Читать книгу Убийство в садовом домике - Геннадий Сорокин - Страница 9

Летом 1960 года Ивану Абрамову исполнилось восемнадцать лет. Он готовился уйти в армию, но готовился по-своему: не пьянствовал с дружками, не волочился за каждой юбкой, а усиленно занимался спортом. В то время семья Абрамовых жила в пригородном поселке Предзаводском в двухэтажном кирпичном доме с печным отоплением. За поселком была разрушенная насосная станция, пустырь, поросший одинокими колючими кустарниками, и пыльная грунтовая дорога, ведущая в свиноводческий совхоз «Путь Октября». За пустырем начинался частный сектор, неофициально называемый Нахаловка. Пацаны из Предзаводского и Нахаловки враждовали. Корни их взаимной неприязни уходили в послевоенные годы, когда поселок Предзаводской стал расширяться и вплотную подошел к частному сектору. Делить парням было нечего, но нахаловские считали, что они являются истинными хозяевами пустыря и разрушенной насосной станции. Предзаводские пацаны имели на этот счет другое мнение. К тому же девушки! Любовь вспыхивала независимо от места жительства, и тогда начинались страдания в духе бессмертной драмы Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта». Вместо враждующих семей в Сибири были группировки молодежи, на дух не переносившие друг друга. По неписаным законам парень из Предзаводского не мог проводить девушку из частного сектора до дома, и наоборот. Вторгшегося чужака местная шпана немедленно избила бы, чтобы неповадно было на чужое добро зариться. Но все равно, вопреки запретам, молодые люди из географически враждебных населенных пунктов влюблялись, встречались на пустыре, и это зачастую приводило к конфликтам, которые заканчивались не только разбитыми носами и выплюнутыми из окровавленного рта зубами, но и кое-чем более серьезным.

В конце августа приятель Абрамова по кличке Воробей, невысокого роста щуплый паренек, провожал девушку до насосной станции. Дальше ему путь был заказан. У руин станции его поджидали трое парней из Нахаловки. Расстановка сил была ясна с первого взгляда. Возлюбленная Воробья попыталась предотвратить драку, но ее соседи по частному сектору слышать ничего не желали. Один из них грубо оттолкнул девушку, сжал кулаки и двинулся на Воробья, но щупленький паренек из Предзаводского был не лыком шит. Неделю назад его дядя, брат матери, в очередной раз освободившийся из мест лишения свободы, привез племяннику подарок – настоящий выкидной нож – предел мечтаний любого пацана. Воробей в безвыходной ситуации не струсил, выхватил нож, выщелкнул лезвие и прохрипел:

– Кто первый? Подходи! Кишки выпущу.

Нахаловские замерли на месте. Получить ножом в бок из-за соседки не хотелось, но и отступить они не могли. Если бы они ретировались, то по законам улицы опозорились бы на веки вечные. Позор для настоящего пацана – хуже смерти. Выход нашел семнадцатилетний парень по кличке Окурок, один из предводителей нахаловской молодежи.

– Что, без ножа слабо за себя постоять? – с издевательской ухмылочкой спросил он.

– Одному против троих? – резонно парировал Воробей.

– Ну давай один на один! – предложил Окурок.

Он был на голову выше Воробья и гораздо сильнее. Тут уже представитель предзаводских не захотел возвращаться домой с разбитой физиономией. Жизненный опыт подсказывал, что дружки Окурка просто так стоять не будут и вмешаются в драку.

– Толпа на толпу схлестнемся? – предложил Воробей.

Договорились встретиться на пустыре в ближайшую субботу в четыре часа дня. Каждая из враждующих сторон могла привести по восемь человек. Драться – только на кулаках.

– Воробей, ты дурак, что ли? – узнав о новости, возмутились предзаводские пацаны. – Кто на пустырь пойдет? У нас сейчас народу нет. Лето же, еще не все собрались, не все из деревень приехали, а нахаловские – они сроду своего слова не держали. Они в руинах насосной станции запасную бригаду посадят и в самый критический момент на нас всей толпой обрушатся. Они уже делали так!

Воробей метался по поселку, объяснял, что у него не было другого выхода, кроме как предложить выяснить отношения толпой на толпу. К субботе ему удалось найти шесть человек, готовых постоять за честь поселка, но это были не первоклассные уличные бойцы, а обычные парни. Разгром был неминуем.

Вечером парни и девчонки из Предзаводского сели выпить на школьном дворе, в двух шагах от дома Абрамова. Воробей взял в руки гитару, девушки грустно запели. Настроение у собравшихся было отвратительным. Даже пущенная по кругу бутылка портвейна «777» оптимизма не прибавила. Иван Абрамов шел мимо с тренировки и решил узнать, что случилось, отчего у местной молодежи настроение, словно кто-то из пацанов попал в аварию и должен умереть со дня на день. Выслушав Воробья, Иван удивился его дерзости, но пойти на пустырь драться отказался.

