Читать книгу Копи царя Соломона / King Solomon's Mines - Генри Райдер Хаггард - Страница 3

It is a curious thing that at my age – fifty-five last birthday – I should find myself taking up a pen to try to write a history. I wonder what sort of a history it will be when I have finished it, if ever I come to the end of the trip!

curious ['kjʊǝriǝs]

Может показаться странным, что, дожив до пятидесяти пяти лет, я впервые берусь за перо. Не знаю, что получится из моего рассказа и хватит ли вообще у меня терпения довести его до конца.

I have done a good many things in my life, which seems a long one to me, owing to my having begun work so young, perhaps. At an age when other boys are at school I was earning my living as a trader in the old Colony. I have been trading, hunting, fighting, or mining ever since. And yet it is only eight months ago that I made my pile. It is a big pile now that I have got it – I don't yet know how big – but I do not think I would go through the last fifteen or sixteen months again for it; no, not if I knew that I should come out safe at the end, pile and all. But then I am a timid man, and dislike violence; moreover, I am almost sick of adventure. I wonder why I am going to write this book: it is not in my line. I am not a literary man, though very devoted to the Old Testament and also to the “Ingoldsby Legends.”

violence ['vaɪǝlǝns]

Оглядываясь на прожитую жизнь, я удивляюсь, как много я успел сделать и как много мне пришлось пережить. Наверно, и жизнь мне кажется такой длинной оттого, что слишком рано я был предоставлен самому себе. В том возрасте, когда мальчики еще учатся в школе, я уже вынужден был работать, торгуя всякой мелочью в старой колонии[5]. Чем только я не занимался с тех пор! Мне пришлось и торговать, и охотиться, и работать в копях, и даже воевать. И только восемь месяцев назад я стал богатым человеком. Теперь я обладаю огромным состоянием – я еще сам не знаю, насколько оно велико, – но не думаю, что ради этого я согласился бы вновь пережить последние пятнадцать или шестнадцать месяцев, даже если бы заранее знал, что все кончится благополучно и я так разбогатею. Я скромный человек, не люблю крови и насилия, и, откровенно говоря, мне изрядно надоели приключения. Не знаю, зачем я собираюсь писать эту книгу: это ведь совсем не по моей части. Да и образованным человеком я себя не считаю, хоть и очень люблю читать Ветхий завет[6] и легенды Инголдзби[7].

Let me try to set down my reasons, just to see if I have any.

Все же попробую изложить причины, побудившие меня написать эту книгу.

First reason: Because Sir Henry Curtis and Captain John Good asked me.

Во-первых, меня просили об этом сэр Генри Куртис и капитан Гуд.

Second reason: Because I am laid up here at Durban with the pain in my left leg. Ever since that confounded lion got hold of me I have been liable to this trouble, and being rather bad just now, it makes me limp more than ever. There must be some poison in a lion's teeth, otherwise how is it that when your wounds are healed they break out again, generally, mark you, at the same time of year that you got your mauling? It is a hard thing when one has shot sixty-five lions or more, as I have in the course of my life, that the sixty-sixth should chew your leg like a quid of tobacco. It breaks the routine of the thing, and putting other considerations aside, I am an orderly man and don't like that. This is by the way.

liable ['laɪǝbl ]

mauling ['mɔ:lɪŋ]

routine [ru:'ti:n]

Во-вторых, я сейчас нахожусь у себя в Дурбане, и делать мне все равно нечего, так как боль в левой ноге снова приковала меня к постели. Я страдаю от этих болей с тех самых пор, как в меня вцепился этот проклятый лев; сейчас боли усилились, и я хромаю больше чем обычно. Вероятно, в львиных зубах есть какой-то яд, иначе почему же совсем зажившие раны снова открываются, причем – заметьте! – ежегодно и в то же самое время.

На своем веку я застрелил шестьдесят пять львов, оставшись живым и невредимым, и не обидно ли, что какой-то шестьдесят шестой изжевал мою ногу, как кусок табака! Это нарушает естественный ход вещей, а я, помимо всех прочих соображений, люблю порядок, и мне это очень не нравится.

Third reason: Because I want my boy Harry, who is over there at the hospital in London studying to become a doctor, to have something to amuse him and keep him out of mischief for a week or so. Hospital work must sometimes pall and grow rather dull, for even of cutting up dead bodies there may come satiety, and as this history will not be dull, whatever else it may be, it will put a little life into things for a day or two while Harry is reading of our adventures.

satiety [sǝ'taɪǝtɪ]

Кроме того, я хочу, чтобы мой сын Гарри, который сейчас работает в лондонской больнице, готовясь стать врачом, читая этот рассказ, отвлекся хотя бы на некоторое время от своих сумасбродств.

