Читать книгу Письмо ни от кого - Геннадий Сорокин - Страница 5

Городской отдел уголовного розыска занимает половину четвертого этажа здания на улице Трудовая, 44. На другой половине располагаются вспомогательные службы городского УВД. На территории уголовного розыска десять кабинетов: один, начальника, одноместный, два двухместных и пять кабинетов, рассчитанных на четыре человека. По традиции заместители начальника ОУР сидели в одном кабинете, второй двухместный кабинет занимали самые опытные оперативники, как правило, заслуженные ветераны сыска предпенсионного возраста. Выполняя во многом сходные функции, следователи и оперуполномоченные уголовного розыска всегда находились в неравных условиях: всем следователям полагались двухместные кабинеты, а операм – только четырехместные. Такое вопиющее неравенство объяснялось просто: милицейское руководство считало, что оперу незачем целыми днями сидеть в душном помещении, опер должен работать на свежем воздухе: отрабатывать сигналы о происшествиях, встречаться с агентурой, сидеть в засаде. Следователь, как ни крути, кабинетный работник, а опер – уличный. Его, как волка, ноги должны кормить. По мнению руководства, опер должен появляться в своем кабинете только изредка: утром присутствовать на разводе, вечером – писать справки о проделанной работе. А если человека целый день нет на рабочем месте, то зачем ему просторный кабинет?

Заняв кресло начальника городского уголовного розыска, Малышев стал формировать свою команду. Мне он предложил занять место своего заместителя. Перебравшись в городское управление, я в первый месяц соседствовал с другим заместителем Малышева – подполковником Арбузовым, грузным меланхоличным мужчиной, ежедневно подсчитывающим дни до пенсии. На место Арбузова приказом начальника областного УВД был назначен Геннадий Клементьев. Ни Клементьев, ни я в одном кабинете сидеть категорически не желали, и Малышеву пришлось нарушить годами сложившуюся традицию и рассадить своих заместителей по разным углам.

Немного освоившись на новом месте работы, я перетянул к себе на должность старшего опера Далайханова Айдара, с которым почти пять лет бок о бок отработал в Кировском РОВД. Далайханов, которому я привык доверять, как самому себе, стал моим соседом по кабинету.

В последний день уходящего года я добрался до управления только в четвертом часу утра. В моем кабинете царила идиллия: Айдар, откинувшись в кресле, дремал за моим столом, а за его столом, уткнув головы в столешницу, кемарили две девицы из кафе.

– С добрым утром! – поприветствовал я сонное царство. – Девчонки, подъем, работать будем!

Девушки очнулись, стали растирать ладошками заспанные лица. Я согнал Айдара с моего кресла, достал сигареты, закурил.

– Гражданки Маша и Люба! – строгим официальным тоном сказал я. – Содержимое дамских сумочек и карманов – на стол! И еще: не делайте так, чтобы у меня появился соблазн поискать запрещенные предметы в запрещенном месте.

Ночные гостьи безропотно вывалили содержимое сумочек на стол, вывернули карманы. Ничего интересного они при себе не имели.

– Я схожу, наберу воды, – Айдар взял чайник, в дверях заговорщицки подмигнул мне.

Я чуть не остановил его гневным окриком. Хитрое подмигивание означало, что он с девицами весь вечер баклуши бил, разговоры за жизнь вел, а мне, своему начальнику, предоставил почетное право вправлять ночным гостьям мозги. Все стараются в конце года переложить свою работу на других: мой начальник оставляет меня одного на месте происшествия, а мой ближайший соратник сваливает на меня самую неблагодарную работу. Ладно, не привыкать.

– Слушайте меня внимательно, – обратился я к свидетельницам. – Сегодня предпраздничный день. Наверняка вы уже приготовились хорошо и весело встретить Новый год, и я бы не советовал вам менять бокал пузырящегося шампанского на жесткие нары изолятора временного содержания.

Маша-богомол открыла рот, чтобы выразить свой протест, но я жестом велел ей молчать.

– Маша и Люба! Я предлагаю вам в оставшееся до утра время поработать в продуктивном режиме: я задаю вопросы, вы отвечаете. Если я сочту, что вы мне врете или что-то утаиваете, то вы обе из моего кабинета поедете в ИВС отбывать пятнадцать суток административного ареста. Важное дополнение: любое вранье будет наказано через коллектив – врет один, наказываются все.

