Читать книгу Бык из машины - Генри Лайон Олди - Страница 12

«Почему они молчат?»

С методичностью отлаженного механизма, сцепив руки за спиной, Питфей мерял шагами кабинет. Из угла в угол, словно зверь в клетке. Места хватало, зверя содержали в идеальных условиях – кабинет просторный, впору совещания устраивать, и, считай, пустой. Рабочий стол с терминалом. Кресло, хайтековский трансформер. Напротив – другое кресло, разлапистая амеба. Амеба обеспечивала собеседнику не меньший комфорт, чем трансформер – хозяину кабинета. Питфей полагал, что тем немногим, кого он приглашал сюда, можно сказать, избранным, должно быть удобно. Нельзя позволить затекшей спине отвлекать гостя от беседы с хозяином.

Жаль, сейчас не время для гостей.

Почему они молчат? Почему не реагируют? Ладно, люди: полиция, прокуратура, спецслужбы. От людей укрыться можно. Но почему бездействуют хозяева цифрала? Девять смертей аватар, включая вчерашнюю. Девять насильственных смертей за два года.

И – тишина.

Дюжина шагов вдоль встроенных книжных полок. Ряды корешков от пола до потолка: кожа, ледерин и бумвинил, позолота вытертая и свежая, тиснение. Тринадцатый, несчастливый шаг к торцевой стене. На плазменной панели мелькает нарезка кадров: кекропольский новостной канал. Звук выключен. Дюжина шагов обратно – вдоль окна во всю стену. Закат, просеянный сквозь щели небрежно прикрытых жалюзи, расчерчивает кабинет узкими лужицами багрянца. Шагов не слышно: ступни по щиколотки утопают в ворсе ковра. Полосы света превращают ковер в шкуру чудовища из огненных бездн.

Мотив. Способ. Кому выгодно? Кто имел возможность? Первый случай в многолетней практике Питфея, когда эти вопросы не являлись первостепенными. Почему? Почему хозяева цифрала равнодушны к насилию над аватарами?! Раньше месть их была скорой, ужасной и неотвратимой…

Найдется ответ на главный вопрос – выяснится и все остальное.

Слишком мало данных. Мало? Данных практически нет. До сих пор не удалось даже установить личности погибших. В регистратуре Кекрополя трижды проверили списки аватар: убийств не зафиксировано. Собственно, кроме фактов смертей, нет больше ничего. Да и факты Питфей получил не в виде информационных сводок или полицейских отчетов, а в виде жестоких приступов, когда сердце сбоит, заходясь в отчаянном болеро, и горячий воздух комом застревает в горле. Ты просыпаешься среди ночи, обливаясь холодным, смертным потом; за исключением одного-единственного случая – всякий раз среди ночи. Просыпаешься, судорожно зевая: ты рыба, выброшенная на берег, ты мучительно переживаешь чужую смерть, как свою, и понимаешь, что следующий приступ в состоянии забрать и твою собственную жизнь. Тебе семьдесят пять лет, старик. Да, здоровье у аватар отменное. Но организм не железный, на то он и организм, белковая слизь, а не нули с единицами, складывающиеся в зубодробительные комбинации…

Вакуум, подумал Питфей. Мой рассудок задыхается в нем. Паучок, тебе нужна паутинка. Материал, на который можно опереться, начать строить версии: куцые, предварительные, хоть какие-то. Я сейчас – антипод, полная противоположность богам цифрала. Факты, данные, информация – их естественная среда обитания. Воздух и вода, пища и кровь, струящаяся по оптоволоконным жилам. Что осталось мне? Чувства, переживания – от высших эмоций до чисто телесных, физиологических ощущений. Мне осталось то, чего напрочь лишены могущественные обитатели всемирной паутины. Нетерпение, ожидание, зуд от комариного укуса, досада, колотьё в боку, вкус хорошо прожаренной яичницы с беконом, надежда… Я нуждаюсь в основе их существования – информации. Они же приходят к людям – входят в людей! – за тем, что недоступно им в горних высях цифрового Олимпа. Недоступно, непонятно, удивительно, а значит – желанно, как любой запретный плод.

Радуйся! У людей с ними есть хоть что-то общее.

«Деда! Колаблик!..»

Какой сегодня день, спросил себя Питфей. Какой? Ах, да, юбилей. Четверть века прошло, подумать только! В этот день внук впервые увидел деда в состоянии аватара. Слепая в очередной раз – как всегда, без приглашения – вошла в разум своего избранника. Надела облюбованное тело, натянула скафандр из плоти, желая выйти в чуждый мир, алогичный, странный, но такой притягательный для Слепой. Обычно Питфей скверно запоминал, что делал и чувствовал в часы посещений богини, но – чудо? – в данном случае память сохранила почти всё, несмотря на одержимость и двадцать пять улетевших лет.