– Струсил? – спросила симпатичная девчонка.

Девушку звали Маша. Ей было шестнадцать лет, но грудь у нее выпирала, как у взрослой женщины. Про Машу поговаривали, что она таскается по мужикам чуть ли не с тринадцати лет, но Абрамов в это не верил. У Маши были такие чудесные невинные глаза, что поверить в сплетни о ней мог только озлобленный на весь мир человек. Маша нравилась Ивану, но подойти первым он не решался. К тому же в армию скоро идти, какой смысл отношения заводить, если скоро расставаться?

Абрамов посмотрел в глаза Маши, потом на парней, на девчонок и увидел в их глазах отчуждение, словно он был не своим, поселковым, а чужаком, которому наплевать на честь коллектива. В первый раз в жизни Ивану стало неловко за свое невмешательство в дворовые дела, за игнорирование интересов общества.

– Ждите меня около моего дома в половине четвертого, – велел он и ушел.

На другой день Иван велел Воробью с пацанами оставаться в поселке, а сам пошел на пустырь. Подходя к выстроившимся в ряд на пустыре нахаловским, он краем глаза заметил движение в руинах насосной станции. Враги заранее спрятались на станции, но Ивану было безразлично, сколько человек притаилось за кирпичной стеной и когда они будут готовы напасть.

Был ясный солнечный день. По небу пробегали редкие тучки. В кустах на пустыре шуршали мыши, где-то вдалеке каркали вороны. Враги выстроились поперек тропинки, ведущей из поселка в частный сектор. Вид у них был самый решительный. С доброй улыбкой Абрамов подошел к парням и спросил самым дружелюбным тоном на свете:

– Привет, пацаны! Чего собрались? Не меня ждете?

– Иди, куда шел, – растерянно сказал Окурок. – У нас тут дело.

Остальные парни промолчали. Если бы Иван просто шел мимо, то они бы разошлись в стороны и дали ему пройти, но он остановился и начал разговор. Окурок, как инициатор драки, просто обязан был что-то ответить, и он посоветовал Абрамову первое, что пришло на ум.

Иван не обиделся на хамский тон, кивнул на велосипедные цепи в руках нахаловских:

– Вы зачем цепи с собой принесли? Велик собрались ремонтировать?

Нахаловские ничего не ответили. Дружелюбная улыбка с лица Абрамова сползла. Он мрачно осмотрел врагов. Стоявший ближе всех к нему парень с ужасом увидел, как глаза Ивана помутнели, и он стал похож на племенного быка, приготовившегося поддеть на рога совхозного пастуха вместе с лошадью. Нахаловским было чего бояться! В восемнадцать лет Иван Абрамов был ростом сто восемьдесят девять сантиметров. Весил он больше ста килограммов. В плечах Иван был в полтора раза шире самого крепкого из врагов. Абрамов занимался легкой атлетикой, но не бегом или прыжками в высоту, а метанием копья. Кулак у него был как пивная кружка, как верхняя часть молота в руках у кузнеца с пятидесятикопеечной монеты сталинских времен. С одного удара он мог с легкостью разнести вдребезги челюсть чемпиону области по боксу, а уж если по ребрам даст, так тут все, без заупокойной молитвы не обойтись.

Окурок тоже видел, как глаза у Абрамова налились кровью.

«Он меня плевком перешибет, – предчувствуя встречу с кроватью в больничной палате, подумал главный задира. – Зачем меня мама на свет родила, если такие чудовища по нему бродят?»

Иван набрал воздуха в легкие и взревел так, что у пацанов ноги подкосились:

– Я не понял! Вы чего тут собрались? Где велик? Вы что ремонтировать будете? Вы куда, сукины дети, велик дели?

Нахаловским не надо было повторять два раза. Они разбежались кто куда, и каждый своим путем помчался под защиту родных стен. Группа поддержки из руин незаметно выскользнула и растворилась между кустами и телеграфными столбами. Все закончилось как нельзя лучше. Ничья честь не пострадала. Нахаловские пацаны не обязаны были биться с какой-то гориллой из-за велосипеда, который у него украли. Кто украл, тот пускай и бьется с этим чудовищем, а Окурок с друзьями на пустырь по другому поводу пришли. Казалось бы, восьмером, с велосипедными цепями в руках, нахаловская шпана одолела бы одного, даже самого сильного противника, но это только так казалось. Чтобы нанести удар по чужаку, к нему надо было сделать шаг, который бы гарантированно закончился многооскольчатым переломом челюсти или потерей печенки-селезенки. Расставаться со здоровьем из-за какой-то девчонки с соседней улицы никто не хотел.

