Читать книгу Исход - Георгий Лопатин - Страница 10

– Ч-черт… долбаный пенициллин… – ругнулся Алексей в очередной раз проверяя горшочки с сухарями.

Из белой, плесень в этом горшочке на сухарях превратилась в зеленую. А ему, если верить увиденному в интернете требовалась серая.

– Разве что там помимо пенициллина есть еще и то, что мне нужно? – задался он вопросом.

Матрена давно испекла хлеб. Караваи Алексей порезал на ломтики и засушил. Теперь требовалось размножить необходимую культуру и вот с этим пока не все хорошо.

Алексей под любопытно-напряженным взглядом Матрены, затаив дыхание вскрыл следующий горшочек.

– И тут дерьмо…

Руки задрожали, в горле встал ком. Если он не найдет серой плесени, то все, конец. Второй попытки получить требуемое у него не будет. Общее состояние ухудшалось стремительно, быстро растут бубоны и появились первые признаки появления язв из-за которых тело все чесалось. Жар, головная боль, муть в глазах, зрительные и слуховые галлюцинации (просто неприятные эффекты в виде цветовых пятен, размытой картинки и неприятного шума в ушах), это все шло фоном. Еще день, максимум два и он станет совсем никаким.

Следующие горшочки Алексей потрошил все ускоряющимся темпом уже не разбирая надписи без системы, просто хватая первый попавшийся и вываливал сухари на стол, быстро их осматривая. И надо же, словно в насмешку именно в двух последних горшочках, в тех, что культивировались грибы из земли и ротовой полости Матрены, на хлебных сухарях виднелась серая пушистая грибковая поросль.

Руки задрожали еще сильнее. Он даже потер глаза, чтобы удостовериться, что это не обман зрения из-за желания увидеть именно то, что видит.

– Теперь осталось понять, оно это или не оно…

Ведь могло статься так, что автор статьи присобачил какое-нибудь «левое» изображение чашки Петри с серой плесенью, потому как о том, что плесень должна иметь именно серый цвет, он узнал именно из той единственной статьи с изображением. Ни в каких других статьях цвет плесени не обозначался.

Проблема заключалась в том, что в одной из статей посвященных вообще плесени как таковой Алексей как-то прочел, что именно серая плесень является одной из самых токсичных, но статья имела лишь самый общий смысл, то есть без указания, какая именно плесень дает этот токсичный цвет, лучистые грибы – актиномицеты или что-то другое.

Он осторожно понюхал плесень, нос работал плохо, но тем не менее почувствовал, что она давала тот самый нужный землистый запах.

– Вроде оно… в любом случае выбирать не приходится.

Алексей начал рассаживать обе полученные культуры на свежие сухари. На рассаду потратил примерно по четверти от объема кучек.

– И вот еще один вопрос, сколько есть? Мало – не подействует, так еще и чумная палочка сука может приспособиться и выработать иммунитет… много – сам откинешь копыта от побочки, печень отвалится на раз… Испытать бы на ком…

Алексей посмотрел на Остапа. Тот был совсем плох. Еще день два и все – помрет. Собственно Алексей удивлялся тому, что тот все еще жив.

«Наверное почти подобрался к пяти процентам, что имеют шанс выжить, но «почти» не считается», – подумалось ему.

К тому же испытания – это потеря времени, а у него его и так немного.

– Жрем по… вот столько…

Алексей взял сухарик размером примерно с два кубика рафинада. Вздохнул как перед прыжком с трамплина в холодную воду и закинул плесневый хлеб в рот. Далее начал вдумчиво жевать, тщательно давя рвотные позывы. Не то чтобы вкус плохой, скорее чистая психология. Прожевав ту культуру плесени, что получилась из земли, закинул в рот вторую порцию, что вырастил из соскобов с ротовой полости Матрены.

– Четыре раза в день по две культуры, – обозначил он себе рецептуру что называется «с полотка».

Посмотрел на остатки. Стало ясно, что на сегодня и возможно завтра еще хватит, а потом плесень переспеет и став черной, начнет выделять ядовитые токсины. А значит большую часть придется выбросить.

– Потратим на Остапа…

Кусочки сухарей с плесенью развел в крынке и сказал Матрене:

– Напои его…

Так кивнула.

Понаблюдав за процессом, Алексей подумал, что даже если поможет, пациент сдохнет от раневого сепсиса. Раны после операции выглядели паршиво, особенно в паховой области, покраснели и вздулись, ну и смердели гноем.

– Хм-м… гулять, так гулять…

Взяв кусочки сухарей с зеленой плесенью, он начал их мять пальцами, добиваясь пластилиновой консистенции, добавив немного хлеба с серой плесенью.

– Что ты хочешь сделать? – все же спросила Матрена, увидев, что Алексей стал разматывать тряпки игравшие роль бинтов.

– Попробую подавить заразу еще и снаружи, – ответил Алексей и стал, отщипывая по маленькому кусочку от получившейся колбаски, а потом засовывать эти отщипы в раны предварительно срезав швы. – Хлеб в ране, конечно, не самая полезная штука, но тут уже не до сантиментов со стерильностью… промоем.

Алексей буквально поселился в бане при любой возможности дыша горячим паром. Что до самопального лекарства из плесени, то утренний и обеденный прием прошли в общем-то без последствий, разе что чуть живот покрутило, а вот принятая доза перед ужином дала о себе знать побочным действием. Начался сильный понос.