– В течение прошлого года в Кекрополе было совершено четыреста сорок два убийства. Также зафиксировано двести три факта нанесения тяжких телесных повреждений, в том числе сорок девять со смертельным исходом…

Кабинет – не этот, прежний, еще до перестройки дома. Да, согласился Питфей. Помню. За миг до того, как губы мимо воли начали бормотать про «…нанесения тяжких телесных…», я просматривал файлы на мониторе: дела трезенского регионального отделения (О)ДНБ за истекшие шесть месяцев, успехи и «глухари». Да, меня накрыло, я перестал быть собой, превратился в ничтожество, незначительного наблюдателя, бессильного вмешаться; я забился в самый дальний угол собственного мозга и свернулся клубочком.

– Защита обвиняемого настаивала на том, что половой акт между Эпаламидом и Андромахой произошел по обоюдному согласию, а побои на ее теле появились уже после произошедшего, вследствие конфликта с родственниками…

Пальцы стремительно перебирают клавиши. Счетчиком Гейгера пощелкивает «мышь», открывая и сворачивая сотни «окон». Губы скороговоркой выплевывают цифры статистики:

– Зафиксировано шестьдесят шесть преступлений против свободы, чести и достоинства человека, из них двадцать пять фактов незаконного лишения свободы, восемнадцать фактов торговли людьми…

Преступления раскрытые и нераскрытые, групповые и особо тяжкие. Приговоры оправдательные и обвинительные. Сроки и места заключения…

– …двести девять человек пострадали от умышленных убийств. Триста двадцать девять – от разбоев. Одна тысяча семьсот – от грабежей. Девятнадцать тысяч пятьсот семь – от краж…

Губы, язык, голосовые связки не поспевают за потоком информации, хлещущей через них. Речевой аппарат Питфея не справляется. Он глотает, пропускает звуки, слоги, целые слова. Наружу извергается косноязычная невнятица, понятная лишь Слепой да ее белковому носителю. В мозгу вертится калейдоскоп снимков и видеозаписей, разбросанных по сети, хранящихся на жестких дисках в полицейских архивах, на флэшках в адвокатских конторах. Убийства, разбои, грабежи оформляются красками и линиями, движением и статикой. Кажется, что они – копия поведения Слепой, суть аватаризации: цифра одевается в плоть. Воображение, черт бы его побрал, достраивает вкус крови, запах ужаса, радость от успешного налета, боль от удара резиновой дубинкой…

– Деда! Колаблик!

Внук влетает в кабинет: буйный пятилетний вихрь. Тезей бежит к деду – и вдруг резко останавливается, едва не падает. Рука гордо воздета над головой. В ней – угловатый корабль с тремя разнокалиберными трубами. Нагромождение палубных надстроек, орудийные башни, бирюзовый флажок на мачте. Корабль собран из деталей детского конструктора.

– Гляди, деда! Какой у меня колаблик!

В иное время, даже будучи занят, Питфей не преминул бы восхититься шедевром внука. В любое время, только не сейчас. Слепой плевать на его жалкую попытку улыбнуться. Питфея рвет звуковой кашей. Мозг – гибридизированный нейронно-цифровой стадион, по беговым дорожкам несутся марафонцы: десятки и сотни криминальных дел. Серийный маньяк-утопитель: люк канализации, в глубине плещет мутная жижа. Жижа наливается кармином и лазурью, и Питфей не знает, почему. Террористическая ячейка «Немея»: ее разрабатывали три года и взяли полным составом без стрельбы. Причудливый многогранник электрически жужжит, топорщит пестрые иглы дикобраза. Откуда дикобраз? Зачем?! Промышленный шпион в совете директоров оборонной корпорации – «крот» изобличен и взят с поличным. Хрипит росчерк черной молнии в небесах, пылающих огнем…

Нули и единицы. Буквы и символы. Цвета и звуки. Фактаж и спонтанные ассоциации – все это вызывает в Питфее болезненный, режущий острей бритвы отклик. Еще недавно старик – какой старик? О да, в пятьдесят ты тщеславно называл себя стариком… – был уверен, что разучился испытывать эмоции по поводу своей работы. Еще одно расследование, которое надо довести до конца. Еще один преступник, который должен быть осужден согласно закону. Сейчас, когда разумом и телом Питфея владеет Слепая, все иначе. Жаркая киноварь гнева. Аквамариновая сытость удовлетворения. Пепельный дождь разочарования. Ядовитый ультрафиолет злорадства. Болотные миазмы отвращения…

– Деда? Ты заболел?

Голос Тезея дрожит:

– Ты не умилаешь, да?

