Читать книгу Султан и его гарем - Георг Борн - Страница 29

Все попытки Сади найти Рецию были тщетны, он не мог открыть ни малейшего следа, хотя неусыпно заботился об этом.

Теперь ему пришла в голову странная мысль. Золотая Маска однажды сообщила ему убежище Реции, и теперь он хотел разыскать ее, чтобы вторично узнать, где Реция. Но где должен был он искать таинственное существо? Где мог он найти Маску? Она являлась незваная, внезапно подкрадывалась к тому, кто всего менее думал о ней, отыскать же ее не было никакой возможности! Сади бродил ночью по улицам Стамбула и Скутари в надежде где-нибудь во мраке вечера увидеть Золотую Маску. Но странно! Теперь, когда он высматривал ее и хотел ее видеть, она, как нарочно, не показывалась.

Когда он однажды вечером производил свои поиски, встретил он Гассан-бея, который, освободившись на несколько часов, шел к нему. Сади сообщил ему свое намерение. Смеясь, положил Гассан руку на плечо товарища.

– Тщетная попытка, Сади, – сказал он. – Золотая Маска является то одному, то другому, то здесь, то там! Ты должен ждать, покуда она снова подкрадется к тебе; больше ты ничего не можешь сделать!

Гассан проводил Сади в его квартиру и рассказал ему о приключении со старой колдуньей.

Они еще говорили об этом, как отворилась дверь и вошел Зора-бей.

Молодые офицеры поздоровались.

– Я думал, что ты находишься под домашним арестом, – обратился Сади к Зора-бею.

– Да, я был под арестом в Розовом киоске, – отвечал Зора и, подсев к друзьям, рассказал им о своей встрече с принцем. – Со вчерашнего вечера до сегодняшнего находился я там, только час назад выпустили меня – после того, как принц и его слуга также оставили Розовый киоск, а я письменно изложил свои показания!

– Дело осталось без дальнейших последствий? – заметил Сади.

– Было бы странно, если бы оно еще имело дальнейшие последствия, – воскликнул Зора-бей. – И без того я целые сутки провел под арестом!

– Тебя хватятся в полку, – сказал Гассан.

– Я думаю, Магомет-бей сделал уже донесение!

– Конечно, иначе я не знал бы ничего об аресте, – подтвердил Сади. – Все происшествие возбудило всюду большой интерес, и большинство завидовало твоему приключению.

– И пусть. Было ли там действительно чему завидовать, я оставляю без ответа, – отвечал Зора, – но, однако, со мной в Розовом киоске случилось нечто касающееся тебя, Сади, и что немедленно привело меня сюда!

– Говори же! Рассказывай! – воскликнули Гассан и Сади.

– Это странная история, и я ничего, не мог узнать о том, кто являлся ночью у киоска, – начал Зора-бей, – имени своего он не сказал, и когда я зажег свечку, чтобы разглядеть его, он бесследно исчез в темноте!

– Это была, может быть, Золотая Маска! – воскликнул Сади.

– Не думаю!

– Что же сделал этот незнакомец? – спросил Гассан.

– Он выдавал себя за нашего друга, но мне не хотелось этому верить, внутренний голос подсказывал мне, что этого быть не может!

– Наш друг? И он точно знал всех нас? – спросил Сади.

– Да, всех троих!

– Если бы он действительно был нашим другом, – заметил Гассан, – то для чего было бы ему окружать себя такой таинственностью?

– Я подумал то же самое! Но ничего неприязненного не мог найти я в его известии!

– Что же это было за известие?

– Он пришел сказать мне, где твоя Реция!

– Где Реция? – воскликнул Сади. – Он знает это?

– Конечно, он это сообщил мне, чтобы я передал тебе, и ты, наконец, избавился от муки неизвестности!

– А вы еще сомневаетесь в его дружбе, вы, недоверчивые души?

– Какая же цель этому незнакомцу уведомлять нас о месте пребывания Реции? Говори же, Зора, где находится она?

– Известие не обрадует тебя, Сади! – отвечал Зора. – Однако же ты должен знать все! Твоя Реция, кажется, находится в числе женщин, избранных султаншею Валиде, чтобы к ближайшему празднику Байрама выбрать новую одалиску в гарем!