Работа в больнице, вероятно, иногда надоедает и начинает казаться довольно скучной – ведь можно пресытиться даже вскрытием трупов.

Fourth reason and last: Because I am going to tell the strangest story that I remember. It may seem a queer thing to say, especially considering that there is no woman in it – except Foulata. Stop, though! there is Gagaoola, if she was a woman, and not a fiend. But she was a hundred at least, and therefore not marriageable, so I don't count her. At any rate, I can safely say that there is not a petticoat in the whole history.

queer [kwɪǝ]

fiend [fi:nd]

Во всяком случае, рассказ мой Гарри скучным не покажется и хоть на денек-другой внесет немного разнообразия в его жизнь, тем более что я собираюсь рассказать самую удивительную историю, которая когда-либо случалась с человеком. Это может показаться странным, так как в ней нет ни одной женщины, за исключением Фулаты. Впрочем, нет! Есть еще Гагула, хотя я не знаю, была она женщина или дьявол. Но нужно сказать, что ей было по крайней мере сто лет, и поэтому как женщина особого интереса она не представляла, так что в счет идти не может. Во всяком случае, могу с уверенностью сказать, что во всей этой истории нет ни одной юбки.

Well, I had better come to the yoke. It is a stiff place, and I feel as though I were bogged up to the axle. But, “sutjes, sutjes,” as the Boers say – I am sure I don’t know how they spell it – softly does it. A emphasis team will come through at last, that is, if they are not too poor. You can never do anything with poor oxen. Now to make a start.

yoke [jǝʊk]

axle ['æksl ]

Но не пора ли мне впрягаться в ярмо? Почва тут трудная, и мне кажется, будто я увяз в трясине по самую ось. Однако волы справятся с этим без особого труда. Сильная упряжка всегда в конце концов вытянет, со слабыми же волами, конечно, ничего не поделаешь! Итак, я начинаю!

I, Allan Quatermain, of Durban, Natal, Gentleman, make oath and say – That’s how I headed my deposition before the magistrate about poor Khiva’s and Ventvögel’s sad deaths; but somehow it doesn’t seem quite the right way to begin a book. And, besides, am I a gentleman? What is a gentleman? I don’t quite know, and yet I have had to do with niggers – no, I will scratch out that word “niggers,” for I do not like it. I’ve known natives who are, and so you will say, Harry, my boy, before you have done with this tale, and I have known mean whites with lots of money and fresh out from home, too, who are not.

«Я, Аллан Квотермейн из Дурбана, в Натале[8], джентльмен, приношу присягу и заявляю…» – так начал я свои показания на суде относительно печальной кончины Хивы и Вентфогеля, но, пожалуй, для книги это не совсем подходящее начало. И вообще, могу ли я назвать себя джентльменом? Что такое джентльмен? Мне это не совсем ясно. В своей жизни я имел дело не с одним ниггером[9]. Нет, я зачеркну это слово, оно мне совсем не по душе! Я знал туземцев, которые были джентльменами, с чем ты согласишься, Гарри, мой мальчик, прежде чем прочтешь эту книгу до конца. Знавал я также очень скверных и подлых белых, которые, однако, джентльменами не были, хоть денег у них было очень много.

At any rate, I was born a gentleman, though I have been nothing but a poor travelling trader and hunter all my life. Whether I have remained so I know not, you must judge of that. Heaven knows I've tried. I have killed many men in my time, yet I have never slain wantonly or stained my hand in innocent blood, but only in self-defence. The Almighty gave us our lives, and I suppose He meant us to defend them, at least I have always acted on that, and I hope it will not be brought up against me when my clock strikes. There, there, it is a cruel and a wicked world, and for a timid man I have been mixed up in a great deal of fighting. I cannot tell the rights of it, but at any rate I have never stolen, though once I cheated a Kafir out of a herd of cattle. But then he had done me a dirty turn, and it has troubled me ever since into the bargain.

innocent ['ɪnǝsnt]

wicked ['wɪkɪd]

bargain ['bɑ:gɪn]

Во всяком случае, я родился джентльменом, хоть и был в течение всей жизни всего-навсего бедным странствующим торговцем и охотником. Остался ли я джентльменом, не знаю, – судите об этом сами. Богу известно, что я старался им остаться! На своем веку мне пришлось убить много людей, однако я никогда не запятнал свои руки невинной кровью и убивал, только защищаясь. Всевышний даровал нам жизнь, и я полагаю, что он имел в виду, что мы будем ее защищать; по крайней мере, я всегда действовал на основании этого убеждения. И я надеюсь, что, когда пробьет мой смертный час, это мне простится. Увы! В мире много жестокости и безнравственности! И вот такому скромному человеку, как я, пришлось принимать участие во многих кровавых делах. Не знаю, правильно ли я сужу об этом, но я никогда не воровал, хотя однажды обманом выманил у одного кафра[10] стадо скота. И несмотря на то что он тоже подложил мне свинью, я до сих пор чувствую угрызения совести.