– За что нас в ИВС? – обиженно надув губки, спросила Люба.

Я улыбнулся девушке. Судя по ее реакции, в связке Маша – Люба она была слабым звеном и должна была первой пойти на контакт. Внешне Люба выглядела полной противоположностью долговязой подруге. Крашеная блондинка, невысокого роста, широкобедрая, с внушительным бюстом. На таких полногрудых сочных девиц очень падки мужчины южных национальностей.

– За что в ИВС? – переспросил я. – Вы обе матерились в кафе, и тому есть свидетели.

– Мы? Матерились?! – в негодовании девушки привстали с мест.

– Сидеть! – рявкнул я. – Сегодня утром к нам в управление придет с десяток дружинников. Под мою диктовку они напишут заявления, что лично слышали, как вы матом посылали пытавшихся облагоразумить вас сотрудников милиции. Этими сотрудниками будем я и Айдар Кайратович.

Я прислушался. В коридоре раздавались шаги возвращающегося с чайником Айдара.

– Сейчас вернется мой напарник, спросите у него, реально вам сегодня заехать в ИВС или нет?

– Ничего мы спрашивать не будем, – за двоих ответила Маша. – Задавайте вопросы.

– Ну что же, начнем! Что вы делали в кафе: покушать зашли или познакомиться с интересными мужчинами?

– Познакомиться, – тоном уличенной грешницы выдохнула Маша.

Люба в знак согласия молча покивала головой.

– Нет, нет, красавицы, так дело не пойдет! – поморщился я. – Что это за односложные ответы? Вы что, решили мне одолжение сделать? Напоминаю: если у нас не состоится продуктивный диалог, вы обе поедете на нары бельевых вшей кормить. Там, в ИВС, как ни борются, сколько ни дезинфицируют, никак не могут их вывести. Блоха, знаете, как кусается? Как цапнет, так кровавый прыщ вскочит.

Вздрогнув от слова «прыщ», Люба руками поправила прическу, проверила, не успела ли какая блоха запрыгнуть на нее в коридорах городского УВД.

– Девушки, – я постарался сменить жесткий официальный тон на покровительственно-отеческий, – я ведь разговариваю с вами только по доброте душевной, а не в силу служебной необходимости. Вы что думаете, я не представляю, с какой целью вы сидели в кафе? Я прекрасно обо всем осведомлен, но я хочу послушать ваши ответы и сделать вывод, врете вы мне или нет.

– Ничего мы не врем, – пробурчала разобравшаяся с прической Люба.

– Тогда я повторю вопрос: сколько стоит «знакомство» с вами, как и где оно происходит, у кого какая доля от любовных утех.

Девушки переглянулись, определяясь, кому из них первой начинать. Я решил им немного помочь.

– Маша Ивлева, начнем с тебя. Ты подруга директора кафе, тебе и карты в руки.

– Почему это я – его подруга? – запротестовала девушка-богомол.

– Евгений Викторович сам мне об этом сказал.

– Он не мог так сказать, – твердо возразила она. – Евгений Викторович – мой родной дядя.

– Разве дядя не может быть другом? – сказал я первое, что пришло на ум.

– Может, – усмехнулась Маша, – только не в этом смысле.

– Андрей Николаевич, – пришел мне на выручку вернувшийся на рабочее место Далайханов, – время идет. Давайте не будем дискутировать на избитую тему «дядя и племянница». Маша, отвечай про знакомства.

Маша глубоко вздохнула, посмотрела мне в глаза и начала:

– С первых дней открытия «Встречи» дядя предложил мне подобрать девчонок для оказания интимных услуг некоторым его гостям. Расценок никаких нет, но нам с каждого «знакомства» достается рублей десять-пятнадцать, остальное Ковалик забирает себе. Чтобы «познакомиться» с девушкой, гость подходит к бармену, спрашивает, кто сегодня свободен. Выбрав девушку, клиент оплачивает бармену услуги и либо увозит девушку с собой, либо уединяется с ней в специальной комнате на втором этаже. Сам Евгений Викторович денег никогда не берет и в разговорах о девушках участия не принимает.

– В кафе есть комнаты для свиданий? – уточнил я.

– Одна комната, – оживилась не участвовавшая в разговоре Люба, – самая последняя по коридору. Только не подумайте, что там целая спальня оборудована. На самом деле, там ничего нет: только топчан, вешалка, зеркало и один стул. Даже умывальника нет. Прикроватной тумбочки нет. Колготки приходится на спинку стула вешать.