– Как, моя Реция? – воскликнул Сади в сильном возбуждении – Она между женщинами, захваченными к Байраму? Она не должна остаться там!

– Будь осторожен, мой друг! – уговаривал Зора-бей своего взволнованного товарища.

– Она не должна там оставаться, говорю я! Я должен освободить, спасти ее, если бы даже это стоило мне жизни!

– Ты забываешь, что никто, под страхом смертной казни, не смеет переступать порога дворца Долма-бахче, где евнухи и рабыни стерегут избранных, – сказал Гассан.

– Я знаю все, но неужели вы думаете, что это может удержать меня, когда я знаю, где находится моя Реция? – воскликнул Сади. – Ни препятствий, ни пределов не существует для меня! Я так и думал, что только что-то необычайное помешало мне найти ее. Бедная Реция! Я знаю, что если другие, избранные к Байраму, гордятся и радуются этому назначению, Реция будет горевать в отчаянии. Я должен освободить ее, чего бы мне это ни стоило!

– Подумал ли ты об опасности? Обдумал ли ты прежде все? – спрашивал Гассан. – Избранные женщины скрыты от всех, и никто не смеет их видеть!

– Мне и не надо видеть их, мне надо только возвратить и освободить мою Рецию!

– Едва ли будет возможно проникнуть во дворец Долма-бахче и войти в него, – заметил Зора-бей в раздумье.

– Ни раздумий, ни сомнений нет для меня! Сейчас же я отправлюсь в Долма-бахче.

– Ты взволнован! Не увлекайся безрассудным поступком, Сади. Он может стоить тебе жизни! – предостерегал его Зора.

– Я знаю опасность, – но знаю также свой долг! Мое решение непоколебимо, и никакая земная власть не может уничтожить его! Сейчас же отправляюсь я в мраморный императорский дворец!

– Если ты этого непременно хочешь, пусть будет так! И я тоже пойду с тобой! – объявил Зора-бей.

– И я также не оставлю тебя, как это повелевают долг и данное тебе обещание, – сказал Гассан и поднялся с места.

– Ни за что на свете! Я не принимаю этой жертвы! – воскликнул Сади. – Предоставьте все одному мне! Довольно будет одному из нас поплатиться жизнью в случае неудачи. Оставайтесь!

– Мы разделим твою участь! – решительно отвечал Зора-бей, протягивая Сади руку.

– Не отвергай нас! Мы остаемся с тобой, – сказал Гассан с решительным видом, так что Сади не мог вторично отказать, не оскорбив их.

– Прежде чем отправиться в Долма-бахче, позволь мне предложить еще один вопрос, – обратился Зора к Сади. – Ты хочешь вытребовать дочь Альманзора, но по какому праву?

– По праву, которое дает святая любовь! – воскликнул Сади восторженно. – Реция – моя!

– Ты называешь ее женой, ты, чтобы охранить ее, ввел в свой дом, и Реция, исполненная любви и доверия, охотно последовала за тобой, – продолжал Зора, – но брак еще не был совершен имамом и не подписан свидетелями!

– Ты ошибаешься, друг мой, брак наш заключен старым имамом в Скутари! – отвечал Сади.

– Конечно, подписи его будет достаточно, и ты мог бы с помощью этой бумаги еще раньше доказать свое право, но где же бумага имама?

Сади побледнел.

– Горе мне, она сгорела, – сказал он глухим голосом, – она сделалась добычей пламени!

– Какой несчастный случай!

– Довольно! Ничто не может удержать меня! – воскликнул Сади. – Достаточно моего слова и нашей любви!

– Юный мечтатель! – произнес Зора-бей с тихой и сострадательной улыбкой. – Что тебе вздумалось! Одно свидетельство о браке могло еще тебе пригодиться, твои же слова и слова Реции ничего не значат!

– Будь что будет, не то я для достижения цели употреблю силу! – объявил Сади отважно.

– Чтобы не сделать опрометчивого шага, прими нашу помощь и совет, – обратился Гассан к взволнованному Сади. – Освобождение Реции силой стоило бы тебе головы. Предоставь нам наперед удостовериться, действительно ли дочь Альманзора находится в числе предназначенных к Байраму женщин! В том случае, если бы нам удалось убедиться в этом и, может быть, даже увидеть Рецию, тогда могли бы мы на другое утро отправиться освободить и возвратить ее тебе. Об освобождении силой не может быть и речи; вспомни только, что избранные женщины и девушки охраняются многочисленными евнухами и рабынями, а внизу стоят на карауле капиджи!

