Читать книгу Шестая жизнь - Георгий Константинович Смирнов - Страница 2

Фауст

Ты кто?

Мефистофель:

Часть силы той, что без числа

Творит добро, всему желая зла.

…

Фауст:

Ты говоришь, ты – часть, а сам ты весь

Стоишь передо мною здесь?

Мефистофель:

Я верен скромной правде. Только спесь

Людская ваша с самомненьем смелым

Себя считает вместо части целым.

Я – части часть, которая была

Когда-то всем и свет произвела.

Свет этот – порожденье тьмы ночной

И отнял место у нее самой.

Он с ней не сладит, как бы ни хотел.

Его удел – поверхность твердых тел.

Он к ним прикован, связан с их судьбой,

Лишь с помощью их может быть собой,

И есть надежда, что, когда тела

Разрушатся, сгорит и он дотла.

«Фауст». Иоганн Вольфганг фон Гёте (перевод: Бориса Пастернака)

Ночь. Полумрак небольшой комнатки деревенского домика наполняется тусклым светом старой керосиновой лампы. Огонь в подобных приборах обычно медленный, размеренный и настолько послушный, что можно с легкостью контролировать силу пламени. Световой рисунок у этих прирученных ламп такой же скучный и однообразный, нагоняющий тоску и клонящий в сон.

В этой же ненормальной горелке пламя было каким-то необузданным, нервным и безудержным, больше похожим на вечный огонь, который, развеваясь на ветру, то яростно вздымается ввысь, воспевая ратные подвиги солдат, то символически опускается вниз, преклоняясь перед светлой памятью павших.

Калейдоскопические переливы красок огня обнажали скромную, почти спартанскую обстановку комнаты, чем-то напоминающей фронтовую землянку. На стене весели иконы и старые фотографии людей в военной форме.

Посередине тесной каморки стоял чудом втиснувшийся деревянный стол, на котором и покоилась та самая волшебная керосинка.

За столом неподвижно и безмолвно сидел Иван. Как и в тот роковой день пятнадцать лет назад, от смотрел на икону, а разум погружен в глубокие размышления. Мужчина пытался понять, погиб он тогда от пуль украинских солдат или остался жив. А может, он умер днем ранее или гораздо позже – пятнадцать лет спустя. А возможно, он до сих пор живет, раз сидит в кресле и, гладя на пламя горелки, рассуждает о бренности человеческого бытия. Что вообще такое смерть: умирание тела или же нечто другое? Можно ли считать способность человека двигаться, говорить, мыслить безусловным признаком жизни (не биологического существования, а именно жизни)?

Каждый вечер мужчина брал в руки старую икону, чтобы через нее вновь прикоснуться к событиям тех далеких лет. Казалось, что за прошедшие годы он настолько детально воссоздал их в памяти, что если бы сел за роман, то описание тех непродолжительных дней пребывания в зоне СВО растянулось бы на десятки увесистых томов.

Эти воспоминания поднимали в его сознании важные вопросы, и они словно ржавым гвоздем выцарапывались там и мучали его. Почему Бог отвел от него смерть? Зачем позволил командиру спасти его? По какой причине из всего отряда Батя выбрал именно его?

Ведь Иван не был любимчиком командира. У него вообще не было фаворитов. Казалось, что Батя с его жестким и сухим характером относился ко всем одинаково плохо: был строг, груб, порой даже жесток. Хотя, возможно, все это было своеобразным способом проявления любви к ним, иначе как можно объяснить тот факт, что к себе он относился гораздо хуже?

Выбор Бати казался тем более странным, что Иван стоял от него дальше всех. Получается, что, подойдя к нему, командир выбрал самый длинный и сложный путь.

Долгие рассуждения все ближе подводили Ивана к тому, что ответы на эти вопросы следует искать не в мотивах поведения Бати, а внутри себя. В тот роковой момент Иван просил у Бога дать возможность покаяться и исправить ошибку, которую он совершил за день до этого. Получалось, что Господь внял его молитве и руками Бати отвел смерть, чтобы дать ему попробовать выполнить эту важную миссию.

Взор Ивана вновь устремился на лежащую в руке нательную икону.