Well, it is eighteen months or so ago since first I met Sir Henry Curtis and Captain Good. It was in this way. I had been up elephant hunting beyond Bamangwato, and had met with bad luck. Everything went wrong that trip, and to top up with I got the fever badly. So soon as I was well enough I trekked down to the Diamond Fields, sold such ivory as I had, together with my wagon and oxen, discharged my hunters, and took the post-cart to the Cape. After spending a week in Cape Town, finding that they overcharged me at the hotel, and having seen everything there was to see, including the botanical gardens, which seem to me likely to confer a great benefit on the country, and the new Houses of Parliament, which I expect will do nothing of the sort, I determined to go back to Natal by the Dunkeld, then lying at the docks waiting for the Edinburgh Castle due in from England. I took my berth and went aboard, and that afternoon the Natal passengers from the Edinburgh Castle transshipped, and we weighed and put to sea.

diamond ['daɪǝmǝnd]

ivory ['aɪvri]

Итак, с тех пор как я впервые встретил сэра Генри Куртиса и капитана Гуда, прошло примерно восемнадцать месяцев. Произошло же это следующим образом. Во время охоты на слонов за Бамангвато[11] мне с самого начала не повезло, и в довершение всего я схватил сильную лихорадку. Немного окрепнув, я добрался до Алмазных россыпей, продал всю слоновую кость вместе с фургоном и волами, рассчитался с охотниками и сел в почтовую карету, направляющуюся в Кап[12]. В Кейптауне я прожил неделю в гостинице, где, кстати сказать, меня здорово обсчитали, и осмотрел все его достопримечательности. Видел я и ботанические сады, которые, по моему мнению, приносят стране огромную пользу, и здание парламента, который, полагаю, никакой пользы не приносит. В Наталь я решил вернуться на пароходе «Данкелд». Он в это время стоял в доке в ожидании «Эдинбург Кастла», который должен был прибыть из Англии. Я оплатил проезд, сел на пароход, и в тот же день пассажиры, направляющиеся в Наталь, пересели с «Эдинбург Кастла» на «Данкелд». Мы снялись с якоря и вышли в море.

Among these passengers who came on board were two who excited my curiosity. One, a gentleman of about thirty, was perhaps the biggest-chested and longest-armed man I ever saw. He had yellow hair, a thick yellow beard, clear-cut features, and large grey eyes set deep in his head. I never saw a finer-looking man, and somehow he reminded me of an ancient Dane. Not that I know much of ancient Danes, though I knew a modern Dane who did me out of ten pounds; but I remember once seeing a picture of some of those gentry, who, I take it, were a kind of white Zulus. They were drinking out of big horns, and their long hair hung down their backs. As I looked at my friend standing there by the companion-ladder, I thought that if he only let his grow a little, put one of those chain shirts on to his great shoulders, and took hold of a battle-axe and a horn mug, he might have sat as a model for that picture. And by the way it is a curious thing, and just shows how the blood will out, I discovered afterwards that Sir Henry Curtis, for that was the big man’s name, is of Danish blood.[13] He also reminded me emphasisly of somebody else, but at the time I could not remember who it was.

curiosity [,kjʊǝri'ɒsɪti]

Среди новых пассажиров на борту нашего парохода два человека сразу же привлекли мое внимание. Один из них был джентльмен лет тридцати. Я никогда не встречал человека такого богатырского сложения. У него были соломенного цвета волосы, густая борода, правильные черты лица и большие, глубоко сидящие серые глаза. В своей жизни я не видел более красивого человека, и он чем-то напоминал мне древнего датчанина. Это, конечно, не значит, что я много знаю о древних датчанах; я знал только одного современного датчанина, который, кстати сказать, выставил меня на десять фунтов. Я вспомнил, что однажды где-то видел картину, изображающую несколько таких господ, которые, мне кажется, очень похожи на белых зулусов. У них в руках были кубки из рога, и длинные волосы ниспадали им на спину. Смотря на этого человека, стоявшего у трапа, я подумал, что если бы он немного отрастил себе волосы, надел стальную кольчугу на свою могучую грудь, взял бы боевой топор и кубок из рога, то вполне смог бы позировать для этой картины. И, между прочим, странная вещь (как сказывается происхождение!): позже я узнал, что в жилах сэра Генри Куртиса – так звали этого высокого джентльмена – текла датская кровь. Он очень напоминал мне еще кого-то, но кого – я не мог вспомнить.