– Гассан говорит правду, Сади, – поддержал друга Зора-бей. – Если эта попытка нам удастся сегодня, остальное сделаем завтра, но тихо и осмотрительно!

– Хотелось бы мне видеть, как были бы вы спокойны, потеряв любимую жену? А вы еще требуете спокойствия от меня. Несправедливые вы! – воскликнул Сади. – Требуйте от меня всего, только не холодной рассудительности в эту минуту! Моя Реция взята у меня, и я должен оставаться спокойным? Что все сокровища мира в сравнении с любящим сердцем! Реция любит меня! Если бы вы только знали ее и ее самоотверженную любовь! Скорей, друзья, в Долма-бахче!

Зора и Гассан уступили ему, хотя и не скрывали от себя той опасности, в руки которой безрассудно бросались сами! Они должны были сопровождать Сади, они не могли оставить его одного, не нарушив данной ему клятвы! Может быть, им еще удастся умерить беспредельную отвагу Сади.

Если он позволит себе увлечься безрассудными поступками, он погубит и себя, и их. Никогда еще не оставался безнаказанным тот, кто осмеливался проникнуть в покои, где приготовлялись и совершались тайны Байрама. Никогда еще ни один смельчак не мог сообщить, что происходило в этой строго оберегаемой части гарема Долма-бахче, ибо живым никто не оставлял его.

Однако дальнейшие возражения, не удержав Сади, походили бы на трусость и нерешительность, а потому оба друга уступили. Головам их угрожала опасность – тем не менее они не колебались ни минуты.

Три друга отправились по дороге в Долма-бахче.

Позади Перу, в Цыганском квартале на берегу Босфора находился дворец Долма-бахче.

Во дворце Долма-бахче ежегодно на празднике Байрама происходило представление вновь избранной императрицей-матерью жены султана, которая вступала в его гарем.

Воспользуемся случаем, чтобы кратко рассказать о традициях семейной жизни в Турции в те времена.

Турецкие женщины и их отношения с мужчинами не всегда понятны европейцу. Обычай многоженства – одно из существеннейших отличий турецкой жизни. Не менее странным кажется нам и то обстоятельство, что турецкая женщина могла являться публично только под покрывалом: непокрытая, не смела она говорить с посторонними лицами. Так, в статье «Турецкие женщины» следующим образом объясняют этот обычай: «Пророк Магомет принудил своего приемного сына и полководца Цейда прогнать от себя супругу Цейнебу и потом сам женился на ней; на свадьбе некоторые гости оставались очень долго. Тут было им открыто и предписано от Бога, чтобы жены пророка только “за завесой”, то есть закрытые покрывалом, говорили с другими, исключая близких родственников, и все жены правоверных должны были следовать этому обычаю».

В старину положение женщины у арабов было свободное, как это и теперь водится у бедуинов, и не национальный дух, а личное желание пророка ограничило эту женскую свободу и установило то гаремное заключение, которое так дурно повлияло на турецкие нравы.

Вообще, турок имеет только одну жену, кто же имеет средства, может завести и нескольких. Хотя настоящий невольничий рынок и запрещен законом, все же торг людьми производится, хотя и в иных формах, и едва ли можно найти хоть одного богатого турка, который не приобретал бы за деньги жену, рабов и рабынь.

Последние известны под именем одалисок, горничных, но принадлежат, как и все женщины в доме турка, к его гарему. Если обыкновенный турок хочет иметь жену, то есть первую, или если родители хотят женить его, посредницами в этом деле становятся матери жениха и невесты.

Непосредственное участие последних выражается иногда только в том, что матери потихоньку позволяют жениху сквозь решетку посмотреть на невесту без покрывала.

Начинаются взаимные переговоры. Наконец жених, в виде свадебного подарка, дарит невесте несколько тысяч пиастров и, следовательно, некоторым образом покупает ее.

Ко дню, назначенному для свадьбы, имам приготовляет брачный контракт, который затем скрепляется подписью свидетелей, и тогда невесту после разнообразных увеселений в карете подвозят к дому жениха.