Прочистило его знатно, едва на ногах стоял. Пришлось восполнять потери организма в жидкости, благо он ожидал подобного и подготовился, вскипятив примерно литров десять.

Четвертый прием лекарства перед сном так же ознаменовался поносом, еще более жестоким чем в первый раз, поле которого Матрене пришлось затаскивать Алексея в дом на себе, так сильно он ослаб от обезвоживания.

– Может не надо? – спросила она поутру, когда Алексей, выбрав подходящий на вид кусочек хлеба с плесенью, отщипнув и выбросив черное пятнышко, закинул его в рот.

– Надо…

Все повторилось, но на этот раз еще добавилась рвота.

Остапа кстати тоже несло, так что его тоже фактически поселили в бане. Алексей, чуть придя в себя, проверил его раны. Улучшений особых не увидел, но вроде, как и хуже не стало. Промыл раны от старого хлеба и напихал нового. Появились свежие язвы, но оперировать их не стали. Мужик фактически отходил в мир иной.

– Пообещай мне, что будешь скармливать мне плесень… и размножать ее, как я тебе показывал… – едва ворочая языком, чувствуя что вот-вот отключится, попросил Алексей.

– Елисей…

– Пообещай!

– Обещаю…

Алексей продержался во вменяемом состоянии еще сутки, после чего погрузился в пучину полусознательного существования, то погружаясь в горячечное состояние и бредя, то немного всплывая и озираясь бессмысленным взглядом не понимая, где он и что он.

– Пей Елисеюшка…

Алексей пил. Потом блевал и срался находясь в горячечной лихорадке. Снова пил.

Потом видел, как Матрена склонилась над ним с ножом в руке. Боли от разрезов практически не чувствовал.

– Давай помолимся господу нашему о милости исцеления Елисеюшка! – рыдала над ним женщина.

– Давай…

Вот только из-за воспаленного сознания, начал читать не совсем ту молитву, что требовалось, а из бытности свою сектантом, кою выучил в детстве:

– Великий Велес! Отец наш!

Как обращался раз за помощью спасти меня,

Так и прошу сейчас!

Боги Рода, помогите!

К жизни верните!

Исцелите и сохраните!

Все плохое, все болезни ветром унесите!

Водой размойте! Огнем сожгите!..

– Молчи! Молчи! – запричитала запаниковавшая Матрена, хотя все происходило в бане и никто их услышать не мог.

А Алексей все не унимался.

– Милосердная мать Жива,

Ты есть сам Свет Рода Всевышнего,

Что от болезней всяких исцеляет!

Взгляни на внука Даждьбожьего,

Что в хвори пребывает.

Пусть познаю я причину болезни своей,

Пусть услышу голос богов,

Что сквозь хворь говорят,

И на стезю Прави направляют…

Узри богиня, что постигаю я истину,

А от этого здоровье и бодрость ко мне возвращается.

Долголетие в теле утверждается, а болезни отступают!

Пусть будет так!

Слава великой Живе!

Матрена смотрела на своего пациента, вновь погрузившегося в бессознательное состояние Елисея и что-то нечленораздельно забормотавшего, круглыми глазами. По ее понятиям – он сейчас говорил со старыми богами.

Несмотря на все старания священников вера в старых богов все еще теплилась в душах людей, особенно в отдаленных местах, куда священники лишний раз не заглядывали. Вот и в Матрене в этот момент что-то перевернулось. Наверное повлияло и то, что язвенные раны на Остапе из горячечных и воспаленных, смердящих гноем стали вдруг приходить в норму… И все благодаря действиям Елисея, что в ее понимании оказался приверженцем старой веры, да еще и ведуном, раз ведает как лечить страшную болезнь, кою представители Христа называют карой господней и призывают только молиться богу, чтобы тот проявил к ним свою милость и исцелил, больше ничего для выздоровления не делая. Вот только называемый милосердным господь, отчего-то проявляет свою милость к своим рабам крайне редко. В общем образовался классический кризис веры да еще на старых дрожжах… ведь одна она осталась, все ее родные так или иначе погибли и это милость? А поповская отговорка на все случаи жизни: «пути господни неисповедимы» и раньше не особо утешала, а теперь так и вовсе бесила.

Вспомнила она и то, как неохотно с постным лицом читал молитвы и крестился Елисей.

– И от целования иконы отговаривал… – вспомнила она очередной эпизод. – Заразная дескать…

Матрена принялась себя ощупывать в тех местах, где железы расположены, что бубонами становятся и с ужасом осознала, что они увеличились.

– Заболела… Господи помилуй! Спас…

Но слова молитвы оборвались на полуслове от пришедшей в голову мысли.

– Заразили… Заразили попы проклятые! Специально! Окончательно извести хотят люд новгородский!

Вспышка ярости, когда хотелось бежать и поделиться своей вестью с окружающими чуть притихла, разум возобладал и Матрена затаилась, внутренне окончательно переродившись.

Съев хлеб с плесенью, она, затушив огонек лампадки под иконкой, упав на колени спиной к «красному углу» и приложив ладони к солнечному сплетению, зашептала:

– Великий Велес! Отец наш! Обращаюсь к тебе я – душа заблудшая, к свету истинному вернувшаяся, спаси меня…