Читать книгу Дело о секте скопцов - Георгий и Ольга Арси - Страница 2

В полутьме горницы деревянного дома с сенями, хозяйственной пристройкой и небольшим огородом, стоящего на одной из окраинных улиц Тулы, на кровати лежал человек с закрытыми глазами, укрытый тёплым стёганым одеялом. Он сильно дрожал, исподнее бельё и тепло зимнего одеяла не спасали от озноба.

Окна дома были закрыты дощатыми ставнями, входная дверь заперта изнутри на деревянную щеколду. Только на кухне имелось одно окно, неприкрытое ставнями, однако на нём висели плотные шторки, через которые свет практически не проникал внутрь.

Внутри избы было ухоженно и чисто. На кухне в углу стояла обычная крестьянская печь, а у окна – грубый стол со снедью, накрытой полотенцем, и кувшином скисшего молока. На стенах располагалось несколько шкафчиков под немногочисленную посуду.

Вдоль стен залы, на некрашеном полу, частично покрытом домоткаными половиками, стояли грубые лавки. А в красном углу, там, где обычно находятся иконы, располагались кордонные картинки на религиозные темы. Они изображали лики святых, однако почему-то с кинжалами, на белых конях и в белых одеждах до пят. Особо много было изображений ангелов с трубами, исполненных из жести неизвестным мастером. Убранство дома и вешалка с однобортным сюртуком чёрного цвета говорили о том, что живущий здесь человек занимается канцелярским, чиновничьим трудом.

Раздался тихий стук в дверь условной прерывистой дробью, с перерывами и паузами.

Человек откинул одеяло и прислушался, стук затих, но через минуту вновь повторился. Он встал с кровати и медленно, опираясь на стены, прошёл в сени, выполнявшим роль прихожей, а затем к уличной двери. Подойдя, ещё раз прислушался.

– Открывай, Ванечка, это я, Кормчий! – раздался голос с улицы.

– Сейчас, мигом, – ответил человек и отодвинул щеколду.

Дверь открылась, и в прихожую вошёл полноватый мужчина пожилого возраста. По виду гостя, одежде и золотой цепочке от карманных часов, свисающей сбоку, можно было сделать вывод, что он достаточно богат и обеспечен. На его высокомерном, но несколько женоподобном и обрюзгшем лице отражались забота, сострадание, искреннее внимание и неизвестные опасения.

– Ты один, милый Ванечка? – уточнил вошедший мужчина, назвавший себя Кормчим.

– А кому у меня ещё быть? – вопросом на вопрос ответил хозяин избы.

– Записку я получил, только сразу приехать не смог. Пойдём внутрь избы, расскажешь, что стряслось? Какая хворь тебя настигла? – сказал мужчина и прошёл в избу.

Как только гость повернулся спиной к Ванечке, мимика на его лице сразу изменилась. На смену заботе и состраданию пришло брезгливое и пренебрежительное выражение по отношению к хозяину дома.

– Страшно мне, и болит всё, не смерть ли меня ожидает из-за этой кражи, наказал меня Господь за неправедное дело, – заявил Ванечка, закрыв щеколду и вяло следуя за гостем.

Гость, не отвечая на вопрос, вошёл в избу, встал на колени напротив красного угла с картинками святых и начал что-то беззвучно шептать, осеняя себя крестным знамением.

Затем он встал и, посмотрев на хозяина избы, тихо заявил: «Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый мой голубь. Наши образы не оставят тебя в беде, верь им. Ложись в постель, рассказывай о беде».

Больной медленно и дрожа прошёл по комнате и лёг на деревянную кровать, укрывшись одеялом. На лбу появился обильный пот. Кормчий присел рядом с лежащим в изголовье, на табурете, в глубоких раздумьях.

– Говори, Ванечка, что случилось, милый мой, внимательно слушаю тебя, – заявил гость, вытирая пот со лба больного полотенцем.