У ворот дома ожидает жених, он вынимает ее из кареты и вносит, теперь уже свою супругу, в дом, где имеет право снять с нее покрывало.

Каждый турок обязан назначить жене своей особое помещение в своем доме, хотя бы только одну комнату. Если у него несколько жен и рабынь, он должен каждой из них отдать в распоряжение особый покой.

Если турок состоятельный, он, приведя имаму доказательства того, что может содержать гарем, может иметь до четырех законных жен и столько рабынь, сколько позволяют ему средства.

Обыкновенно первая жена выбирается из того же сословия, что и муж; остальных жен, равно и одалисок, выбирает он из привезенных на рынок грузинок, черкешенок и турчанок, которых сами родители продавали торговцу, имевшему невольничий девичий рынок в Стамбуле. Здесь совершался этот постыдный торг женщинами и девушками. Цена за каждую доходила от двух до пяти тысяч пиастров: черные невольницы ценились дешевле.

Бразды домашнего правления находятся всегда в руках первой жены, но часто ей приходится очень горько, если одна из прочих жен приобретет особенную любовь супруга и повелителя. Тут, чтобы низвергнуть соперницу, пускала она в ход всевозможные интриги.

Здесь нелишним будет упомянуть об одном случае в доме вдовствующей дочери Магомета-Али-паши, бывшего вице-короля египетского, по имени Нацин-Ханум. Так как супруг ее часто не был дома, то она находила возможность безнаказанно принимать в гареме своего возлюбленного; в то же время она была в высшей степени ревнива. Компаньонка принцессы рассказывала следующее: супруг принцессы сказал однажды рабыне, подававшей ему воду: довольно, мой ягненочек! Эти слова привели принцессу в сильное бешенство. Бедное создание было убито по ее приказанию, затем жареная голова ее, начиненная рисом, была подана к обеду мужу.

– Возьми же кусочек твоего ягненочка! – сказала ему Нацин-Ханум.

Бросив салфетку, он удалился и потерял к ней всякое расположение. Не развелись они только потому, что супругу хотелось сохранить богатство и остаться зятем Магомета-Али. Ревность этой ужасной дочери вице-короля распространялась на всех невольниц; при малейшем подозрении в неверности она приказывала сечь их плетьми до смерти.

Вся гаремная жизнь полна злобы и ревности, здесь рождается много хитрых интриг. Несмотря на кажущуюся покорность турецкой женщины, часто она ведет правление государством.

Те знаменитые визиты, которые турецкие женщины так часто делают одна другой, теперь служат средством добиться должностей их мужьям, сыновьям и братьям. Лестью добиваются они расположения жен министров и высших сановников, а эти просьбами и ласками домогаются у мужей для своих протеже всех мест, каких бы те ни пожелали.

Если турку случается убедиться в неверности одной из своих жен, ему предоставляется право развода. Он жалуется на нее имаму, и тот уже определяет наказание изменнице.

Если же это сделано одной из его невольниц, он продает или дарит ее другому. Тех же невольниц, которые были постоянно верны своему повелителю, он нередко берет себе в жены.

Стража гарема – евнухи – служат вместе с тем и прислугою женам; они сопровождают последних во всех их выездах, на прогулки, на базар, в ванны – словом, всюду. За это они получают большое жалованье и, кроме того, пользуются большими преимуществами.

Больших гаремов имелось немного. Самый многочисленный из них был, конечно, гарем султана, в нем находилось более четырехсот женщин.

Некоторые богатые паши имели в своих гаремах до восьмидесяти жен и рабынь.

Если такой господин вместе с женами предпринимал поездку на Пресные Воды или в Тшукдиди, вверх от Скутари, то места, где они отдыхают, за несколько часов перед тем очищались солдатами. Если случалось на дороге встретиться с таким поездом и, не возбудив внимания, наблюдать за ним, можно было увидеть много интересного.

Между тем как жены царствующего султана утопают в роскоши и удовольствиях, гарем умершего султана навеки лишен всех радостей. Из жен бывшего султана Абдул-Меджида, брата Абдул-Азиса, осталось около четырехсот женщин; все они должны до конца жизни носить вдовье покрывало и жить в большом старинном дворце на берегу Босфора. Полицейская стража ходит постоянно с наружной стороны этого похожего на тюрьму дворца и стережет их.

