Читать книгу Копи царя Соломона / King Solomon's Mines - Генри Райдер Хаггард - Страница 5

It takes from four to five days, according to the speed of the vessel and the state of the weather, to run up from the Cape to Durban. Sometimes, if the landing is bad at East London, where they have not yet made that wonderful harbour they talk so much of, and sink such a mint of money in, a ship is delayed for twenty-four hours before the cargo boats can get out to take off the goods. But on this occasion we had not to wait at all, for there were no breakers on the Bar to speak of, and the tugs came out at once with the long strings of ugly flat-bottomed boats behind them, into which the packages were bundled with a crash. It did not matter what they might be, over they went slap-bang; whether they contained china or woollen goods they met with the same treatment. I saw one case holding four dozen of champagne smashed all to bits, and there was the champagne fizzing and boiling about in the bottom of the dirty cargo boat. It was a wicked waste, and evidently so the Kafirs in the boat thought, for they found a couple of unbroken bottles, and knocking off the necks drank the contents. But they had not allowed for the expansion caused by the fizz in the wine, and, feeling themselves swelling, rolled about in the bottom of the boat, calling out that the good liquor was “tagati” – that is, bewitched. I spoke to them from the vessel, and told them it was the white man's emphasisest medicine, and that they were as good as dead men. Those Kafirs went to the shore in a very great fright, and I do not think that they will touch champagne again.

vessel ['vesl]

harbour ['hɑ:bǝ]

champagne [ʃæm'peɪn]

Чтобы добраться морем от Кейптауна до Дурбана, нужно затратить четыре-пять дней: это зависит от состояния погоды и скорости хода судна. В Ист-Лондоне[30] постройка порта еще не закончена, несмотря на то что на него уже ухлопали целую кучу денег. Поэтому, вместо того чтобы причаливать к пристани в прекрасно оборудованном порту, о котором давно прожужжали все уши, пароходы до сих пор бросают якорь далеко от берега. Если море неспокойно, то бывает, что приходится ждать целые сутки, пока наконец от берега смогут отойти буксиры с шлюпками за пассажирами и грузом. Но нам, к счастью, ждать не пришлось. Когда мы подошли к Ист-Лондону, волнение на море было совсем незначительное, и с берега сразу же отчалили буксиры, ведя за собой вереницу безобразных плоскодонных шлюпок. С нашего парохода со всего размаха начали швырять в них тюки с товаром, не обращая внимания на то, что в них находится: шерсть, фарфор – все летело вниз в одну кучу. Стоя на палубе, я видел, как вдребезги разбился ящик с четырьмя дюжинами шампанского и искристое вино брызнуло и запенилось по дну грязной грузовой шлюпки. Ужасно досадно было смотреть, как бессмысленно пропадает столько вина! Это быстро сообразили и находившиеся в лодке грузчики-кафры. Они нашли две случайно уцелевшие бутылки, отбили у них горлышки и выпили все до дна. Шампанское ударило им в голову, и они сразу же опьянели. Этого кафры никак не ожидали: в страшном испуге они начали кататься по дну лодки, крича, что добрый напиток «тагати» – то есть заколдован. Я вступил с ними в разговор и подтвердил, что они выпили самую страшную отраву белого человека и должны умереть. В диком ужасе кафры налегли на весла, и лодка помчалась к берегу. Я уверен, что никогда в жизни они не дотронутся больше до шампанского.

Well, all the time that we were steaming up to Natal I was thinking over Sir Henry Curtis's offer. We did not speak any more on the subject for a day or two, though I told them many hunting yarns, all true ones. There is no need to tell lies about hunting, for so many curious things happen within the knowledge of a man whose business it is to hunt; but this is by the way.

Всю дорогу в Наталь я думал о предложении сэра Куртиса. Первые дня два мы не затрагивали этого вопроса, хотя и были все время вместе. Я рассказывал сэру Генри и Гуду о своих охотничьих приключениях, причем ничего не выдумывал и не преувеличивал, как это имеют обыкновение делать охотники. Я считаю, что и не имеет смысла нам, африканским охотникам, привирать и плести небылицы. У нас бывают такие необыкновенные приключения, что и без того есть чем поделиться. Впрочем, это к моему рассказу не относится.

At last, one beautiful evening in January, which is our hottest month,[31] we steamed past the coast of Natal, expecting to make Durban Point by sunset. It is a lovely coast all along from East London, with its red sandhills and wide sweeps of vivid green, dotted here and there with Kafir kraals, and bordered by a ribbon of white surf, which spouts up in pillars of foam where it hits the rocks. But just before you come to Durban there is a peculiar richness about the landscape. There are the sheer kloofs cut in the hills by the rushing rains of centuries, down which the rivers sparkle; there is the deepest green of the bush, growing as God planted it, and the other greens of the mealie gardens and the sugar patches, while now and again a white house, smiling out at the placid sea, puts a finish and gives an air of homeliness to the scene.

peculiar [pɪ'kju:liǝ]

Наконец в один прекрасный январский день – у нас ведь январь самый жаркий месяц – наш пароход стал подходить к Наталю, и мы пошли вдоль его живописных берегов, рассчитывая к закату солнца обогнуть Дурбанский мыс. Этот берег с его красными песчаными холмами и бесконечными просторами ярко-изумрудной зелени, в которой прячутся краали кафров, удивительно красив. Набегающие волны, ударяясь о прибрежные скалы, поднимаются ввысь и, падая, образуют белоснежную полосу пены, которая тянется вдоль всего берега. Но особенно роскошна природа у самого Дурбана. В течение многих веков бурные потоки дождей промыли в холмах глубокие ущелья, по которым текут сверкающие на солнце реки; на фоне густых темно-зеленых зарослей кустарников, растущих так, как насадил их сам Господь, время от времени виднеются рощи хлебных деревьев и плантации сахарного тростника. Изредка среди этой пышной зелени вдруг выглядывает белый домик и словно улыбается безмятежно-спокойному морю, придавая особую законченность и домашний уют всей этой великолепной панораме.

