Читать книгу Тайные тропы (сборник) - Георгий Брянцев - Страница 5

Денис Макарович бежал домой, почти не чувствуя ног. Давно так учащенно не билось сердце, давно он не испытывал такого прилива радости. У дверей дома Денис Макарович остановился, чтобы отдышаться, придал лицу обычное сосредоточенное выражение и, глубоко вздохнув, открыл дверь.

– Ну и погодка! – сказал он, сбрасывая пальто и усаживаясь на излюбленное место возле печи. – В такой день только кости греть у огня.

Пелагея Стратоновна подбросила подсолнечной лузги в печь и с шумом захлопнула дверцу.

– Рано от холода прячешься, еще зимы нет.

– Ничего не поделаешь, старость одолевает! Рад бы не жаловаться, да не выходит, – Денис Макарович принялся растирать колени ладонями рук.

– Не так уж стар, как наговариваешь на себя.

– Стар, стар! – улыбаясь, возразил Изволин. – Что ни говори, а шестой десяток пошел – полвека со счету долой.

Пелагея Стратоновна слушала мужа и улавливала в его голосе волнение. Лицо Дениса Макаровича светилось радостью, морщины у глаз, всегда такие глубокие, казалось, разгладились, и на губах притаилась чуть заметная улыбка. «Сам все расскажет», – подумала она, вглядываясь в лицо мужа. Но Денис Макарович молчал. Пелагея Стратоновна отвернулась и начала сосредоточенно наблюдать за пламенем в печи. Изволин понял настроение жены.

– Ну что ты, Полюшка? – он встал и нежно взял жену за плечи.

Пелагея Стратоновна посмотрела на мужа, и ей вдруг захотелось рассказать ему о том заветном, о чем думала много дней одна, что волновало ее материнское сердце:

– Может, возьмем Игорька к себе, усыновим? Жаль ведь мальчонку.

Денис Макарович давно заметил, как тянется жена к Игорьку, как горячо ласкает его и заботливо хлопочет о нем. Он и сам привязался к смышленому, расторопному пареньку. Но жить было трудно. Изволин едва перебивался с женой, и мальчику, конечно, придется несладко. Осторожно объяснил это жене.

– Понимаю, – взволнованно ответила та, – сама знаю, но люблю его, как родного…

Денис Макарович привлек к себе седую голову жены, погладил:

– Я тоже люблю его, но есть и другая причина, Полюшка…

– Какая же?

– Василия жаль. Хороший он человек, привык к Игорьку, полюбил его. Возьмем мы к себе мальчонку – останется Василий как без рук.

Пелагея Стратоновна задумалась. Муж сказал правду: она забыла о Василии. Действительно, ему одному будет очень тяжело. Трудно даже сказать, кто из них в ком больше нуждается: Игорек в Василии или наоборот.

– И как же быть? – Пелагея Стратоновна нерешительно поглядела на мужа.

– А так и быть, Полюшка: заботиться надо и о том и о другом, а разлучать их не следует. Пусть Игорек у нас почаще бывает… Подбери ему что-нибудь из Лёниной одежонки – он совсем пообтрепался, а зима на носу…

На комоде звонко тикали часы. Денис Макарович поднес их к свету – стрелки показывали без пяти пять. Он вышел на крыльцо. На улице было еще довольно людно, но Денис Макарович сразу отметил приближающегося к дому покупателя аккордеона: «Не терпится, видно. Раньше времени пришел». И, открыв наружную дверь, он пригласил гостя следовать за собой.

В голове Дениса Макаровича еще копошились сомнения: «Может, не от Иннокентия? Может, что худое стряслось, а я, дурень, радуюсь…» На Ожогина смотрели внимательные и немного близорукие голубые глаза. Седые обвисшие усы придавали лицу Изволина выражение мягкости.

Никита Родионович бросил взгляд на стоявшую в дверях второй комнаты Пелагею Стратоновну. Денис Макарович заметил это:

– Моя жена. Говорите свободно… От кого вы?

– От Иннокентия Степановича…

– Родной вы мой! – Денис Макарович бросился целовать смущенного и не менее его взволнованного Ожогина. – Родной вы мой! Значит, жив Иннокентий Степанович?