– Я уже заметил, что Евгений Викторович любит аскетичный стиль. Сколько человек работает во «Встрече»?

– Обычно выходят две девушки: одна постоянная, одна временная, – пояснила Маша. – Мы с Любой – постоянные. У нас получается один выход в десять дней. Мы же не проститутки, чтобы каждый день сниматься.

– Что значит «временная» девушка? – не понял Далайханов.

– Наши, институтские девчонки, иногда просят дать им возможность подработать, вот мы и берем их с собой.

Айдар полгода назад женился на выпускнице политехнического института. Нисколько не сомневаюсь, что его жена, будучи студенткой, никакого участия в «подработках» не принимала, но как-то странно, что он, оперативный работник, не знал о нравах, царящих в студенческих общежитиях. Обычное нынче явление: снялась девушка разок, срубила деньги и дальше ведет добропорядочную жизнь.

С другой стороны, зачем советскому милиционеру что-то знать о проституции, если в нашей стране никакой проституции нет? На загнивающем Западе она есть, а у нас – нет. У них есть надзирающая за проститутками полиция нравов, а у нас ее нет и в принципе быть не может – нет явления, следовательно, нет и противодействия ему. Возведенное в ранг официальной политики лицемерие давало обратный эффект. Буквально неделю назад известный социолог Погудин тайно познакомил меня с результатами анонимного анкетирования школьников старших классов. Тридцать пять процентов опрошенных девочек указали, что считают занятие проституцией престижным и хорошо оплачиваемым видом деятельности. Один из аргументов такого решения – «знакомство с интересными людьми», то есть наши десятиклассницы вполне серьезно считали, что клиенты у проституток сплошь эстеты и интеллектуалы.

И ведь не только школьницы считали проституцию нормальной, хорошо оплачиваемой работой! С каждым днем в глазах советских обывателей занятие проституцией становилось все менее зазорным и все более престижным. А как иначе, если в газетах и журналах все чаще и чаще воспевалась романтическая жизнь девиц полусвета? Прочтешь статейку в журнале «Огонек» – клеймит журналист проституцию; вчитаешься – хвалит!

– Короче, – подвел я итог, – все вы там в теме!

Маша и Люба неохотно кивнули.

– Так, девушки, от дел любовных перейдем к интересующим нас лицам. Займемся делом, так сказать. Кто вчера вечером сидел в левой кабинке, в какой очередности они приехали?

Отвечать взялась племянница директора.

– Первым приехал кооператор Шафиков. Я сразу же заметила, что он чем-то встревожен. Мы с ним немного знакомы, и он, когда замечает меня в кафе, всегда здоровается, а в этот раз он посмотрел на меня, как на пустое место, и прошел в кабинку. Следом за Шафиковым приехал уголовник с охраной. Его парни сели за столик у входа, осмотрели зал и стали подмигивать нам, подразнивать. Где-то минут через пятнадцать одновременно пришли афганец и Яковлев.

– Ты всех четверых знаешь лично? – спросил я.

– Я знаю только Игоря Владимировича Шафикова, нас познакомил Ковалик. С уголовником я никогда не сталкивалась, а Демушкина и Яковлева я встречала на «субботнике».

– Вместе бревна, что ли, таскали? – Далайханов опять не понял, о чем идет речь.

– Айдар, – пояснил я, – это дедушка Ленин на субботнике надувное бревно носил, а для девчонок «субботник» означает бесплатное обслуживание клиентов.

– В прошлом октябре, – не дав мне развить мысль, продолжила Маша, – нас, трех девчонок из общежития института культуры, афганцы вывезли в дом отдыха «Металлист». Яковлев, как я поняла, был там гостем. Афганцы демонстративно уважительно относились к нему, но как только он отворачивался, брезгливо морщились. Я спросила: «Кто это?» Один из парней сквозь зубы ответил: «Козел один, в горкоме комсомола работает». Зачем афганцы приглашали Яковлева в дом отдыха, я не знаю.

– Я из всех четверых знаю только Демушкина и Тихона, – дождавшись своей очереди, доложила Люба. – С Демушкиным я спала на «субботнике», а Тихона видела на другом «субботнике», у спортсменов. Видела его только мельком, со стороны. Он женщинами не интересуется.