For to my mind, however beautiful a view may be, it requires the presence of man to make it complete, but perhaps that is because I have lived so much in the wilderness, and therefore know the value of civilisation, though to be sure it drives away the game. The Garden of Eden, no doubt, looked fair before man was, but I always think that it must have been fairer when Eve adorned it.

wilderness ['wɪldǝnǝs]

adorned [ǝ'dɔ:nd] (adorn)

Я думаю, как бы прекрасен ни был пейзаж, он непременно требует присутствия человека. Возможно, мне это кажется потому, что уж слишком долго я прожил в диких и безлюдных местах и потому знаю цену цивилизации, хотя она вытесняет и зверя, и дичь. Райский сад был, конечно, прекрасен и до появления человека, но я убежден, что он стал еще прекраснее, когда в нем стала гулять Ева.

To return, we had miscalculated a little, and the sun was well down before we dropped anchor off the Point, and heard the gun which told the good folks of Durban that the English Mail was in. It was too late to think of getting over the Bar that night, so we went comfortably to dinner, after seeing the Mails carried off in the life-boat.

miscalculated [mɪs'kælkjʊleɪtɪd] (miscalculate)

anchor ['æŋkǝ]

Но вернусь к рассказу. Мы немного ошиблись в расчете, и солнце давно уже село, когда мы бросили якорь неподалеку от Дурбанского мыса и услышали выстрел, извещающий добрых жителей Дурбана о прибытии почты из Англии. Ехать на берег было слишком поздно; мы посмотрели, как грузят в спасательную шлюпку почту, и пошли обедать.

When we came up again the moon was out, and shining so brightly over sea and shore that she almost paled the quick, large flashes from the lighthouse. From the shore floated sweet spicy odours that always remind me of hymns and missionaries, and in the windows of the houses on the Berea sparkled a hundred lights. From a large brig lying near also came the music of the sailors as they worked at getting the anchor up in order to be ready for the wind. Altogether it was a perfect night, such a night as you sometimes get in Southern Africa, and it threw a garment of peace over everybody as the moon threw a garment of silver over everything. Even the great bulldog, belonging to a sporting passenger, seemed to yield to its gentle influences, and forgetting his yearning to come to close quarters with the baboon in a cage on the foc'sle, snored happily at the door of the cabin, dreaming no doubt that he had finished him, and happy in his dream.

odours ['ǝʊdǝz] (odour)

garment ['gɑ:mǝnt]

yield [ji:ld]

yearning ['jɜ:nɪŋ]

Когда мы снова вышли на палубу, луна уже взошла и ярко освещала море и берег. Быстро мелькающие огни маяка казались совсем бледными в ее ослепительном сиянии. С берега доносился пряный, сладкий аромат, который мне всегда напоминает церковные песнопения и миссионеров. Домики на Берейской набережной были ярко освещены. С большого брига, стоявшего рядом с нами, доносились музыка и песни матросов, которые поднимали якорь, готовясь выйти в море. Была тихая, чудная ночь, одна из тех ночей, которые бывают в Южной Африке. Как луна окутывала своим серебристым покровом всю природу, так и эта дивная ночь окутывала покровом мира все живущее на земле. Даже огромный бульдог, принадлежавший одному из наших пассажиров, под влиянием этой торжественной тишины и покоя забыл о своем желании вступить в бой с обезьяной, сидевшей в клетке на полубаке. Он лежал у входа в каюту и сладко храпел: должно быть, ему снилось, что он прикончил обезьяну, и поэтому был наверху блаженства.

We three – that is, Sir Henry Curtis, Captain Good, and myself – went and sat by the wheel, and were quiet for a while.

Мы трое – то есть сэр Генри Куртис, капитан Гуд и я – пошли и сели у штурвала.

“Well, Mr. Quatermain,” said Sir Henry presently, “have you been thinking about my proposals?”

– Ну, мистер Квотермейн, – обратился ко мне сэр Генри после минутного молчания, – обдумали вы мое предложение?

“Ay,” echoed Captain Good, “what do you think of them, Mr. Quatermain? I hope that you are going to give us the pleasure of your company so far as Solomon's Mines, or wherever the gentleman you knew as Neville may have got to.”

– Да, да! – повторил за ним капитан Гуд. – Что же вы решили? Надеюсь, вы примете участие в нашей экспедиции? Мы были бы счастливы, если бы вы согласились сопровождать нас не только до копей царя Соломона, но и вообще всюду, где мог бы оказаться джентльмен, которого вы знали под фамилией Невилль.

I rose and knocked out my pipe before I answered. I had not made up my mind, and wanted an additional moment to decide. Before the burning tobacco had fallen into the sea I had decided; just that little extra second did the trick. It is often the way when you have been bothering a long time over a thing.

knocked [nɒkt] (knock)

bothering ['bɒðǝrɪŋ] (bother)

Я молча встал, подошел к борту и стал выколачивать трубку. Я не знал, что ответить, мне нужна была хотя бы еще минута, чтобы прийти к окончательному решению. И в то мгновение, когда горящий пепел блеснул в темноте, это решение было принято – я согласился. Так часто бывает в жизни: вы долго колеблетесь и не знаете, как быть, а в конце концов решаете вопрос в одно мгновение.

“Yes, gentlemen,” I said, sitting down again, “I will go, and by your leave I will tell you why, and on what conditions. First for the terms which I ask.

– Хорошо, господа, – сказал я, садясь на свое место, – я согласен. С вашего разрешения, я расскажу вам, почему и на каких условиях я принимаю ваше предложение. Начну с условий.

“1. You are to pay all expenses, and any ivory or other valuables we may get is to be divided between Captain Good and myself.

valuables ['væljʊblz]

Первое. Помимо того, что вы оплачиваете все расходы, связанные с путешествием, вся слоновая кость и другие ценности, добытые нами в пути, должны быть поровну поделены между капитаном Гудом и мною.

