Читать книгу Голубая лагуна - Генри де Вэр Стэкпул - Страница 10

– Что-то долго нет папочки! – вдруг сказал Дик.

Они сидели на больших бревнах, которыми была завалена палуба по обеим сторонам камбуза. Солнце садилось в стороне Австралии, погружаясь в море расплавленного золота. В нависшем над горизонтом таинственном мареве казалось, будто вода трепещет и колышется, как бы от чрезмерного жара.

– Да, это правда, – сказал Баттон, – но лучше поздно, чем никогда. А теперь, не думай о нем, потому что он от этого скорей не явится. Смотри, как солнце садится в воду, и, чур! не говори ни словечка: тогда услышишь, как оно зашипит.

Дети смотрели и слушали. Пэдди делал вид, что тоже слушает. Все трое безмолвно следили за тем, как сверкающий щит прикоснулся к воде, прянувшей к нему навстречу.

И точно, можно было услышать, как зашипела вода, – стоило только иметь немного воображения. Только что прикоснувшись к воде, солнце исчезло в ней так быстро, как человек, спускающийся с лестницы. Как только оно исчезло, над морем разлились призрачные золотистые сумерки, прелестные, но невероятно печальные. Затем море превратилось в лиловую тень, запад померк, как если бы там затворили дверь, и по небу потоком хлынули звезды.

– Мистер Баттон, – спросила Эммелина, кивая на запад, – что там такое?

– Запад, – сказал он, уставившись на закат, – Китай, Индия и все такое прочее.

– Куда пошло теперь солнце? – спросил, в свою очередь, Дик.

– Оно теперь гонится за луной, а она удирает, что есть сил, подоткнувши юбки; сейчас выскочит на небо. Оно всегда гоняется за ней, но ни разу еще не поймало.

– А что бы оно сделало, если бы поймало ее? – спросил Дик.

– Может, дало бы ей хорошего шлепка, – и поделом!

– Отчего поделом? – продолжал Дик, на которого нашла полоса допрашивания.

– Потому что она только и знает, что морочит людей. Чего только не делала она с Мак Кенной!

– Кто он такой?

– Мак Кенна? Да юродивый той деревни, где я жил в добрые старые дни.

– Что это значит – юродивый?

– Держи язык за зубами и не расспрашивай! Он вечно тянулся за луной, нужды нет, что было в нем шесть футов два вершка росту. Был он худ, как жердь, хоть узлом его связывай, и в полнолуние не было с ним никакого сладу. Бывало, сидит на траве и смотрит на нее; потом вдруг как схватится, и ну гоняться за ней по холмам, пока его не найдут где-нибудь в горах спустя дня два, голодного и холодного, так что, наконец, пришлось его спутывать.

– Я раз видел спутанного осла, – вставил Дик.

– Значит, ты видел близнеца Мак Кенна. Ну-с, раз как-то мой старший брат Тим сидит перед огнем, покуривая трубку и подумывая о своих грехах, как вдруг, откуда ни возьмись, входит Мак.

«– Тим, – говорит, – изловил я ее, наконец!

«– Кого это ее? – спрашивает Тим.

«– Луну, – говорит.

«– Куда изловил? – говорит Тим.

«– В ведерко у пруда, – говорит тот, – вся целёхонька, без единой царапины. Приди, посмотри – говорит.

«Тим и пошел за ним. Пришли они к пруду, и там стоит ведро с водой, а в воду смотрится луна.

«– Выудил ее из пруда, – шепчет Мак, – Теперь погоди, говорит, я сцежу воду потихоньку – говорит, – и поймаем ее на дне живьем, как форель. – Слил это он воду из ведра и заглядывает на дно – думал она там плескается, как рыба.

«– Удрала, чтоб ей пусто было! – говорит.

«– Попытайся еще раз! – говорит мой брат; и Мак опять набрал воды в ведро, и как только вода улеглась, глядь! – снова луна тут как тут.