The other man, who stood talking to Sir Henry, was stout and dark, and of quite a different cut. I suspected at once that he was a naval officer; I don't know why, but it is difficult to mistake a navy man. I have gone shooting trips with several of them in the course of my life, and they have always proved themselves the best and bravest and nicest fellows I ever met, though sadly given, some of them, to the use of profane language. I asked a page or two back, what is a gentleman? I'll answer the question now: A Royal Naval officer is, in a general sort of way, though of course there may be a black sheep among them here and there. I fancy it is just the wide seas and the breath of God's winds that wash their hearts and blow the bitterness out of their minds and make them what men ought to be.

stout [staʊt]

profane [prǝ'feɪn]

Другой человек, который стоял, разговаривая с сэром Генри, был совсем другого типа. Я сейчас же подумал, что он морской офицер. Не знаю почему, но морского офицера сразу видно. Мне приходилось с ними ездить на охоту, и должен сказать, что они всегда оказывались необыкновенно храбрыми и симпатичными людьми, каких редко можно встретить. Одно в них плохо: уж очень они любят ругаться. Несколько раньше я задал вопрос: что такое джентльмен? Теперь я на него отвечу: это офицер Британского Королевского флота, хотя, конечно, и среди них иногда встречаются исключения. Я думаю, что широкие морские просторы и свежие ветры, несущие дыхание Господа Бога, омывают их сердца и выдувают скверну из сознания, делая их настоящими людьми.

Well, to return, I proved right again; I ascertained that the dark man was a naval officer, a lieutenant of thirty-one, who, after seventeen years’ service, had been turned out of her Majesty’s employ with the barren honour of a commander’s rank, because it was impossible that he should be promoted. This is what people who serve the Queen have to expect: to be shot out into the cold world to find a living just when they are beginning really to understand their work, and to reach the prime of life. I suppose they don’t mind it, but for my own part I had rather earn my bread as a hunter. One’s halfpence are as scarce perhaps, but you do not get so many kicks.

ascertained [,æsǝ'teɪnd] (ascertain)

lieutenant [lef'tenǝnt]

Но вернемся к рассказу. Я опять оказался прав. Действительно, этот человек был морским офицером. Безупречно прослужив во флоте Ее Величества семнадцать лет, неожиданно и вопреки его желанию он был зачислен в резерв с чином капитана. Вот что ожидает людей, которые служат королеве[14]. В полном расцвете сил и способностей, когда они приобретают большой опыт и знания, их выбрасывают в холодный, неприветливый мир без средств к существованию. Возможно, что они и примиряются с этим; что же касается меня, я все же предпочитаю зарабатывать на хлеб охотой. Денег у тебя будет так же мало, но пинков ты получишь меньше!

The officer's name I found out – by referring to the passengers' lists – was Good – Captain John Good. He was broad, of medium height, dark, stout, and rather a curious man to look at. He was so very neat and so very clean-shaved, and he always wore an eye-glass in his right eye. It seemed to grow there, for it had no string, and he never took it out except to wipe it. At first I thought he used to sleep in it, but afterwards I found that this was a mistake. He put it in his trousers pocket when he went to bed, together with his false teeth, of which he had two beautiful sets that, my own being none of the best, have often caused me to break the tenth commandment. But I am anticipating.

Его фамилия – я нашел ее в списке пассажиров – была Гуд, капитан Джон Гуд. Это был коренастый человек лет тридцати, среднего роста, темноволосый, плотный, довольно оригинальный с виду. Он был чрезвычайно опрятно одет, тщательно выбрит и всегда носил в правом глазу монокль. Казалось, что этот монокль врос ему в глаз, так как носил он его без шнура и вынимал, только чтобы протереть. По простоте души я думал, что он и спит с ним, но потом узнал, что ошибался. Когда он ложился спать, то клал монокль в карман брюк вместе со вставными зубами, которых у него было два прекрасных комплекта, что часто заставляло меня нарушать десятую заповедь[15], так как своими я похвастаться не могу. Но я забегаю вперед.