“2. That you give me £500 for my services on the trip before we start, I undertaking to serve you faithfully till you choose to abandon the enterprise, or till we succeed, or disaster overtakes us.

abandon [ǝ'bændǝn]

disaster [dɪ'zɑ:stǝ]

Второе. Кроме того, прежде чем мы тронемся в путь, вы уплачиваете мне за услуги пятьсот фунтов стерлингов. Я же обязуюсь честно служить вам до тех пор, пока вы сами не откажетесь от вашего предприятия, или пока мы не достигнем нашей цели, или не погибнем.

“3. That before we trek you execute a deed agreeing, in the event of my death or disablement, to pay my boy Harry, who is studying medicine over there in London, at Guy's Hospital, a sum of £200 a year for five years, by which time he ought to be able to earn a living for himself if he is worth his salt. That is all, I think, and I daresay you will say quite enough too.”

execute ['eksɪkju:t]

Третье. Прежде чем мы отправимся в Сулеймановы горы, вы должны оформить обязательство, по которому в случае моей гибели или тяжелого увечья вы обязуетесь выплачивать моему сыну Гарри, который изучает медицину в Лондоне, ежегодно сумму в размере двухсот фунтов в течение пяти лет. К этому времени он уже станет на ноги и будет в состоянии зарабатывать на жизнь, если, конечно, вообще из него выйдет толк. Вот и все мои условия. Может быть, вы считаете, что я очень много прошу?

“No,” answered Sir Henry, “I accept them gladly. I am bent upon this project, and would pay more than that for your help, considering the peculiar and exclusive knowledge which you possess.”

peculiar [pɪ'kju:liǝ]

– Нет, нет! – с живостью возразил сэр Генри. – Я с удовольствием принимаю все ваши условия. Я решил во что бы то ни стало отправиться на поиски брата и от своего намерения не отступлюсь. Принимая во внимание ваш опыт и исключительную осведомленность в деле, которое меня интересует, я готов заплатить вам еще больше.

“Pity I did not ask it, then, but I won't go back on my word. And now that I have got my terms I will tell you my reasons for making up my mind to go. First of all, gentlemen, I have been observing you both for the last few days, and if you will not think me impertinent I may say that I like you, and believe that we shall come up well to the yoke together. That is something, let me tell you, when one has a long journey like this before one.

impertinent [ɪm'pɜ:tɪnǝnt]

yoke [jǝʊk]

– Тогда жаль, что мне не пришло в голову попросить больше, – сказал я, – но своих слов я никогда обратно не беру. А теперь скажу вам, по каким причинам я решил с вами идти в такой далекий и опасный путь. Прежде всего, господа, должен вам сказать, что все эти дни я присматривался к вам, и не сочтите с моей стороны дерзостью, если скажу, что вы оба мне очень нравитесь. Я уверен, что мы великолепно пойдем в одной упряжке. А когда собираешься в такой длительный путь, это очень важно.

“And now as to the journey itself, I tell you flatly, Sir Henry and Captain Good, that I do not think it probable we can come out of it alive, that is, if we attempt to cross the Suliman Mountains. What was the fate of the old Dom da Silvestra three hundred years ago? What was the fate of his descendant twenty years ago? What has been your brother's fate? I tell you frankly, gentlemen, that as their fates were so I believe ours will be.”

descendant [dɪ'sendǝnt]

Что касается самого путешествия – я имею в виду нашу попытку перейти Сулеймановы горы, скажу вам прямо, господа, что вряд ли мы вернемся оттуда живыми. Какова была судьба старого да Сильвестра триста лет назад? Какая судьба постигла его потомка двадцать лет назад? И какова судьба вашего брата? Скажу вам откровенно, господа, я уверен, что нас ждет та же участь.

I paused to watch the effect of my words. Captain Good looked a little uncomfortable, but Sir Henry's face did not change. “We must take our chance,” he said.

Я остановился, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели мои слова. Мне показалось, что капитан Гуд был немного встревожен; лицо сэра Генри даже не дрогнуло. – Мы должны рискнуть, – сказал он своим обычным, спокойным тоном.

“You may perhaps wonder,” I went on, “why, if I think this, I, who am, as I told you, a timid man, should undertake such a journey. It is for two reasons. First I am a fatalist, and believe that my time is appointed to come quite without reference to my own movements and will, and that if I am to go to Suliman's Mountains to be killed, I shall go there and shall be killed. God Almighty, no doubt, knows His mind about me, so I need not trouble on that point. Secondly, I am a poor man. For nearly forty years I have hunted and traded, but I have never made more than a living. Well, gentlemen, I don't know if you are aware that the average life of an elephant hunter from the time he takes to the trade is between four and five years. So you see I have lived through about seven generations of my class, and I should think that my time cannot be far off, anyway. Now, if anything were to happen to me in the ordinary course of business, by the time my debts are paid there would be nothing left to support my son Harry whilst he was getting in the way of earning a living, whereas now he will be set up for five years. There is the whole affair in a nutshell.”

appointed [ǝ'pɔɪntɪd] (appoint)

debts [dets] (debt)

– Вам может показаться странным, – продолжал я, – что, предвидя такой конец нашего путешествия, я все же не отказываюсь идти с вами, тем более, что человек я робкий. Но на это есть две причины. Во-первых, я фаталист и убежден, что мой смертный час предопределен независимо от моих поступков и желаний. И если мне суждено идти в Сулеймановы горы и там погибнуть, это значит, что так предназначено мне судьбой. Конечно, всемогущий Господь знает, что он собирается со мной делать, поэтому мне самому не надо об этом беспокоиться. Во-вторых, я человек бедный. Несмотря на то что я занимаюсь охотой почти сорок лет, я ничего не скопил, так как моих заработков хватает мне только на жизнь. Вы, конечно, знаете, господа, что охота на слонов дело опасное и люди, занимающиеся этим ремеслом, живут в среднем четыре-пять лет. Я же эти установленные сроки превысил почти в семь раз и потому думаю, что час моей смерти не так уж далек. Если я погибну на охоте, то после уплаты моих долгов мой сын Гарри, которому еще надо учиться, чтобы стать на ноги, останется без всяких средств к существованию. Если же я отправлюсь с вами, он будет обеспечен на пять лет. Вот вам вкратце мои соображения.

