Читать книгу Три Ленки, две Гальки и я - Георгий Марина Борский - Страница 12

Эпизод четвертый – тучи на горизонте

Некоторое время я обдумывала непонятные замечания Нины Ивановны и ее загадочную улыбку. Что такое талоны на колбасу и масло, я, конечно, знала: это были маленькие нарезанные бумажки с заказами на продукты питания, введенные по настоятельным просьбам трудящихся. Моя мама была искренне рада их появлению в нашей жизни. «Наконец-то додумались, – торжествовала она, – не надо будет больше толкаться в очередях и волочить на себе горы провизии из Москвы». Ее оптимизм я хорошо понимала: с очередями, бесконечными, как тарелка овсяной каши на завтрак, познакомилась лет с четырех. Мама часто брала меня на подмогу, идя в ближайший универсам. Идея заключалась в том, что меня можно было поставить в одну очередь, а мама боролась в другой, по соседству. Выгода была очевидна – за то же время получалось урвать в два раза больше благ, то бишь товаров народного потребления. Я ответственно справлялась со своими обязанностями, зорко следя за конкурентами – взрослыми дядями и тетями, бабушками и дедушками, чтобы меня не обошли. В критических ситуациях, когда запасы товара подходили к концу и страсти накалялись, приходилось пускать в ход проверенное оружие – свой громкий писк. Это всякий раз действовало безотказно.

А как-то раз мне довелось сопровождать маму в Москву. Самым ярким впечатлением от столицы нашей Родины остался вокзал: я жутко боялась потеряться, когда нам пришлось продираться к вагону через бескрайние толпы пестро одетых то ли узбеков, то ли таджиков. От поезда расходился приятный запах сыра и колбасы, а в пути нас поили сладким чаем. Проблема, как мне казалось, была в том, что поезд не был рассчитан на перевозку полугодового запаса продовольствия своих пассажиров. Вероятно, поэтому он еле-еле тащился вперед, с трудом преодолевая малейшие подъемы. Периодически силы совсем покидали его, и тогда он останавливался в чистом поле или посреди дремучего леса. Я думала, он это делает, чтобы отдохнуть, и очень боялась, что придется нам всем вылезать и толкать поезд сзади. Но обошлось: доехали мы с опозданием в сутки – грязные, заспанные, зато довольные.

Мама доходчиво объяснила мне, что дефицит возникает от жуликов и спекулянтов. Один такой спекулянт по фамилии Гниломедов был нашим соседом по лестничной клетке. Мама называла его шкуродером и говорила, что он в деньгах купается. Гниломедов не работал, и ходили слухи, что он промышлял шитьем шапок и шуб из пойманных им в подворотнях бездомных собак. Огромный, краснолицый, в самый жестокий мороз он разгуливал в распахнутом на волосатой груди полушубке. От него всегда противно попахивало алкоголем. Мамины слова я воспринимала буквально и живо представляла себе его здоровенную тушу в ванне, до краев наполненной палками колбасы, пачками масла и другими припасами вроде сыра, бананов и ананасов, с которыми я была знакома только по книгам. Моя юная душа прямо-таки закипала благородным гневом всякий раз, стоило мне это представить. Подумать только – труженики села не покладая рук устанавливают новые рекорды по сдаче продовольствия государству, а вот такие трутни-шкуродеры портят все на корню на радость подлым империалистам-буржуям. Про рекорды я знала из радиопередачи «Сельский час», слушала ее каждый день. О них же рапортовала и местная газета «Заря коммунизма», которую я изучала от нечего делать. С азартом следила я за перипетиями социалистического соревнования. Болела за колхоз «Красный восход», который обычно боролся за лидерство с совхозом «Светлый путь».

Но как же мудрый отец-питон с парализующим взглядом мог позволить жадным жуликам и спекулянтам разворовывать народное достояние? Что ж, теперь он наконец-то пробудился ото сна и выдал нам талоны! Моя картина мира была совершенной, земная твердь покоилась на трех составных частях марксизма-ленинизма. И лишь одно темноватое облачко едва заметным пятнышком появилось на чистом небосклоне моего счастливого детства: что-то неуловимо странное в поведении Нины Ивановны после выступления в Доме культуры, какие-то мелкие детали вроде ее выражения лица никак не хотели вписываться в общее полотно и вызывали у меня непонятную тревогу. Впрочем, вскоре наступило лето, я отогнала неприятные предчувствия подальше и, как всегда, отправилась в Сосновку к бабушке, совсем позабыв об этой истории.

К содержанию

* * *