Soon after we had got under way evening closed in, and brought with it very dirty weather. A keen breeze sprung up off land, and a kind of aggravated Scotch mist soon drove everybody from the deck. As for the Dunkeld, she[16] is a flat-bottomed punt, and going up light as she was, she rolled very heavily. It almost seemed as though she would go right over, but she never did. It was quite impossible to walk about, so I stood near the engines where it was warm, and amused myself with watching the pendulum, which was fixed opposite to me, swinging slowly backwards and forwards as the vessel rolled, and marking the angle she touched at each lurch.

pendulum ['pendjʊlǝm]

Вскоре после того, как мы снялись с якоря, наступил вечер, и погода неожиданно испортилась. Пронизывающий ветер подул с суши, спустился густой туман с изморосью, и все пассажиры вынуждены были покинуть палубу. Наше плоскодонное судно было недостаточно нагружено, и потому его сильно качало – иногда казалось, что мы вот-вот перевернемся. Но, к счастью, этого не случилось. Находиться на палубе было невозможно, и я стоял около машинного отделения, где было очень тепло, и развлекался тем, что смотрел на кренометр. Стрелка его медленно раскачивалась взад и вперед, отмечая угол наклона парохода при каждом крене.

“That pendulum's wrong; it is not properly weighted,” suddenly said a somewhat testy voice at my shoulder. Looking round I saw the naval officer whom I had noticed when the passengers came aboard.

– Ну и кренометр! Он же не выверен! – послышался рядом со мной чей-то раздраженный голос.

Оглянувшись, я увидел того морского офицера, на которого уже раньше обратил внимание.

“Indeed, now what makes you think so?” I asked.

– Разве? Почему вы так думаете?

“Think so. I don't think at all. Why there” – as she righted herself after a roll – ”if the ship had really rolled to the degree that thing pointed to, then she would never have rolled again, that's all. But it is just like these merchant skippers, they are always so confoundedly careless.”

– Думаю? Тут и думать нечего! Как же, – продолжал он, когда наш пароход снова восстановил равновесие после очередного крена, – если бы судно действительно накренилось до того градуса, который показывает эта штука, – тут он указал на кренометр, – мы бы перевернулись. Но что еще можно ожидать от капитанов торгового флота! Они чертовски небрежны.

Just then the dinner-bell rang, and I was not sorry, for it is a dreadful thing to have to listen to an officer of the Royal Navy when he gets on to that subject. I only know one worse thing, and that is to hear a merchant skipper express his candid opinion of officers of the Royal Navy.

Как раз в этот момент прозвучал обеденный гонг, чему я очень обрадовался, потому что если офицер Британского флота начинает ругать капитанов торгового флота, то слушать его невыносимо. Хуже этого только одно – слушать, как капитан торгового флота выражает свое откровенное мнение об офицерах Британского флота.

Captain Good and I went down to dinner together, and there we found Sir Henry Curtis already seated. He and Captain Good were placed together, and I sat opposite to them. The captain and I soon fell into talk about shooting and what not; he asking me many questions, for he is very inquisitive about all sorts of things, and I answering them as well as I could. Presently he got on to elephants.

Мы с капитаном Гудом спустились в кают-компанию и там застали сэра Генри Куртиса уже за столом. Капитан Гуд сел с ним рядом, я же занял место напротив. Мы с капитаном разговорились об охоте. Он задавал мне много вопросов, и я старался давать наиболее исчерпывающие ответы. Вскоре разговор перешел на слонов.

“Ah, sir,” called out somebody who was sitting near me, “you’ve reached the right man for that; Hunter Quatermain should be able to tell you about elephants if anybody can.”

– Ну, сэр, – сказал кто-то из сидевших недалеко от меня, – вам повезло: если кто-нибудь может толком рассказать вам о слонах, то это только охотник Квотермейн.

Sir Henry, who had been sitting quite quiet listening to our talk, started visibly.

quite [kwaɪt]

quiet [kwaɪǝt]

Сэр Генри, который все время молча прислушивался к нашему разговору, при последних словах заметно вздрогнул.

“Excuse me, sir,” he said, leaning forward across the table, and speaking in a low deep voice, a very suitable voice, it seemed to me, to come out of those great lungs. “Excuse me, sir, but is your name Allan Quatermain?”

– Простите меня, сэр, – тихо сказал он низким басом, именно таким, какой должен был исходить из таких могучих легких, – простите меня, сэр, вы не Аллан Квотермейн?

I said that it was.

Я ответил утвердительно.

The big man made no further remark, but I heard him mutter “fortunate” into his beard.

fortunate ['fɔ:tʃnǝt]

Сэр Генри больше ко мне не обращался, но я слышал, как он тихо произнес про себя: «Какая удача!»