“Mr. Quatermain,” said Sir Henry, who had been giving me his most serious attention, “your motives for undertaking an enterprise which you believe can only end in disaster reflect a great deal of credit on you. Whether or not you are right, of course time and the event alone can show. But whether you are right or wrong, I may as well tell you at once that I am going through with it to the end, sweet or bitter. If we are to be knocked on the head, all I have to say is, that I hope we get a little shooting first, eh, Good?”

through [θru:]

– Мистер Квотермейн, – сказал сэр Генри, слушавший меня с большим вниманием, – причины, заставляющие вас присоединиться к нашей экспедиции, которая, по вашему мнению, может закончиться столь печально, делают вам честь. Конечно, только время и события покажут, правы вы или нет. Но иду ли я на верную гибель, или нет, я решил довести это дело до конца, каков бы он ни был. Ну, а если уж нам суждено погибнуть, я надеюсь, что перед смертью мы все же сможем немного поохотиться. Как вы думаете, Гуд?

“Yes, yes,” put in the captain. “We have all three of us been accustomed to face danger, and to hold our lives in our hands in various ways, so it is no good turning back now. And now I vote we go down to the saloon and take an observation just for luck, you know.” And we did – through the bottom of a tumbler.

accustomed [ǝ'kʌstǝmd] (accustom)

– Разумеется, – подтвердил капитан. – Мы все трое привыкли смотреть опасности в глаза и сумеем постоять за себя. Поэтому отступать не следует. А теперь я предлагаю спуститься в кают-компанию и выпить за счастливый исход нашего путешествия.

Next day we went ashore, and I put up Sir Henry and Captain Good at the little shanty I have built on the Berea, and which I call my home. There are only three rooms and a kitchen in it, and it is constructed of green brick with a galvanised iron roof, but there is a good garden with the best loquot trees in it that I know, and some nice young mangoes, of which I hope great things. The curator of the botanical gardens gave them to me. It is looked after by an old hunter of mine named Jack, whose thigh was so badly broken by a buffalo cow in Sikukunis country that he will never hunt again. But he can potter about and garden, being a Griqua by birth. You will never persuade a Zulu to take much interest in gardening. It is a peaceful art, and peaceful arts are not in his line.

shanty ['ʃænti]

curator [kjʊ'reɪtǝ]

persuade [pǝ'sweɪd]

На следующий день мы съехали на берег, и я предложил сэру Генри и капитану Гуду поселиться в моем скромном домике на Берейской набережной. В нем только три комнаты и кухня; выстроен он из необожженного кирпича, а крыша покрыта оцинкованным железом. Но зато сад у меня прекрасный. В нем растут самые лучшие сорта японской мушмулы[32] и чудные манговые деревья[33], от которых я ожидаю великолепных плодов. Их подарил мне директор Ботанического сада. У меня есть садовник, один из моих бывших охотников, по имени Джек. Когда мы с ним охотились в Стране Сикукунис, буйволица так сильно искалечила ему бедро, что бедный Джек был вынужден навсегда забыть об охоте. Но он может кое-как ковылять и ухаживать за садом. Сам Джек – из миролюбивого племени гриква; зулуса вы никогда не заставите заниматься садоводством – мирные занятия ему не по душе.

Sir Henry and Good slept in a tent pitched in my little grove of orange trees at the end of the garden, for there was no room for them in the house, and what with the smell of the bloom, and the sight of the green and golden fruit – in Durban you will see all three on the tree together – I daresay it is a pleasant place enough, for we have few mosquitos here on the Berea, unless there happens to come an unusually heavy rain.

grove [grǝʊv]

mosquitos [mǝ'ski:tǝʊz] (mosquito)

Так как в моем домишке было тесно, сэр Генри и Гуд спали в палатке, которую я разбил в апельсиновой аллее в конце сада. Деревья были в цвету, и от них шел приятный аромат, а на ветках ярко выделялись зеленые и золотые плоды (надо сказать, что у нас в Дурбане на деревьях можно видеть и цветы и плоды одновременно). Место наше красивое, и спать на воздухе очень приятно, тем более что у нас в Береа москитов почти нет, если же они иногда и появляются, то только после сильных дождей.

Well, to get on – for if I do not, Harry, you will be tired of my story before ever we fetch up at Suliman's Mountains – having once made up my mind to go I set about making the necessary preparations. First I secured the deed from Sir Henry, providing for you, my boy, in case of accidents. There was some difficulty about its legal execution, as Sir Henry was a stranger here, and the property to be charged is over the water; but it was ultimately got over with the help of a lawyer, who charged £20 for the job – a price that I thought outrageous.

secured [sɪ'kjʊǝd] (secure)

ultimately ['ʌltɪmǝtli]

outrageous [,aʊt'reɪdʒǝs]

Однако надо продолжать рассказ, иначе он тебе, Гарри, надоест раньше, чем мы доберемся до Сулеймановых гор. Итак, решив отправиться с сэром Генри, я немедленно занялся необходимыми приготовлениями. Прежде всего, мой мальчик, я получил от сэра Генри документ, обеспечивающий твое будущее. Здесь мы столкнулись с некоторыми затруднениями: сэр Генри не был местным жителем, и деньги, которые тебе следовало бы получать в случае моей гибели, находились в Англии. Но в конце концов мы это дело уладили благодаря одному ловкому адвокату, который содрал с нас возмутительную цену – целых двадцать фунтов стерлингов.

