Читать книгу Нелепая и смешная жизнь капитана К. Офицера без имени - Генрих Оккервиль - Страница 24

Тошно мне тут, говорит Вячеслав Самсонович. И Департамент морских коммуникаций меня уж более не веселит. «Вы бы, Вячеслав Самсоныч, хоть бы тряпочкой прикрылись, завесились, а то ведь сюда и барышни ходят» – говорит мне бородатый швейцар, обитающий в деревянной будке под лестницей. Мне, говорит, за них краснеть приходится. «Молчи говорю собака, молчи, пока ногами не растоптал».

Швейцар боится меня и прячется в свою деревянную будочку, словно встревоженная улитка. Она справа от входа. Через маленькое окошко виднеется его торжествующая беспокойная борода. «Я, говорит, тут пока посижу». А вы, мол, Вячеслав Самсонович, остыньте.

«Вылезай говорю стервец вылезай все равно достану».

Вячеслав Самсоныч, тишайшее существо, вспыхивает вдруг как вулкан. Швейцар смотрит на него в крошечные дырочки, проверченные для вентиляции, а Вячеслав Самсоныч мечет туда гневные электрические разряды. «Как это, говорит, я чресла свои какой-то тряпочкой занавешу – не бывать этому». Для чего, спрашивается, я на свет божий рожден.

Никогда. Никогда. Никогда. Не будь я Вячеслав Самсонович.

А швейцар ему из будочки: «Не извольте гневаться».

А Вячеслав Самсонович сопит.

«Единственная говорит наша отрада – это государь. Ну и вот еще реки наши конечно, большие и малые, вытекающие неведомо откуда и впадающие неведомо куда. Ну, в подземное царство, наверное. Как знать. Если бы не он, если бы не они – растоптал бы мерзопакостную фанерную конуру вместе со стервецом-швейцаром. В лепешку. И поделом ведь». А как же, говорю, а как же говорю Вячеслав Самсоныч, любовь. Как же она? Тоже ведь полезная штука. Вы же еще недавно признавали ее могущество и полезность.

«Нет никакой любви» – отвечает Вячеслав Самсонович и топает ножищами. Все гремит и ходит ходуном. Я вот давно посвятил свое сердце государю. А государыня мое сердце отвергла «мы говорит с тобой слишком разные».

Что значит разные. Хотя есть, конечно, небольшие отличия. Ну, чисто внешние.

Я смотрю на барышень, которые приходят к нам в департамент они щекочут и щиплют меня. А у меня в сердце тоска и печаль. Я думаю «уйду я вот от вас обратно в Персию». Знать бы дорогу, проложить маршрут через пески и пустыни, запастись мандаринами или чем-нибудь сладким. А барышни, пришедшие посмотреть, меня щекочут. Что проку?

«Пошли прочь, говорю, прохиндейки», а они хохотать. «Мешаете говорю работать. Вон вся эскадра вчерась потонула».

Ну а они для того и пришли.