Presently dinner came to an end, and as we were leaving the saloon Sir Henry strolled up and asked me if I would come into his cabin to smoke a pipe. I accepted, and he led the way to the Dunkeld deck cabin, and a very good cabin it is. It had been two cabins, but when Sir Garnet Wolseley or one of those big swells went down the coast in the Dunkeld, they knocked away the partition and have never put it up again. There was a sofa in the cabin, and a little table in front of it. Sir Henry sent the steward for a bottle of whisky, and the three of us sat down and lit our pipes.

После обеда, когда мы выходили из кают-компании, сэр Генри предложил мне зайти к нему выкурить трубку. Я принял приглашение, и мы с капитаном Гудом пошли в его каюту, которая выходила на палубу. Это была прекрасная просторная каюта, когда-то состоявшая из двух. Когда кто-то из наших важных франтов совершал поездку на «Данкелде» вдоль побережья, перегородку сняли, а на прежнее место так и не поставили. В каюте был диван, перед которым стоял маленький стол. Сэр Генри послал стюарда за бутылкой виски, мы втроем сели и закурили трубки.

“Mr. Quatermain,” said Sir Henry Curtis, when the man had brought the whisky and lit the lamp, “the year before last about this time, you were, I believe, at a place called Bamangwato, to the north of the Transvaal.”

– Мистер Квотермейн, – обратился ко мне сэр Генри, когда стюард принес виски и зажег лампу, – в позапрошлом году, примерно в это время, вы, кажется, были в поселке, который называется Бамангвато, к северу от Трансвааля?

“I was,” I answered, rather surprised that this gentleman should be so well acquainted with my movements, which were not, so far as I was aware, considered of general interest.

acquainted [ǝ'kweɪntɪd] acquaint

– Да, был, – отвечал я, несколько удивленный, что этот незнакомый джентльмен так хорошо осведомлен о моих странствиях, которые, как я полагал, особого интереса представлять не могли.

“You were trading there, were you not?” put in Captain Good, in his quick way.

– Вы там торговали? – с живостью спросил меня Гуд.

“I was. I took up a wagon-load of goods, made a camp outside the settlement, and stopped till I had sold them.”

– Да, я взял туда фургон с товаром, остановился у поселка и пробыл там, пока все не распродал.

Sir Henry was sitting opposite to me in a Madeira chair, his arms leaning on the table. He now looked up, fixing his large grey eyes full upon my face. There was a curious anxiety in them, I thought.

anxiety [æŋ'zaɪǝti]

Сэр Генри сидел против меня в плетеном кресле, облокотившись на стол. Он смотрел мне прямо в лицо своими проницательными серыми глазами, и казалось, что его взгляд выражает какое-то странное волнение.

“Did you happen to meet a man called Neville there?”

– Вы случайно не встречали там человека по фамилии Невилль?

“Oh, yes; he outspanned alongside of me for a fortnight to rest his oxen before going on to the interior. I had a letter from a lawyer a few months back, asking me if I knew what had become of him, which I answered to the best of my ability at the time.”

– Ну как же, конечно, встречал! Он распряг упряжку рядом с моим фургоном и прожил там две недели, чтобы дать возможность отдохнуть волам, перед тем как отправиться в глубь страны. Несколько месяцев назад я получил письмо от какого-то стряпчего, который просил меня сообщить, не знаю ли я, что сталось с Невиллем. Я сразу же написал ему все, что знал.

“Yes,” said Sir Henry, “your letter was forwarded to me. You said in it that the gentleman called Neville left Bamangwato at the beginning of May in a wagon with a driver, a voorlooper, and a Kafir hunter called Jim, announcing his intention of trekking if possible as far as Inyati, the extreme trading post in the Matabele country, where he would sell his wagon and proceed on foot. You also said that he did sell his wagon, for six months afterwards you saw the wagon in the possession of a Portuguese trader, who told you that he had bought it at Inyati from a white man whose name he had forgotten, and that he believed the white man with the native servant had started off for the interior on a shooting trip.”

– Да, – сказал сэр Генри, – он переслал мне ваше письмо. В нем вы сообщили, что джентльмен по фамилии Невилль уехал из Бамангвато в начале мая в фургоне с погонщиком, проводником и охотником-кафром по имени Джим. Он говорил, что намеревается добраться, если будет возможно, до Айнайти, конечного торгового пункта Земли Матабеле. Там он предполагал продать свой фургон и отправиться дальше пешком. Вы также сообщили, что он действительно продал свой фургон, потому что шесть месяцев спустя вы видели его у какого-то португальского торговца. Этот человек рассказал вам, что он купил его в Айнайти у белого, имени которого он не помнит, и нужно полагать, что белый со слугой-туземцем отправился в глубь страны на охоту.