Then I pocketed my cheque for £500. Having paid this tribute to my bump of caution, I purchased a wagon and a span of oxen on Sir Henry’s behalf, and beauties they were. It was a twenty-two-foot wagon with iron axles, very emphasis, very light, and built throughout of stink wood; not quite a new one, having been to the Diamond Fields and back, but, in my opinion, all the better for that, for I could see that the wood was well seasoned. If anything is going to give in a wagon, or if there is green wood in it, it will show out on the first trip. This particular vehicle was what we call a “half-tented” wagon, that is to say, only covered in over the after twelve feet, leaving all the front part free for the necessaries we had to carry with us. In this after part were a hide “cartle,” or bed, on which two people could sleep, also racks for rifles, and many other little conveniences. I gave £125 for it, and think that it was cheap at the price.

cheque [ʧek]

caution ['kɔ:ʃn]

purchased ['pɜ:ʧǝst] (purchase)

vehicle ['vi:ɪkl ]

conveniences [kǝn'vi:niǝnsɪz]

Положив чек на пятьсот фунтов в карман и отдав таким образом дань предосторожности, я купил за счет сэра Генри фургон и упряжку превосходных волов. Фургон был длиной в двадцать два фута, на железных осях, очень прочный и легкий, правда, не совсем новый. Один раз он уже побывал на Алмазных россыпях, но вернулся оттуда без повреждений. Это еще больше меня убедило в том, что повозка была сделана из сухого, хорошо выдержанного дерева. Если фургон плохо слажен или сделан из сырого материала, это обнаруживается при первой же поездке. Задняя часть нашей повозки на протяжении двенадцати футов была крыта брезентом в виде навеса, передняя же, предназначенная для багажа, была открыта. Такие фургоны у нас называются «полукрытыми». Задняя часть была приспособлена для жилья – в ней находилась постель из шкур, на которой могли спать два человека, полка для оружия и кое-какие необходимые вещи. Я дал за него сто двадцать пять фунтов и считаю, что это было недорого.

Then I bought a beautiful team of twenty Zulu oxen, which I had kept my eye on for a year or two. Sixteen oxen is the usual number for a team, but I took four extra to allow for casualties. These Zulu cattle are small and light, not more than half the size of the Africander oxen, which are generally used for transport purposes; but they will live where the Africanders would starve, and with a moderate load can make five miles a day better going, being quicker and not so liable to become footsore. What is more, this lot were thoroughly “salted,” that is, they had worked all over South Africa, and so had become proof, comparatively speaking, against red water, which so frequently destroys whole teams of oxen when they get on to strange “veldt” or grass country. As for “lung sick,” which is a dreadful form of pneumonia, very prevalent in this country, they had all been inoculated against it. This is done by cutting a slit in the tail of an ox, and binding in a piece of the diseased lung of an animal which has died of the sickness. The result is that the ox sickens, takes the disease in a mild form, which causes its tail to drop off, as a rule about a foot from the root, and becomes proof against future attacks. It seems cruel to rob the animal of his tail, especially in a country where there are so many flies, but it is better to sacrifice the tail and keep the ox than to lose both tail and ox, for a tail without an ox is not much good, except to dust with. Still it does look odd to trek along behind twenty stumps, where there ought to be tails. It seems as though Nature made a trifling mistake, and stuck the stern ornaments of a lot of prize bulldogs on to the rumps of the oxen.

casualties ['kæʒuǝltiz]

liable ['laɪǝbl ]

pneumonia [nju:'mǝʊniǝ]

prevalent ['prevlǝnt]

inoculated [ɪ'nɒkjʊleɪtɪd] (inoculate)

sacrifice ['sækrɪfaɪs]

trifling ['traɪflɪŋ]

Затем я купил великолепную упряжку из двадцати зулусских быков, которыми любовался уже около двух лет. Обычная упряжка состоит из шестнадцати голов, но на всякий случай я купил еще четыре. Зулусский скот низкорослый и легкий, почти наполовину меньше африкандерского[34], который используется для перевозки тяжелых грузов. Эти мелкие животные менее подвержены болезням ног, чем крупные, чрезвычайно неразборчивы в корме и приспособлены к самым тяжелым условиям. Поэтому они выживают там, где африкандерские мрут с голоду. Зулусские быки легче и быстроходнее; с легкой ношей они могут пройти пять миль в день. Кроме того, наши животные были хорошо «просолены» – то есть закалены, так как исходили всю Южную Африку вдоль и поперек. Поэтому наша упряжка была до некоторой степени гарантирована от той страшной формы малярии, которая так часто уничтожает целые стада, когда они попадают в непривычные им вельды[35]. Что касается страшной легочной болезни – то есть чахотки, – которая у нас так часто губит скот, им была сделала прививка. Для этого на хвосте быка, примерно на один фут от основания, делается надрез, к которому привязывается кусочек легкого, взятого у животного, погибшего от этой болезни. Через некоторое время бык заболевает легкой формой чахотки, хвост у него отмирает и отпадает на месте надреза, но зато сам он становится не восприимчив к чахотке. Жестоко, конечно, лишать животное хвоста, особенно в стране, где так много мух, но уж лучше пожертвовать хвостом, чем потерять и хвост и быка. Хвост без быка ни на что не годен, разве только чтобы смахивать им пыль. Но все-таки довольно забавно идти за быками и видеть перед собой двадцать жалких огрызков вместо хвостов. Так и кажется, что природа что-то напутала и вместо хвостов приставила быкам задние украшения целой своры премированных бульдогов.