– Да ну! – усомнился я. – Кто бы его короновать стал, если он «голубой»?

– Я не так выразилась, – без тени смущения пояснила Люба. – Тихон, конечно, не чурается женского пола, но такие, как я, его не интересуют. Он спит только с девчонками тринадцати-четырнадцати лет, плоскогрудыми, обязательно с очень короткой стрижкой. Я видела двух сикарашек, которых он привез с собой. Обе маленькие, худенькие, в брючках. Я вначале подумала, что это пацаны, а потом смотрю, они в женский туалет ходят. Наверное, Тихон забыл, как должна выглядеть настоящая женщина. Мне спортсмены сказали, что он, как сел в первый раз, так больше года на свободе никогда не был. Привык, наверное, к плоскодонкам.

– Как они вас на «субботник» собирают? – между делом поинтересовался я.

Ответила разговорившаяся Люба:

– Заходит какой-нибудь спортсмен или афганец из демушкинской бригады в комнату в общежитии и говорит: «Завтра от вас два человека на «субботник». Попробуй только откажись – так изобьют, без зубов останешься.

– Они что, во все женские комнаты заходят? – с искренним недоверием спросил я.

– Да нет, не во все, – потупив глаза, ответила за подругу Маша. – Знают, куда заходить.

– Слава богу! – с облегчением воскликнул Айдар. – Хоть какая-то ясность появилась. Оказывается, не всех на «субботники» «приглашают», а только избранных.

– Уголовники к вам не заглядывают? – спросил я.

– К нам – нет, – вновь ответила Маша. – У них свои общежития. У нас только афганцы и спортсмены. Афганцы еще ничего, а спортсмены, те совсем на голову отмороженные. Как напьются, то отжиматься заставляют, то кросс вокруг дома отдыха бегать.

– От характеристики клиентов перейдем к покойникам, – предложил я. – Как в зале появился пацан? Как он шел?

Еще не задав вопрос, я решил: «Если девки скажут, что увидели мальчишку только у барной стойки, значит, все о чем-то умалчивают».

– Пацан уверенно вышел из фойе, обогнул елку… слева, подошел к кабинке с Демушкиным и взорвался, – не задумываясь, ответила Люба. – Когда он вышел из гардеробной, за его спиной никого не было. Где в этот момент находился швейцар, я не видела.

– Как гости в зале отреагировали на его появление?

– Никак. Он шел по залу меньше минуты, никто ничего понять не успел, как грохнул взрыв.

– Маша?

– Все так и было, – задумчиво ответила Ивлева, – но он вначале стал обходить елку с другой стороны.

– Да ты что! – возмутилась совсем уже освоившаяся Люба. – Он сразу налево пошел.

– Нет, – упорствовала Маша. – Он сделал шаг в нашу сторону, но увидел, что навстречу ему идет официантка с подносом, и только потом пошел налево.

– Стоп! – прервал я начинающийся спор. – За елкой пацан не делал попыток пройти вдоль бара в сторону директорской кабинки?

– За елкой он взорвался, – за обеих ответила Люба.

Я задал девушкам еще несколько вопросов, но больше ничего интересного они не рассказали. Я уже собирался отпустить их домой, как пышногрудая Люба, от усталости и стресса потерявшая чувство реальности, сказала:

– Время еще есть. Как будем: разойдемся пара на пару или все в одном месте?

– Чего-чего? – Под утро Айдар стал тормозить, зато я сразу понял, что нам предлагают.

– Пошли-ка, Любочка, выйдем, поговорим, – я за руку вывел ничего не понимающую студентку в коридор. – Ты уже здесь была, красавица? В каком кабинете тебя на ночь оставляли?

Тут-то до простодушной Любы дошло, что она не тем людям сделала предложение и в итоге вляпалась в некрасивую историю. Но отступать было уже поздно. Сказала «А», придется говорить «Б». Перспектива встретить Новый год в ИВС оставалась реальной.

– В таком же, как у вас, с двумя столами. Вон в том, – она уверенно указала на кабинет Клементьева.

– Кто с тобой был? Как он выглядел?

– А что я такого-то сказала? – вместо ответа она стала оправдываться. – Всю ночь с вами просидели вместе, считай, что породниться успели. У нас все равно вся работа накрылась, так хоть для души оттянуться можно. Или вы такими, как мы, брезгуете? Вы не подумайте о нас плохо, мы не заразные, мы с кем попало не спим.