“Yes.”

– Совершенно верно, – подтвердил я.

Then came a pause.

Наступило молчание.

“Mr. Quatermain,” said Sir Henry suddenly, “I suppose you know or can guess nothing more of the reasons of my – of Mr. Neville’s journey to the northward, or as to what point that journey was directed?”

– Мистер Квотермейн, – неожиданно сказал сэр Генри, – я думаю, что вы ничего не знаете и не догадываетесь о том, каковы были причины, заставившие моего… мистера Невилля предпринять путешествие на север?

“I heard something,” I answered, and stopped. The subject was one which I did not care to discuss.

– Кое-что я об этом слышал, – ответил я и замолчал. Мне не хотелось говорить на эту тему.

Sir Henry and Captain Good looked at each other, and Captain Good nodded.

Сэр Генри и Гуд переглянулись, и капитан многозначительно кивнул головой.

“Mr. Quatermain,” went on the former, “I am going to tell you a story, and ask your advice, and perhaps your assistance. The agent who forwarded me your letter told me that I might rely on it implicitly, as you were,” he said, “well known and universally respected in Natal, and especially noted for your discretion.”

rely [rɪ'laɪ]

– Мистер Квотермейн, – сказал сэр Генри, – я хочу рассказать вам одну историю и попросить вашего совета, а возможно, и помощи. Мой поверенный передал мне ваше письмо и сказал, что я могу вполне на вас положиться. По его словам, вас хорошо знают в Натале, где вы пользуетесь всеобщим уважением. Кроме того, он сказал, что вы принадлежите к людям, которые умеют хранить тайны.

I bowed and drank some whisky and water to hide my confusion, for I am a modest man – and Sir Henry went on.

Я поклонился и отпил немного разбавленного виски, чтобы скрыть свое смущение, так как я скромный человек. Сэр Генри продолжал:

“Mr. Neville was my brother.”

– Мистер Квотермейн, я должен сказать вам правду: мистер Невилль – мой брат.

“Oh,” I said, starting, for now I knew of whom Sir Henry had reminded me when first I saw him. His brother was a much smaller man and had a dark beard, but now that I thought of it, he possessed eyes of the same shade of grey and with the same keen look in them: the features too were not unlike.

features ['fi:tʃǝz] (feature)

– О! – промолвил я вздрогнув.

Теперь стало ясно, кого напоминал мне сэр Генри Куртис, когда я его впервые увидел. Мистер Невилль был гораздо меньше ростом, с темной бородой, но глаза у него были такие проницательные и такого же самого серого оттенка, как и у сэра Генри. В чертах лица также было некоторое сходство.

“He was,” went on Sir Henry, “my only and younger brother, and till five years ago I do not suppose that we were ever a month away from each other. But just about five years ago a misfortune befell us, as sometimes does happen in families. We quarrelled bitterly, and I behaved unjustly to my brother in my anger.”

quarrelled ['kwɒrǝld] (quarrel)

– Мистер Невилль – мой младший и единственный брат, – продолжал сэр Генри, – и мы впервые расстались с ним пять лет назад. До этого времени я не помню, чтобы мы разлучались даже на месяц. Но около пяти лет назад нас постигло несчастье: мы с братом поссорились не на жизнь, а на смерть (это иногда случается даже между очень близкими людьми), и я поступил с ним несправедливо.

Here Captain Good nodded his head vigorously to himself. The ship gave a big roll just then, so that the looking-glass, which was fixed opposite us to starboard, was for a moment nearly over our heads, and as I was sitting with my hands in my pockets and staring upwards, I could see him nodding like anything.

Тут капитан Гуд, как бы в подтверждение этих слов, энергично закивал головой. В это время наш пароход сильно накренился, и изображение капитана Гуда, отчаянно кивающего головой, отразилось в зеркале, которое в этот момент оказалось над моей головой.

