Читать книгу Круиз - Генрих Аванесов - Страница 8

Следующим уже совсем не ранним утром, когда Виктор, наконец, вернулся в отель, портье вручил ему записку. В ней было всего несколько слов: 17:00 и номер автомобиля. Поднявшись в свой номер, Виктор с недоумением обнаружил, что ни жены, ни ее верного оруженосца в гостинице нет. Проклиная обоих, а заодно и самого себя за беспутно проведенную ночь, он решил употребить оставшееся до поездки к отшельнику время с пользой для организма. Принял душ и отправился на прогулку в сторону гор. Быстро миновав жавшийся узкой полосой к морю город, он вышел на постепенно поднимающуюся вверх каменистую дорогу. Пройдя по ней с километр, Виктор понял, что дорога сильно отклоняется от избранного им направления. Еще метров через двести ему попалась тропинка, протоптанная, очевидно, бесчисленными туристами, ведущая напрямик в горы. По ней он и пошел дальше со скоростью, позволяющей сохранять дыхание.

Вскоре впереди показался еще один пешеход. Перейдя на бег, Виктор обогнал его. После этого впереди показался еще один трудяга, догнать которого оказалось много трудней, тем более, что тропинка уже вступила в крутой подъем. Все же Виктор почти догнал идущего впереди, видя только его мускулистые щиколотки и стоптанные кроссовки. Об обгоне не могло быть и речи. Дыхание было на пределе. Так они оба, след в след, и добрались до вершины не столь уж высокой горы. Шедший впереди мужчина, с рюкзаком на спине и привязанными к нему палками, сразу же припустился вниз, а Виктор, осмотревшись кругом, медленно двинулся в обратный путь. Времени уже было в обрез. Только чтобы слегка перекусить и переодеться.

Точно в назначенное время машина появилась около отеля. Это был видавший виды Лендровер. Помимо водителя, в нем уже было два пассажира: пожилая женщина в черном, явно из местных, и сурового вида мужчина с густыми насупленными бровями. По сравнению с ними Виктор выглядел легкомысленно. Его светлые брюки и рубашка навыпуск никак не вязались с обликом и настроением других пассажиров.

Машина около получаса легко бежала по асфальту, а потом, свернув в горы, стала тяжело переваливаться через ухабы проселка, забирая все выше. Начало темнеть. На бесчисленных поворотах фары выхватывали то группы деревьев, то скалы. Какое-то время перед машиной бежал заяц. Потом он скрылся в тумане, превратившем свет фар в светящееся облако. Теперь Виктор не видел дороги и удивлялся, что водитель продолжает вести машину. Стало заметно прохладно, и Виктор пожалел, что не взял с собой свитер. Ни водитель, ни пассажиры за всю дорогу не проронили ни слова. Туман кончился так же неожиданно, как начался. Вскоре, преодолев вброд несколько маленьких горных речек, машина остановилась на относительно ровной площадке. Водитель выключил двигатель и вышел из машины, что-то сказав пассажирам на непонятном языке. Видя, что пассажиры не двигаются с места, Виктор понял, что им было предложено подождать. Водитель вскоре вернулся, и вслед за ним в полной темноте пассажиры пошли по узкой каменистой тропе, которая привела к грубо сколоченной двери, прикрывавшей вход в пещеру. Водитель отодвинул тяжелую дверь и жестом предложил войти в темный низкий тоннель.

Виктор оказался впереди маленькой процессии. Глаза уже привыкли к темноте, и, придерживаясь рукой за стену, он пошел навстречу слабому огоньку, мерцавшему вдали. Путь показался очень долгим, хотя вряд ли превышал тридцать метров. К моменту, когда Виктор поравнялся с источником света – лампадой под маленькой иконой Богоматери в небольшой нише в стене, он насчитал сорок два шага. Сразу после ниши тоннель расширился и повернул вправо. За поворотом света стало чуть больше, и, ориентируясь на него, посетители добрались до небольшого зала, освещенного несколькими масляными лампами. В центре зала находилось сооружение круглой формы, в котором угадывался колодец. Справа от него располагался вырубленный в скале очаг, в котором тлели угли. Над очагом виднелось пробитое в камне отверстие, в которое уходил дым. В помещении стоял слегка дурманящий запах ладана, к которому примешивался аромат сандалового масла. Слева от колодца пол был застелен циновками, на которые гостям предложил сесть высокий худой человек в рясе, встретивший гостей при входе в зал.