– Жив, здоров и бьет фашистов.

– Тише! Тише! – Изволин подошел к двери и потянул на себя ручку. – У нас тише надо говорить – соседи не того… – Он сделал рукой какой-то неопределенный жест.

– Денис! – с укором в голосе сказала Пелагея Стратоновна. – Да ты раздень, усади человека…

– Пелагея Стратоновна… Знакомьтесь, – торопливо проговорил Изволин, стягивая с плеч Ожогина пальто.

Никита Родионович поклонился и пожал руку Пелагее Стратоновне.

– Садитесь… Садитесь… – суетился Денис Макарович. – Есть хотите?

– Нет, спасибо, сыт, – ответил Никита Родионович, с интересом наблюдая за хозяином, которого так всполошил его приход.

– Когда от Иннокентия Степановича?

– Пятнадцатого сентября.

…Изволин слушал рассказ Ожогина о боевой жизни Кривовяза и его партизан, и перед ним вставал Иннокентий Степанович таким, каким он видел его в последний раз в тревожную июньскую ночь. Обняв на прощанье друга, Кривовяз сказал тогда: «Не падай духом, старина. Поборемся с фашистами. Я там, в лесу, ты – тут. Еще посмотрим, кто кого! Придет наш день – встретимся. Пусть Полюшка тогда такие же вареники сготовит. Покушаем и вспомним боевые дни».

Ожогин подробно объяснил, с каким заданием появились он и его друг Грязнов у Юргенса. Рассказал все без утайки, как и рекомендовал сделать Кривовяз.

…Началось все с того, что партизаны Кривовяза одиннадцатого сентября наткнулись на двух людей, направляющихся в город. Их допросили, и оказалось, что они имеют письмо к некому Юргенсу. В письме было сказано следующее:

…Более надежных людей (назовут они себя сами) у меня сейчас нет. Оба знают немецкий язык, имеют родственников в далеком тылу и готовы служить фюреру. Здесь их никто не знает, они не местные, а теперь о них совсем забудут. Ваш Брехер.

Иначе говоря, два брата-предателя Зюкины шли в услужение к фашистам, и их характеризовали как надежных людей. Партизаны решили использовать этот случай и послать к гитлеровцам Ожогина и Грязнова.

Денису Макаровичу понравился план Кривовяза.

– Но положение ваше опасное, – предостерег он Никиту Родионовича. – Тут надо иметь и выдержку и смекалку, день и ночь прислушиваться и обдумывать, что к чему…

Спускались сумерки.

– Кстати, – вспомнил Ожогин, – как же быть с аккордеоном? Ведь он нам и в самом деле нужен.

Денис Макарович лукаво подмигнул и вышел в другую комнату.

Ожогин подошел к окну. Его взгляд остановился на двух людях, стоявших у ступенек дома. Один был горбатый, маленького роста, другой – упитанный, рослый.

– Что это за люди? – спросил Ожогин.

– Где? – отозвался Изволин из другой комнаты.

– Около вашего дома.

Осторожно приблизившись к стеклу, Изволин поглядел на улицу:

– Плохие люди… Горбун – агент гестапо, а второй – мой сосед, тоже предатель. Приятели. На их совести много замученных советских людей.

Горбун и сосед Изволина поднялись на крыльцо. Когда их шаги стихли в коридоре, Денис Макарович раскрыл принесенный футляр и вынул аккордеон.

– Вот вам и музыка! – сказал он, рассмеявшись. – Нас на мякине не проведешь.

Никита Родионович увидел красивый, белый с черными клавишами, инструмент.

– Фирма «Гонер», размер три четверти, – продолжал Денис Макарович. – И басы не западают, совершенно новенький. Его привез мне сын из Риги в сороковом году.

– У вас есть сын?

– Тсс… – Денис Макарович приложил палец к губам и, оглянувшись, добавил: – Есть, есть… Расскажу как-нибудь и о нем. Не всё сразу.

Ожогин не настаивал. Отстегнув ремешок, он стал осматривать аккордеон. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел сосед, которого Никита Родионович только что видел в окно в компании горбуна.