Питфей знает, как выглядит со стороны. Он специально просматривал видеозаписи предыдущих визитов Слепой, хотя это не доставило ему ни малейшего удовольствия. Богиня не возражала, а он хотел знать. Сожаление и упрямство, ярость и грусть, предвкушение и радость – чувства отражаются на лице Питфея с утрированной отчетливостью, словно у мима-безумца. Накатывают волнами прибоя, сменяют друг друга с ужасающей быстротой; каждая торопится стереть предыдущую, заменить ее собой, и так без конца…

Со мной все в порядке, хочет сказать Питфей. Не смотри на меня, хочет сказать Питфей. Уходи, хочет сказать Питфей. И, разумеется, не может.

– Арестованные по подозрению в похищении ребенка в Аркадийской области многодетные родители подозреваются в убийстве одного из своих приемных сыновей…

– Деда, тебе помочь?

– Каждое третье оконченное расследованием преступление совершено лицами, ранее совершавшими преступления, каждое седьмое – в состоянии алкогольного опьянения, каждое тринадцатое – несовершеннолетними или при их соучастии…

– Позвать маму?

Когда Тезей приводит Эфру, богини уже нет. Обессиленный Питфей сидит, откинувшись на спинку кресла. Лицевые мышцы отчаянно ноют. На теле высыхает холодный пот. Перед глазами роятся стеклистые мушки. К этому он привык, не впервой. Час-другой, и отпустит. К счастью, Тезей молчит. Питфей не вынес бы объяснений.

Вопрос Тезей задаст пятью годами позже:

– Зачем они это делают?

– Кто? – спросит Питфей.

Он знает, кто. Просто тянет время.

– Боги цифрала! Зачем они входят в людей? Следствия, приговоры! Слепая знает эту всю дребедень…

– Владеет всей этой информацией, – машинально поправит Питфей. – Учись формулировать, малыш!

– Хорошо, владеет! Слепая владеет этой информацией в тыщу раз лучше тебя. Она сама и есть эта твоя информация! От нее нет секретов! Зачем же ей ты, деда?

Я не уверен, что они боги, хочет сказать Питфей. Искусственный интеллект? Это определение еще хуже. Пришельцы? Ложь. Виртуальные формы самоорганизации? Бред. Мы не знаем, как они возникли, откуда, зачем. Количество информации, сходной по содержанию и характеру, перешло в качество? Так или иначе, мы, люди, создали океан, в нем зародилась жизнь, отрастила зубы, шипы, ядовитые щупальца, и вот – временами жизнь лезет на сушу, зовем мы ее в гости или нет. Боги? Мы назвали их богами за неимением лучшего, более подходящего слова.

Эмоции, хочет сказать Питфей. Да, их влекут эмоции. Нет, их влекут не только эмоции, судороги белковой слизи. Хотя, малыш, столь лакомой, столь экзотической добычи для кого другого могло бы и хватить. Омерзение. Возмущение. Сочувствие. Негодование. Брезгливость. Зависть. Гнев. Знай жуй, глотай да нахваливай! Наши чувства, которые мы, люди, испытываем, узнавая о преступлениях – для Слепой это тайна за семью печатями, оазис за пределами ее существования. Слепой интересно, интересно до заворота нулей и колик в единицах, а для удовлетворения интереса ей нужен я. Но боги ненасытны, у них прекрасный аппетит. Они жрут, блюют и снова жрут. Получая желаемое, они желают большего – и в итоге, как ни крути, вновь получают желаемое. Совмещение несовместимого, соединение известного со странным, понятного – с невозможным. Когда упорядоченные массивы сведений перетекают в плотские ощущения, потоки данных вызывают бурю чувств, а мертвая информация и живая материя сливаются в единый конгломерат – уверен, это приводит владык цифрала в состояние, сходное с экстазом. Экстаз познания? Прорыва за грань, положенную им их природой?! Быть может. В любом случае, ради этого они и надевают плотские скафандры, то есть нас.

Ничего этого Питфей не произнесет вслух. Он изложит все Тезею другими, простыми словами – так, чтобы внук понял.

– А я? – спросит в конце Тезей. – Когда я стану аватаром?

– Никогда.

– Почему?!

Питфей объяснит внуку, почему, но еще через восемь лет, в день совершеннолетия. Полубоги не бывают аватарами, скажет Питфей. И перед тем, как раскрыть Тезею тайну его рождения, поставит видеозапись – ту, которую Питфея раз за разом вынуждает крутить Колебатель Земли.

Перед этим он посоветуется с дочерью. Эфра разрешит, она умница.

– Ха! – рассмеется Тезей на первых кадрах. – Деда, я это уже видел. Я думал, это твоя любимая порнушка!

– Нет, – без улыбки, без стеснения ответит Питфей. – Это не порнушка.

– А что это?

– Это наживка.

И он начнет рассказ о том, о чем предпочел бы умолчать.