Проходя мимо колодца, Виктор заглянул в него и увидел слабый отблеск воды на глубине два-три метра. Когда гости расположились на циновке, человек в рясе поставил на нее глиняный кувшин, блюдо с фруктами и вручил каждому по кружке на маленькой тарелочке. Жестом предложив гостям приступить к угощению, он удалился. Виктор машинально взял с блюда грушу и поднес ее ко рту. Задумавшись на секунду, а мыл ли кто-нибудь этот фрукт, все же откусил кусок. Груша оказалась вкусной, и Виктор доел ее, положив огрызок на тарелочку. Остальные гости последовали его примеру. В кувшине оказалась обычная вода, взятая, наверное, из стоявшего рядом колодца. Вода тоже была вкусной и очень холодной.

Минут через пятнадцать человек в рясе появился снова.

– Старец ждет русского гостя, – сказал он на ломаном английском языке.

Виктор поднялся с циновки и пошел вслед за ним по очередному, едва освещенному, узкому тоннелю. Перед пологом, прикрывавшим вход в келью старца, сопровождающий остановился:

– Старец не знает иностранных языков, но всегда говорит с гостем на его родном языке. Для этого ему необходимо вслушаться в его речь. Когда вы войдете в келью, поздоровайтесь, садитесь рядом с ним и начните рассказывать о себе. Когда старец поймет, что уже готов говорить с вами, он прервет вас и будет сам задавать вопросы, а потом скажет, что он думает о ваших проблемах.

С этими словами он откинул полог, и Виктор вошел в келью, думая о том, что же говорить старцу.

В келье, так же, как и везде в подземелье, было почти темно. Старец сидел в деревянном кресле у самой стены, сложив руки на посохе. Из-под надвинутой на лоб старца скуфьи выглядывали клочья седых волос. Но аккуратно подстриженные борода и усы были черными. Внимательные глаза, которым, по-видимому, не мешал сумрак, приковывали к себе взгляд.

Рядом с креслом старца стоял табурет, на который и опустился Виктор. Теперь ему были видны только большие и совершенно неподвижные руки старца, сжимавшие посох. Виктор заговорил о себе, делая это с большим трудом. В гнетущей тишине подземелья собственный голос казался чужим. Особенно тяжело дались ему первые слова, которые почему-то оказались произнесенными свистящим шепотом. Но потом речь как-то сама собой наладилась, зазвучала ровно и начала убаюкивать говорившего, отделилась от автора и стала самостоятельным участником беседы, как будто в тесной келье уже было не два, а три человека. Голос спокойно и беспристрастно повествовал о детстве и юности Виктора, в которых для него самого не было ничего особенного. Обычное детство, обычная юность человека, рожденного в СССР в конце шестидесятых годов. Давно заученные слова автобиографии, произносимые для старца, сильно отличались от событий реальной жизни. Слушая свой голос и невольно сопоставляя сказанное с тем, что было на самом деле, Виктор почувствовал, что постепенно меняет отношение к самому себе. На поверку получалось, что не все так гладко в его жизни, как ему всегда казалось.

Родители Виктора разошлись, когда он учился в седьмом классе. Они не могли позволить себе развестись официально, поскольку в этом случае обоим пришлось бы поставить крест на своей карьере. Мать Виктора занимала ответственный пост в горкоме партии. Отец, доктор исторических наук, профессор, заведовал кафедрой в учебном институте. Под влиянием этого события, а возможно, просто по стечению обстоятельств, Виктор вскоре оказался в компании подростков, затеявших ограбление продуктового магазина. Не голод толкнул их на это преступление. Все ребята были из благополучных, обеспеченных семей. Просто хотелось новых ощущений. Ограбление не состоялось. Сработала сигнализация, приехала патрульная машина, и вся компания вскоре оказалась в отделении милиции. Используя свои связи, мать сумела вызволить сыночка из милиции, но о приеме в комсомол, что должно было быть залогом его дальнейшей карьеры, не могло быть и речи. Пришлось матери снова употребить свои связи и перевести сына в другую школу, да так, чтобы туда не дошла информация о произошедшем. Мама решила и эту задачу. Так что в комсомол он вступил без проблем. Конечно, этот факт не вошел в официальную автобиографию.