– Батюшка Кормчий, что со мной? Почему я так плохо себя чувствую? Внутри всё жжёт как адский огонь, о котором ты рассказывал на радениях. Ноги и руки отказывают, голова разрывается. Ты же обещал, что этот порошок мне ничего дурного не сделает! – задал вопрос Ванечка в некоторой истерике.

– Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый. Наши образа помогут тебе, в них большая сила. Молись батюшке-искупителю Кондратию и верь в хорошее, сам не заметишь, как всё пройдёт. Помни наставления искупителей, только через труд и страдания можно к вечному счастью прийти, – заявил гость, встал и поклонился углу избы, где находились изображения.

– Плохо мне, Кормчий, не помогают образа. Боюсь умереть. Врача бы мне?

– Ты, Ванечка, не болен, просто переживаешь. Это всё у тебя от нервной горячки. Дело ты сделал нужное, для общины полезное, вовек тебя наши братушки не забудут, – ответил человек, внимательно наблюдая за больным.

– Скажи мне, Кормчий, зачем тебе эти бумаги, для какого дела? – уточнил Ванечка, судорожно облизывая обезвоженные губы.

– Для великого дела они нужны, Ванечка. С этими бумагами мы наше время приблизим, наши враги станут друзьями, а друзья – слугами нам. Появится армия в сто сорок четыре тысячи праведников и сотворит справедливый суд над грешным миром. Верь в это, не сомневайся, – ответил Кормчий.

– Верю! Однако доктор заводской приходил, присылали его с завода. Сказал, что болен я, только чем – не сказал. Обещал аптекаря прислать с настойками и лекарствами, помощь обещал. Что скажешь, Кормчий? Как мне быть? – задал вопрос больной, страдальчески заглядывая в глаза сидевшему возле него человеку.

На безбородом лице гостя ничего не отражалось, ни малейшей гримасы жалости или сострадания. Глаза Кормчего пытливо наблюдали за больным, как будто бы пытались оценить и определить, сколько же ему осталось жить на этом свете.

– Доктор, говоришь, приходил. Смотри, не давай ему себя полностью осматривать, помни о своей тайной печати. Я тебе нашего доктора приведу, общинного, вот он тебе и поможет. Заводского даже на порог больше не пускай. Аптекарю тоже не открывай, все они грешники. Только вред тебе принесут, милый мой Ванечка, – ответил Кормчий.

Вид его был задумчив. На лице на секунду появилась гримаса страха, которая немедленно сменилась на выражение лицемерной любви и заботы.

– Ох, батюшка Кормчий, как же хочется верить твоим словам. Не обманываешь?

– Как можно, Ванечка! Я же тебя с детства знаю, мы же родственники. Я твоим родителям обещал заботиться о тебе! Неужто ты не веришь? Да и слово учителей-искупителей наших спасёт тебя, я верю в это. Ты же печать очищения на себе носишь, она тебя от всякой болезни и горя спасёт. Блажен муж, не сделавший беззакония своей рукою. Дети прелюбодеев, как и семя беззаконного ложа, исчезнут, ибо ужасен конец неправедного рода. Верь, Ванечка, и спасёшься! – заявил человек, называемый Кормчим.

Когда он разговаривал со страдальцем, отвечая на его вопросы, на губах появлялась лицемерная улыбка сочувствия, невидимая в сумраке комнаты.

– Верю, Кормчий, верю, только невыносимо больно мне. А как там на заводе, никто не спохватился?

– Глупые они, грешники вечные, ничего не узнают. Головы у них мирские, без истинного учения и веры. Пойду я, а поздней ночью вернусь с доктором. Жди и не волнуйся, пусть с тобой останутся вера, моё благословение и дух общины. А где бумаги, Ванечка?

– Под столом, Кормчий, в корзинке, накрыты тряпьём, тебя ждут. Верю, жду и надеюсь! – с этими словами больной, не обращая внимания на гостя, впал в обессиленное состояние, а затем в болезненный сон, прерываемый всхлипами и стонами.