Next came the question of provisioning and medicines, one which required the most careful consideration, for what we had to do was to avoid lumbering the wagon, and yet to take everything absolutely necessary. Fortunately, it turned out that Good is a bit of a doctor, having at some point in his previous career managed to pass through a course of medical and surgical instruction, which he has more or less kept up. He is not, of course, qualified, but he knows more about it than many a man who can write M.D. after his name, as we found out afterwards, and he had a splendid travelling medicine chest and a set of instruments. Whilst we were at Durban he cut off a Kafir's big toe in a way which it was a pleasure to see. But he was quite nonplussed when the Kafir, who had sat stolidly watching the operation, asked him to put on another, saying that a “white one” would do at a pinch.

previous ['pri:viǝs]

После того как вопрос с животными был улажен, надо было подумать о провианте и лекарствах. Это требовало самого тщательного обсуждения. Нам нельзя было перегружать фургон и вместе с тем нужно было взять много вещей, необходимых для такого длительного путешествия. К счастью, оказалось, что Гуд кое-что смыслит в медицине. Каким-то образом ему когда-то удалось прослушать курс медицины и хирургии, и время от времени он применял свои познания на практике. У капитана не было, конечно, звания доктора, но впоследствии мы убедились, что он понимает в этом деле больше, чем многие из тех господ, которые получили право писать после своей фамилии звание доктора медицины. У него была отличная походная аптечка и набор хирургических инструментов. Когда мы еще были в Дурбане, он отрезал у какого-то кафра большой палец ноги так ловко, что было просто приятно смотреть. Но капитан был совершенно ошеломлен, когда этот кафр, флегматично следивший за операцией, попросил приставить ему новый палец, говоря, что на худой конец подойдет и белый.

There remained, when these questions were satisfactorily settled, two further important points for consideration, namely, that of arms and that of servants. As to the arms I cannot do better than put down a list of those which we finally decided on from among the ample store that Sir Henry had brought with him from England, and those which I owned. I copy it from my pocket-book, where I made the entry at the time.

Благополучно уладив дела с провиантом и лекарствами, мы перешли к вопросу об оружии и найме прислуги. Что касается оружия, я лучше приведу список отобранного нами из того богатого запаса, который сэр Генри привез с собой из Англии, и того, что было у меня. Этот список сохранился в моей записной книжке, сейчас мне остается только его переписать:

“Three heavy breech-loading double-eight elephant guns, weighing about fifteen pounds each, to carry a charge of eleven drachms of black powder.” Two of these were by a well-known London firm, most excellent makers, but I do not know by whom mine, which is not so highly finished, was made. I have used it on several trips, and shot a good many elephants with it, and it has always proved a most superior weapon, thoroughly to be relied on.

drachms ['drækmǝz] (drachm)

powder ['paʊdǝ]

excellent ['eksǝlnt]

thoroughly ['θʌrǝli]

«Три тяжелых двуствольных ружья, заряжающихся с казны, центрального боя, весом около пятнадцати фунтов каждое, с зарядом в одиннадцать драхм[36] черного пороха».

Эти ружья предназначались для охоты на слонов. Два из них – для сэра Генри и капитана Гуда – были изготовлены искуснейшими мастерами одной из знаменитых лондонских фирм. Не знаю, какой фирмы было мое ружье: оно, правда, не было такое красивое, но зато было неоднократно проверено мною в охоте на слонов.

“Three double-500 Expresses, constructed to stand a charge of six drachms,” sweet weapons, and admirable for medium-sized game, such as eland or sable antelope, or for men, especially in an open country and with the semi-hollow bullet.

eland [ǝ'lænd]

bullet ['bʊlɪt]

«Три двуствольных ружья системы «экспресс-500», стреляющие разрывными пулями, рассчитанные на заряд в шесть драхм», – превосходное оружие, в особенности на среднего зверя (как, например, на круторогую, или сабельную, антилопу), и незаменимое для самозащиты от врагов в открытой местности.

“One double No. 12 central-fire Keeper's shot-gun, full choke both barrels.” This gun proved of the greatest service to us afterwards in shooting game for the pot.

«Одно двуствольное киперовское дробовое ружье двенадцатого калибра, центрального боя, с обоими стволами – чок[37]». Впоследствии это ружье оказало нам огромную помощь в обеспечении нас повседневной пищей.

“Three Winchester repeating rifles (not carbines), spare guns.

carbines ['kɑ:baɪns]

«Три магазинные винтовки системы «винчестер» (не карабины)». Это было наше запасное оружие.

“Three single-action Colt's revolvers, with the heavier, or American pattern of cartridge.”

«Три самовзводных револьвера «кольта» с патронами крупного калибра».

This was our total armament, and doubtless the reader will observe that the weapons of each class were of the same make and calibre, so that the cartridges were interchangeable, a very important point. I make no apology for detailing it at length, as every experienced hunter will know how vital a proper supply of guns and ammunition is to the success of an expedition.

armament ['ɑ:mǝmǝnt]

caliber ['kælɪbǝ]

experienced [ɪk'spɪǝriǝnst]

vital ['vaɪtl]

Таково было наше вооружение. Нужно отметить, что оружие каждого класса было одной системы и калибра, и поэтому мы могли обмениваться патронами, что было очень удобно и важно. Я не прошу извинения у читателя за то, что, возможно, утомил его перечислениями таких подробностей, так как каждый опытный охотник знает, насколько существенным является выбор оружия для успеха экспедиции.

Now as to the men who were to go with us. After much consultation we decided that their number should be limited to five, namely, a driver, a leader, and three servants.

Теперь перехожу к прислуге, которая должна была нас сопровождать. После долгих обсуждений мы решили, что вполне достаточно взять с собой пять человек: проводника, кучера и трех слуг.