К десятому классу возникла дилемма, идти после школы в армию или поступать в институт. В армии грозил Афганистан. Оттуда один за другим шли цинковые гробы с останками солдат Советской армии. Пополнять их число не хотелось. Поступить же в институт в середине восьмидесятых годов было нелегко. И тут мама сделала, казалось бы, невозможное. Школьный дневник Виктора вдруг начали украшать отличные отметки. Оказалось, что он идет на золотую медаль. Приоткрылась боковая дверь, конечно же в историко-архивный институт, где заведовал кафедрой отец. Он принял эстафету от матери, и Виктор стал студентом.

В отличие от школы, учеба в институте показалась Виктору легкой и интересной. Первые три сессии он сдал на отлично, но в это время в стране у руля уже был Горбачев, и начали создаваться кооперативы. В них люди зарабатывали деньги, те самые деньги, которых катастрофически не хватало Виктору. Вместе с приятелем он создал торгово-закупочный кооператив, который прогорел в первый же месяц существования. Кое-как расплатившись с возникшими в результате предпринимательской деятельности долгами, год спустя Виктор предпринял новую попытку стать бизнесменом. На этот раз, заняв крупную сумму денег, он продержался почти полгода, по истечении которых прогорел снова, но влип при этом гораздо глубже, чем в первый раз. Кредитор поставил его на счетчик. Долг каждый день рос, впору было подаваться в бега. Уже тогда с неплательщиками расправлялись круто. В институте он в этот период почти не появлялся, но сессии продолжал сдавать успешно. Сказывалась экстремальная ситуация, в которой человек может сделать гораздо больше, чем в обычной жизни.

Виктора снова выручила мамочка. К этому времени она уже сменила горком на горисполком, заправляла нежилыми помещениями и знала, как разговаривать с подобной публикой. Она не стала посвящать сына в подробности своих разговоров с кредитором, но от него отстали, и он, вздохнув с облегчением, вернулся к учебе.

Все было бы хорошо, но тут мамочка вдруг решила женить своего непутевого сына. Подвернулась хорошая партия, и мама решила не упустить шанс. Наверное, Виктор пошел бы на поводу у матери из благодарности, что ли, но когда он впервые увидел свою суженую, а паче того, ее родителей, то однозначно понял, с таким семейством ему никогда не ужиться. О побеге он более не помышлял, но, пожалуй, неожиданно даже для самого себя сделал ход конем и в две недели женился на своей сокурснице Наталье Невской, которую раньше практически и не замечал, чем страшно разобидел мать и лишился ее поддержки на долгие годы. Отец же посмеялся над выходкой сына и взял его под свою опеку, тем более, что близилось окончание института и пора было думать, чем заниматься дальше.

Конечно же, все эти размышления никак не предназначались для ушей старца, который продолжал сидеть неподвижно, то ли внимая голосу Виктора, то ли думая о чем-то своем. А голос между тем продолжал повествование о благополучном шествии Виктора по жизни.

Действительно, брак с Наталией оказался неожиданно удачным. Веселая, легкая в общении, увлеченная собственными фантазиями, она не обременила жизнь ни трудностями быта, ни капризами. Наталья заразила Виктора интересом и к его собственной работе, направление которой сформулировал отец, когда до конца учебы оставалось всего несколько месяцев. Отец предложил Виктору взять темой дипломной работы, а потом и диссертации, исследование роли церкви в Европе в развитии научно-технического прогресса. По советским понятиям тема выглядела странновато. Идеология советского времени считала церковь опиумом для народа, реакционной силой, служащей в первую очередь собственным интересам, а также интересам царствующих фамилий. Исследования же реальной роли церкви в общественной и духовной жизни Европы в СССР вообще не велись. Поэтому уже первая работа Виктора, опубликованная им по материалам дипломной работы, вызвала широкий резонанс за рубежом. Его пригласили выступить с докладами на нескольких международных конференциях. Он почувствовал важность собственной работы, ее актуальность и востребованность в научном сообществе, что стало мощным стимулом для дальнейших исследований.

Не без помощи отца Виктор поступил в аспирантуру и приступил к работе в историческом музее. О предпринимательской деятельности он более не помышлял, что очень удивило сокурсников, окунувшихся в нее с головой. Предложенная отцом тема исследований захватила Виктора. Дни и ночи он проводил за чтением старинных книг, стараясь проникнуть в логику развития исторических процессов, на фоне которых постепенно зрели и крепли научные идеи и закладывались основы научных школ и научно-технического прогресса. Потом на одном дыхании написал диссертацию, ставшую если не бестселлером, то, во всяком случае, материалом, широко обсуждаемым в научных кругах, а мысль стремилась дальше, в глубь веков, к истокам познания.