Во дворце Долма-бахче, который возвышается на берегу Босфора за Тефиной, рядом с маленьким дворцом Бешикташем, наблюдает стража за вновь избранными для султана женами, здесь их воспитывают под руководством султанши-матери.

Дворец каменный и еще новый.

Отдельные части его из мрамора и необыкновенно роскошны. В середине дворца находится огромная аудиенц-зала в два цвета, с потолком в виде свода, опирающимся на колонны. Посредине висит огромная газовая люстра с десятью тысячами рожков. Приемный зал и рабочий кабинет султана, пребывающего здесь только во время Байрама, имеют мозаичные полы, устланные дорогими коврами.

Возле высоких зеркал приделаны большие канделябры.

Наружные с решетками покои дворца заключают в себе гарем. За ним тянутся большие, роскошно отделанные сады.

Близ этого дворца лежит маленький летний дворец Бешикташ. Он построен уже около двухсот лет тому назад.

Высокие стены скрывают его прекрасные сады от взоров проходящих.

Наступала ночь. К Долма-Бахче мчались во весь опор трое офицеров.

Ни единым словом не обменялись они дорогой. Мрачный Сади был впереди. Он спешил увидеть и освободить Рецию. Забыты были все прелести принцессы! Его любовь к Реции одержала верх!

Достигнув первых огромных ворот, охраняемых капиджи, три друга соскочили с лошадей и передали их солдатам. Они все еще не предчувствовали, что попались в ловушку предателя. Даже то обстоятельство, что именно капиджи охраняли наружные ворота, не наводило их на мысль об измене.

Как офицеры, занимавшие караулы в серале и в Беглербеге и отличенные султаном, они имели свободный доступ во дворец Долма-бахче. А потому они беспрепятственно прошли через все ворота и вышли на большой двор.

Теперь нужно было пробраться дальше. Сади поспешил вверх по лестнице к галерее, Зора и Гассан последовали за ним.

– Останьтесь тут, – обратился к ним Сади шепотом. – Все трое мы не можем идти далее, я один уже найду дорогу.

– Мы проводим тебя до покоев, где начинается гарем, – пояснил Зора и вместе с Гассаном последовал за спешившим вперед Сади.

Никто не задержал их у входов в залы и покои. Часовые наверху, у отдельных входов беспрепятственно пропустили их.

Таким образом приблизились они к той части дворца, где назначенные на праздник Байрама жены и одалиски содержались под строгим надзором и караулом.

Зора и Гассан остались тут, а Сади через пустую переднюю, где в другое время стояли императорские евнухи, пробрался в смежные покои. Тут навстречу ему вышел изумленный лала и поднял руки с видом ужаса, но прежде чем он успел остановить Сади, тот прошел уже в следующий покой.

Здесь на мягких подушках спали оберегаемые черными невольницами обе назначенные для императорского гарема новые жены, одну из которых султанша Валиде должна была избрать для праздника Байрама и доставить своему сыну султану.

При виде постороннего молодого офицера они вскочили и с любопытством рассматривали его, между тем как невольницы убежали с громким криком.

Сади поглядел на обеих женщин – ни одна из них не имела ни малейшего сходства с Рецией!

Значит, он напрасно проник в эти запретные места?

В эту минуту на крик рабынь и по приказанию испуганного лалы собрались евнухи и стража.

Произошло невыразимое замешательство и смятение. Никогда еще не случалось такого неслыханного поступка. Три офицера проникли в гарем! Лала был в сильном замешательстве и негодовании. Когда Сади вернулся к своим друзьям с неожиданной вестью, что Реции в тех покоях не было, по приказанию лалы ворота внизу были уже заперты и позван гофмаршал.

Магомет-бей с торжествующим видом показался во главе караула по приказанию гофмаршала арестовать трех офицеров за их неслыханную дерзость, чтобы его величество султан сам произнес им приговор.

В этот момент Зора понял предательскую игру Магомета.

Три офицера отдали свои шпаги, но не бею, а гофмаршалу, и были заключены под стражу.

Но по угрожающему взгляду Зоры видно было, что он намерен отомстить начальнику капиджи за его предательство.