– Люба, ты что, научилась по лицу определять, кто болен гонореей, а кто – нет? Вы резинками пользуетесь?

– Нет, конечно.

– Желаю тебе в Новом году избежать знакомства с бицеллином и препаратами от лечения сифилиса. А сейчас колись, как выглядел мужик, с которым ты у нас оставалась на ночь?

– Чего колоться, его Сергеем Васильевичем зовут, я познакомилась с ним, когда он еще на такси работал. Он несколько раз меня со спортсменами подвозил на «субботник». Потом, вот в этом году, летом, меня допрашивали здесь, как свидетеля драки в ресторане. Я сидела в коридоре, ждала своей очереди, смотрю, он идет в милицейской форме. Я как увидела его, так и обалдела – я-то думала, что он таксист, а он, оказывается, капитан милиции! Словом, то, се, он говорит: «Как с тобой закончат, зайди ко мне в кабинет».

– В августе дело было?

– Нет, в самом начале лета, мы еще учебу не закончили.

«Все лето Клементьев и Матвеев сидели в одном кабинете. В июне Геннадий Александрович был в отпуске, так что девочка не врет, мог ее Серега в двухместном кабинете на ночь оставить. Если Матвеев был в форме, значит, дежурил. А если вызов? С собой бы на происшествие проститутку взял или одну в кабинете оставил?»

– Пожалуйста, не рассказывайте Сергею Васильевичу, что я вам во всем призналась, – попросила Люба. – Он меня убьет, если узнает.

– Этот разговор останется между нами, – заверил я. – Сейчас иди и позови Машу.

Племянница директора кафе появилась тут же, словно ожидала у дверей. По ее недовольному виду было понятно, что она считает свою подружку законченной дурой. Это надо же догадаться, предложить повеселиться мужикам, которых совсем не знаешь! Да еще где – в милиции, в городском отделе, в пять утра, после бессонной ночи!

– Маша, на сегодня мы закончим, а вот в следующую субботу, шестого января, я буду ждать тебя к двенадцати часам. Повестку выписать или не надо?

– Вы извините меня за Любу, – попросила Ивлева. – Она сегодня – как с катушек слетела.

– Да ладно, проехали! Про субботу не забудешь?

– Давайте лучше в воскресенье встретимся, в субботу днем у нас еще лекции будут.

– Вот черт! – спохватился я. – Совсем упустил из виду, что вы не только по кафе ходите, а еще и учитесь. Давай сделаем так: я оставлю тебе свой рабочий телефон, ты позвонишь мне в пятницу и уточнишь время встречи.

– Андрей Николаевич, вы не подумайте, что мы какие-то проститутки. Так получилось, что иногда встречаемся с мужчинами.

– Маша, каяться будешь в церкви. А пока постарайся вспомнить разговоры, которые при тебе были на «субботниках». Меня интересует все, что связано с Шафиковым, Демушкиным и Яковлевым. Аккуратно расспроси других девчонок: что, где, как? Не высказывал ли кто угроз, не собирались ли они сами кому-нибудь голову свернуть. Тематику поняла?

Она с готовностью кивнула.

– До общежития сами доедете?

– Здесь недалеко наша однокурсница живет, у нее до открытия посидим.

После их ухода мы с Айдаром решили вздремнуть до начала рабочего дня. Я бросил шапку на стол, уткнулся в нее лицом и замер. Далайханов повозился, повозился и спросил:

– Андрюха, если бы мы пара на пару делились, ты бы какую из них выбрал?

– СПИД не спит! – не поднимая головы, ответил я.

– Андрей, я же тебя как братана спрашиваю, а не как врача-венеролога. Я бы с Машей завис.

– Аналогично. Осталась бы Любочка у разбитого корыта. Сама предложила, и сама же не при делах осталась бы. А вот Серега Матвеев ее бы выбрал.

– С чего ты так решил? Он что, знает ее?

– Знает, и очень даже плотно.

– То-то я смотрю, она от него в фойе лицо прятала. Вначале думал, что показалось, а оно так и есть. Он где с ней познакомился? Когда таксистом был?

– Похоже на то. На кой черт его Клементьев в городское управление приволок?

Айдар не ответил, он уже спал. До наступления Нового года оставалось совсем ничего, считаные часы.