The driver and leader I found without much difficulty, two Zulus, named respectively Goza and Tom; but to get the servants proved a more difficult matter. It was necessary that they should be thoroughly trustworthy and brave men, as in a business of this sort our lives might depend upon their conduct. At last I secured two, one a Hottentot named Ventvögel, or “windbird,” and one a little Zulu named Khiva, who had the merit of speaking English perfectly. Ventvögel I had known before; he was one of the most perfect “spoorers,” that is, game trackers, I ever had to do with, and tough as whipcord. He never seemed to tire. But he had one failing, so common with his race, drink. Put him within reach of a bottle of gin and you could not trust him. However, as we were going beyond the region of grog-shops this little weakness of his did not so much matter.

trustworthy ['trʌst,wɜ:ði]

conduct ['kɒndʌkt] (noun)

И кучера, и проводника я нашел без особого труда. Это были два зулуса по имени Гоза и Том. Найти же слуг оказалось делом более сложным. Нам нужны были люди храбрые, надежные, на которых мы могли бы полностью положиться, так как от их поведения могла зависеть наша жизнь. Наконец мне удалось найти двух – одного готтентота[38] по имени Вентфогель, что значит «птица ветров», и маленького зулуса Хиву, у которого было то достоинство, что он отлично говорил по-английски. Вентфогеля я знал давно. В своей жизни я редко встречал лучшего охотника-следопыта. Он был необычайно вынослив и, казалось, состоял из одних мускулов и сухожилий. Но, к сожалению, у него был один недостаток, присущий его племени: он любил выпить. Поэтому полностью на него положиться было нельзя: стоило поставить перед ним бутылку грога – и он забывал все на свете. Но так как мы отправлялись в места, где не было ни трактиров, ни винных лавок, эта маленькая слабость не имела особого значения.

Having secured these two men I looked in vain for a third to suit my purpose, so we determined to start without one, trusting to luck to find a suitable man on our way up country. But, as it happened, on the evening before the day we had fixed for our departure the Zulu Khiva informed me that a Kafir was waiting to see me. Accordingly, when we had done dinner, for we were at table at the time, I told Khiva to bring him in. Presently a tall, handsome-looking man, somewhere about thirty years of age, and very light-coloured for a Zulu, entered, and lifting his knob-stick by way of salute, squatted himself down in the corner on his haunches, and sat silent. I did not take any notice of him for a while, for it is a great mistake to do so. If you rush into conversation at once, a Zulu is apt to think you a person of little dignity or consequence. I observed, however, that he was a “Keshla” or ringed man; that is, he wore on his head the black ring, made of a species of gum polished with fat and worked up in the hair, which is usually assumed by Zulus on attaining a certain age or dignity. Also it struck me that his face was familiar to me.

suit [su:t]

purpose ['pɜ:pǝs]

departure [dɪ'pɑ:tʃǝ]

haunches ['hɔ:nʧɪz]

Третьего слугу я никак не мог найти, и мы решили отправиться только с двумя, надеясь, что в пути встретим подходящего человека. Но, накануне нашего отъезда, вечером, когда мы обедали, вошел Хива и доложил, что меня хочет видеть какой-то зулус. После того как мы встали из-за стола, я приказал Хиве его ввести. В комнату вошел рослый, красивый человек, лет тридцати, с очень светлой для зулуса кожей. Вместо приветствия он поднял свою узловатую палку и молча уселся на корточках в углу комнаты. В течение некоторого времени я делал вид, что не замечаю его присутствия; с моей стороны было бы большой оплошностью поступить иначе: если вы сразу вступаете в разговор с туземцем, он может подумать, что вы человек ничтожный и лишены чувства собственного достоинства. Однако я успел заметить, что он был «кэшла» – то есть «человек с обручем». В его волосы было вплетено широкое кольцо, сделанное из особого сорта каучука, которое для блеска было натерто жиром. Такие обручи носят зулусы, достигшие известного возраста и имеющие высокое звание. Лицо его показалось мне знакомым.

“Well,” I said at last. “What is your name?”

– Ну, – сказал я наконец, – как тебя зовут?

“Umbopa,” answered the man in a slow, deep voice.

– Амбопа, – ответил туземец приятным низким голосом.

“I have seen your face before.”

– Я где-то тебя уже видел.

“Yes; the Inkoosi, the chief, my father, saw my face at the place of the Little Hand” – that is, Isandhlwana – “on the day before the battle.”

– Да, инкоози[39], отец мой, ты видел меня в местечке Литтл-Хэнд, в Изандхлуане[40], накануне битвы.

Then I remembered. I was one of Lord Chelmsford's guides in that unlucky Zulu War, and had the good fortune to leave the camp in charge of some wagons on the day before the battle. While I was waiting for the cattle to be inspanned I fell into conversation with this man, who held some small command among the native auxiliaries, and he had expressed to me his doubts as to the safety of the camp. At the time I told him to hold his tongue, and leave such matters to wiser heads; but afterwards I thought of his words.

auxiliaries [ɔ:g'zɪliriz]

Тут я все вспомнил. Во время несчастной войны с зулусами я был одним из проводников лорда Челмсфорда[41]. К счастью, мне удалось покинуть лагерь с порученными мне фургонами как раз накануне битвы. Пока запрягали волов, я разговорился с этим человеком. Он командовал отрядом туземцев, сражавшихся на нашей стороне. В разговоре он высказал свои сомнения относительно безопасности нашего лагеря. Тогда я ему предложил попридержать язык, так как это было не его ума дело, но впоследствии я не раз вспоминал его слова.

“I remember,” I said; “what is it you want?”

– Я помню, – сказал я. – Что же тебе от меня надо?

“It is this, ‘Macumazahn.’” That is my Kafir name, and means the man who gets up in the middle of the night, or, in vulgar English, he who keeps his eyes open. “I hear that you go on a great expedition far into the North with the white chiefs from over the water. Is it a true word?”

– Вот что, Макумазан (так зовут меня кафры; в переводе это значит «человек, который встает после полуночи». А по-нашему, это просто-напросто человек, который всегда находится начеку). Я слышал, что ты собираешься в длинный путь далеко на север с белыми вождями, прибывшими из-за великой воды. Правда ли это?

“It is.”

– Да, правда.

“I hear that you go even to the Lukanga River, a moon’s journey beyond the Manica country. Is this so also, ‘Macumazahn?’”

– Я слышал, что вы пойдете до самой реки Луганги, которая находится на расстоянии одной луны пути от земли Маника. Это тоже правда, Макумазан?