Вернувшись домой, Абрамов победу не праздновал. Ему было противно, что он поддался обманчивому чувству дворового товарищества и вмешался в разборки, которые его, спортсмена и комсомольца, не касались. Не того Иван был воспитания, чтобы своей силой похваляться. А сила у него была, и еще какая!

Ваня Абрамов родился ширококостным крепким мальчиком. Породой он пошел в отца, погибшего в пьяной драке, когда сыну исполнилось пять лет. В школе с первого класса Иван был самым высоким и физически крепким мальчиком, хотя спортом никогда не занимался и посвятить ему свою жизнь не планировал. Когда Абрамов учился в седьмом классе, в его школу приехали представители областного спортивного общества «Урожай», чтобы отобрать перспективных юношей для занятий спортом. Иван сразу же привлек их внимание. Тренеры «Урожая» поговорили с учителем физкультуры, расспросили его о приметном ученике.

– Он самородок, который требует терпеливой огранки, – высказал свое мнение физрук. – Здесь, в поселке, для занятий спортом условий нет. Попробуйте в городе, но я сомневаюсь, что у вас что-то получится. Ваня не годится для командных видов спорта. Он индивидуалист. Скоростные качества у него низкие, гибкости нет, но силовые данные просто великолепные!

Тренерам «Урожая» долго уговаривать Абрамова не пришлось. Они соблазнили его бесплатными талончиками на питание. Вечно голодный Иван согласился пройти испытания. Почти полгода тренеры не могли понять, к какому виду спорта приобщить перспективного юношу. К игровым видам спорта он действительно не был приспособлен. Иван не понимал, что такое чувство локтя и зачем оно вообще нужно, если все можно сделать самому. Тренер по боксу после нескольких пробных занятий сказал, что у Абрамова нет природной агрессивности и хороший боец из него не получится. Заниматься тяжелой атлетикой Абрамов отказался по совету отчима, считавшего, что подъем тяжестей пагубно скажется на позвоночнике и суставах. «Сегодня ты будешь чемпионом, а завтра – никому не нужным инвалидом», – сказал отчим, и Ваня внял его словам. Специалист по общефизической подготовке, понаблюдав за Абрамовым, пришел к выводу, что из него выйдет толк в технических видах легкой атлетики. С наступлением тепла Иван стал пробовать на стадионе свои силы в метании диска, молота, копья и толкании ядра. В первый раз, взяв спортивное копье, Абрамов почувствовал необъяснимую любовь к этому спортивному снаряду. После пары месяцев тренировок он играючи выполнил норматив на первый спортивный разряд. Через год Абрамов победил на областных юношеских соревнованиях по легкой атлетике в разряде «метание копья». В 1957 году Иван окончил семилетнюю школу и собрался пойти работать, так как учиться дальше не хотел, но у руководства общества «Урожай» были свои планы. Перспективного спортсмена они упускать не хотели.

Профессиональных спортсменов в СССР официально не было, так как в общесоюзном классификаторе профессий рабочих, должностей служащих и тарифных разрядов профессия «спортсмен» отсутствовала. Ее не могло быть в принципе. Спорт в Советском Союзе был только любительский. Это за границей процветал профессиональный спорт, а в Советском Союзе слесари или чертежники устанавливали мировые рекорды исключительно в свободное от основной работы время. Казалось бы, советский спорт не сможет развиваться, но выход был найден. Перспективные спортсмены закреплялись за воинскими частями или предприятиями, получали зарплату по месту работы и могли целиком посвятить себя служению советскому спорту. Ивана Абрамова по профилю спортобщества «Урожай» оформили скотником в свиноводческий совхоз «Путь Октября». Зарплата у Вани была небольшая, но как скотник он мог за копейки приобрести выбракованных поросят, не годившихся для дальнейшей откормки. Родители Ивана были в восторге. Мало того что сын отдавал им всю зарплату, так еще и регулярно привозил тушку молочного поросенка, купленную по символической цене. На свиноферме Абрамов появлялся только в день получки, в свинарнике был один раз, когда директор совхоза проводил для него экскурсию по производству. Директору совхоза скотник, который воротит нос при виде свиньи и на работе не появляется, был бы даром не нужен, но в сельскохозяйственном отделе облисполкома приказали: «Надо!» – и директор взял под козырек. До самой армии Иван усиленно тренировался, стал чемпионом области по метанию копья, успешно выступал на всесоюзных соревнованиях, выполнил взрослый норматив мастера спорта.