“As I daresay you know,” went on Sir Henry, “if a man dies intestate, and has no property but land, real property it is called in England, it all descends to his eldest son. It so happened that just at the time when we quarrelled our father died intestate. He had put off making his will until it was too late. The result was that my brother, who had not been brought up to any profession, was left without a penny. Of course it would have been my duty to provide for him, but at the time the quarrel between us was so bitter that I did not – to my shame I say it (and he sighed deeply) – offer to do anything. It was not that I grudged him justice, but I waited for him to make advances, and he made none. I am sorry to trouble you with all this, Mr. Quatermain, but I must to make things clear, eh, Good?”

intestate [ɪn'testeɪt]

– Как вам, я полагаю, известно, – продолжал сэр Генри, – если человек умирает, не оставив завещания, и не имеет иной собственности, кроме земельной, называемой в Англии недвижимым имуществом, все переходит к его старшему сыну. Случилось так, что как раз в это время, когда мы поссорились, умер наш отец, не оставив завещания. В результате брат остался без гроша, не имея при этом никакой профессии. Конечно, мой долг заключался в том, чтобы обеспечить его, но в то время наши отношения настолько обострились, что, к моему стыду (тут он глубоко вздохнул), я ничего для него не сделал. Не то чтобы я хотел несправедливо поступить с ним, нет, – я ждал, чтобы он сделал первый шаг к примирению, а он на это не пошел. Простите, что я утруждаю ваше внимание всеми этими подробностями, но для вас все должно быть ясно. Правда, Гуд?

“Quite so, quite so,” said the captain. “Mr. Quatermain will, I am sure, keep this history to himself.”

– Само собой разумеется, – ответил капитан. – Я уверен, что мистер Квотермейн никого в это дело не посвятит.

“Of course,” said I, for I rather pride myself on my discretion, for which, as Sir Henry had heard, I have some repute.

– Конечно, – сказал я, – вы можете быть в этом уверены.

Надо сказать, что я очень горжусь тем, что умею хранить тайны.

“Well,” went on Sir Henry, “my brother had a few hundred pounds to his account at the time. Without saying anything to me he drew out this paltry sum, and, having adopted the name of Neville, started off for South Africa in the wild hope of making a fortune. This I learned afterwards. Some three years passed, and I heard nothing of my brother, though I wrote several times. Doubtless the letters never reached him. But as time went on I grew more and more troubled about him. I found out, Mr. Quatermain, that blood is thicker than water.”

paltry ['pɔ:ltri]

– Итак, – снова продолжал сэр Генри, – в это время у моего брата было на текущем счету несколько сот фунтов стерлингов. Ничего мне не говоря, он взял эту ничтожную сумму и под вымышленным именем Невилля отправился в Южную Африку с безумной мечтой нажить себе состояние. Это стало известно мне уже позже. Прошло около трех лет. Я не имел никаких сведений о брате, хотя писал ему несколько раз. Конечно, письма до него не доходили. С течением времени я все более и более о нем беспокоился. Я понял, мистер Квотермейн, что такое родная кровь.

“That’s true,” said I, thinking of my boy Harry.

– Это верно, – промолвил я и подумал о своем Гарри.

“I found out, Mr. Quatermain, that I would have given half my fortune to know that my brother George, the only relation I possess, was safe and well, and that I should see him again.”

– Я отдал бы половину своего состояния, чтобы только узнать, что мой брат Джордж жив и здоров и я его снова увижу!

“But you never did, Curtis,” jerked out Captain Good, glancing at the big man's face.

– Но на это надежды мало, Куртис, – отрывисто сказал капитан Гуд, взглянув на сэра Генри.

“Well, Mr. Quatermain, as time went on I became more and more anxious to find out if my brother was alive or dead, and if alive to get him home again. I set enquiries on foot, and your letter was one of the results. So far as it went it was satisfactory, for it showed that till lately George was alive, but it did not go far enough. So, to cut a long story short, I made up my mind to come out and look for him myself, and Captain Good was so kind as to come with me.”

enquiries [ɪn'kwaɪǝrɪz] (enquiry)

– И вот, мистер Квотермейн, чем дальше, тем больше я тревожился, жив ли мой брат, и если он жив, то как вернуть его домой. Я принял все меры, чтобы его разыскать, в результате чего получил ваше письмо. Полученные известия были утешительны, поскольку они указывали, что до недавнего времени Джордж был жив, но дальнейших сведений о нем до сих пор нет. Короче говоря, я решил приехать сюда и искать его сам, а капитан Гуд любезно согласился меня сопровождать.

“Yes,” said the captain; “nothing else to do, you see. Turned out by my Lords of the Admiralty to starve on half pay. And now perhaps, sir, you will tell us what you know or have heard of the gentleman called Neville.”

– Видите ли, – сказал капитан, – мне все равно делать нечего. Лорды Адмиралтейства выгнали меня из флота умирать с голоду на половинном окладе. А теперь, сэр, вы, может быть, расскажете нам все, что знаете или слышали о джентльмене по фамилии Невилль.