Большую роль в формировании у Виктора интереса к науке сыграл, как ни странно, Гоша Грум. Став случайным образом другом семьи, Гоша заводил их всех своими совершенно неожиданными вопросами. Дебаты по ним между Гошей и Натальей иногда затягивались на целые дни, вызывая глухую ревность у Виктора. Со временем ревность переросла в неприязнь, которая распространилась и на жену, но обойтись друг без друга никто из них уже не мог. Гоша уже был соучастником затей Натальи и катализатором идей Виктора. Он и натолкнул Виктора на размышления о том, как, с чего и когда начался человек. Эти размышления долгое время носили абстрактный характер, но когда Виктор обнаружил неизвестные до того науке снимки наскальных рисунков, то с ними пришел и вполне практический интерес к их изучению, как к материалу, который, вполне возможно, содержит ответ на вопрос.

С этой мыслью Виктор почувствовал, что его голос готов иссякнуть. Все, что можно, он уже поведал старцу. Пора и ему включиться в беседу. Похоже, эта мысль оказалась услышанной. Правая рука старца оторвалась от посоха и поднялась вверх, останавливая говорившего. Виктор замолчал. Рука вернулась на свое место, а голова слегка повернулась в его сторону.

– Я выслушал тебя, молодой человек, – заговорил медленно старец, – не все мне понятно в твоей жизни. Я никогда не бывал в России и почти не встречался с людьми оттуда, но слышал о ней много, очень много. Вы живете в другом климате. У вас половину года землю покрывает снег. Оттого у вас совсем другой темперамент, другие взаимоотношения, другие представления о жизни. Вы молодая цивилизация. В те времена, когда в наших местах уже творилась история, на вашу землю люди еще только проникали, пытались заселить ее. Они отрывались от наших корней, забывали прошлое и начинали творить историю сначала. Вот и ты приходишь к богоискательству, отталкиваясь от науки. Это хорошо. Значит, наука способна вести к истокам, но нам они и так известны. Человека создал Бог. Боги научили людей первичным знаниям, как это делают родители со своими детьми. Мы дети Бога, знаем и помним об этом всегда. И ты найдешь Бога, если будешь искать. Я же служу Богу и людям одновременно. Промысел божий мне неведом. Не знаю его замысла и знать не хочу. Тебя же именно замысел божий интересует. Ничего по этому поводу тебе не скажу. Сдается мне только, что не все у тебя так гладко и хорошо, как ты рассказываешь. Впрочем, это твое личное дело. Но никогда не забывай о своих попутчиках. Это те люди, которые тебя окружают и которые окружают их. Те, с кем ты знаком, и те, кого ты никогда не видел и не знал, но которые живут в мире в одно время с тобой. Те, кто жил до тебя. Все они действовали и действуют разнонаправленно, но именно в этом, быть может, и заключается замысел божий: в бесконечном многообразии повторений своего подобия. А еще добавлю, что женщина, которая любит тебя, погибнет, спасая твою жизнь, и поделать с этим ничего нельзя.

Старец умолк, и Виктор понял, что аудиенция закончилась. Гнетущая тишина снова стала казаться невыносимой. Виктор скупо поблагодарил старца, но тот его уже как будто и не слышал. На улице было свежо, а в мыслях образовался кавардак. Безвестные попутчики, о которых надо заботиться, бесконечное и бессмысленное творение себе подобных, наконец, любящая женщина, смерть которой спасет его. Голова шла кругом, если допустить, что старец хоть в чем-то прав. Верить в его правоту не хотелось. Но вспомнился вдохновенный кудесник из «Песни о Вещем Олеге». Князь понял предсказание только тогда, когда оно свершилось!

К утру Виктор вернулся в отель, мучительно пытаясь понять, что же сказал ему старец и зачем вообще он ходил к нему. Наверное, просто из любопытства. Скорее всего, так и было, но Виктор не мог знать, что своим визитом к отшельнику он удовлетворил любопытство еще одного, неизвестного ему персонажа, который еще ночью получил по электронной почте подробные сведения о нем самом, его друзьях, их планах посетить Крит и изучить подвалы минойского дворца. Говорилось там и о найденных Виктором фотографиях наскальных рисунков, в которых он обнаружил что-то новое, до сих пор не известное науке. К чести старца, можно точно сказать, что не он был автором сообщения. Его составил совсем другой человек, один из тех, кто находился в подземелье вместе с Виктором.