«– А ну-ка теперь, – говорит мой брат. – Спусти опять воду, да потихоньку, не то опять поминай ее, как звали.

«– Постой маленько, – говорит тот, – я что-то придумал.

«Мигом сбегал в хижину своей старухи-матери – она тут же и жила близехонько – и притащил решето.

«– Ты держи решето – говорит, – а я буду лить воду. Коль из ведра ускользнет, изловим ее в решето, – Вот льет он себе воду тихонько, точно сливки из кувшина. Вылил всю воду, вывернул ведро вверх дном.

– Да провались она совсем! – кричит, – опять унесла ее нелегкая. – Да с этим как швырнет ведро в пруд, и решето за ним следом. Как вдруг ковыляет к ним его старуха-мать с палкой.

«– Где мое ведро? – спрашивает.

«– В пруду, – говорит Мак.

«– А мое решето?

«– Отправилось за ним вдогонку!

«– Я тебя научу ведрами швыряться, – крикнула она, да как хватит его палкой, а тот ну реветь и вприпрыжку прочь от нее. А она загнала его в хижину, и продержала там на хлебе и воде целую неделю, чтобы вытравить у него луну из головы. Да только попусту хлопотала. Как прошел месяц, он опять за свое»… Э, да вот и она!

Из воды выплывала серебряная полная луна. Свет ее был почти так же ярок, как дневной, и тени Баттона и детей выступили на степе камбуза черными силуэтами.

– Смотрите на наши тени! – крикнул Дик, размахивая широкополой соломенной шляпой.

Эммелина выставила свою куклу, Баттон – трубку.

– Ну, а теперь, ребята, – сказал он, вкладывая трубку обратно в рот, – пора вам на боковую.

Дик тотчас начал скулить.

– Я не хочу спать, я не устал, Пэдди, ну, еще чуточку позволь!

– Ни минуты, – объявил тот решительным тоном строгой няни, – ни минуты после того, как потухнет у меня трубка!

– Мистер Баттон! – вдруг воскликнула Эммелина, вдыхая воздух. Она сидела за ветром от курильщика, и ее тонкое обоняние уловило нечто незаметное остальным.

– Что тебе, моя крошка?

– Пахнет цветами.

– Цветами?.. – повторил старый матрос, выколачивая трубку о каблук сапога – Откуда же возьмутся цветы посреди океана? Ты бредишь, что ли? Марш оба в постель!

– Набей опять трубку, – хныкал Дик.

– Вот отшлепаю тебя, как следует, тогда будешь слушаться, – возразил его покровитель, стаскивая его с бревен, – Идем, Эмлин!

Он повел детей за руки к корме, при чем Дик не переставал подвывать.

Поравнявшись с колоколом, мальчик подметил, что на палубе еще валяется болт, и, подхватив его, ударил с размаху в колокол. Это было последнее удовольствие, которое можно было урвать перед сном, – он и урвал его.

Пэдди приготовил постели для себя и своих питомцев в капитанской каюте; он убрал посуду со стола, выбил окно, чтобы выветрить запах плесени, и разложил найденные в каютах тюфяки на полу.

Когда дети уснули, он вышел на палубу и, опершись на перила, стал смотреть на светящееся море.

В то время как он стоял, прислонившись к перилам, в голове его проносились мысли о «добром старом времени». Его собственный рассказ об юродивом разбудил эти воспоминания, и за ширью соленых морей ему мерещился лунный свет на Коннемарских холмах и слышался крик чаек на бурном берегу, где за каждой волной тянется три тысячи миль моря.

Вдруг Баттон возвратился из Коннемара, чтобы очутиться на палубе «Шенандоа», и им мгновенно овладел суеверный страх. Что, если из-за двери камбуза вдруг выглянет голова, или, еще того хуже, в нее войдет призрачная тень?..

Он поспешил обратно в капитанскую каюту, где вскоре заснул рядом с детьми, в то время как бриг всю ночь покачивался на мягкой зыби Тихого океана, а ветерок тихо веял, неся с собой залах цветов…