– У вас гость, оказывается? – произнес он и развел руками.

– Да, покупатель.

Никита Родионович вложил аккордеон в футляр, встал и подал вошедшему руку.

– Тряскин, – отрекомендовался тот.

– Ожогин.

Рука у Тряскина была горячей и липкой.

– Я за табачком, Денис Макарович, – потирая руки, заговорил он. – Одолжите немного. Гость пожаловал, а у меня весь вышел.

Никита Родионович вынул портсигар, наполненный сигаретами, открыл его и подал Тряскину:

– Прошу.

– Батюшки мои! – воскликнул Тряскин. – Настоящие сигареты… Мне даже неудобно.

– Берите, берите, у меня есть еще. И знаем, где взять.

– Смотрите! – растянув красное лицо в улыбку, удивился Тряскин. – Премного благодарен… Приятное знакомство! – Он захватил с десяток сигарет. – Надеюсь, еще увидимся… Спасибо.

Неуклюже повернувшись, Тряскин вышел.

– Пройдемте в ту комнату, – предложил Изволин, – поторгуемся за аккордеон.

Вошла Пелагея Стратоновна.

– Темно уже, – проговорила она. – Окна завесить, что ли?

– Завесь, завесь, – согласился Изволин. – Придется при коптилке посидеть: в наш район света не дают.

Пелагея Стратоновна принесла коптилку, сделанную из консервной банки, и зажгла фитилек. Коптилка светила тускло, неприветливо: комната сразу потеряла свой уют.

Денис Макарович заговорил о своем соседе – Карпе Тряскине. Он рассказал, что коридор разделяет их дом на две одинаковые двухкомнатные квартиры. Тряскин занимает вторую половину. Он столяр-краснодеревец. До прихода немцев квартиру занимала жена райвоенкома из того же района, где до войны работал и жил Тряскин. Райвоенком ушел в партизаны, а жену с дочерью оставил здесь. Тряскин, появившись в городе, пронюхал об этом, донес, и в декабре сорок первого года мать и дочь арестовали. Управа передала квартиру Тряскину. У Тряскина есть жена и дочь – переводчица гестапо.

– Опасное соседство… – покачал головой Ожогин.

– Нисколько!

Ожогин удивленно поднял брови.

Денис Макарович еще раз подтвердил, что соседство нисколько не опасное. После того как Тряскин вселился в квартиру, совершенно прекратились визиты немцев и полицейских, и Изволин стал жить спокойно. До знакомства с Тряскиным он ходил на регистрацию в комендатуру еженедельно, а теперь раз в месяц. Тряскин ни в чем Изволина не подозревает.

Вот друг Тряскина – горбун – более опасен. Он давно живет в городе, примечает каждого нового человека, наблюдает за ним, а результаты сообщает в гестапо. Он предал уже несколько человек.

– Да, кстати, вам не казалось, что за вашим домом кто-нибудь наблюдает? – спросил вдруг Денис Макарович.

Ожогин не обратил внимания на тон, каким задан был этот вопрос, и не подметил лукавых огоньков в прищуренных глазах Дениса Макаровича.

– Разве уже наблюдают? – в свою очередь, спросил Никита Родионович, считая слежку, организованную Юргенсом, вполне естественной и закономерной.

Денис Макарович рассмеялся и положил руку на плечо гостя.

– Смотря кого вы имеете в виду, – сказал он. – Если фашистов, то не знаю; а если наших – то наблюдали, а теперь уже не будем. Дом, где вас поселили, – продолжал Денис Макарович, – нам хорошо известен. Мы знаем, что гитлеровская военная разведка использует его под конспиративную квартиру. В нем со времени оккупации города по два, по три месяца, иногда и больше, жили разные лица, а мы за ними поглядывали. Когда вас вселили, мне доложили, что появились новые квартиранты. Ясно?

…За беседой просидели часа полтора. Когда Ожогин вышел из дома, на улице было уже темно. Луч поискового прожектора прочертил по небу огненную полосу, осветил на мгновение улицу и погас. Никита Родионович повесил через плечо аккордеон и зашагал по затемненному городу.