой позиции, произошедший при пристыковке головной части к корпусу ракеты. После пристыковки ГЧ стык между корпусами ГЧ и ракеты полагалось закрыть спецобмазкой и покрасить стык белой краской. Эта краска входила в ЗИП стыковочной машины. Но по недосмотру расчёта краска в баночке засохла, а запасной не оказалось.

Как быть? Доложили по команде, спросили: нельзя ли покрасить стык похожей эмалью, только другого цвета. Дошло до Королёва. Он разгневался и потребовал доставить на старт свежую краску из ЗИПа, имевшуюся на площадке № 2, даже назначил ограниченное время доставки. Наше военное начальство забегало – дали указание по телефону, и вот на старт Коля Бачурихин на грузовой машине ЗИС-151 везёт маленькую баночку белой эмали. Другой машины не нашлось. А нам всем попало из-за такой мелочи, произошла задержка предстартовой подготовки.

А задержка в графике подготовки ракеты к старту чревата последствиями, так как в процессе подготовки, пуска и полёта ГЧ была задействована масса людей: пуск завершался получением «квитанции» с места падения ГЧ. Вот такой урок с краской преподал нам всем Сергей Павлович Королёв.

Теперь, с высоты сегодняшнего дня, должен сознаться, что решение Королёва тогда носило скорее воспитательное значение (мол, никаких отступлений от конструкторской документации не должно быть), чем диктовалось технической необходимостью. Ведь мог же он в документации дать «добро» на другой цвет эмали, и мы бы не потеряли столь ценимое им и нами время на подготовку ракеты к пуску.

Припомнился ещё один несколько комичный случай. Ракету с технической позиции транспортировали (не везли!) на грунтовой тележке обязательно в составе автопоезда: головная машина с офицером сопровождения, тягач с тележкой на прицепе и машина прикрытия тоже с офицером, следовавшая последней. У офицеров были сигнальные флажки и нарукавные повязки, и это несмотря на то, что участок дороги от площадки № 2 до площадки № 4 заранее перекрывался, движение другого транспорта запрещалось.

Мы двигались по бетонке с установленной скоростью. Я устроился в кузове машины прикрытия на ветерке. Вдруг нас нагоняет какая-то «Победа», явно руководящего состава, и сигналит, требуя дать обгон. Инструкция не разрешала такого, обгон запрещался. Я дал этой наглой «Победе» отмашку красным флажком, показывая, что обгон не дам. Поезжайте, если хотите, по грунтовой дороге, проложенной рядом с бетонкой. «Победа» подчинилась и через обочину съехала на грунтовую дорогу, стала нас обгонять уже по ней.

Когда эта машина проезжала мимо, я приложил левую руку к глазам, защищаясь от солнышка, чтобы лучше разглядеть пассажира, кто же в ней? Батюшки-светы! Опять влип! Там сидел сам Королёв. Сергей Павлович посмотрел в мою сторону, решив, что я козыряю ему (левой-то рукой!), вежливо снял соломенную шляпу, помахал ею – дескать, всё идёт как надо, и слегка кивнул головой.

И я понял, что он одобрительно отнёсся к тому, что ему не дали сделать обгон. Его же требование было соблюдено, и он остался доволен. Комичность ситуации не сразу дошла до меня. Только потом, в своей компании добродушно посмеялись надо мной.

Отмечено уже было, что с виду Сергей Павлович был суров и малообщителен. Однако он умел ценить деловые качества своих сотрудников и поощрять их деятельность не только премиями. Так, при нехватке жилья в Подлипках (теперь город Королёв) он, рассказывали, на свои средства построил жилой дом и заселил его очередниками.

Да и о нас, военных, он тоже позаботился: на площадке № 2 в тупиковой ветке железной дороги стояло несколько купейных вагонов, в которых задержавшиеся на работе могли переночевать. Доводилось и мне там отдыхать. В вагонах было чисто и опрятно, «проводница» устроила в купе без каких-либо расспросов – ночуй, коли пришёл. Выспался хорошо, несмотря на выскочившую из-под подушки фалангу.

Из заместителей Королёва все помнят вездесущего Леонида Александровича Воскресенского. Вот уж был, как говорится, рабочая лошадка. Его можно было встретить повсюду. Всегда был занят и озабочен. На работе горел. С тем и ушёл в мир иной, преждевременно.

Со вторым его заместителем Василием Павловичем Мишиным наземщикам общаться не довелось. Главного конструктора наземного оборудования ракетных комплексов и технологического оборудования для них Бармина Владимира Павловича я не встречал ни разу.

Зато его заместитель по испытаниям Ювеналий Леонидович Троицкий был своим в нашей компании наземщиков. Ярый спорщик. Всегда ругался (шуточно, конечно) с нашим начальником группы майором Коршуновым из-за оценки агрегатов наземного оборудования, но и ценил его как специалиста. Почти всегда возражал против улучшения конструкции какого-либо агрегата, если она изначально обеспечивала выполнение своих функций. Его постоянный девиз гласил: «Лучшее – враг хорошего». В этом девизе, конечно же, много правды. Но нам, военным, хотелось как раз именно лучшего.

Представителей промышленности приезжало к нам в командировки великое множество. То были представители конструкторских бюро, испытательной службы главного конструктора наземного оборудования Бармина, заводов-изготовителей и научно-исследовательских институтов.

Их задача во время испытаний была почти противоположной нашей. Они всячески защищали свои конструкции от всевозможных улучшений, но принимали к реализации замечания очевидные, объективно позволявшие устранить недостаток конструкции или дефект изготовления…

Мы с представителями промышленности воевали и спорили, нападали и отступали под натиском аргументов в пользу той или другой стороны. Но делали это по мере сил корректно, не переводя спор в ссору.