“Why do you ask whither we go? What is it to you?” I answered suspiciously, for the objects of our journey had been kept a dead secret.

suspiciously [sǝ'spɪʃǝsli]

dead [ded]

– Зачем тебе нужно знать, куда мы идем? Какое тебе дело? – ответил я, глядя на него с недоверием, так как цель нашего путешествия мы решили хранить в глубокой тайне.

“It is this, O white men, that if indeed you travel so far I would travel with you.”

– О белые люди! – воскликнул туземец. – Если вы действительно отправляетесь так далеко, то я хочу идти вместе с вами!

There was a certain assumption of dignity in the man's mode of speech, and especially in his use of the words “O white men,” instead of “O Inkosis,” or chiefs, which struck me.

Меня поразили тон и манера разговаривать этого человека. Он держался с необычайным достоинством, и в нем чувствовалось какое-то внутреннее благородство. Особенно удивили меня его слова: «О белые люди», вместо обычного обращения к белым: «О инкоози» – то есть вожди.

“You forget yourself a little,” I said. “Your words run out unawares. That is not the way to speak. What is your name, and where is your kraal? Tell us, that we may know with whom we have to deal.”

– Ты забываешься! – сказал я резко. – Думай, прежде чем обращаться с разговором к белым людям. Кто ты такой и где твой крааль? Ответь нам, чтобы мы знали, с кем мы имеем дело.

“My name is Umbopa. I am of the Zulu people, yet not of them. The house of my tribe is in the far North; it was left behind when the Zulus came down here a 'thousand years ago, 'long before Chaka reigned in Zululand. I have no kraal. I have wandered for many years. I came from the North as a child to Zululand. I was Cetewayo's man in the Nkomabakosi Regiment, serving there under the great Captain, Umslopogaasi of the Axe, who taught my hands to fight. Afterwards I ran away from Zululand and came to Natal because I wanted to see the white man's ways. Next I fought against Cetewayo in the war. Since then I have been working in Natal. Now I am tired, and would go North again. Here is not my place. I want no money, but I am a brave man, and am worth my place and meat. I have spoken.”

reigned [reɪnd] (reign)

– Мое имя Амбопа. Я принадлежу к зулусскому племени, но на самом деле я не зулус. Жилища моего племени находятся далеко на севере. Мой народ остался там, когда другие зулусы спустились сюда. Это было тысячу лет назад, задолго до царя Чака, который правил Страной Зулусов. У меня нет крааля. Я скитаюсь много лет. Я пришел в Страну Зулусов с севера, когда был ребенком. Затем служил королю Кетчвайо[42] в Нкомабакозийском полку. Из Страны Зулусов я бежал в Наталь, потому что хотел узнать, как живут белые люди. Потом я воевал против Кечвайо. С тех пор я живу и работаю в Натале. Мне здесь все надоело, и я хочу снова идти на север. Здесь мне не место. Денег от вас мне не надо. Я человек храбрый и буду вам полезен. Я отработаю пищу, которую съем, и заслужу место у костра, которое займу. Я сказал.

I was rather puzzled by this man and his way of speech. It was evident to me from his manner that in the main he was telling the truth, but somehow he seemed different from the ordinary run of Zulus, and I rather mistrusted his offer to come without pay. Being in a difficulty, I translated his words to Sir Henry and Good, and asked them their opinion.

evident ['evɪdnt]

Я был совершенно озадачен просьбой этого человека. По его непосредственному поведению и разговору было видно, что в основном он говорит правду. Но этот туземец настолько отличался от обыкновенных зулусов и его предложение идти с нами без вознаграждения было настолько странно, что не могло не вызвать у меня подозрения. Не зная, что ему ответить, я перевел сэру Генри и Гуду наш разговор и спросил их совета.

Sir Henry told me to ask him to stand up. Umbopa did so, at the same time slipping off the long military great coat which he wore, and revealing himself naked except for the moocha round his centre and a necklace of lions' claws. Certainly he was a magnificent-looking man; I never saw a finer native. Standing about six foot three high he was broad in proportion, and very shapely. In that light, too, his skin looked scarcely more than dark, except here and there where deep black scars marked old assegai wounds. Sir Henry walked up to him and looked into his proud, handsome face.

revealing [rɪ'vi:lɪŋ] (reveal)

magnificent [mæg'nɪfɪsnt]

Вместо ответа сэр Генри попросил меня передать Амбопе, чтобы он встал.

Сбросив с себя длинный военный плащ, зулус выпрямился во весь свой исполинский рост и предстал перед нами совершенно обнаженным, если не считать мучи[43] и ожерелья из львиных когтей. Он был великолепен. Я никогда в жизни не видел такого красивого туземца. Роста он был шести футов и трех дюймов, широкоплечий и удивительно пропорционально сложенный. При вечернем освещении кожа его была чуть темнее обычной смуглой, только многочисленные следы от нанесенных ассегаями[44] ран выделялись на его теле темными пятнами. Сэр Генри подошел к нему и пристально посмотрел на его гордое, красивое лицо.

“They make a good pair, don't they?” said Good; “one as big as the other.”

– Какая прекрасная пара! – сказал Гуд, наклоняясь ко мне. – Посмотрите, они совсем одинакового роста.

“I like your looks, Mr. Umbopa, and I will take you as my servant,” said Sir Henry in English.

Umbopa evidently understood him, for he answered in Zulu, “It is well”; and then added, with a glance at the white man's great stature and breadth, “We are men, thou and I.”

stature ['stæʧǝ]

– Мне нравится ваша внешность, мистер Амбопа, – сказал по-английски сэр Генри, обращаясь к зулусу, – и я беру вас к себе в услужение. Очевидно, Амбопа понял его, потому что он ответил по-зулусски: «хорошо», и, взглянув на могучую фигуру белого человека, добавил:

– Мы настоящие мужчины – ты и я.