Мужчина впервые с некоторым сожалением посмотрел на него. Хотел накрыть вторым, лёгким одеялом, лежащим рядом, на табурете. Для этого он уже протянул руку, но затем отдёрнул и брезгливо отвернулся. Подошёл к образам-картинкам, постоял молча возле них, угрюмо взирая и беззвучно, одними губами, что-то произнёс несколько раз. Повернулся и прошёл к столу на кухне, заглянул под него и, откинув тряпьё, достал свёрток. Осторожно развернул большое холщовое полотенце, в которое что-то было завёрнуто. Посмотрел на содержимое – плотную пачку каких-то бумаг. Вновь завернул и осторожно забрал с собой.

«Как вовремя я приехал, этот дурень совсем обезумел. Ещё бы немного, и всё бы провалилось, вся задумка коту под хвост. Жаль его, конечно, но кто же ожидал такого. Надо срочно следы заметать, может, и в ночь сегодня. Ладно, не впервой концы в воду хоронить, и в этот раз всё будет как надо», – думал гость, следуя через избу к выходу.

Уходя, тщательно прикрыл входные двери деревянного дома, затворил калитку забора и вышел на улицу. Сел в экипаж и, внимательно посмотрев по сторонам, отдал приказ: «Трогай. Гони, но в осторожности».

Прошло некоторое время, Ванечка очнулся. Медленно встал, превозмогая боль во всём теле, осмотрел свои дрожащие руки и потное зябкое тело. Лицо передёрнула судорога страха и жалости к самому себе. Ковыляя, подошёл к переднему углу, где имелись образа.

«Как же больно! Все внутренности выворачиваются наизнанку. Кожа стала жёлтой, не стихает боль в животе. Невозможно глотать, болит горло. Всё болит, всё тело ломит. Нет ни одной части тела, чтобы не болела. Что же делать? Кормчий обещал, что всё будет хорошо, а на самом деле всё плохо. Нужен доктор, да где же его взять? Но он же обещал, что всё будет хорошо, и доктора обещал. Должен выполнить своё обещание, он же отец нам, он же тульский Кормчий», – подумал страдалец.

Затем Ванечка встал на колени и начал беседовать с картинками-образами, стоящими в углу. Он говорил вслух, по-своему молился, периодически корчась от боли. Так длилось некоторое время, но лучше от молений не становилось. Желание естественного испражнения организма заставило его отойти от красного угла, выйти из горницы и переместиться в дальний угол холодной прихожей. Там имелось отхожее ведро, предназначенное для этого случая. Дефекация не принесла облегчения. Страдалец развернулся и краем глаза посмотрел на результаты естественного процесса организма, на свои испражнения.

– Ой, ой! – закричал Ванечка от увиденного в ведре.

Лицо его передернулось от ужаса. Ведро дымилось, а сами испражнения светились в темноте.

«Как же больно. Где же учитель-Кормчий? Он обещал ночью приехать и помочь. Он сказал, что это дело нужно общине, что это не опасно. А что получилось? Я умираю! Нет, надо верить, Кормчий не обманет. Наступит ночь, и он приедет с доктором. Доктор поможет и избавит от болей. Но почему так пахнет чесноком? Я же не ел чеснок! Зачем я согласился на воровство? Вот моя расплата», – подумал Ванечка.

Внезапно он посмотрел на свои руки, на них образовались красные яркие язвы от запястий до плеч. Но это ещё не всё, язвы на руках светились в темноте слабым и неестественно бледным светом. Ванечку поразил страх, невыносимо заболел желудок, страшная боль пронзила голову и всё тело. Страдалец протяжно закричал и упал на пол с затуманенным сознанием.

Некоторое время в его голове, разрывающейся от боли, один за другим следовали образы, меняя друг друга. Вначале появились родители, взирающие на него из глубины небесных облаков, затем кресты на их могилах. Потом неизвестные люди в белых одеждах весело хороводили, веселились и пели. Затем хороводы людей сменились на бег по кругу волков и лисиц, противно и беспрестанно воющих и дерущихся между собой. Потом животные превратились в яркие огни, быстро кружащиеся вокруг человеческого тела, лежащего на полу в скорченном состоянии.

Сознание и душа окончательно покинули Ванечку.